Шахматы, пинг-понг, почти Одесса

Его голос напоминал тот самый одесский стиль, интонации были неподражаемы, настолько подвержены его настроению, что иногда казалось, что он говорит шутливо, злобно, театрально, зловеще, беззлобно...В общем-то, в его речи главными были именно интонации, слова - это важно, но интонации были гораздо важнее. Но ещё важнее было то, что вызывало в нём желание говорить Не всем понятно, но "кому сейчас легко"? Он говорил "да", но интонация говорила "нет", а ситуации-то разные. Понять это можно было только со временем, внимательно наблюдая за ним.
Он любил песни молодого Розенбаума и в молодости даже копировал его стиль в поведении и одежде. Но речь осталась такой же почти местной, из Одессы. Хотя здесь была не Одесса, но он и не просил всех быть родом с Дерибасовской. И выпить любил, куда же без этого. Пил презрительно морщась. С возрастом жизнь не давала больше сил, с возрастом было сложнее приспосабливаться к новым людям, ценам, правилам. Но на голосе это не сказывалось, его голос, с высокими, громкими переходами, которые шокировали незнакомых с такими приёмами людей. У него был обычный, мужской голос, но когда нужно он резко менял его. То спокойная речь, то с возмущёнными нотками нагнетала и без того накалившуюся атмосферу.
Его шумная, вольная юность сменилась строгим порядком семейной жизни. Шахматные бои с женой, которые были напряжёнными, интересными, эмоциональными, заставляли забыть о всех трудностях. Шахматы были священной опорой их жизни. Замирало всё. На улице люди кричали друг другу как-то тише, наверное, уважая их увлечённость партией.
Возиться с техникой он не любил, но мог, умел. И ещё он очень любил пинг-понг. Почти как мы, молодые и глупые, но голодные до побед. Судя по тому, как он хорошо играл, не обошлось без спортивной подготовки. Мы резались в пинг-понг целыми днями и его участие привлекало ещё больше зрителей к нашему столу.
Самое опасное было "повесить соплю", что в переводе на нормальный язык означало - ударить так, что шарик еле-еле коснувшись края стола улетал прочь и достать его  не было никакой возможности. Тут же в игрока "повесившего соплю" летела теннисная ракетка. Чаще всего летела для вида, но бывало и так, что после жаркой встречи с ракеткой ты долго потираешь ушибленное место и понимаешь, что пинг-понг точно лучше большого тенниса, ракетка меньше...
Врождённый гуманизм диктовал бросать ракетку ниже уровня груди, так что серьёзных травм не было.
Бывало и так что, возомнивший себя правым, игрок бросал свою ракетку в "повесившего соплю" и промахивался. Это было хуже всего. Он лишил зрелища, испортил праздник и себе и людям. Уважение к нему моментально падало. В этой атмосфере протекала наша жизнь. А у каждого подъезда тех лет кипела своя жизнь. Огромный, многоподъездный дом жил по принципу общего блага. В каждом подъезде живут люди со своими принципами. В каждом подъезде своя жизнь, своя история. Но всё живут ради общего блага. Обычно лавочки у подъезда были посменно заняты разными людьми и к своему времени обязательно появлялись они на своём "посту". До одиннадцати утра лавочка у каждого подъезда была свободна, затем бабушки и дети устраивали прыжки на резиночках и обсуждение поведения подрастающего поколения. С часу до трёх дня лавочки отдыхали обычно в обеденной тишине. И с трёх часов дня наступало время всеобщей активности - дети прыгали за мячом, маленькие велосипедисты устраивали гонки, подростки играли в ножички и карты, молодёжные компании дружно смеялись над очередной шуткой Женьки, первый подъезд звал шестой подъезд на пинг-понг. Все были занята, все при деле. После очередной оглушительной победы отец гордо смотрел на своего сына, а Ян снисходительно кинул уничтожающий взгляд на своего соперника, подул на свой новый Butterfly Sriver и снова приготовился не ударить в грязь лицом. Он это умел.



29 октября 2025