Письма Кате. Пятое письмо

Молодой человек! Молодой чек!

Окликнули в метро. Я оборачиваюсь, но уже сомневаясь.

Молодой ли? Есть куда моложе. Под внимание попали гости из Баку. Что более укрепило во мне мой возраст.

Мне 46.

Не больше, не меньше.

Моя худоба, тщательно замаскированная под спортивность путает людей. Ему 35. Не больше 30, однажды дали 25.

Я не делал пластики, у меня достаточно морщин, седых волос, я задыхаюсь, когда поднимаюсь по лестнице и страдаю в полнолуния.
 
Когда мы познакомились, то пункт с ГР пропустили.

Я не скрывал, ты просто не спрашивала. Тебе 39 и когда узнала мой год рождения, так была поражена.

Этот Ужас на лице я навсегда запомню.

Ты же думала что и мне примерно столько же.

И первые 15 минут после этого разоблачения шли по набережной Воробьевых гор и молчали. На эту четверть часа мы стали чужими. Потом я спросил: я чувствую себя на 25 и собираюсь прожить до 111 лет. Как ты думаешь, времени хватит?

И ты сказала, что напротив чувствуешь себя старухой и вряд ли доживешь до пенсии.

Тогда я был готов выложить все карты на стол, чтобы никогда не повторить эти 15 минут.

Сейчас я еду к воде. Туда где воздух или хоть какая-то свежесть. Парень похожий на Эда Ширана в футболке «Discover” шифруясь от всех ел “Oreo”. К нему подсела девушка с татуированной ногой. Сразу мелькнуло: “Угости!» нет, он доел всю упаковку и уснул с крошками на губах.

Ты не приехала. Снова работа или что там было? Может быть, ты встречаешься с кем то? Просто первые мысли. Пенка, которую я тут же снимаю.
 
Я на воробьевых.

Стало дурно, если бы не вышел, растянулся бы.

Попал на закат. Теплоходики, музыка на них. «Это мой последний день на Титанике» звучит с одного. На берегу смеются. Парочки  сидят на  барьерных ограждениях, смотрят на воду, заходящее за Москоу сити солнце, машут руками корабликам.
 
Летят два самолета, два теплохода ноздря в ноздрю и пары. Повсюду.

Несварение. Я не дождавшись тебя сьел и твою порцию. Теперь здесь. Лечусь.

Рядом присел мужчина, снял очки, обувь и вытянул ноги. Сделал звонок. Я тут на Воробьевых на лавочке посижу. Буду минут через 40 дома.

Запела птица. Ночная. Соловей, думаю.

Купол Лужников осветился, теплоходы засверкали.

Мне на секунду стало хорошо, спокойно. Как будто боль стала уходить. Да это и не боль была вовсе. Так, глупость.

Убрал бы в холодильник, заморозить можно. Нет же, амбиции в барабаны застучали. Ты не пришла, а я вот что сделаю. Ну, дуралей же!

Так бы и сидел наверное, но очень захотелось горизонта.

Я встал и думал намочить лицо со стороны волнореза, там более удачный подход. И чуть не нырнул, спасибо мальчику.

До этого он щелкал вечно недовольную мамашу: не так! И когда пришел его черед, появился я со своим падением. Он ловко схватил меня за руку, уравновесив. Мамаша была в шоке:

Ты что? Он бы мог тебя с собой…

Я поблагодарил мальчика, маму за то, что оно имеет к нему прямое отношение и пошел к метро.

Какое интересное чувство, когда тебя спасли.