Плохие годы. Часть Вторая. Веселые похороны

Солнышко весело блестело на ярко синем небе летнего Еревана. От тепла сохли листья и трава, плавился асфальт, а металл нагревался так, что можно было печь блины на капоте автомобиля. Вдали блестела снежная шапка Арарата и это было единственной белой точкой на небе вот уже пару недель. Собрать бы все это тепло, да перенести на зиму.

Однако не до этого было Чуту, который буквально летел вниз с пятого этажа, перепрыгивая через две-три ступени. Ему было так весело, что даже лицо сияло. Давясь от смеха и держась за живот, он облокотился на подоконник окна второго этажа, чтобы хоть как-то перевести дух. Чут хрипел, мышцы лица болели, было тяжело дышать, но успокоиться он не мог. Всему виной была старшая сестренка Врежа Лилит.
На четыре года старше непутевого брата, эта целеустремленная и самостоятельная особа училась на втором курсе медицинского института. Училась, конечно же, на отлично. А еще играла на фортепиано, готовила, шила, вязала, читала, короче говоря, являлась до ужаса положительным персонажем, что отрицательно отражалось на существовании Чута в рамках отдельно взятой семьи. На фоне сестры, пятнадцатилетний троечник без каких-либо полезных навыков, кроме виртуозной игры в Супер-Марио и обладания полной коллекции фантиков жвачки «Турбо», выглядел удручающе. И хорошо бы ему спокойно дали перейти от состояния бесперспективного ученика к заднескамеечному студенту, так нет: сестра, возомнив себя готовой к шефству над братом, взялась доводить его до бешенства, ставя задачи по учебе, отслеживая присутствие в школе через учительницу географии и ограничивая беззаботное счастье чесания языком в любимой беседке. Обожаемый Нинтендо, и тот попал под лакированный сапог тирана и выдавался порционно - по часу в день. Чут был постоянным предметом насмешек друзей, хотя сами они тоже побаивались Лилит. Все эти драконовские меры, конечно же, никакого существенного влияния на брата не имели, но родители не могли нарадоваться на то, какая ответственная у Чута сестра, и что можно спокойно заниматься своими делами. А бабка, та вообще нахваливала Лилит так, как будто она уже открыла лекарство от рака и теперь ждет Нобелевской премии, чем несказанно раздражала соседок по дворовой скамейке. Буквально пару недель назад сестрой были обнаружены пачка сигарет и видеокассета сомнительного содержания в чулане, под ворохом детских игрушек (и что она там только могла искать!), что свело шансы Чута на сопротивление гонениям к нулю. Сестра, надо отдать ей должное, родителям ничего сообщила, но видеомагнитофон также пополнил список бытовых изделий ограниченного пользования.

Мрак существования Чута лишь изредка освещали лучи глупых поступков сестры, которые та делала в основном из-за излишней самостоятельности и самоуверенности. В первый раз Лилит с полной уверенностью заявила, что знает, какие цвета будут в моде зимой, так как до Армении мода доходит с задержкой на год, а она по видеоклипам определила, что сейчас носят в США. Сделав ставку на столь неопровержимые доводы дочери, мать с отцом заказали десять фиолетовых кожаных курток у знакомого челнока из Турции, истратив на это большую часть сбережений. Нетрудно догадаться, что к моменту нашего рассказа все родственницы, как и сама Лилит, уже два года ходили в фиолетовых куртках, так как продать удалось всего-навсего две. Впрочем, мать с отцом даже не пожурили Лилит. Отец, бывший инженер, заведовал отделом бытовой химии в небольшом магазине, а мать работала отоларингологом в поликлинике на улице Баграмяна. Брешь в домашнем бюджете была величиной с Гранд Каньон, но родители души не чаяли в дочери. «Сделай я хотя бы десятую часть этого,- думал Чут,- из меня бы тжвжик сделали на медленном, медленном огне».

Следующий раз сестра осчастливила брата, когда ненадолго влюбилась в однокурсника. Это время Чут вспоминал с бесконечной любовью. Брат был полностью забыт и заброшен! Он мог курить и тушить сигареты об ее любимый белый халат, она бы даже не заметила. Все дни проходили в обсуждениях по телефону кто и где Его видел, что Он ел в буфете, что Его сестра сказала подруге о Лилит и прочей чепухи - по мнению Чута естетственно. К несчастью Чута, сестра была еще и красива, поэтому парень очень скоро смиренно попросил о встрече. Пару недель все шло хорошо: разговоры по телефону, свидания, цветы, обсуждение с подружками. Свобода и раздолье! Чут даже один раз курил в комнате, играя в Мортал Комбат. И надо же, оказалось, что этот горе-ухажер слушает рабиз , смотрит индийские фильмы и любит носить белые носки. Парень сошел с дистанции не успев даже серьезно напортачить, и все раздражение сестренки обратилось на безвинного Чута.

На пике преследований, когда Чут уже готовился к восстанию, сестра подкинула брату еще один повод небольшого, доброго братского счастья. Вычитала в какой-то газетенке название турецкой краски для волос с исключительно натуральными осветлителями, «которая красит не хуже европейских» и немедленно поехала на ярмарку, поставив себе цель: из русой стать блондинкой. Этикетка не врала, цвет поменялся значительно, только вот лежал он неравномерно, пятнами. Короче говоря, местами он был, а местами его не было вовсе. Увидев себя в зеркале, Лилит завопила так, что старики во дворе бросили играть в нарды. Дома творилось невероятное: сестра плакала, бабушка стенала, мать ахала и охала, отец, к счастью, был на работе, ну, а Чут, завидев сестру, начал хохотать. Потом сестра гонялась за Чутом с мухобойкой, а остальные бегали за сестрой, тщетно пытаясь ее успокоит. По совету соседки решили покрасить эти пятна ягуара более мягкой краской. Помогло это мало, даже можно сказать совсем наоборот, волосы приняли сиреневатый оттенок и встали дыбом, то ли от краски, то ли от нервного состояния сестры. Мать, бабушка и собравшиеся к этому времени тетя, соседки и подруги застыли в ужасе, как будто Арарат начал извергаться. Чут от смеха катался по полу. Совсем не подумав, он сравнил сестру с тетей Грануш, продавщицей мясного отдела, чей малиновый цвет волос радовал покупателей вот уже лет тридцать. Лилит свирепо посмотрела на него, сузив глаза, и промолчала. Возмездие явно было неотвратимо! Все еще надеясь поправить дело, Лилит созвала консилиум по перекрашиванию. Таким образом, мы дошли до полудня, когда очень голодный Чут, вернувшись из школы, постучал в дверь. Открыла сестра. Голова Лилит представляла собой очень интересное соцветие в стиле импрессионизма: сами волосы соломенного цвета, темно-желтые концы и мягко-сиреневые корни. Выкажи в этот момент Чут хотя бы толику братского сочувствия, это бы значительно облегчило его дальнейшую участь. К сожалению, Чут сдержаться не смог: сначала он испустил какой-то писк, потом начал содрогаться, вопя «Аааааахахахахаха, аааааахахахахаха, аааахахахаха». Заметив, что сестра схватила длинный рожок и вот-вот примется за его бока, он вихрем полетел вниз по лестнице. Вдогонку полетели упомянутый рожок и ботинок, но Чут уже был вне досягаемости.
____________________
Минут десять спустя Чут немного успокоился и посмотрел в окно на родной двор. Было жаркое лето 1995-го. Чуту уже исполнилось пятнадцать лет. Хоть он и был ростом выше среднего, худой и жилистый, прозвище к нему так и прилипло. Копна кудрявых черных волос, большие карие глаза, внушительный, с горбинкой нос, прыщавый лоб, пухлые губы и длинная шея - типичный подросток. Одет он был в черную футболку и черные штаны, чуть дутые, по тогдашней моде. Черные же туфли, с обрезанными носами, напоминающие миниатюрные «гробики» (в простонародье так и назвались), были отменно начищены. Это было отличительной чертой Чута. Он чистил туфли по сто раз на дню, и они блестели как сапоги гвардейцев на параде.

Зрелище, открывшееся взору Чута из окна было, мягко говоря, удручающим. Достаточно большой прямоугольный двор был метров шестьдесят в длину и сорок в ширину. Посреди двора стояла беседка, которая окружала длинный столб, метров 20-25 высотой. К столбу отовсюду тянулись провода и веревки для просушки выстиранной одежды. В единственном месте, где путь к столбу перекрывало большое дерево, веревки были натянуты прямо к нему. Стоит отметить, что развешивание стирки представляло собой целое искусство с его законами, подтекстом и непримиримой конкуренцией. Хаотично вывешенное белье могло поставить крест на репутации хозяйки. Белье развешивали, идеально подбирая по размерам, от маленького, детского, до больших полотенец и пододеяльников. Особо дотошные сортировали также по новизне, фактуре, а дамы с воображением и склонностью к изяществу, и по цветовой гамме. Самыми строгими судьями были, естественно, бабушки на лавочке. По всеобщему мнению, абсолютным победителем была Сируш из углового подъезда. От ее мастерства бабки получали эстетическое удовольствие и каждый раз восхищенно охали, когда она победно закрывала окно после развешивания белья. Бабульки готовы были сватать ее кому угодно, хоть своим внукам, не смотря на то, что девушка была «мегера-мегерой, да еще и толстая».
Также через столб были протянуты незаконные кабели «левого света». Эти же линии хаотично шли через весь двор, практически перекрывая небо над головой. Приземлись во дворе парашютист - добраться до земли у него шансов не было. В правой части двора находилась спортивная площадка. Ну, да когда-то. Ворота были одни, и никто не помнил - были ли вторые когда-либо. Вместо них лежали два камня, что делало забитый в эти ворота гол предметом толкования и ссор; даже до драк доходило. Площадка когда-то была заасфальтирована, а сейчас от асфальта осталась лишь пара островков, которые только мешал игрокам, но никто не решался вычистить их окончательно. За площадкой стояли четыре железных гаража еще советских времен и один новый, каменный, принадлежавший главному авторитету по кличке Биз . Еще, из примечательного во дворе были трансформаторная будка и свалка всякого хлама рядом с гаражами, которая когда-то служила «штабом» во время игры в войнушки.
Еще до плохих годов во дворе росло столько деревьев, что здания напротив были не видны. Теперь же осталось всего штук пять-шесть, да и те с редкой листвой, .
Сами здания своим состоянием ничем не уступали двору. При строительстве фасады домов были облицованы веселеньким розовым туфом, который был визитной карточной Еревана. Теперь они стали грязно-коричневыми и полосатыми от копоти. Практически из каждого окна торчали разной длины трубы от буржуек, которые коптили здание со всех сторон. Ко всему прочему, вооружившись благой целью увеличить свое жилое пространство, граждане принялись делать пристройки к домам, что в совокупности напоминало недоигранный Тетрис: где-то были пристроены балконы метров на пять вперед, где-то метра на два. Местами зияли дыры, так как денег на постройку не у всех хватало. Но один подъезд выглядел несуразнее всех, потому что первые два этажа отказались от постройки, а предприниматель с третьего решил пристроить на железных швеллерах свой балкон. Он успел поставить сами железки и натянуть пол, но потом разорился и уехал на заработки в Москву. Теперь это место служило навесом для машин. В левом углу двора был пулпулак , посвященный Гургену, который разбился на машине по дороге в Ялту в 73-м. Из дворовых ребят его никто не знал, но родниковую воду любили пить все. Чут обвел взглядом двор. Единственным ярким пятном во дворе была надпись «Led Zeppelin” масляными красками на стене трансформаторной будки. Краски отняли у хилого мальчишки, который случайно забрел к ним во двор. Не зная, что с ними можно сделать, решили украсить двор надписью.
«Похоже, поесть дома не получится,- подумал Чут,- и когда только она замуж выйдет и съедет к мужу. Хотя, что я говорю, кто эту ненормальную замуж возьмет: а возьмет, так выгонит пинком под зад через неделю. Зря я заржал, теперь не видать мне игр и видака пару недель. Ох, правду говорят, чем старше, тем больше проблем».

Во дворе прямо рядом с футбольным полем была насыпана горка песка высотой около метра. Песок предназначался для пристроек, которые уродовали здания. Некоторые из них бросили строить из-за нехватки денег, а еще две так и не получили разрешения, ну, скорее всего, по той же причине. И вот, горка песка для строительства понемногу опускалась и расползалась, и вскоре превратилась в песочницу для детишек.

В этой импровизированной песочнице играли двое детей – шустрая девочка лет пяти, в красном платьице, красненьких сандаликах, с симпатичными хвостиками, большими черными глазами и ранками на коленках. В метре от нее пытался смастерить куличик карапуз чуть больше года от роду. Девочка строила какие-то туннели и постоянно бегала за водой, чтобы скрепить стенки. Рядом на лавочке сидели родители и переругивались.
- Да не охота мне идти к твоим в гости, - произнес мужчина, - Опять соберется вся банда: тети, дяди, братья, сестры и начнут старую песню о том, какой твой брат умный, щедрый и добрый, как он помогает из Америки всем, а мы тут все тунеядцы и бездельники.
- А что, они не правы? Он там семью содержит и нам сюда деньги шлет. Как будто ему там не на что было потратить.
- Ну все, началось. Слушай, хватит, а! Сказал же, с Гаго бизнес начинаем.
- Ага, знаю я ваш бизнес. Будете из целых банок кофе наполовину отсыпать и на развес продавать? Этот идиот только на такое способен!
- Его столики у кинотеатра «Россия» и на Комитаса отличные деньги приносят. Он еще один открывает с видеокассетами. Надо просто закупить болванки и записать. Вот я с ним и хочу в долю войти.
- А ты у нас такой супер киновед и знаешь, какие фильмы надо записывать.
- Да что там знать: сейчас популярно все под Тарантино.
- Ох, чувствую я, опять у брата деньги будем просить, чтобы долги закрыть.

В этот момент у мальчика удался отличный куличик, прям по форме ведерка и он стоял и с восхищением смотрел на творение своих рук. К его несчастью сестренка в очередной раз собралась за водой. Она бегом пустилась к пулпуаку, даже не заметив, что снесла куличик брата. Мальчик на пару секунд замер, на его лице появилось страдальческое выражение, возмущение и глубокая обида. Без разгона мальчик перешел на такой вопль, что из окон начали выглядывать люди. Он орал и топал ногами. Несмотря на трагизм происшедшего, он так смешно надрывался, что все очевидцы начали смеяться, включая родителей.
- Вот! Моя жизнь! - констатировал отец мальчика, - растопчут все дело и даже не обернутся посмотреть.
- Дурак ты! - отозвалась жена, подхватывая мальчика на руки, - ничего, Каренчик джан, сейчас еще один сделаем, даже лучше, смотри..

Все смеялись, смеялся и Чут, глядя из окна, пока родители успокаивали ребенка.
В этот момент он заметил, что из соседнего подъезда вышел Негр. Это был высокий, симпатичный парень, с нагеленными волосами, в узких черных джинсах и белой футболке с надписью USA, которую, понятно, ему привезли из Америки.

Заметив Чута, он рукой поманил его вниз. Чут обернулся и начал спускаться по лестнице, смотря вверх. Потолок в подъезде был облеплен горелыми спичками. Есть такая забава у детей, поджечь спичку и кинуть в потолок. Если спичка долетит все еще горя, то прилипнет к потолку и вокруг образуется черное пятно. «Да, - подумал Чут, - все-таки мы детьми были такими болванами. Хотя теперь дети еще хуже»
__________________
Чут спустился и подошел к Негру.
- Что там? – спросил Чут.
- Собирайся на панихиду, - сказал Негр, дожевывая печеньку.
- Что-то сегодня не хочется. Настроение не панихидное.
- А придется. У Матевосяна мать скончалась. Надо заглянуть, посочувствовать.- У Матевосяна мать была жива?
Матевосян был их учитель химии, которому было далеко за шестьдесят, и который был очень интересным человеком, с хорошим чувством юмора. Хоть парни и не грозили стать будущими Менделеевыми или Лавуазье, но были очень активными и нравились учителю. В отличие от других предметов, на уроки Матевосяна все ходили с удовольствием.
- Хреново, придется пойти. Только держись от меня подальше там. Я и так не могу на таких мероприятиях быть серьезным, так еще сегодня сестренка начудила и у меня настроение приподнятое.- Да ну, что случилось? - с интересом спросил Негр.
- Слушай, а у тебя нет больше печенек, а? Подыхаю с голоду!
- Нет, это последняя была. Чего же ты дома не покушал?
Чут в красках рассказал про цвета, которые приняла голова сестры и свое позорное бегство. Негр, который был также не раз бит и посрамлен Лилит, хихикал, фыркал и даже откровенно ржал.
- Слушай, а сколько старушке-то лет было? Они небось с Лениным в одну гимназию ходили, - спросил Чут.
- Откуда я знаю. Много, наверное, под сто восемьдесят.
- И что мы должны подарить?
- Конфеты и коньяк! Ты ненормальный? Что за «подарить»? Это же не ее крестины! Мы просто купим цветочков и все.
- У меня всего двести драмов на руках.
- Ну, и у меня тоже не больше.
- Значит, максимум можем штуки четыре гвоздик взять. Я около спортшколы дешевую точку видел.
- Ага, знаю я твои дешевые точки! Не ты ли Хулу посоветовал «дешевую точку» для покупки крутых черных туфель а-ля гробик?
- Эээээ, - отмахнулся Чут, скорчив недовольное лицо.

Если уж совсем начистоту, то в этом случае Чут был действительно виновен. Пару месяцев назад он услышал от соседа про точку дешевой обуви, где можно за полторы тысячи драмов купить модные чарохи и классические «гробики». Так как Чут не любил ничего делать один, то он уговорил пойти с собой Хула. Чутовского сорокового в наличии не оказалось, но он уговорил Хула взять две пары классических туфель тридцать девятого размера. По такой-то цене, грех не взять! Хул сильно сомневался в качестве столь дешевого товара, но Чут рьяно уговаривал, что это сбывают остатки разорившегося магазина, и только потому все так дешево. Продавцу оставалось только поддакивать и важно кивать.

Причина дешевизны выяснилась во время первого же дождя. Чрезвычайно довольный своей новой обувью Хул выбежал из школы, спеша домой на просмотр любимого сериала «Элен и ребята». Приметив отличное висячее место на пороге трамвая, Хул рванул к нему, шлепая по лужам. Уже запрыгнув на порог и прислонившись к двери, дабы не дать водителю ее закрыть, Хул почувствовал необычную легкость в ногах. Подняв одну ногу он с ужасом обнаружил, что подошва на туфле отсутствует. То же самое было со второй. На местах швов остались кусочки чего-то, напоминающие прессованный картон. Доехав до своей остановки, несчастный Хул побрел домой, осторожно переставляя ноги параллельно асфальту, как робот, чтобы никто не заметил пропажу подошвы, и ежесекундно поминая Чута совсем недружескими эпитетами. Как потом выяснилось, это была бутафорская обувь, которую бедняки покупали, дабы не класть покойника в гроб в новой дорогой обуви. Еще неделю Хул гонял Чута по всему двору, а ребята издевались над Хулом на все лады.
- Слушай, ну в этот раз точняк. Там уже люди сто раз брали. Все путем.
- Ну ладно, пойдем, поглядим, что там за гвоздики.
____________________
Вначале продавец цветов клялся и божился, что цветы наисвежайшие, звал в свидетели всех родственников, семью и друзей, призывал на свою голову все несчастья, хвори и болезни, если врет, обижался на скептические комментарии ребят и выказывал праведный гнев недоверчивости молодежи в столь сложное для родины время. Однако, как только стало ясно, что получить у ребят много не получится, тактика сразу поменялась.
- Вы что, за эти копейки хризантемы с камелиями хотите? Да и какая вам разница, она же не собирается держать их в вазе на трюмо?! Зайдете потихоньку, да и положите у ног.
Этот аргумент явно возымел большее действие, ребята переглянулись, пожали плечами и взяли четыре гвоздики, перевязанные траурно-черной ленточкой.
____________________
Три остановки в гору прошли за продолжением обсуждения прически Лилит и ребята дошли до нужного подъезда совсем не в траурном настроении. Это было высокое здание в шестнадцать этажей: обыкновенная панельная коробочка.
- Ну все, все, теперь успокоились и поднимаемся, - сквозь улыбку проговорил Негр.
Мальчики чуть подобрались, попытались сделать скорбную гримасу, но снова прыснули со смеха. И опять на то, чтобы успокоиться, ушло минут пять. Радом начали проходить гости и мальчики сочли правильным отойти от подъезда за угол здания. Спустя несколько минут Негр наконец-то тряхнул головой, глубоко вдохнул и выдохнул и с трудом проговорил:
- Кончай ржать, придурок, опозоримся. На, бери цветы и иди вперед, я пойду за тобой, через минут пять, чтобы мы друг друга не видели. Реально опозоримся!
- Ой,… ой,… ой, - вздыхал Чут, пытавшись отдышаться, - сам иди первый. Я не смогу. Ой...
- Ладно, давай на камень, ножницы, бумага.
- Давай.
Разыграли. Первым идти довелось все-таки Чуту.
- Вот…,- выругался Чут, - Ладно, давай цветы.

Негр всю дорогу нес цветы вниз головой и перевернул их, чтобы красиво передать Чуту. Далее последовала небольшая пауза, и ребята присели на пол, трясясь в безудержных пароксизмах смеха. При перевороте цветы, которые должны были встать красивым квадратиком, обвисли как банановая кожура, без мякоти посередине. На этот раз, чтобы успокоиться, ушло минут десять. Ребята просто не могли смотреть друг на друга. На глазах проступили слезы, и смех перешел в хрипы.
- Я нисколько не удивлен! Вот нисколечко! - еле удалось произнести Негру, - твоя классная, дешевая точка такой и должна была быть. Обманул, все-таки, этот говнюк, чтоб ему разом все было, что он на свою голову призывал.
- Что это моя точка?! А где у самого глаза были, - попытался оправдаться Чут, - все равно у нас на большее бабок не было.
- Ладно, все равно отдавать тебе, вали уже, не могу на тебя смотреть, - устало сказал Негр.
____________________
Чут, неимоверным усилием воли почти привел себя во вразумительное состояние и двинулся наверх, в квартиру учителя. Электричества не было, так что поднимались на десятый этаж высотки пешком. Подойдя к двери, Чут еще пару раз выдохнул, как штангист перед третьим подходом, и решительно зашел в открытую настежь дверь.
Несмотря на отсутствие электричества в квартире было довольно светло. Сочувствующих пришло не так уж много, и все они толпились в прихожей и на кухне. Гостей встречал сам учитель, с довольно обыденным лицом. Было видно, что потеря потерей, но уход матушки, которая родилась в 19-м столетии, не то чтобы разбило сердце старика. В прихожей мужчины толковали о политике, а на кухне женщины пили кофе и, судя по оживленности разговора, обсуждали очередной сериал.

Чут подошел к учителю, важно посочувствовал и стал искать глазами, куда бы поскорее пристроить цветы.
- Проходи, балик джан, проходи, - сказал учитель и показал на большую комнату прямо за прихожей.
Чут прошел в комнату, где был только гроб с усопшей и стулья около стенок, резво пристроил цветочки, даже можно сказать подсунул их под другие и занял место у стенки. В комнате было всего три скучающих старичка, которые, посидев пару минут, вышли курить. Чут с ужасом обнаружил, что сидит совершенно один в комнате с гробом. От несуразности ситуации где-то в груди Чута опять начала свербеть преступная смешинка. «Вот засада,- подумал Чут,- сейчас если выйду точно не выдержу, надо отсидеться и думать о чем-то грустном, да хотя бы об этой бабке. Интересно, как ее звали». Тут Чут совершил трагическую ошибку и посмотрел на один из венков, которые лежали вокруг гроба в поисках имени. Надпись гласила на русском «Нашей любимой учительнице Сарингюль Гарсевановне». Это было уже слишком. Чут крякнул, как петух перед схваткой, прикрыл рукой рот и стал трястись. В этот самый момент, будь он неладен, в комнату просунулась голова Негра. При виде одиноко горюющего у гроба усопшей друга, Негр пискнул и ретировался со скоростью напуганного светом таракана. Выбежав в подъезд, Негр еле заполз на площадку этажом выше и присел на красивый новый коврик с английской надписью WELCOME. В это время Чут потихоньку терпел поражение в неравной борьбе с подступающей истерикой. Он сидел скрючившись, закрыв двумя руками лицо и трясся. Но пренебрежительное отношение Чута к таинству смерти явно вызвало гнев на небесах, и они решили в этот вечер подвергнуть его всем возможным испытаниям. В комнату вошли три женщины преклонных лет, по всей видимости ученицы усопшей, и с умилением на лицах уставились на Чута.
- А кто это?- шепотом спросила полненькая дама с осветленными волосами у высокой тетушки в очках с цепочками,.
- Внук, наверно, - прошептала третья, маленькая бабушка в жакете, несмотря на жаркую погоду, - или правнук.
- Вы смотрите - как убивается!- покачала головой полненькая.
- Наверно, любил бабку, - поддакивала маленькая, - или прабабку.
- А мой внук, помирать буду, стакан воды не подаст, - верещала высокая.
Подойдя с двух сторон к Чуту женщины присели, приобняли его за плечи и принялись утешать.
- Ничего дорогой, она уже свое отжила, у нее была счастливая жизнь, - сюсюкалась полненькая.
- Жизнь продолжается, дорогой. Она бы хотела, чтобы ты жил дальше и помнил о ней, - хныкала высокая.
- Дайте, дайте ему выплакаться и он сразу же успокоится, - важно сказала маленькая.

Так близко к провалу Чут еще не был, вернее он был близок к потере сознания, либо к инфаркту. Прикусив губы с такой силой, что уже чувствовал вкус крови, он лишь крепче прижал руки к лицу и протяжно мычал. Мучение продолжалось минуты три, пока в комнату не вошел хозяин. Дамочки поднялись с места и подошли к нему, дав Чуту единственную возможность ускользнуть. Чут просто упал на колени и за спинами женщин прополз в прихожую. Тут он, уже не стесняясь, просеменил на четвереньках в подъезд и, держась за поручни в полуобморочном состоянии, доковылял до верхнего этажа. Но и тут не было Чуту покоя: на полу, обняв коврик WELCOME, лежал Негр. Уже не в силах даже смеяться, Чут просто лег рядом, издавая звуки, напоминающие, скорее, плачь, чем смех.
____________________
Уходили по-английски, не попрощавшись. Дождались пока на площадке никого не оказалось, и проскользнули вниз по лестнице. Четыре остановки до дому бежали, скалясь во все лицо. Перевели дух, лишь добежав до беседки. Прошло минут десять перед тем, как Негр смог произнести первые слова.
- Уф. Ну что, пойдешь ко мне видак смотреть вечером? Я новый фильм в прокате около Каскада взял, называется «Подозрительные лица». Говорят бомба! Не Тарантино, но точно как он.
- Нет, все, я домой, спать.
- Ты чего? Еще и девяти нет.
- Сил нет. Все, я спасть.
Чут спрыгнул со стола, на котором сидел, и поплелся к дому.
Открыла сестра. На голове была завязана косынка. Надменно смотря на брата, она провела его взглядом до дивана, куда он плюхнулся, совершенно обессиленный.
Сестра зашла за ним в комнату, медленно дошла до дивана, встала перед ним и сняла косынку.
- Ну, что же ты не смеешься? – с вызовом проговорила Лилит, - ну, давай, скажи что-нибудь.- Лилит джан! Моя родная сестренка! - устало сказал Чут, - я больше никогда, ни за что и ни в коем случае не буду смеяться!


_____________________________

Тжвжик – армянское блюдо из печени, которое готовится на медленном огне. Рецепт ищите в интернете
Рабиз – армянская застольная, траурная и блатная музыка низкого (по моему мнению) качества. Происходит от названия советской организации «РАБочее ИСкусство» в которую входили исполнители народных мелодий.
Биз - Шило
Пулпулак – Питьевой фонтанчик

Дождливый сентябрь 2013