Хозяин Фермы

Рассказ: Хозяин Фермы

Автор: Витослав Ярлион



Эта история случилась знойным летом, а именно в августе. Конкретная дата не имела значения — в такой жаркий месяц дни сливались в единую раскалённую ленту, а время тянулось, как расплавленная смола.



Молодой парень по имени Джордж сидел на скрипучей веранде своего домика и уныло смотрел на бесконечный фронт работ. Покос травы, сбор урожая с кукурузного поля, где золотились спелые початки, — всё это нависало над ним тяжким бременем. Многие плоды уже освобождались от зелёных обёрток, обнажая сочные жёлтые зёрна, но Джорджа это зрелище не радовало.



Он сидел в кресле-качалке, которому, казалось, было лет сто — на нём ещё качалась его прабабушка. Сам дом достался ему по наследству после скоропостижной смерти деда, захлебнувшегося бурбоном в один из пятничных вечеров. Джордж оказался здесь, посреди ничего, не по своей воле. Будь у него выбор, он бы остался в городе, где были друзья и Анна — девушка, с которой они расстались всего месяц назад.



Парень злился — и на себя, и на обстоятельства. Его мимолётная связь с Джолин стала достоянием общественности, и пятилетние отношения с Анной рухнули в одночасье. Возможно, его бесило, что он споткнулся на ровном месте. Или дело было в деньгах: работа не ладилась, учёба закончилась два года назад, а с дипломом филолога он мог рассчитывать разве что на место курьера. Родители Джорджа погибли в автокатастрофе ещё когда он был подростком, других родственников не осталось. Спившийся вусмерть дед оставил этот проклятый домик в глуши. И пока Джордж решал, что делать с наследством, деньги в городе таяли на глазах — аренду платить было нечем.



Летний зной — 36 градусов и удушающая влажность — довершал картину вселенского неблагополучия. Джордж ненавидел такую погоду. В городе он пережидал жару под кондиционером, благо торговые центры и кафе были к его услугам. Да и в квартире тоже имелся. Здесь же, в старом деревянном доме, слово «кондиционер» звучало как насмешка. Даже открыв настежь все окна и двери, он не мог добиться ни прохлады, ни сквозняка — только горячий, спёртый воздух, пахнущий пылью и старым деревом.



Джордж обливался липким потом, сидел в кресле-качалке, скинув с себя всё лишнее, и чувствовал, как злость разъедает его изнутри. Он злился на Анну, на работу, на сдохший кондиционер в городской квартире, за которую нечем было платить, на деда-алкаша, на этот богом забытый край — но больше всего на самого себя.



Ближе к вечеру, когда терпение лопнуло, он поднялся, смахнул солёные капли со лба и пожалел, что не купил больше пива. Шесть бутылок, купленных по пути, были уничтожены ещё в первые два вечера. А до магазина — десяток километров, если не больше.



Он был один. Совершенно один. В доме, на ферме, на краю леса, подступавшего со всех сторон. Джордж скрипнул зубами, размышляя, зачем вообще выращивать кукурузу в такой глуши. Ни шоссе поблизости, ни ровной поверхности — земля была холмистой, будто её обработали полчища кротов.



Вдруг в небе появился чёрный ворон. Птица медленно кружила над полем, будто высматривая что-то. Джорджу стало интересно — что может делать эта чёрная птица в такую жару, когда все живое попряталось от солнца. Он проследил за её полётом, увидел, как та спланировала к опушке леса, и медленно направился туда — страдая от каждого движения, но надеясь, что с движением родится ветер, который обдует его разгорячённое тело.



Тропинка вилась между холмов. По пути Джордж разглядывал окрестности: кукурузу, разбросанный садовый инвентарь, лопаты, ржавые, но удивительно хорошо сохранившиеся вёдра. Амбар, сложенный из древних, почти сгнивших досок, выглядел так, словно вот-вот рухнет под собственным весом. И всё же, несмотря на то, что дед последние годы проводил то в больницах, то в гостях у собутыльников, ферма была в идеальном состоянии: сорняков почти не было, инструменты, даже ржавые, казались острыми и готовыми к работе. Словно кто-то невидимый ухаживал за этим местом.



Даже тропинка, бегущая между холмами, не заросла травой — значит, ею регулярно пользовались. Впрочем, все эти мысли медленно и вязко текли в голове Джорджа, который одним глазом следил за оранжевым солнцем и мысленно торопил его скорее скрыться за горизонтом.



Минут через пятнадцать он дошёл до того места, где, как ему казалось, сел ворон. Удивительно, но тропинка здесь не заканчивалась — она уходила дальше, в лес. Птицы уже не было видно, но из чащи доносилось приглушённое карканье.

«Ну что ж, дружище, приглашаешь?» — проворчал Джордж и решил, что зайти под сень деревьев будет отличной идеей. Наконец-то можно укрыться от палящего солнца.



В лесу действительно оказалось прохладнее. Дышать стало легче. Влажная прохлада обволакивала кожу, принося долгожданное облегчение. Сначала Джордж шёл по хвойному подлеску, вдыхая смолистый аромат, но вскоре его сменили широколиственные породы — раскидистые дубы, ольха, вязы. Их кроны создавали плотный зелёный купол, сквозь который почти не пробивался свет. Джордж посмотрел вверх и не увидел неба — только слои листьев, уходящие ввысь. Здесь, на земле, царили приятная прохлада и полумрак. Он улыбнулся и двинулся дальше.



В лесу стояла неестественная тишина. Не было ни хруста веток, ни птичьего пения, ни шорохов зверей. Ни единого дуновения ветра. Сначала Джорджу это нравилось — тишина казалась благом после дневного зноя. Но чем дальше он углублялся в чащу, тем сильнее по спине ползли мурашки — не от холода, а от смутного, мистического предчувствия. Воздух стал густым, плотным, им было трудно дышать. Слишком много странного случилось за этот день: ухоженная тропинка, чистый инвентарь, отсутствие сорняков, дом в хорошем состоянии без хозяина… А теперь — этот замерший, настороженный лес.



Ещё через пятнадцать минут тропинка вывела его на небольшую поляну, окружённую высокими деревьями. Их ветви, даже не соприкасаясь, сплетались в плотный ковёр, сквозь который не пробивался свет. Тропинка обрывалась у огромного дерева в центре. Сначала Джордж не понял, что перед ним. Показалось, это просто толстый, кривой ствол, обрубленный на высоте около трёх метров. Кора была тёмной, потрескавшейся.



Но когда глаза привыкли к полумраку, а солнце, уже почти скрывшись за горизонтом, бросило последний луч, он разглядел, что это вовсе не дерево. Нет, это было нечто иное — пугало. Но не обычное, не фигура человека и не чучело для отпугивания птиц. Вороны его не боялись — напротив, казалось, любили. Тот самый ворон, за которым следовал Джордж, сидел у него на плече. Он каркал — и из темноты ему отвечали сотни других птиц, сидевших на ветках вокруг поляны и в глубине леса.



Множество каркающих голосов, усиленных эхом, обрушилось на Джорджа. Звук был таким оглушительным, что у него заложило уши. В ужасе он закрыл их ладонями, но звук не стихал, отдаваясь в висках пульсирующей болью. Пугало пошевелилось. Его узловатые руки, ноги — или то, что можно было принять за конечности, — пришли в движение. Их было больше, чем у человека, — четыре, пять... восемь, и на каждой — десятки гибких, деревянных отростков, похожих на пальцы. Всем этим существо принялось ощупывать землю, медленно перенося свой вес вперёд, лениво перекатываясь, словно морской обитатель.



Джордж отшатнулся, сделал несколько шагов назад, но ноги его не слушались, стали ватными. Он шлёпнулся на пыльную тропинку, ощутив во рту привкус земли и гнили. Сидя на земле и глядя вверх, он видел, как трёхметровое пугало становилось всё выше, массивнее, невероятнее. С каждой секундой оно двигалось увереннее, его подобие туловища выпрямлялось, будто сутулый великан расправлял плечи. От существа пахло влажной древесиной, прелыми листьями и чем-то древним, забытым.



Вот оно достигло высоты в три с половиной метра, а может, и больше. Затем произошло нечто невообразимое: несколько самых крупных воронов уселись на то, что можно было назвать головой, замерли на мгновение, уставились на Джорджа и разом раскрыли клювы. И из этих птичьих глоток, синхронно, с лёгкой задержкой, словно из мегафона, прозвучали слова, прокатившиеся эхом:



«Новый… рад… хозяин… кровь старого… будем... дружить…»



Чудовище протянуло к Джорджу несколько рук с десятками узловатых пальцев. Деревянные щупальца скрипели, словно старые половицы. Ещё секунд двадцать — и они коснулись бы его. Парень, находившийся на грани нервного срыва, вскочил на ноги, закричал так, что даже вороны на голове пугала замолчали, закрыв клювы, — и бросился бежать.



Он мчался по тропинке назад, спотыкаясь о корни, падая, царапаясь о ветки, не разбирая дороги. Сердце колотилось где-то в горле, в ушах стоял звон. Он бежал, задыхаясь, срывая голос в крике, оглядываясь через плечо на темнеющий лес. Он бежал прочь из леса, с фермы, от этого места — куда угодно. Теперь он понимал, почему его дед пил и почему умер именно так. Как назло именно сейчас одно его желание сбылось: солнце наконец село, жара уступила место ночной прохладе. Но в наступившей темноте - один, в панике, Джордж едва ли был этому рад.



Ночь для нового хозяина фермы только начиналась.