de omnibus dubitandum 37. 477

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ (1680-1682)

     Глава 37.477. ПРИВЕРЖЕНЕЦ СТАРИНЫ ВО ВСЁМ…

    «И по тиранском оном мучении, — рассказывает (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) младший Матвеев, — вывели его, господина Нарышкина, из Кремля за Спасские ворота, на Красную площадь. И тут, по своему обыклому жестокосердию, обступя вкруг со всех сторон вместе, на копья выше себя, подняв кверху и, вниз опустя, руки и ноги и голову ему отсекли, а тело его с криком многонародных голосов своих, по зверскому неистовству и по лютому человекоубийству, на мелкие части рассекли и, с грязью смешали» {Матвеев А.А. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи. М., 1997. С. 385}.

    Однако убийства на этом не прекратились: черный список содержал еще немало обреченных на «побиение» жертв. В тот же день (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) в церкви Святителя Николая на Хлынове, между Тверскими и Никитскими воротами, был схвачен боярин Иван Максимович Языков, которого выдал слуга его приятеля, случайно встретившийся ему по пути к убежищу.

    Языков за молчание подарил слуге дорогой перстень, но тот сразу же побежал к стрельцам с доносом. Ивана Максимовича схватили и привели на Красную площадь, где подняли на копья и зарубили бердышами. Таков был конец иностранного наемника, дворянина, по утверждению продажных горе-историков, в основном еврейской национальности, выдающегося государственного деятеля.

    Вскоре там же были казнены немецкие доктора Даниил фон Гаден и Иоганн Гутменш, обвиненные в отравлении царя Федора. Останки всех убитых 15–17 мая по-прежнему валялись в грязи — стрельцы не позволяли родственникам хоронить их. Лишь преданный слуга Артамона Матвеева (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) арап Иван не побоялся гнева убийц — среди дня открыто пришел на площадь и собрал куски тела своего господина в простыню.

    Стрельцы при виде такой самоотверженности не стали ему препятствовать. Иван принес останки Матвеева домой и организовал их погребение на приходском кладбище церкви Святителя Николая на Покровке. После этого случая стрелецкие предводители разрешили похоронить тела других казненных. Сильвестр Медведев утверждает, что в данном случае они откликнулись на просьбу царевны Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны, старшей дочери Алексея Михайловича и Марии Милославской - Л.С.).

    Можно с уверенностью утверждать, что руководителем заговора, приведшего к кровавому стрелецкому бунту, являлся боярин Иван Михайлович Милославский, «муж прехитрого и зело коварного в обольщениях характера», «в злобах лютый супостат», привыкший делать «всякие человекам пакости». Однако по большей части он оставался в тени. Основную роль в деле агитации в стрелецких полках взял на себя боярин князь Иван Андреевич Хованский. По отзыву проверенного горе-историка С.М. Соловьева, это был «человек энергический, смелый, но без рассудительности, природа порывистая, беспокойная, заносящаяся, верно очерченная в народном прозвище Тараруй» [Болтун, пустомеля].

    «Приверженец старины во всём», он ненавидел вошедших в правящую верхушку представителей незначительных дворянских родов, стоявших на лестнице сословного деления чуть выше холопов:  Нарышкиных, Матвеевых, Апраксиных, Языковых и Лихачевых.

    Считая себя обделенным почестями и не имея никакой правительственной должности, Хованский охотно примкнул к заговору. В силу увлекающейся харизматичной натуры он сразу выдвинулся на первый план в переговорах со стрельцами и быстро завоевал у них популярность. Судя по всему, князь Иван Андреевич был хорошим оратором, что обеспечило успех его агитации в полках столичного гарнизона. Неизвестный польский дипломат приводит в дневнике обращенную к стрельцам речь князя (придуманную фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.), которая, судя по характерным деталям, воспроизведена с большой точностью:

    — Вы сами видите, какое тяжелое ярмо наложено было на вас и до сих пор не облегчено, а между тем царем (настоящим Петром Алексееевичем, 29.6.1665 г.р. - Л.С.) вам избрали стрелецкого сына по матери [Кирилл Полуектович Нарышкин в свое время был стрелецким полковником]. Увидите, что не только жалованья и корму не дадут вам, но и заставят отбывать тяжелые повинности, как это было раньше; сыновья же ваши будут вечными рабами у них. Но самое главное зло в том, что и вас, и нас отдадут в неволю к чужеземному ворогу, Москву погубят, а веру православную истребят. В особенности обратите внимание на то, что у нас не было долгое время царя, да и теперь иметь его не будем, если нагрянут те государи, которые имели этот титул [Намек на Смуту начала XVII века, когда на руский престол был приглашен сын польского короля Владислав IV Ваза, и перспективу новой польской интервенции в случае ослабления царской власти при 17-летнем Петре]. Мы заключили вечный мир с королем польским под Вязьмой по Поляновский рубеж, с клятвой отказавшись навеки от Смоленска; а теперь Бог покровительствует нам, отдавая отчизну в наши руки, а потому необходимо защищаться не только саблями и ножами, но даже зубами кусаться, и, сколько сил Господь Бог даст, необходимо радеть о родной земле {Дневник зверского избиения бояр… С. 14}.

    Как видим, оратор (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) старался играть на патриотических чувствах слушателей, призывая их не к бунту, а к выступлению во имя защиты отечества и восстановления справедливости.

    Помощником Ивана Андреевича Хованского был его старший сын Андрей (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.), столь же заносчивый и еще более неосторожный. По отзыву Матвеева, он «самомнительный был человек, токмо по фамилии своей княжеской всякого властолюбия суетного желал, но высокоумно безосновательную голову имел».

    Рост популярности Ивана Хованского в стрелецкой среде вполне устраивал Милославского, предпочитавшего руководить заговором, оставаясь в тени. Матвеев сравнивает его с обезьяной из басни Эзопа, которая вытаскивала каштаны из раскаленной жаровни лапами пойманной ею кошки: «…так точно с тем же действием он, господин Милославский, людей тех, безрассудливых Хованских князей, равно как обезьяна, в свои лукавые руки яко кошек помкнул и сделал участниками гнусных своих дел».

    Мемуарист перечисляет еще нескольких участников заговора: комнатного стольника Александра Милославского, «злодейственного и самого грубиана», а также племянников жены Ивана Милославского — стольников Ивана и Петра Толстых, «в уме зело острых и великого пронырства и мрачного зла в тайнах исполненных». Из стрелецких командиров к ним примыкали подполковники Иван Цыклер, «коварный, злокозненный человек», и Иван Озеров «из подлого новгородского дворянства».
Сложнее установить имена рядовых стрельцов, непосредственных агентов Милославского и Хованского в полках. Матвеев называет троих: Бориса Одинцова, Обросима Петрова и Кузьму Чермного. Однако, думается, в данном случае мемуарист допускает неточность. Если Одинцов, в самом деле, участвовал в организации стрелецкого бунта и, впоследствии был казнен вместе с князьями Хованскими, то Петров и Чермный в майских событиях вряд ли были активными действующими лицами, о чем свидетельствует тот факт, что во время производившегося в декабре тщательного «перебора» стрелецких полков с высылкой неблагонадежных из Москвы в пограничные города эти двое, были оставлены в составе столичного гарнизона, более того, вскоре вошли в круг доверенных людей нового начальника Стрелецкого приказа. Скорее всего, Матвеев путает с майским бунтом 1682 года участие Петрова и Чермного в событиях августа — сентября 1689 года. Подобные неточности неудивительны, поскольку Андрей Артамонович создавал свои мемуары (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) спустя почти три десятка лет после описываемых событий.
Борис Одинцов и другие выборные стрельцы, оставшиеся неизвестными, приходили по ночам в дом Милославского «на тайные разговоры» и «рапортовали» ему о своей деятельности, сводившейся главным образом к агитации в стрелецких полках в пользу царевича Ивана (на самом деле настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. - Л.С.):

    — Бояре неправедно учинили (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.), выбрав меньшего брата на царство, обошедши старшего! {См.: Матвеев А.А. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи. М., 1997. С. 370–371, 390}

    Если объединение Милославских, Хованских и Толстых в заговоре с целью провозглашения Ивана (на самом деле настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. - Л.С.) царем и физического устранения конкурентов в придворной борьбе не вызывает никаких сомнений, то роль царевны Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны, старшей дочери Алексея Михайловича и Марии Милославской - Л.С.) относится к числу дискуссионных проблем. Но прежде чем сопоставлять и оценивать различные мнения историков (пользующихся в своих исследованиях фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.), рассмотрим имеющиеся в нашем распоряжении скудные источники, касающиеся этого запутанного вопроса.

    Некоторые иностранные современники прямо говорят о Софье (на самом деле Евдокие Алексеевне, старшей дочери Алексея Михайловича и Марии Милославской - Л.С.) как об истинной руководительнице заговора. Неизвестный польский дипломат утверждает, что царевна «с преданными боярами» Милославским и Хованским «составила думу, как бы посадить на трон царевича Ивана (на самом деле настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. - Л.С.)». Однако это свидетельство обесценивается дальнейшим рассказом поляка о том, как Иван Нарышкин, «желая проникнуть в их тайные замыслы, стал напрашиваться» в эту тайную «думу» с категорическим заявлением:

    — Я боярин да думный дворянин, мне пригоже быть там!

    Старательное описание автором этой неправдоподобной ситуации совершенно подрывает доверие ко всему его сообщению. Не более убедительно и другое заявление польского анонима: «…царевна Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна, старшая дочь Алексея Михайловича и Марии Милославской - Л.С.) распустила по городу слух, приказав своим прислужникам кричать по улицам, что Иван Нарышкин убил царевича Ивана (на самом деле настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. - Л.С.), задушив его, а сама между тем скрыла его в своих покоях» {Дневник зверского избиения бояр… С. 14–15}.

    Другие источники подтверждают, что слух об «убиении» Ивана Алексеевича (на самом деле настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. - Л.С.) молниеносно распространился по Москве и послужил сигналом к началу стрелецкого восстания. Но был ли он пущен по приказу Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны, старшей дочери Алексея Михайловича и Марии Милославской - Л.С.)? В подобном утверждении можно усомниться из-за маленькой детали: не было никакого смысла прятать Ивана (на самом деле настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. - Л.С.) в покоях царевны, поскольку в пределах дворца скрыть истинное положение вещей было невозможно.

    Современный исследователь М.М. Галанов недавно опубликовал несколько ранее неизвестных иностранных источников о событиях 1682 года. Наибольший интерес среди них представляет отправленное в конце мая донесение польского резидента в Москве Станислава Бентковского королю Яну Собескому с подробностями о ходе и итогах стрелецкого мятежа.

    Резидент со всей определенностью утверждает:

    «Источником и первопричиной того бунта и страшной резни была царевна Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна, старшая дочь Алексея Михайловича и Марии Милославской - Л.С.), дочь старого царя и родная сестра Федора и (сводного брата – Л.С.) Ивана» (на самом деле настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. - Л.С.)».

    Он пишет, что Софья (на самом деле Евдокия Алексеевна, старшая дочь Алексея Михайловича и Марии Милославской - Л.С.)(фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности и, их последователей включая В. Наумова – Л.С.) решила «погубить настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. и вдохновить его противников, а также отомстить за смерть брата Федора, так как уже было необходимо выявить суть дела, а именно: было ли отравление. Уговорить стрельцов на восстание послали одного стольника и налили яд в пивные кружки, и когда они собрались выпить, стольник сказал им:

    — Наше боярство хотело сгубить много душ и может взять себе много воли, если оставить их без присмотра, и много наших может погибнуть, а бояре приказали сделать так, чтобы вас погубить, как царя с царицей (первой женой Федора Алексеевича Агафьей Грушецкой, которая якобы тоже была отравлена. — Л.С.) погубили. Предупреждаю вас, что в том вине есть яд.

    Для пробы дали выпить одну кружку стрельцу, и он тут же умер. Тот же стольник указал им на доктора. Они тут же схватили двух мужчин, которые выдали бояр, входивших в совет. Сперва, жестоко убили доктора, потом кинулись на бояр, которых посекли на куски, отрубив головы, руки и ноги, и побросали в болото…» {Иностранные источники по истории политической борьбы в России в 1682 г. С. 252–253}.


Рецензии