Т-конвенция для прибрежных ландшафтов Каспия

 
[УДК 341.1/8 + 502.4]
Тегеранская конвенция для защиты прибрежных ландшафтов Каспия



Одной из острейших проблем хозяйственной и природоохранной деятельности в регионе Каспийского моря по праву считается проблема эффективного управления береговыми пространствами в условиях более чем значительных по размаху и непредсказуемых по знаку многолетних колебаний уровня уникального озера-моря. (Достаточно вспомнить, что в начале 90-х риски, связанные с нестабильностью уровня Каспия повлияли на выбор места возведения АЭС в Иране.) С данной проблематикой напрямую связаны обязательства, принятые на себя государствами-Сторонами Тегеранской конвенции 2003 года.

Тегеранская Рамочная конвенция по защите морской среды Каспийского моря, разработанная, принятая и реализуемая странами региона при поддержке ЮНЕП, содержит в компактном и, зачастую декларативном виде основные обязательства её Сторон по национальной "экологической политике", а также по направлениям и формам их взаимодействия в сфере защиты прибрежной и морской окружающей среды региона.

Оказавшись первым пятисторонним документом международного "экологического права" для регионального сотрудничества, Конвенция отражает заявленную на начало 21-го века степень готовности прибрежных государств к действиям и взаимодействиям по сохранению достаточно приемлемых природных условий на фоне роста экологических рисков. Конкретизации и наложению обязательств по исполнению положений Конвенции призвана служить система её тематических протоколов, отражающих региональные особенности природной среды и хозяйствования на Каспии в свете общеобязывающих положений самой Тегеранской конвенции и иных региональных, а также глобальных соглашений и конвенций, так или иначе связанных с экологической проблематикой.
Положения Тегеранской конвенции применяются к морской среде Каспийского моря с учетом колебаний его уровня и загрязнения из наземных источников (Статья 3.), а её Стороны стремятся принимать необходимые меры по разработке и выполнению национальных стратегий и планов по планированию и управлению сушей, находящейся под воздействием близости моря (Статья 15.). Московский (2012 года) Протокол по защите Каспийского моря от загрязнения из наземных источников и в результате осуществляемой на суше деятельности к Тегеранской конвенции, вступивший в силу в 2023 году, определяет загрязнение из наземных источников "как загрязнение моря из всех видов точечных и рассредоточенных источников, расположенных на суше, которое попадает в морскую среду водным путём, через атмосферу или непосредственно с берега" (Статья 2.) и распространяет свою деятельность (Статья 3) как на выбросы загрязняющих веществ, попадающие в морскую и прибрежно-морскую среду "через, среди прочего, устья рек, каналы и прочие водотоки, подземные стоки, прибрежные места сбросов отходов и водовыпуски …"; на наземные источники загрязняющих веществ, перносимых в морскую среду через атмосферу (в значимых объёмах и согласно критериев специального приложения к этому Протоколу), так и на загрязнение морской и прибрежной морской среды в результате "физического изменения естественного состояния береговой линии, изменения и разрушения ландшафта и местообитаний". А в Ашхабадском Протоколе 2014-го года (ещё не вступившем в силу) о сохранении биологического разнообразия Тегеранской конвенции значительное внимание уделяется учреждению "охраняемых районов" и иной тематической деятельности применительно "к морской среде Каспийского моря, принимая во внимание колебания его уровня и загрязнение из наземных источников, а также суше, находящейся под воздействием близости моря, включая водно-болотные угодья {ВБУ} международного значения…" (Статья 3.). При этом предусмотренная Статьёй 16 Конвенции разработка протоколов, "предписывающих проведение необходимых научных исследований и, насколько это возможно, принятие согласованных мер и процедур по смягчению последствий колебаний уровня Каспийского моря" не инициировалась.

Обязательства, принятые/принимаемые на себя Сторонами Тегеранской конвенции в отношении согласованной по принципам и подходам  природоохранной и любой иной деятельности на акватории и в прибрежных районах Каспия с той или иной степенью успешности планируются и реализуются как через региональные межгосударственные и националтные планы, проекты и программы, так и совершенствованием национальных/местных правовых рамок такой деятельности. Её эффективность находится в теснейшей зависимости как от информированной общественной, деловой и управленческой/административной поддержки, так и от наличия современного научно-информационного обеспечения/сопровождения. При этом невостребованность попыток формирования национального российского законодательства по управлению береговыми пространствами/зонами, аналогичного (рекомендательному) "Европейскому кодексу поведения для прибрежных зон" 1999 г., делает обязательства по Тегеранской конвенции стимулом развития системы федерального и субъектов Федерации природоохранного права в отношении учёта собственно Каспийской специфики и необходимости адаптации хозяйственной, рекреационной, природоохранной и любой иной деятельности в регионе к этой природной специфике.

О таком элементе адаптационного управления окружающей природной средой как территориальная организация экологического мониторинга исходя из реального макро- и мезорегионального ландшафтного устройства страны писано более 20 лет назад [И.Е.Осокина, Т.П.Бутылина, Б.Н.Морозов "Состояние окружающей природной среды как область международного сотрудничества Российской Федерации", в сб./монографии "Россия на пути к устойчивому развитию", М.: МГИУ Правительства Москвы, Издательский дом НП, 2003. С.196—213.]. В частности замечено, что выделяемые искусственно или произвольно "территориальные подразделения, равно как и сетка политико-административного деления, на основе которой строится вся официальная государственная статистика [Которая, естественно, служит основой планирования и реализации любых, а не только природоохранных активностей.], {часто} случайны по отношению к природным процессам. Субъекты Федерации, как правило, внутренне разнородны по природным признакам (за исключением Калининградской области, полностью попадающей в пределы одного ландшафтно-экологического мезорегиона) и несопоставимы по размерам. … В ряде случаев для анализа экологических проблем [в рамках мониторинга], таких как загрязнение поверхностных вод или эфтрофикация озёр, достаточно эффективным является "бассейновый подход". Однако действительно универсальным для изучения экологических ситуаций, совершенствования организации экологического мониторинга и управления состоянием окружающей среды является ландшафтно-географический подход, учитывающий, в частности, особенности структуры интрозональных долинно-речных и прибрежных морских и озёрных ландшафтов, таких как Каспийские.
Согласно сводке Анатолия Гр. Исаченко [по "Экологической географии России", СПбГУ, 2001], территория российского Прикаспия расположена в пределах четырёх ландшафтно-экологических мезорегионов пустынь и полупустынь. Эколого-географические особенности их береговых пространств репрезентативно отражены действующими ООПТ. При этом, выполненное специалистами ДВО РАН районирование Каспия по "суровости" природных условий, относит акватории Северного и Среднего Каспия, примыкающие к Прикаспийскому региону Российской Федерации к акваториям с высокой суровостью таковых. Сдедовательно, региональная сеть ООПТ (как одно из средств управления состоянием окружающей среды) должна учитывать не только репрезентативность ландшафтного разнообразия, но и достаточность функциональной специализации и самой величины охраняемых районов для демпфирования негативных последствий антропогенной деятельности и природных изменений, сохранения биологического разнообразия и биоресурсного потенциала, а также эффективность накладываемых в их пределах ограничений хозяйствования.

Ландшафты и местообитания прибрежных пространств по самой своей сути экотонны (т.е. имеют характер ререходных). Как ландшафты, привязанные к непостоянным, а в районах ВБУ и неопределённым береговым линиям Каспия с его существенными многолетними колебаниями уровня, они могут рассматриваться в числе природных пространств высокого/повышенного ландшафтного/биологического разнообразия и динамики (прибрежные, речных и горных долин, сезонно-гляциальные/нивальные, вулканогенные (вплоть до "чёрных курильщиков"), различные нарушенные и "культурные" антропогенные/техногенные, включая беллигеративные (связанные с боевыми действиями, испытаниями и тренировками) идритп).

Объединяющие ландшафты прибрежья климатические, литодинамические, гидрологические/гидрогеологические и иные особенности контактной зоны суша/море определяют схожесть (интрозональность) таковых в пределах различных ландшафтных мезо- и макрорегионов (и природных зон). Это позволяет разрабатывать схожие технологии и средства изучения и неистощительного освоения их ресурсов, а также соответствующую нормативно-правовую базу.

Система охраны и мониторинга состояния окружающей среды Каспия должна учитывать как бассейновый, так и прибрежно-региональный (ландшафтный) подходы в их сочетании. Причём с по мере приближения к береговым зонам (пространствам) роль конкретно-ландшафтного подхода растёт.

Наряду с различными ООПТ "экологический каркас" территорий формируют такие линейные связующие объекты как водоохранные зоны, защитные полосы и т.п.. В соответствии с Водным кодексом ширина водоохранных зон моря составляет 500 м (что недостаточно для Каспия, и особенно,— для Северного Каспия, с его изменчивой и "неопределённой" в топографическом смысле береговой линией, прежде всего,— на ВБУ), и может достигать 200 м для рек.

При этом ширина полос значимых для функционирования береговых ландшафтов и местообитаний экологических ниш существенно (на несколько порядков) различается, осложняя проблемы их изучения и адекватного представления в управленческих моделях.
В частности, эта проблема возникает при картографировании прибрежных ландшафтов и соответствующих местообитаний. И для её решения приходится прибегать и к мультимасшабным изображениям/врезкам, и к различного рода профилям с тематическими пояснениями.
На Каспии эта проблема существенно осложняется характерными для региона квазициклическим изменениям природных условий и, прежде всего,— значительными многолетним колебаниям уровня озера-моря, одним из факторов формирования уникальной ландшафтно-экологической системы с её высокой и ценной (даже в современных стрессовых условиях) в промысловом отношении биопродуктивностью на фоне относительно бедного и крайне эндемичного биологического разнообразия, что, оставаясь признаком уязвимости и неустойчивости каспийских экосистем, позволяло до конца 20-го века сохранять аномально высокие объёмы добычи ценнейших осетровых.
По существу, для изучения ландшафтов Каспийских прибрежных территорий/акваторий и адекватного управления ими, "ландшафтный" подход актуально приобретает черты "исторического" и "палеоландшафтного".

Наличие надёжных инструментальных наблюдений за уровнем Каспия позволяет предложить элементарную "оценку сверху" максимальных наблюдённых величин скачков среднегодового уровня за тот или иной период времени (в пределах двух веков и при сохранении общих природно-климатических условий). Основой для такой оценки служат инструментально зафиксированные максимальные изменения среднегодового уровня в XIX — XX вв. от 0,39м/1г.; 1,7м/7л. и 3,3м/46лет до 3,8м/94 года [По данным "Регионального обзорного документа — 1995 Последствия изменения климата в регионе Каспийского моря", ЮНЕП — Женева, 1997. (РОД-95), составленного проф. Пав.Ал. Каплиным по тематическим Национальным докладам всех пяти Прикаспийский стран в период опасений, связанных с последней трансгрессией Каспия, изменившей уровень на 2,4м всего за 18 лет.], а также современное падение уровня с 1996 г. на более чем 2,4м и, особенно,— с 2008 г.,— на 2,2м.
Эти интенсивные изменения уровня в последние 50 лет ХХ — XXI вв. "поколебали" сложившееся представление о минимальной продолжительности "естественных климатических периодов" (и связанных с ними периодов стабилизации, значимого роста и/или падения уровня Каспия), которая по данным палеореконструкций за 2 тыс. лет "должна" имееть длительность не менее 40 лет.
Кривая, огибающая максимальные по интенсивности изменения уровня, зафиксированные в те или иные промежутки "исторического" времени, представлена на рисунке.: В РОД-95 указано, что палеоданными были установлены максимальные по интенсивности величины роста уровня Каспия в т.н. "исторический период" на 7,3м за 70 лет в XVI — XVII вв. (т.е. в "Малый ледниковый период") и на ;10м за 30 лет в VI — VII вв. (похолодание, с которым связывают и "Великое переселение народов"), последовавшие вслед за столь же мощными регрессиями в общих пределах от -20 до -35 м БСВ. Похоже, именно в этом коридоре значений можно с необходимой (но не гарантированной) долей уверенности строить долговременные адаптационные стратегии неистощительного освоения ресурсов "суши, подверженной близости (Каспийского) моря". [Похоже, что если размах и интенсивность колебаний уроаня Каспия превзойдут случившиеся в Голоцене, то сие, возможно, станет косвенным, но сильным свидетельством глобальных природных/климатических изменений геологического масштаба. Т.е. с "палеоточки подозрения", падение уровня Каспийского моря ниже зафиксированного в Голоцене, может быть принято за очередное косвенное свидетельство перехода в иной геохронологический период (/эпоху?) с малопредсказуемыми переменами уже в глобальной экосистеме.]

Известно, что "статистика может всё". И особенно,— по части интерпретации объективных данных. Вот и РОД-95, опираясь на самые ответственные публикации, констатировал наличие квазилинейного "среднего сверхвекового тренда" /"вековой тенденции среднего уровня по историческим данным" роста уровня Каспия порядка +5 (и даже +9,5) мм/год и вероятное его повышение до -26,5 — -25 (и даже до -23,1)м БСВ к 2025 г.. При этом РОД-95 рассматривал и сценарии падения уровня до наименьших (-34 м БСВ) за "историческое время" величин. А вот в нынешних публикациях, когда уровень упал к -29м БСВ, отмечается наличие векового (за прошлый,— ХХ в.!) линейного тренда такого падения порядка -17 мм/год [В.Н.Малинин, "Грозит ли Каспию судьба Арала?"//Гидрометеорология и экология. 2022. №69. doi: 10.33933/2713-3001-2022-69-746-760], а прогнозы возможности его роста или стабилизации утешительными не выглядят ["Материалы международной научной конференции «Изменение климата в регионе Каспийского моря» /секция 2 "Изменение уровня…"/, Издатель Р.В.Сорокин, 2022.— 262 с.] и, зачастую, предполагают монотонный характер изменений. Такой же характер свойственен большинству подходов к долгосрочному прогнозу уровня, представленных в замечательном Научно-методическом пособии 2016 г. ["Водный баланс и колебания уровня Каспийского моря. Моделирование и прогноз" под ред. д.г.н. Е.С.Нестерова, М., 373 с.].

Исследования ландшафтных особенностей прибрежных пространств Каспийского моря и примыкающих к ним обширных мелководий для целей неистощительного использования здешних природных ресурсов проводятся, совершенствуясь, в течении продолжительного времени, с опорой на действующие в регионе ООПТ и сеть станций экологического мониторинга. В современный период очередного резкого падения уровня озера-моря данные этих исследований отталкиваются от накопленных современными средствами и методами в предыдущий 20-и летний период трансгресси характеристик состояния экотонных прибрежных местообитаний российского побережья Каспия.
В частности, полезным сборником такой информации на конец 20-го века можно считать подготовленную группой авторов под руководством Ю.Г.Пузаченко монографию 2002 года
[Современное состояние и факторы, определяющие биологическое и ландшафтное разнообразие Волжско-Каспийского региона России. / Г.М.Абдурахманов, М.И.Карпюк, Б.Н.Морозов, Ю.Г.Пузаченко. — М.: Наука, 2002. — 416 с. (См. подробности в http://proza.ru/2025/08/12/178…)].

Возвращаясь к вопросу защиты прибрежной морской среды Каспия отметим, что опыт формирования и начального периода реализации Тегеранской конвенции показал как определённую перспективность межстрановых исследований по проблематике комплексного управления прибрежными пространствами/зонами, так и сложности в организации оного.
Стоит ещё раз отметить, что такие исследования напрямую связаны с проблематикой прогнозирования изменений уровня Каспия, причём именно в аспекте надёжного предсказания размаха и интенсивности таких колебаний (по типу оценк возможных сейсмических событий) для адекватного планирования природоохранной (и любой хозяйственной) деятельности на побережьи, и, в частности, для установления адекватной величины водоохранных и иных прибрежных зон специального режима хозяйствования, а также законодательных принципов оптимизации таковой в национальном законодательстве.


Особую актуальность затрагиваемая проблематика имеет в связи с перспективами реализации в Дагестане проекта по развитию морского пляжного туризма "Каспийский прибрежный кластер",— компонента государственного Проекта «Пять морей и озеро Байкал» (100 миллиардов только "государственных" рублей до 2030 года), предусматривающего создание современных круглогодичных курортов в девяти регионах страны в рамках национального проекта «Туризм и индустрия гостеприимства».

Возможно, уже теперь следует приступить к формированию предусмотренного Тегеранской конвенцией (Статья 16) протокола по "проведению необходимых научных исследований и, насколько это возможно, принятию согласованных мер и процедур по смягчению последствий колебаний уровня Каспийского моря".
Для этого желательно закрепить это направление регионального сотрудничества в Стратегической Программе действий Тегеранской конвенции (СПДК) - 2025-2035 гг.
В распространённой в марте с.г. Анкете для заинтересованных сторон формируемого СПДК в соответствующих разделах предлагалось определить приоритеты, в частности для:
• развитии «Синей экономики» в регионе через адаптацию к колебаниям уровня моря применяя:
— интегрированное управление прибрежными районами;
— морское пространственное планирование;
— управление на основе экосистем;
— морские охраняемые территории;
• включения новых тематических областей в обновлённую СПДК из такого перечня:
— Адаптация к изменению климата;
— Морское пространственное планирование;
— Развитие возобновляемой энергетики;
— Устойчивость прибрежных районов;
— Интегрированное управление прибрежными районами;
— Экономика замкнутого цикла;
— «Синяя экономика»;
• определения основных коренных причин деградации окружающей среды из следующих:
— Недостаточная информированность и участие общественности;
— Отсутствие/недостаточное проведение оценки воздействия на окружающую среду и стратегической экологической оценки;
— Стоимость соответствующих технологий;
— Отсутствие комплексного управления прибрежными районами и планирования;
— Отсутствие интеграции планирования землепользования и морского планирования;
— Слабое правоприменение и соблюдение законодательства;
— Защита окружающей среды остается малоприоритетной в повестке дня правительств;
— Высокий спрос на природные ресурсы;
— Недостаточные капиталовложения;
— Отсутствие экономических стимулов/мер по сдерживанию в сфере управления окружающей средой;
— Слабая административная база;
— Недостаточное участие в региональных и международных конвенциях/соглашениях;
(и/или др.).
Очевидно, что предполагаемые направления СПДК не противоречат содействию разработки указанного Протокола в случае выдвижения такой инициативы какой либо из Сторон Конвенции.

Следует надеяться, что подобная инициатива будет полностью соответствовать позитивному сценарию развития сотрудничества прикаспийских стран в духе подписанной в 2018-м году Конвенции о правовом статусе Каспия.

---------------