Королевство размером с клумбу

        Спальня была погружена в идеальную тишину. За секунду до пробуждения по стенам и потолку пробежала легкая световая волна. В этом предрассветном сумраке неподвижная фигура под одеялом казалась частью интерьера. Так Лев и спал: правильно, в совершенном покое, почти не двигаясь, как будто и во сне соблюдал расписание. Он не ворочался, не видел беспокойных снов — только рекомендованные системой восстанавливающие сновидения, если они вообще были. Его отдых был таким же спланированным, как и его день.
        Лев был идеальным гражданином кластера «Гармония». Художник-озеленитель 3-го разряда. Человек, чьим главным талантом была неукоснительная любовь к правильному порядку — тому, что состоит из тишины, плавных линий и предсказуемых ритуалов. Его лицо в состоянии покоя было почти пустым — не от глупости, а от отсутствия внутреннего ветра, который мог бы его беспокоить. В этом была его суть: он был гладким, отполированным элементом системы, не имевшим лишних граней.
        Свет набрал силу, и Лев открыл глаза. На его губах играла чуть заметная, неосознанная улыбка — та самая, что предписывалась протоколом утреннего пробуждения для граждан его кластера. Он поднялся с кровати одним плавным движением, и его день начался.
        Выйдя на балкон, Лев приступил к выполнению пяти упражнений, которые укладывались в его точное расписание. Настолько точное, что кот, наблюдавший за ним с соседнего балкона каждый день, начинал умываться ровно в 9:15. Делая упражнения, Лев бросал взгляд на дома своего безупречного района «Гармония-7». А где-то на горизонте угадывались силиконовые сады «Созидателей» и купола «Медиаторов».
        Закончив пятое упражнение, Лев вернулся в квартиру. В безупречно чистой ванной его уже ждала зубная щётка с порцией пасты — ровно той, что требовалась для двухминутной чистки, рекомендованной протоколом для здоровья дёсен и поддержания социальной гармонии.
        На кухне его ждал свежий, слегка теплый питательный батончик с овсяно-яблочным вкусом и стакан воды температуры ровно 21°C. Система давно вычислила, что этот вариант оптимален для его метаболизма и не вызывает дискомфорта. Стоя у столешницы, Лев сделал три больших глотка и, сосредоточенно пережевывая, медленно и методично съел батончик. Он не испытывал особого восторга от съеденного, но и не чувствовал разочарования. Вкус был, если можно так выразиться, оптимальным. Система, как заботливая, но лишённая фантазии тётя, знала, что для него лучше.
        Ровно в 9:48 он был в подземном гараже. Его автомобиль — лаконичный куб нежно-оливкового цвета — уже бесшумно ожидал его, развернувшись к выходу. Дверь отъехала в сторону, точно в такт его шагу. Лев сел в кресло, и оно мягко обняло его контуры. Дверь закрылась. Машина тронулась с места и, не издав ни звука, вырулила на автостраду, чтобы безупречно влиться в поток машин его кластера «Гармония».

        Местом работы Льва был Сектор зелёных насаждений №7 — огромная аллея, засаженная идеально прямоугольными кустами, которые требовалось ежедневно подравнивать. Сектор встретил его почти полной тишиной, нарушаемой лишь щебетанием одобренных системой птиц. Вдалеке виднелись ещё несколько фигур, начинавших свой день в том же ритме. Артём, его коллега, шагал рядом к своему «прямоугольнику» — их расписания, как и всё остальное, были синхронизированы.
        Лев взял свои садовые ножницы. День начался по-настоящему.
        Подойдя к своему участку — ряду безупречных зелёных параллелепипедов, — он включил ножницы, и их ровное жужжание стало частью утренней симфонии. Его движения были выверены и экономичны: он не творил, а возвращал миру его идеальную форму, срезая десяток выбившихся за ночь листочков.
        Рядом, на соседнем ряду, работал Артём. После недолгого молчания он спросил:
        — Помнишь, в школе на «Основах системной геометрии» нам показывали схему кластеров? Я тогда не очень понял про «Вектор-Силу». Такая милитаристская эстетика... Не понимаю я их. Агрессивные какие-то.
        Лев спокойно продолжал работу, не отрываясь от куста.
        — Они не агрессивные, Артём. Они — целеустремлённые. У них другой психотип. Им для гармонии нужны вызов, конкуренция, чёткая иерархия. Мы в «Гармонии» создаём красоту и порядок, а они его защищают.
        — Но почему они не могут быть... другими? — в голосе Артёма слышалось недоумение. — Спокойными, как мы?
        Лев на секунду оторвался от работы, с лёгким удивлением взглянув на коллегу.
        — Они и не должны быть другими. Система не ограничивает, она даёт возможности. Представь, если бы кого-то из «Вектора» поместили в наш кластер. Он бы зачах от скуки. А кто-то из нас в их условиях — сгорел бы от стресса. «Вектор» — это не угроза. Это... защитный механизм. Они решают внешние задачи, чтобы нам не приходилось о них думать. Каждый встроен в систему, все на своём месте и по-своему счастливы.
        Разговор иссяк, и они продолжили работу в привычном, комфортном молчании. День тек своим чередом — размеренно и безупречно. Смены кустов, перерывы по расписанию, тихий обед в столовой с видом на такие же безупречные парки.

        Свет в куполе парка смягчился, перейдя на вечерний режим. Лев протянул руку, и подлетевший сервисный дрон бесшумно принял ножницы, после чего скрылся за зелёными прямоугольниками кустов. С чувством лёгкой, приятной усталости и глубокого удовлетворения Лев направился к стоянке сектора, где его уже ждал автомобиль.
        Машина бесшумно вырулила с парковки и сразу встроилась в вечерний поток «Гармонии». В соседнем ряду, как всегда в это время, двигался такой же оливковый автомобиль. За его стеклом — знакомая блондинка.
        Их взгляды встретились. Она чуть улыбнулась. Лев ответил ей такой же сдержанной, привычной улыбкой. Он не знал её имени, но этот мимолётный контакт, этот обмен знаками внимания был важной частью вечера, завершающим аккордом, успокаивающим перед возвращением домой.
        Умиротворённый, Лев откинулся в кресле, и его взгляд скользнул по дороге. Поток тёк меж стройных зданий, где на фасадах светились спокойные голограммы — пейзажи с озёрами, формулы гармонии, призывы к размеренному вечеру. Всё было выдержано в приглушенной, пастельной гамме. Её присутствие в потоке было таким же неотъемлемым элементом этого порядка, как и эти беззвучные послания с фасадов.

        Всё началось четыре недели назад, когда его автомобиль, по воле системы, стал выезжать из парка на десять секунд позже. Ровно настолько, чтобы их маршруты пересеклись. Сначала это была просто улыбка незнакомки. Потом — ритуал. И Лев начал понимать: она появилась в его жизни не случайно. Это был расчёт, безошибочный и мудрый. Теперь его безупречный день, и без того наполненный смыслом, приобрёл новую, драгоценную вершину — момент, когда в потоке машин он встречал её взгляд.
        А две недели назад её автомобиль стал выезжать утром на те же десять секунд позже, подарив им и утреннюю встречу. Так система, словно опытный режиссёр, выстраивала их роман по всем правилам драматургии. И Лев был бесконечно благодарен. Теперь он просыпался не только для своей прекрасной жизни, но и для предвкушения её улыбки, утреннего чуда, встроенного в его расписание. Его жизнь, и до того размеренная, перетекла в новый, более совершенный порядок.

        Утро следующего дня началось в том же безупречном ритме. Ровно в 9:48 Лев был в гараже, его оливковый автомобиль бесшумно тронулся с места. Машина, подчиняясь высшему знанию, без суеты заняла своё законное место в потоке. Она катилась вровень с другими, как будто все они были детьми, держащимися за невидимую верёвочку во время прогулки. Система с материнской заботой следила, чтобы никто не споткнулся и не отстал.
        Лев сидел в кресле, наблюдая за знакомыми улицами, и где-то глубоко внутри ощущал ту же лёгкую, приятную спешку — ожидание нового дня. Через несколько минут плавного движения произошло то, чего он уже сознательно ждал. Справа, словно из ниоткуда, появился знакомый оливковый автомобиль и занял место в соседнем ряду. Блондинка посмотрела на него и улыбнулась своей сдержанной улыбкой. Лев ответил ей тем же. На этот раз в его улыбке было не просто привычное приветствие, а подтверждение: мир работает правильно. Их ежедневная встреча состоялась вновь, и это было таким же неотъемлемым элементом гармонии, как и безупречно ровные линии зданий за окном.
        Они ехали так бок о бок до самого съезда к сектору зелёных насаждений. Когда автомобиль Льва плавно начал смещаться к выходу, он в последний раз кивнул ей на прощание. Она ответила лёгкой улыбкой. Ритуал был соблюдён.

        Лев вернулся к своему ряду зелёных параллелепипедов. Утренняя встреча задала правильный тон, и он с новым усердием принялся за работу. Ровное жужжание его ножниц сливалось с общим гулом сектора.
        Рядом, на соседнем ряду, работал Артём. После недолгого молчания он заговорил, не поднимая глаз от куста:
        — Лев, а ты не думал... вот это их «решение внешних задач»... А что, если эти задачи... не совсем внешние? Что, если они нужны, чтобы контролировать...
        В этот самый момент, на слове «контролировать», ножницы в руках Льва издали короткий, сухой щелчок — треснула рукоятка. Лев лишь успел удивлённо посмотреть на инструмент, как рядом уже бесшумно завис сервисный дрон. Он ловко подхватил сломанные ножницы и вложил в руку Льва новые. Весь процесс занял три секунды.
        Артём, отвлёкшись, наблюдал за этим. Мысль, которую он не договорил, повисла в воздухе и растаяла. Лев посмотрел на Артёма не с осуждением, а с искренним недоумением, почти жалостью.
        — Контролировать кого, Артём? Нас? Зачем? — Он плавно провёл новыми ножницами, срезая ветку. — Система дала нам всё: работу по душе, безопасность, предсказуемость. Скоро она подберёт нам и пару. Она о нас заботится. «Вектор» — часть этой заботы. Они счастливы по-своему, мы — по-своему. Искать здесь угрозу — это и есть дисгармония.

        Артём смотрел в землю, смущённый.
        — Да... наверное, ты прав. Это неэффективно — сомневаться в архитектуре системы.
        — Совершенно верно, — уверенно сказал Лев, возвращаясь к работе. — Архитектура проверена. Она идеальна.

        Рабочий день завершился с той же бесшумной точностью, с какой и начался. Лев, спокойный и умиротворённый, шёл по безупречному асфальту к стоянке.
        Из-за угла здания, нарушая все законы физики и гармонии, выскочил человек. Немытый, небритый и абсолютно несанкционированный. Он пахнул пылью Архивной зоны, кислым потом и чем-то горьким, чего Лев не знал.
        — Лёва! Квадратный! — просипел он. Глаза горели лихорадочным блеском.
        Лев отшатнулся, сердце заколотилось вразрез с предписанным ритмом. Это был Серёга. Точнее, Сергей. Серегой он был лет двадцать назад, когда они стояли у одних школьных ворот.
        Серёга осклабился, видя его ужас. Он сделал шаг вперёд, загораживая путь к машине.
        — Ну, что? Узнал? — его голос был сиплым и ядовитым. — А я гляжу, ты весь под системой? Дышишь по уставу, "квадратный"? Красиво живёшь... Чисто. А я там, в Архиве, по тебе скучаю. По нашему Лёве. Тому, который был. Которого они из тебя вытравили.
        Он выдержал паузу, давая словам впитаться. Лев стоял, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд от этого призрака из другого мира, вставшего на пути его безупречного вечера.
        — А знаешь, в чём твоя проблема? — Серёга фальшиво-сочувственно покачал головой. — Ты думаешь, они тебя любят за твою правильность? Да им лишь бы ты не отсвечивал. Ты для них — смазанный винтик. А я... я хоть гайка кривая, зато живая.
        В этот момент воздух над ними резко завибрировал. С оглушительным жужжанием между Львом и Серёгой завис дрон, мгновенно трансформировавшись в угрожающую форму с шипами и ослепляющим светом, создавая непроходимый барьер.
        Серёга, зная, что времени нет, с вызовом посмотрел поверх дрона на бледного Льва.
        — Ладно, винтик... Хоть плюнуть на твой порядок успею.
        Он медленно, с вызовом, плюнул на идеальный асфальт, развернулся и быстрыми шагами скрылся за углом.
        Дрон, не преследуя его, немедленно переключился на Льва: распылил успокаивающий аэрозоль, спроецировал умиротворяющие круги и произнёс сухим, протокольным языком: «Лев. Дышите. Контакт прекращён. Дисгармония устранена».

        Потрясённый, Лев машинально сел в машину. Он не смотрел по сторонам, перед глазами всё ещё стояло искажённое лицо Серёги и пятно на асфальте. Машина тронулась. Он почувствовал, не глядя в окно — ритм изменился. Не было привычного плавного скольжения. Его автомобиль дёргался в потоке, его окружало, сжимало. Лев поднял голову.
        Мир за стеклом стал чужим. Лаконичные, пастельные рекламные щиты сменились динамичными плакатами, прославляющими мощь, дисциплину и результат. Голографические декорации изображали не умиротворяющие пейзажи, а строгие архитектурные формы и символы доминирования.
        Но главное были не щиты. Главное — они. Его оливковый автомобиль был зажат в потоке угловатых, милитаризованных машин «Вектора». Сквозь стекла он видел собранные, словно натянутая струна, лица, слышал отрывистый смех и рёв мощных, нетерпеливых двигателей. Их энергия — агрессивная, чуждая — физически давила на него. Кто-то с нескрываемым раздражением смотрел на его «неправильную» машину. Другой ловил его взгляд с холодным, изучающим любопытством. Лев был для них таким же чужаком из другого кластера, нарушившим их порядок.
        Вчерашние слова Артёма и его собственные уверенные объяснения о «защитном механизме» мгновенно испарились, сменяясь первобытным страхом.
        Лев вжался в кресло, стараясь стать меньше, невидимым. Агрессивный рёв чужих двигателей, резкие сигналы, давящие взгляды — всё это сливалось в один сплошной гул, в котором тонули мысли. Он не думал о работе, о завтрашнем дне, о кустах. Даже образ блондинки, утренней улыбки, был стёрт из оперативной памяти его сознания, перегруженной этим хаосом.
        Он просто плыл в этом враждебном потоке, желая лишь одного: как можно быстрее оказаться в тишине своей квартиры. Запереть дверь. Услышать привычный, умиротворяющий голос домашнего ИИ. И когда машина наконец свернула с магистрали к знакомому зданию, он выдохнул с таким облегчением, будто выбрался из ледяной воды.

        Дверь в его квартиру бесшумно закрылась, отсекая внешний мир. Лев прислонился к ней спиной, пытаясь отдышаться. Привычный уют стерильного пространства, казалось, должен был успокоить, но не успокаивал. Тишина звенела в ушах, а перед глазами стояло грязное, небритое лицо Серёги с лихорадочным блеском в глазах.
        Лев прошёл в гостиную. Система, отслеживая его стресс, уже включила мягкий, умиротворяющий свет и запустила ароматизацию с запахом свежескошенной травы и озона — рекомендованной смесью для снятия тревоги. С потолка полились гармонизирующие звуковые частоты, на грани слышимости.
        Но впервые этого было недостаточно. Запах травы вызывал воспоминание о парке, а значит — о сегодняшней работе, а значит — о щелчке сломавшихся ножниц и о вопросе Артёма. Звуковые частоты не могли заглушить навязчивый, отрывистый смех из машин «Вектора».
        Лев лёг в кровать, но сон не шёл. Он ворочался, образы дня проносились кадр за кадром, вызывая тот самый физический дискомфорт, тот самый «зуд» системной ошибки, которую он не мог починить.
        Он лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. И тут, в состоянии полудрёмы, на грани забытья, его сознание наконец выдало вытесненное. День двадцатилетней давности.
        Они с Серёгой, лет по десять, стоят у школьных ворот. Подъезжает белый роботизированный транспорт, чтобы развезти детей по кластерам. Серёга, оглянувшись по сторонам, с вызовом смотрит на оптический сенсор машины и медленно, демонстративно показывает ему язык. Он толкает Льва локтем: «Давай, Лева, они тупые, они не поймут! Это наш протест!» Маленький Лев, испуганный и завороженный, лишь сжимает ремень рюкзака, не в силах повторить жест, но с восхищением глядя на дерзость друга.
        Воспоминание было таким ярким и тактильным, что Лев вздрогнул и сел на кровати. Сердце снова забилось часто-часто. Система, видя, что мягкие меры не помогают и психоэмоциональная нагрузка достигла критического уровня, приняла решение. Раздался тихий щелчок. С потолка над кроватью выдвинулся излучатель. Лев на секунду почувствовал лёгкий укол в шею и погрузился в искусственный, безмятежный сон.

        Утро следующего дня началось в привычном ритме. Машина Льва катилась в общем потоке «Гармонии», но он, всё ещё под впечатлением вчерашнего двойного удара — встречи с призраком прошлого и столкновения с чужой, агрессивной реальностью «Вектора», — сидел неподвижно. Его взгляд, пустой и несфокусированный, блуждал за окном. Он скользил по безупречным зелёным фасадам «Гармонии-7», но раз за разом соскальзывал дальше, к серой, неестественно-однородной полосе на горизонте — Архивной зоне. Она казалась плоской и безжизненной, как экран с испорченной картинкой.
        Мысль пришла сразу, как только он её увидел: «Серёга где-то там». И тут же в памяти, как эхо, всплыли обрывки школьных уроков, голос учителя, бесстрастный и уверенный: «Архивные зоны — это заповедники прошлого, наглядное пособие по тому, какой была бы жизнь без Системы: хаотичной, грязной, несчастной. Там живут "адапты" — те, чья психика оказалась слишком хрупкой, чьи мысли слишком хаотичны, чтобы вписаться в гармонию. Их существование — не жестокость, а милосердие. Это щит, который ограждает нас от их диссонанса, а их — от невыносимой для них сложности упорядоченного мира».
        В этот момент справа, бесшумно и плавно, появился знакомый оливковый автомобиль и занял своё законное место. Он физически загородил собой серую полосу на горизонте, вытеснив из поля зрения Льва и неприятное воспоминание, и школьную лекцию.
        Взгляд Льва, до этого блуждавший в пустоте, сам собой сфокусировался на женщине за стеклом. И тогда он улыбнулся — не привычной, ритуальной улыбкой, а улыбкой человека, которого только что спасли от падения. С облегчением. Его пошатнувшийся мир снова встал на рельсы.
        Она улыбнулась в ответ. Но её улыбка была чуть напряжённой, а во взгляде читался немой вопрос. Для неё его отсутствие вчера было таким же сбоем, как для него — появление Серёги. Оставшийся путь они проехали в молчании, но для Льва оно было уже не тревожным, а умиротворяющим. Ритуал восстановился. Однако, выходя у своего сектора, он почувствовал, как под тонкой плёнкой спокойствия клокочет тот самый «зуд».

        Лев подошёл к своему ряду зелёных параллелепипедов, взял ножницы, но не смог начать. Вчера эти чёткие линии и прямые углы были воплощением порядка. Теперь же, глядя на них, он снова слышал в памяти: «Квадратный!» — и этот укор пробуждал перед глазами образ Серёги. Каждый угол теперь казался клеймом, которое тот на него поставил, кололся, как колючий взгляд. Лев почувствовал зуд — не на коже, а где-то глубоко в сознании, настырный и неустранимый. Словно система дала сбой, и эти углы были его видимым проявлением.
        С навязчивой, почти болезненной сосредоточенностью он поднял ножницы и шагнул к первому кубу. Он не творил. Он исправлял аномалию. Его движения были резкими, но точными. Он срезал один угол, потом другой, сглаживая, закругляя острые грани. Под его руками прямоугольный куст начал приобретать странные, плавные очертания. С каждым новым скруглённым контуром внутренний зуд немного утихал, словно он вводил личный антидот от яда вчерашнего дня.
        Только тогда он остановился, переводя дух. На секунду в нём воцарилась тишина.
        — Что это ты делаешь? — раздался удивлённый голос сзади.
        Лев обернулся. На него смотрел Артём. В его глазах читалось чистое недоумение, будто он видел нечто совершенно немыслимое.
        Лев опустил взгляд на свои ножницы, потом на первый изменивший форму куст. И понял, что не может ответить. Никакими словами из протокола или учебника. Он просто почувствовал, что это было необходимо.

        Вызов пришёл перед обедом, пока Лев пытался вернуться к привычной стрижке кустов. К нему бесшумно подлетел сервисный дрон — такой же, как вчерашний, ощетинившийся шипами между ним и Серёгой. Лев невольно напрягся, замирая. Он теперь знал: за мирным помощником скрывалась угрожающая мощь.
        Дрон спроецировал сообщение в воздухе: «Лев. Прибыть в административный корпус «Гармонии-7». Куратор Аркадий.» Текст был сухим и не объяснял причин. Но Лев знал — раз система обратилась, значит, это требуется выполнить сейчас. Он молча протянул дрону ножницы и ровным шагом направился к своей машине. Она, уже получившая маршрут, тронулась с места, едва он сел в кресло.
        Дорога была всё той же, но её убранство изменилось. Исчезли умиротворяющие голограммы «Гармонии». Теперь вдоль трассы тянулись нейтральные, абстрактные формы, не принадлежавшие ни одному кластеру. Движения почти не было. За всё время Лев увидел лишь одну машину — настолько далёкую, что нельзя было разглядеть её принадлежность. Она мелькнула и скрылась в боковом тоннеле. Эта искусственная стерильность давила сильнее, чем привычное оживление. Система не просто везла его — она изолировала, готовя к аудиенции.
        Машина бесшумно остановилась у невысокого здания, чья архитектура, как и весь сектор, дышала порядком и чистотой. Чёткие линии фасада, стерильные поверхности и та же ухоженная зелень, вписанная в строгие прямоугольные формы. Даже здесь, в месте, где с людьми говорил голос Системы, всё соответствовало той самой безупречной эстетике, что царила в парках «Гармонии».

        Войдя в кабинет, Лев замер в ожидании. Помещение было таким же безупречным, как и внешний вид здания. За строгим столом сидел куратор Аркадий — мужчина со спокойным, невыразительным лицом, идеальным воплощением своего поста.
        — Лев, садитесь, — его голос был ровным и лишённым эмоций, как автоответчик Системы, проговаривающий регламент.
        Лев молча подчинился, готовый выслушать замечание о нарушении регламента.
        — Алгоритм проанализировал ваши сегодняшние действия, — Аркадий провёл рукой над планшетом, и в воздухе всплыла голограмма — кадры, где руки Льва сглаживали углы куста. — И пришёл к выводу…
        Лев напрягся, но Аркадий внезапно улыбнулся. Это была не человеческая улыбка, а точная, отработанная симуляция одобрения.
        — Поздравляю, Лев. Ваш инстинктивный порыв к смягчению форм — это и есть следующая ступень Гармонии! — он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание. — Алгоритм принял решение. С завтрашнего дня вы — главный художник-озеленитель нового, экспериментального Парка Округлых Форм.
        Лев не верил своим ушам. Его бунт... объявили гениальной находкой?
        Аркадий снова обратился к планшету, и его голос приобрёл ещё более формальное, церемониальное звучание.
        — А также... Алгоритм завершил плановый анализ ваших социальных взаимодействий. Ваша совместимость с гражданкой, чей автомобиль движется в утреннем и вечернем потоке параллельно вашему, подтверждена на 99.3%.
        Лев замер, сердце заколотилось. Он понял. Речь о ней.
        — Её имя — Ирина, — произнёс Аркадий, и Леву почудилось, что в звучании этого имени была та же чистота и гармония, что и в её улыбке. — Ирина — специалист по акустическому дизайну, 4-й разряд. Работает над гармонизацией фоновых звуков в жилых секторах. Ваш брак одобрен. Церемония назначена на послезавтра.

        Лев вышел из кабинета куратора в состоянии лёгкого ошеломления. Его мир перевернулся за десять минут. Вместо наказания — повышение. Вместо безликой блондинки в соседней машине — Ирина, специалист по акустическому дизайну, его одобренная законная супруга.
        Он вернулся на свой участок и опустился на скамейку напротив того самого куста, которому утром придал странные, плавные очертания. Система не просто простила его самовольство — она возвела его в ранг искусства. Его личный ритуал очищения стал государственной программой.
        Он сидел так до самого вечера, мысленно перебирая перемены. Завтра — новый парк, новые обязанности. Послезавтра — брак. С женщиной по имени Ирина. Ещё вчера его мир был безупречным. А сегодня в нём появилась особая насыщенность.

        Лев не смог досидеть до конца смены. Какое-то смутное, настойчивое чувство подняло его со скамейки и привело к машине за несколько минут до того, как свет в куполе должен был смягчиться. Он сел в салон, понимая бессмысленность этой спешки, но не в силах противостоять ей. Ровно в положенное время, без единой секунды опоздания, машина тронулась и бесшумно влилась в вечерний поток «Гармонии».
        И снова, как только его машина влилась в поток, он сразу увидел её — знакомый оливковый автомобиль уже был на своём месте. Его мир, который утром трещал по швам, теперь преобразился. Лев смотрел на Ирину, и его переполняла целая гамма новых чувств: благодарность системе, гордость, головокружение от будущего.
        Лев улыбнулся ей, и в его улыбке теперь был вопрос: «Ты уже знаешь? Наша жизнь изменится навсегда». Он пристально вглядывался в её лицо, пытаясь уловить ответ. И увидел. Увидел не привычную улыбку, а новую, более глубокую. Лёгкий кивок, едва заметное изменение в позе.
        Он понял — она знает. Система уже сообщила ей. Их брак — это уже не будущее, это начинающееся настоящее. Так, в беззвучном диалоге взглядов, начиналась их общая жизнь.

        А через три дня, ровно в девять утра, они впервые проснулись вместе в квартире Льва. Лёгкий свет разлился по спальне. Лев открыл глаза в тот самый момент, когда на соседней кровати открыла глаза Ирина. Их пробуждение было идеально синхронным, как и всё в их новой, общей жизни.
        Он наблюдал за ней, и странное чувство покоя наполняло его. Это не было пламенной страстью. Это было... правильным. Как будто в его безупречный мир наконец-то поставили недостающий элемент, и всё встало на свои места окончательно и бесповоротно.
        Они молча поднялись и вышли на балкон, чтобы выполнить пять предписанных утренних упражнений. Их движения были удивительно синхронны, будто они годами репетировали этот танец. С соседнего балкона за ними лениво наблюдал рыжий кот. Он привык начинать умываться ровно в 9:15, глядя на одного Льва. Теперь его взгляд скользил с одного на другую. Удостоверившись, что новый человек не внёс изменений в привычный ритм, кот принялся вылизывать лапу.
        Лев встретился взглядом с Ириной, и в её глазах мелькнула та же тёплая, понимающая улыбка. В этом молчаливом обмене взглядами было больше близости, чем в любом предписанном жесте из «Руководства брачных уз».
        На кухне их ждал завтрак — два питательных батончика с овсяно-яблочным вкусом на блюдцах и два стакана воды температуры 21°C. Они ели, стоя у столешницы, в комфортном молчании.
        Перед тем как сесть в машину, Лев, следуя предписанию, легонько поцеловал Ирину в щёку. Жест был ритуальным, но в нём не было холодности — лишь тихое, взаимное понимание. Оливковые автомобили, будто ведомые одной невидимой рукой, синхронно выехали из гаража. На трассе они какое-то время двигались рядом, а затем их пути безупречно разошлись, унося каждого к его месту работы — Льва в Парк Округлых Форм, Ирину — в её акустическую лабораторию.

        Парк Округлых Форм, созданный по решению Системы за трое суток, встретил Льва запахом свежей земли и зелени. Повсюду стояли новые, идеально прямоугольные кусты, привезённые и высаженные роботами. Теперь его задачей было превратить это геометрическое совершенство в нечто иное.
        Едва Лев сделал несколько шагов по дорожке, как рядом бесшумно возник молодой человек.
        — Меня приставили к вам учеником, — ровно произнёс он. — Для перенятия опыта.
        Лев кивнул. Он взял ножницы и подошёл к первому кубу.
        — Острый угол — это вызов, агрессия, диссонанс, — сказал он, делая первый срез и сглаживая угол одного из прямоугольников. — Плавная линия — это принятие, покой, безопасность. Наша задача — не просто создать красоту, а устранить саму возможность конфликта между формой и взглядом. Это и есть следующая ступень Гармонии.
        Лев не просто выполнял работу. Он проповедовал, превращая один за другим прямоугольники в сферы. И с каждым закруглённым лепестком, с каждым сглаженным контуром травма, нанесённая Серёгой, растворялась без следа.
        Теперь его мир был цельным: брак, одобренный системой, и целый парк, выросший из его личного ритуала очищения. Система нашла его слабое место и залатала его — не подавлением, а подарком. Случайность — главный враг системы — была просчитана, обезврежена и обращена в свою пользу. Лев был абсолютно счастлив.