Банзай!!! Альманах Миражистов

!!!;;;;;;!!!
   !!!БАНЗАЙ!!!
 
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ, Николай ЕРЁМИН,
Лера МУРАШОВА, Елизавета КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА,Александр ЕРЁМЕНКО, Мацуо БАСЁ
2025
 
!!!БАНЗАЙ!!!
!!!;;;;;;!!!
Альманах Миражистов

Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ, Николай ЕРЁМИН,
Лера МУРАШОВА,
Елизавета КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА,
Александр ЕРЁМЕНКО, Мацуо БАСЁ
2025
    
Альманах Миражистов 

          
!!!БАНЗАЙ!!!
!!!;;;;;;!!!


 
Автор бренда МИРАЖИСТЫ, составитель и издатель Николай Ерёмин
nikolaier@mal.ru
телефон 8 950 401 301 7
Матрёшки Екатерины Калининой
Кошек нарисовала  Кристина Зейтунян-Белоус На обложке Саша и жираф — фантазия от Евгения Сипко

© Коллектив авторов 2025г
 
КонстантинКЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Альманах Миражистов
   
 
Константин Кедров "Что такое ВЫВОРАЧИВАНИЕ"
          Добровольное Общество Охраны Стрекоз
         
         Выворачивание.  Ключевой  термин  метаметафоры и метакода.
В докторской диссертации  и  в книге "Поэтический космос" дополнен термином "инсайд-аут".
   На  самом  деле  процесс  выворачивания  наизнанку  - это лишь образ, дающийвозможность   почувствовать  и  понять  момент  исчезновения  внутреннего  и внешнего.  Так  весь  космос,  внешний  по отношению к человеку, ощущается и воспринимается,  как  свое  тело,  своя душа и даже свое нутро.
Одновременно свое  тело  и  свое  нутро  оказывается  внешним  по отношению ко вселенской метагалактике,  как  бы  полностью  охватывает  её.  Далекое близко. Близкое далеко.  "Бог ближе к нам, чем мы думаем. Он ближе к нам, чем мы сами близкик  себе"  (Майстер  Экхарт).  "Царство Божие внутри вас есть" (Новый Завет).
Каким  образом гигантский космос становится внутри столь малого объема тела, а  столь малый объем тела распространяется на весь космос? Чтобы понять это, легче   всего   прибегнуть   к  аналогии:  даже  ничтожно  малый  мячик  для
пинг-понга,   выворачиваясь,   вместит   в  себя  всю  вселенную,  ведь  его
внутреннее  пространство  в  какой-то  миг  станет  внешним,  а  все внешнее
пространство  космоса  войдет в него. Это происходит с зернышком, когда оно,
выворачиваясь,  прорастает  во  внешнее  пространство,  становясь им. Так же
раскрывается  бутон,  выворачиваясь и становясь цветком. Подобным же образом мать  рожает  дитя.  Таким же образом человек в момент космического рождения выворачивается  из материнской утробы космоса.
         Во всех этих случаях я говорю лишь  об  аналогиях  и  прообразах  духовного  инсайд-аута  - выворачивания.
Согласно  Новому  Завету человек должен родиться дважды. Один раз от плоти и другой  раз  от  Духа.  "Рождение от плоти есть плоть. Рождение от Духа есть
Дух".   Инсайд-аут   -  рождение  от  Духа,  обретение  космоса  как  своего
космического  бессмертного  тела.  Андрей  Белый  пережил  выворачивание  на
пирамиде  Хеопса,  космонавт  Эдгар  Митчел  на  луне.  Я пережил инсайд-аут
дважды,  ещё  ничего не зная о выворачивании Белого и Митчела. Более того, я
не  имел  даже  отдаленного  представления  о существовании таких феноменов.

Первый  раз  это было в последнее воскресенье августа 1958 г. в Измайловском
парке,  в  полночь.  Я  был удивлён пятью моментами.
Первое - довольно яркое
фосфорическое  свечение, исходящее от тела.
Второе - ощущение близости самой отдаленной  звезды;  она  мгновенно  ощущалась  внутри: "Я взглянул окрест и удивился:  /  где-то в бесконечной глубине / бесконечный взор мой преломился/  и  вернулся  изнутри  ко мне..."
Третье - ощущение всех предметов и всего космоса,  как  продолжение  своего  тела.
Четвертое - ощущение своего нутра, полностью  охватывающего  всеми  нервами  и рецепторами весь космос.
 Пятое -
космос  внутри;  я  его вмещаю; он - я. Это относится к пространству.
Но ещё интереснее  другое  ощущение времени. Прошлое, будущее и настоящее слились в одно  бесконечное  мгновение. Не было разницы между прошлым и будущим. Они с легкостью  менялись местами. Смерть опережала рождение.
Второе выворачивание
произошло  11  лет спустя в апреле 1969 г. К сожалению, это состояние длится
лишь  несколько  часов.  Потом  тускнеет  и  спустя  год  становится  только
воспоминанием. 
Метаметафора  -  это  описание  выворачивания - инсайд-аута.
Наиболее  полное  описание выворачивания в стихотворении "Яблоко".
 В 1984 г.я  написал  "Компьютер  любви" - поэму-метаметафору.
В гностическом апокрифе "Евангелие  от  Фомы" ученики спрашивают Христа: "Для чего среди нас Мария?"
Иисус  отвечает:  "Когда  вы сделает большое, как малое, малое, как великое,
верхнее,  как  нижнее,  и нижнее, как верхнее, единое, как многое, и многое,
как  одно...  мужское,  как женское, и женское, как мужское, внутреннее, как
внешнее,  внешнее,  как  внутреннее,  тогда  вы войдете в Царствие".
Поэтому
вначале,  в 70-е годы, я пользовался термином "мистериальная метафора". Ведь
ясно,   что   в   мистерии   отношение   между   мужчиной  и  женщиной  есть
голографическая  модель  отношения  между  Вселенной  и отдельным человеком.
Космос  познается  не  через  звезды,  а  благодаря человеческой любви. Я не
разделяю   любовь   на   духовную   и   физическую.   Полнота  любви  -  это
одухотворенное  тело  и  Дух,  воплощенный в теле, или человек-космос - Homo
cosmicus.  Выворачивание не стоит рассматривать, как психоделическую иллюзию
или  иную  идеологему.  Это реальность, на которую человечество раньше почти
не  обращало внимания, проще говоря, не видело. Выворачивание не достигается
путем   каких-либо   медитаций   и  прочих  элементов  самокодирования.  Это
естественный  момент  духовного  созревания, который приходит, как озарение,
спонтанно   и   самопроизвольно.  Он  возможен  только  в  любви.  Геометрия
выворачивания  лучше  всего  дана  в  совмещении  геометрии Лобачевского для
псевдосферы   с  отрицательной  кривизной  в  виде  седловины  с  геометрией
гиперсферы  с  положительной  кривизной в виде поверхности округлого объема.
Модель  выворачивания  -  обычное  дело для топологии, которая только этим и
занимается.  Следует  помнить,  что  все процессы, описываемые в математике,
человек  может переживать духовно, не подвергая деформации свое тело. Хотя в
момент   родов   и   зачатия   внутреннее   и  внешнее  меняются  местами  и
геометрически,  и  физически.  Сопровождается  ли выворачивание - инсайд-аут
какими-то  космологическими  и  физическими процессами, покажет время. Можно
предположить,  что  какие-то  тонкие  излучения,  идущие  от человека в этот
момент,  пронизывают  мироздание,  как  нервные  импульсы  охватывают  тело.
Впрочем,   это   лишь   предположение,   которое  не  носит  принципиального
характера.  Выворачивание - процесс духовный и не сводится ни к физике, ни к
космологии,  ни к идеологии, ни к психологии, ни к физиологии, ни к религии,
хотя  все  эти  реальности  так  или  иначе в этом процессе участвуют. Ближе
всего  к  выворачиванию  искусство  метаметафоры.  У  Лентулова есть картина
"Иверская  часовня", где внутреннее пространство храма спроецировано наружу.
У  Пикассо  это  "Скрипка".  В  православном  песнопении  "О  тебе радуется"
говорится:  "Ложесна  бо Твоя престол сотвори и чрево твое пространнее небес
содея". Это выворачивание - инсайдаут и отчасти метаметафора.

© Copyright: Кедров-Челищев, 2017
Город Москва
 
 
 
 
  Николай ЕРЁМИН
  Альманах Миражистов
 
 
Николай ЕРЁМИН Октябрь 2025 г Красноярск
 
ОТ ЕРЁМИНА ДО ЕРЁМЕНКО ОДИН ШАГ

СТРАНИЦЫ ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ЕРЁМЕНКО
1.
Ерёменко –
Как друг и брат –
Почти что мой однофамилец –
Поилец музам и кормилец,
Был золотому слову рад
И всем, кто прозою пропах
В металлургических лесах,
Но
Вместе с ним – такой-сякой –
Брёл поэтической тропой…
2.
       С 1971 по 1977 год  я   был студентом-заочником  Литературного института, два раза в год летал в Москву слушать лекции профессоров  и  постигать секреты поэтического мастерства в рамках соцреализма на семинарах Роберта Рождественского, Сергея Поделкова и Владимира Цыбина.
       Зачёт по футуристам, символистам и акмеистам  сдавал я Константину Кедрову, руководителю спец-семинара.
       Дипломную работу защитил  «с отличием» И, может быть, поэтому стихи мои попали  в альманах «Тверской бульвар, 25. голоса молодых», увидевший свет уже в 1982 году в издательстве «Советский писатель».
       Сегодня обнаружил я этот альманах на книжной полке и перечитал. Какие имена!
       Владимир Некляев, Алексей Парщиков, Александр Ерёменко, Пётр Кошель, Анатолий Кобенков, Илья Колли…
       А на титульном листе – запись, от руки, составителя С. Цебаковского:
«Николаю Ерёмину. По технической ошибке Ваше стихотворение «ЛУБОК» попало в подборку другого автора на стр. 22 этого сборника. Приношу Вам свои извинения. Подробности письмом (выслал ранее) С уважением С. Цебаковский, составитель.
30 марта 1983 г Москва. Литинститут."
……
И открыл я страницу 22, и прочитал своё стихотворение
ЛУБОК

Снег на дереве –
                булка белая,
так и хочется
откусить.

Возле дерева –
                девка красная,
так и хочется

полюбить.

Выше дерева –
                небо ясное,
так и хочется
жить да жить!

…..
Неплохой пафос, подумал я.
И нахлынули воспоминанья.
И возник - вдруг - из небытия, - сочинился - сонет:
***
Литинститут – Парнас московский,
Где, прочим гениям под стать,
Меня печатал Цебаковский
В «Тверском бульваре, 25»
Бомонд! Богема! Благодать…
Где в космос – выше звёзд кремлёвских
Я на Пегасе мог взлетать
И звёздам Кедрова  внимать…
Россия – песня и восторг –
Урал  - Сибирь - Дальний Восток -
Метаметафора…  И век,
Где я, безвестный имярек,
Стихи  и день,  и ночь шепчу
И вновь лечу, куда хочу…
2.
Рецензии
Написать рецензию
Открою секрет. Дорогой Никозавр! Подборка со стихами Еременко, Парщикова и с Вашим очаровательным Лубком появилась благодаря моим титаническим усилиям. Сергей Цебаковский в то время со мной дружил, но нужна была подддержка свыше. Пошел я к Ал. Михайлову - он ко мне прислушивался, любил Цветаеву, Маяковского, Вознесенского. Вот втроем мы и проломили в тот миг китайскую стену.
Кедров-Челищев   13.10.2018 10:43   •   Заявить о нарушении / Удалить+ добавить замечания
Снежная булка того стоила! Спасибо!
Любовь Сердечная   15.10.2018 08:08
3.
ОКТАВА С ЭПИГРАФОМ из  А.Е.
«На тебя посмотрят изумлённо
Рамакришна, Кедров и Гагарин...
                Александр ЕРЁМЕНКО»

Мы идём по Млечному пути...
Что там, дальше? Господи, прости...
Укажи поэтам верный путь –
Где, куда, во сколько повернуть?

Но  молчит Господь......Как бы не так!
Дальше? Сами, сами, - через мрак,
Наугад, как раньше, сквозь года...
Ах, из ниоткуда – в никуда...
4.
КНИЖНЫЙ ОБМЕН
     Александру КАБАНОВУ в День Рожденья
           с пожеланием вдохновенья
Меняю Губанова
На Кабанова!
Евтушенко на Отрошенко…
Быкова на Коровина…
Ерёменко на Ерёмина,
Лаврентьева на Арутюнова…
Рубцова и Кузнецова
На Попова и Русакова…
Носова на Лихоносова…
Битова на Небитого…
Троцкого и Ленина
На Бродского и Пелевина…
Есенина и Маяковского
На Юдовского и  Кублановского…
Сутулова на Катеринича…
Кедрова  на Челищева…
Артиса на Краснова…
Книгу – за  книгу…Слово – за слово…
Степанова на Степанцова…
Панина на Панкина…
Где бы их почитать?

Новодевичье и Останкино
Не предлагать!
5.
ПРЕМИЯ «ЕРЁМА»
«Ерёма»: новая поэтическая премия
Новая поэтическая премия «Ерёма» учреждена к 75-летию со дня рождения поэта А. В. Ерёменко (1950-2021). Выборы победителя будут проведены по правилам исторических Выборов Короля Поэтов 1982 года, в результате которых победил поэт Александр Ерёменко.
Ерёма»: новая поэтическая премия - Литературный институт
Источник:
Литературный институт имени А.М. Горького
https://litinstitut.ru › content › eryoma-novaya-poetiches...


Николай ЕРЁМИН Доктор Поэтических наук. КрасноАдск – КрасноРайск - КрасноЯрск Октябрь 2025г


ЛЮБОВЬ И БОГ 

СОНЕТ ПРО СОЛНЕЧНЫЕ ПЯТНА

Теперь мы все зависим от Луны
И Солнца… Даже дураку понятно,
Что в войнах виноват не бог войны,
О, Господи! – а солнечные пятна…


Что на Земле ни в ком ничьей вины
Нет… Все друг в друга влюблены
И думают лишь о продленье рода…
В душе и вне – привычная свобода…

И нет такого мужа и жены,
Которые хотели бы урода
Произвести среди земных забот…
Мол, всех на свете  красота спасёт!

Не веришь?  Говоришь: «Как  бы не так?»
Понятно… Значит, умный, не дурак…


ПОЛУСОНЕТ ПРО СИЗИФОВ ТРУД

- Кризис - в мире, и ужас – в душе…
Ничего не поделать уже,
Надоело с камнями бодаться…
В вулканическом мандраже
Камни падают – не удержаться
На горе… Все - меня супротив! –
Произнёс и заплакал Сизиф…


ЛИТЕРАТУРНАЯ СОНЕТ-ПАРОДИЯ,

Посвящённая Евгению СТЕПАНОВУ,
Признавшемуся в «Дне поэзии»:
1.«А теперича жизнь – мани-мани,
Пропадёшь, коль себя не продашь.
…Я хотел бы купить на "Циане"
Не квартиру – а детский шалаш.»
2. – Я сегодня умер. Но прошу – не верьте!..
Жизнь моя начнётся сразу после смерти.
3.  «На участке растут сыроежки.
Это значит, что будет обед.»
 4. «Это жизнь начинается снова,
И не надо мне счастья чужого,
У меня своего пруд пруди.
И пять жизней ещё впереди!»

***
- И что за жизнь таперича такая? –
Степанов молвил , - всё – наоборот!
Шалаш сгорел… Хрущоба протекает –
А деньги все идут на  капремонт

Госдумы и ковидного Кремля,
Где все боятся смерти… О-ля-ля!

Желаючи  вернуться в СССР,
Где «Пионер – ребятам всем пример»
А комсомолец – не в пример седым -
Поёт, что «Вечно будет молодым!»

…Нет, я откатов энтих не люблю!
Идя по курсу доллара к рублю,
Себя продам –  но  - Хау ду ю ду? –
Авось-небось и Там  не пропаду!

***
Старый Будда сказал на рассвете
Всем, кто рядом: -  Живите,  как дети! –
…И теперь я – во сне ль, наяву –
Точно Будда, как в детстве, живу…
А ведь жил – Почему? Не вопрос, -
Как впадающий в детство Христос…


ЛЮБОВЬ ЕСТЬ БОГ

 «Божественный Крым нелюдим и безбожен»
                Валерий Прокошин

Прокошин прав, что Крым безбожен,
А мир без Бога невозможен…
И всё ж, безумен, как дебил,
В Крыму, я помню, счастлив был!

У «Винотеки», возле входа,
Где тьма счастливого народа
Влюблённо и благоговейно
Ждала мускатного Порт-вейна…

И Муза - вовсе не дебилка:
В руках бездонная бутылка…
А в двух перстнях - равновелик –
Сверкал агат и сердолик…

Магнолия в Крыму цвела…
И жизнь божественной была…
И повторял я, сколько мог:
- Любовь есть Бог! Любовь есть Бог…

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ

***
Над дорогой в Райский сад
Беспилотники летят…
Чтобы ангелы в Раю
Хором спели в честь мою…

***
Что жизнь осмысленно-бесценна
Я говорил, увы, не раз…
Что жизнь бессмысленно-бесцельна
Я понял только лишь сейчас.


***
Голова кружилась от успеха,
От любви, от счастья, от вина…
А теперь – сквозь слёзы – лишь от смеха,
Ах, всё чаще кружится она…

***
Недостижимое блаженство,
Бессмертная мечта моя:
Преодолеть несовершенство
И быта, и небытия…

Октябрь 2025 г Красноярск

ЧТО ЗА ВРЕМЕНА?

СОНЕТ ПРО ПЕГАСА

Пегас был зол.
Он чувствовал беду
И всё же шёл –
У  Музы в поводу…

Стучал подковой…
Крыльями махал…
Ржал  бестолково…
Слёзно затихал…

- Ах, неужели правда, что в душе
Поэзия закончилась уже?
Ну, объясни мне, Муза, почему
Всё стало вдруг у нас не по уму?

И Муза отвечала: - О, Пегас,
Прости меня, но  проза – не для нас…
2025


***
Ситуация банальная:
Жизнь кончается реальная…
Обесценилась она…
В каждом слове – ложь астральная,
Цифровая, Виртуальная,
От светла и до темна…
Боже, что за времена?

СОНЕТ ПРО  ИДИ КО МНЕ

Любовь - от края и до края -
Во мне царила и в стране…
...И, помню, Муза молодая:
- Иди! – воскликнула, - ко мне! -

…И я с тех пор иду, иду –
На счастье или на беду…

…Страна распалась, продвигаясь
По курсу доллара к рублю…
А я – курсантам всем на зависть –
Всё бескорыстнее люблю…

И сам зову теперь её:
- Ну, где ты, Муза? Ё, моё!
Ведь я – такой же молодой,
Хоть и с седою бородой…

СОНЕТ ПРО СОЦЗАКАЗ

Господом храним,
Байрон был гоним…
Пушкин был гоним…
Бродский был гоним…

Грешный аноним,
Подражая им,
Примеряет нимбы:
- Эх, туда бы… К ним бы! -

А в ответ – как раз,
Ну, не в бровь, а в глаз:
Новый соцзаказ:
«Дума про Кавказ»

И, рабу молвы, -
Премия, увы…

***
Это что ж с поэтами творится?
В Интернете, сам себе не мил,
«Автор удалил свою страницу»
То есть, Боже, сам себя убил…

Вот, вчера лишь был…А нынче - нет,
Навсегда покинул белый свет…
Все стихи бесследно удалил.
Все свои печали утолил…

Впрочем, зря он это учинил:
Помню всё, что автор сочинил!
Никому поэзию - Ей, ей, -
Не стереть из памяти моей…

СОНЕТ ПО СУТИ

По сути, жизнь – сплошное пьянство
В объятиях непостоянства
И в ожидании любви…

Увы, ошибка за ошибкой,
Улика следом за улыбкой
И наказание, увы…

По сути, ты – несчастный зритель –
Войдя с подругою в кабак,
Выходишь через вытрезвитель,
Поскольку выпить не дурак…

И видишь, как с твоею – вдруг –
Подругою уходит друг…
И ты уже  - один по сути,
Вослед им шепчешь: - Ах, вы, ссуки…


***
Всё греховное простилось...
Я теперь почти святой...
Наступает совместимость
С окружающей средой...
Всюду – Божья благодать...
Невозможно отступать.


ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ

***
Все стихи поэтессы – ложь,
Показуха и выпендрёжь…
Ни словечка нет от души…
Но глаза! До чего ж хороши!

***
- Зачем, скажи, во всей красе,
Ты хочешь быть такой, как все?
Пусть станут все - такой, как ты!
Неповторимой красоты…

***
В глазах – то непокорство, то смирение
У всех, кто мне встречался на пути…
Рабам - внушение, а небесам – прошение:
 - О,  Господи, помилуй и прости!


 Октябрь 2025 Красноярск

 
Лера МУРАШОВА
Альманах Миражистова
 
В тихом омуте...
Лера Мурашова
Не допускай погрешности,
не совершай оплошности,
не пожелай моей нежности –
не попадёшь в мои сложности.

Я не волна морская
и не молва людская –
острая с самого края
корочка ледяная,
в чаще глухой и косной
омута чёрный космос.
В нём все мечты утонут –
не пожалеет омут.
© Copyright: Лера Мурашова, 2018
Не от мира сего
Лера Мурашова
                Г.Я.

Он никогда в стихах не торопился,
он знал, что у него в запасе вечность.
Он знал, что звук и слово так же важны,
как мысль и чувство.
К жизни относился
с неистощимым жадным интересом -
такой бывает только у ребёнка -
и чуда ждал всегда и ото всех.
Жаль, что чудес на свете не бывает,
но сам он был чудеснее чудес.

Наверно, и на смерть он посмотрел
своими близорукими глазами
с таким открытым детским любопытством,
что та смутилась и на миг один
застыла с занесённою косой.
© Copyright: Лера Мурашова, 2018
Свидетельство о публикации №118092006127
Среди вечных холмов
Лера Мурашова
* * *
                Холмы forever         
                Г.Я.
Никогда среди вечных холмов
не дождётся Иуда прощенья,
и продлится броженье умов:
воскрешение - не возвращенье.

Снова точно в назначенный срок
разгорается точка востока.
Так ли ты в небесах одинок,
как я здесь - на земле одинока?

© Copyright: Лера Мурашова, 2017
Свидетельство о публикации №117050803320
идетельство о публикации №118101308000
 И будет мне по слову и по вере
Лера Мурашова
- размышления обывателя о святости -

                Напрасно стать земной хотела, –
                Мне надо подвиг свой нести.
                Елизавета Кузьмина-Караваева

Прескриптум: Заранее прошу прощения у читателей за несвязность и отрывочность своего повествования. Оно предполагает знакомство с основными событиями жизни моей героини. Для этого я составила её подробную биографию, которую и привожу здесь.
Мать Мария, в миру Елизавета Юрьевна Скобцова, в девичестве Пиленко, по первому мужу Кузьмина-Караваева. Монахиня Западноевропейского экзархата русской традиции Константинопольского патриархата. Русская поэтесса, мемуаристка, публицист, общественный деятель, участница французского Сопротивления. Канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица в январе 2004 года.

Родилась в семье юриста. В 1895 году отец Лизы Пиленко вышел в отставку и переехал с семьёй в Анапу, где в шести верстах от города находилось имение Джемете с виноградниками, доставшееся ему от отца – отставного генерала и винодела. В 1906 году, после скоропостижной кончины отца, с матерью и братом переехала в Петербург, где окончила гимназию весной 1909 года с серебряной медалью и поступила на высшие Бестужевские курсы (философское отделение историко-филологического факультета). В феврале 1908 года познакомилась с Александром Блоком, с которым у неё впоследствии завязались сложные отношения и длительная переписка.

В 1910 году Елизавета Пиленко вышла замуж за помощника присяжного поверенного Дмитрия Кузьмина-Караваева, бывшего большевика и близкого знакомого многих столичных литераторов, вместе с ним посещала собрания «на башне» Вячеслава Иванова, заседания «Цеха поэтов», религиозно-философские собрания, общалась с Николаем Гумилёвым, Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом, Михаилом Лозинским.

Оставила Бестужевские курсы, не получив диплома, весной 1912 года издала первый сборник стихов «Скифские черепки», положительно встреченный критикой. Скоро Кузьмина-Караваева начала тяготиться атмосферой столичной эстетствующей элиты и уехала сначала на немецкий курорт Бад-Наухайм, а затем в Крым, где общалась с Алексеем Толстым, Максимилианом Волошиным, Аристархом Лентуловым.

Весной 1913 года оставила мужа и вернулась из Петербурга в Анапу. 18 октября у Кузьминой-Караваевой родилась дочь Гаяна. Крёстным отцом Гаяны стал А. Н. Толстой. В апреле 1915 года опубликовала философскую повесть «Юрали», стилизованную под Евангелие, а в апреле 1916 года – сборник стихов «Руфь». В 1916 году пишет письма А. Блоку на фронт.

Февральскую революцию Кузьмина-Караваева встретила с энтузиазмом и в марте 1917 года вступила в партию эсеров. В феврале 1918 года была избрана городским головой Анапы. Когда после короткого периода двоевластия большевики полностью взяли власть в городе, Кузьмина-Караваева, хотя и не разделяла большевистской идеологии, заняла должность комиссара по здравоохранению и народному образованию, стараясь защитить население от грабежа и террора. В мае 1918 года участвовала в съезде партии правых эсеров в Москве и вела подпольную антибольшевистскую работу, осенью вернулась в Анапу, где была арестована деникинской контрразведкой – ей грозила смертная казнь за «комиссарство» и участие в национализации частной собственности. 15 марта 1919 года её дело рассматривал краевой военно-окружной суд в Екатеринодаре, и только благодаря умело организованной защите подсудимая получила всего две недели ареста. В газете «Одесский листок» публикуется открытое письмо в защиту Кузьминой-Караваевой, подписанное М. Волошиным, А. Толстым, В. Инбер и др.

Летом 1919 года Кузьмина-Караваева вышла замуж за Д. Е. Скобцова, кубанского казачьего деятеля. Весной 1920 года, после разгрома Белого движения на Кубани, Елизавета Скобцова с матерью и дочерью эвакуировались из Новороссийска в Грузию, где у Елизаветы Юрьевны родился сын Юрий, затем вся семья Скобцовых перебралась в Константинополь, некоторое время жила в Сербии, где 4 декабря 1922 родилась дочь Анастасия, а в январе 1924 года переехала в Париж.

7 марта 1926 года в Пастеровском институте умерла от менингита её младшая дочь Анастасия. Потрясённая горем, Елизавета Скобцова открыла для себя новый смысл жизни в служении людям во имя Бога. Заочно окончила Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже. 16 марта 1932 года в церкви Свято-Сергиевского православного богословского института приняла от митрополита Евлогия (Георгиевского) монашеский постриг, получив имя Мария в честь святой Марии Египетской, и по благословению духовного отца протоиерея Сергия Булгакова начала своё нетрадиционное монашеское служение в миру, посвятив себя благотворительной и проповеднической деятельности. Арендует помещение, где размещается дом отдыха для выздоравливающих туберкулёзных больных в Нуази-ле-Гран под Парижем, причём большую часть работы там мать Мария делала сама: ходила на рынок, убирала, готовила пищу, расписывала домовые церкви, вышивала для них иконы и плащаницы. В этом санатории в 1942 году скончался Константин Бальмонт.

В июле 1935 года старшая дочь Гаяна уехала в СССР и 30 июля 1936 года скоропостижно умерла в Москве, предположительно, от брюшного тифа.

Во время нацистской оккупации Парижа общежитие монахини Марии на улице Лурмель стало одним из штабов Сопротивления.

В июне 1942 года, когда нацисты проводили в Париже массовые аресты евреев для отправки в Освенцим, матери Марии удалось тайно вывезти оттуда четырёх еврейских детей в мусорных контейнерах. Дома на Лурмель и в Нуази-ле-Гран стали убежищами для евреев и военнопленных, мать Мария и отец Димитрий Клепинин, служивший в храме на ул. Лурмель, также выдавали евреям фиктивные свидетельства о крещении, которые иногда помогали.

8 февраля 1943 года гестаповцы арестовали сына матери Марии, а на следующий день и её саму. С нею был арестован и отец Дмитрий Клепинин. 6 февраля 1944 года Юрий Скобцов погиб в концлагере Дора («филиал» Бухенвальда), там же скончался и Д. Клепинин от воспаления лёгких. Мать Мария была отправлена в концлагерь Равенсбрюк, где была казнена в газовой камере 31 марта 1945 года, за неделю до освобождения лагеря Красной армией.

                * * *
Свои заметки о судьбе и поэзии Елизаветы Кузьминой-Караваевой (по второму браку Скобцовой, известной всему миру под именем матери Марии), женщине, вся жизнь и вся натура которой есть сплошное исключение из всех правил, мне хотелось бы начать с цитаты Константина Мочульского: «Тяжба Иова, боренья Иакова, материнство, как страшный, но благословенный дар Божий, ужас гибели и пламенная вера в чудо, ощущение хаоса и жажды строения Града Господня, крестная мука и ликование, запах тления и победный свет Воскресения – и над всем этим огненная пытка любви, – таковы мотивы необычной в нашей литературе религиозной поэзии Монахини Марии».
Действительно, у неё практически нет любовной лирики, ностальгических воспоминаний о детстве, пейзажных любований – всех этих традиционных жанров, которых не обошёл ни один поэт. Это при том, что и детство счастливое у неё было (по крайней мере, до смерти отца), и любовные страсти в молодости кипели – всё как полагается. Но если судить по стихам, обычные житейские радости не имели для неё большого значения. Когда вошёл в сердце будущей матери Марии высокий идеал христианской добродетели? Я не знаю. Может быть, она с ним родилась. В юности, конечно, она надеялась найти свой идеал, того, «кто зван для битвы чудной» подобно святому великомученику Георгию, сражающемуся с драконом, – воплощённый в конкретном земном человеке:

И знай, мой царственный, не я
Тебе кую венец и латы:
Ты в древних книгах бытия
Отмечен, вольный и крылатый!
 
Смотреть в туманы – мой удел;
Вверяться тайнам бездорожья
И под напором вражьих стрел
Твердить простое слово Божье,
 
И всадника ввести к тебе,
И повторить надежды зовы,
Чтоб был ты к утренней борьбе
И в полночь – мудрый и готовый.

Вот как видела она своё жизненное предназначение в молодости (стихотворение 1916 года, автору – 25 лет) – вдохновительница христова воина, с которым она будет стоять рядом, поддерживать, помогать, «твердить простое слово Божье». Но реальная жизнь скоро разрушила все иллюзии. Оказалось, что бороться с современными драконами можно только самой… Нет никого, кто победит ужасы войны, голода, смерти близких.

Искала я мечтателей, пророков,
Всегда стоящих у небесных лестниц,
И зрящих знаки недоступных сроков,
Поющих недоступные нам песни.

И находила нищих, буйных, сирых,
Упившихся, унылых, непотребных,
Заблудшихся на всех дорогах мира,
Бездомных, голых и безхлебных.

*
Задумывая эссе о матери Марии, я намеревалась в первую очередь написать о её отношениях с Блоком, об их красивом, изысканном, долгом платоническом романе, о чувстве, пронесённом ею через всю жизнь. Но тема монашеского служения и сложного пути к призванию захватила меня целиком, поэтому о месте Блока в жизни будущей святой Марии Парижской скажу сразу и немного, ибо совсем ничего не сказать – несправедливо и неправильно.
Встреча с Александром Блоком значила очень много для юной Лизы Пиленко. И это не удивительно, учитывая, что Блок к моменту их встречи был уже известным поэтом, зрелым человеком. Удивительно, что для двадцативосьмилетнего Блока встреча с пятнадцатилетним подростком не прошла бесследно. Притягиваются не только противоположности (хотя это тоже было, трудно представить более несхожих людей, чем сдержанный, холодный, погруженный в свой мир, недоступный для простых смертных, Блок и порывистая, яркая, горячая, страстно открытая миру молодая девочка), но и объекты с большими массами – по законам физики, а люди с большими духовными потенциалами – по законам Божественной гармонии. Лизу, как пролетающую мимо комету, не нашедшую ещё своей орбиты, притянуло к огромной, таинственной, и потому особенно желанной, планете. А Блока, привыкшего к тому, что все яркие звёздочки в его окружении, притягиваясь к нему, гаснут, падают метеоритными камешками, теряя своё свечение, удивило, что даже попав в зону его притяжения, комета сохранила собственный – не заёмный, не отражённый, свет. Что девочка пришла не только для того, чтобы что-то взять у него, но и – поделиться. Что у неё было, чем поделиться. Что с ней можно было разговаривать на равных.
Благодаря их встрече, мы имеем два редких у великого поэта верлибра: «Когда вы стоите на моем пути...» и «Она пришла с мороза». И знаменитый афоризм «Только влюблённый имеет право на звание человека» – написан ей. Примечательно, что для описания будущей святой поэт выбрал свободный стих. Хотя, думаю, сознательно он ничего не выбирал, это тот самый случай, когда материал диктует форму. Видимо, незаурядная, самобытная, не укладывающаяся в обычные рамки личность не соответствовала ни одному регулярному стихотворному размеру. Блок улавливал не только «музыку» времени, но и вибрации человека, именно это непонятное «звериное» чутье было его главным талантом.

*
Итак, Лиза Пиленко, пройдя поочерёдно все стадии развития: юная восторженная девочка, беззаветно и безответно влюблённая в первого поэта эпохи, затем молодая женщина и жена, разочарованная в богемной жизни декадентствующей столичной культурной элиты, а заодно и в преклоняющемся перед этой элитой муже («ритм нашей жизни нелеп: встаём около трёх дня, ложимся на рассвете… Мы жили среди огромной страны, как на необитаемом острове… Мы были в области духа циничны и нецеломудренны, в жизни – вялы и бездейственны»), далее – мать, познавшая все радости и горести материнства и изгнанница-эмигрантка, – становится той, кем и суждено ей было стать – матерью Марией. Её призвание – быть Христовой невестой, служить нищим и обездоленным – отчётливо видно уже в ранних стихах, и всё-таки идти к его осознанию ей пришлось долго и трудно – сложно понять себя настоящую, страшно отречься от роли обычной земной женщины.
Но когда «Каждая царапинка и ранка / В мире говорит мне, что я мать», когда «От небесного грома до шёпота, / Учит всё – до копейки отдай. / Грузом тяжким священного опыта / Переполнен мой дух через край», когда жизнь не оставляет выбора, приходится признать очевидное. И если выбор сделан, и сделан правильно, жить становится легко и радостно, даже в самые тяжёлые времена.

Теперь я знаю, что я та же
И что нельзя мне стать иной.

Пусть много долгих лет пройдёт,
Пусть будет волос серебриться, –
Я, как испуганная птица,
Лечу; и к дали мой полёт.

16 марта 1932 года на Сергиевском подворье в Париже, митрополит Евлогий, постригая её в монахини, напутствовал: «Нарекаю тебя в честь Марии Египетской: как та ушла в пустыню к диким зверям, так и тебя посылаю я в мир к людям, часто злым и грубым, в пустыню человеческих сердец». Час настал, из куколки вылупилась прекрасная бабочка. Внешне выглядело всё совсем наоборот: буквально излучающая витальность красивая, ещё достаточно молодая женщина превратилась в одетую в чёрное монахиню с закрытыми чёрным же покрывалом волосами, в круглых, простой проволочной оправы, очках. Но при внимательном рассмотрении видно, что на фотографиях в монашеском одеянии мать Мария всегда улыбается.

И мне блаженный жребий дан, –
В изодранном бреду наряде.

И вот она стоит в своей простой чёрной рясе перед миром. Нет лат, которые защитили бы её, нет меча, чтобы сражаться с драконами. Но истинно верующий, выполняющий волю Божью, знает, что за ним – крылатое воинство, и не боится земных испытаний. Что же видит вокруг себя мать Мария? «Мне кажется, что мир ещё в лесах». Это именно то, что видит перед собой мадонна Рафаэля, несущая сына людям.

И вечно Матерь отдаёт
На вечную Голгофу Сына.

Человеческий мир мало изменился с тех пор. Он всё так же неустроен, жесток, опасен. В нём по-прежнему есть место подвигу. И, засучив рукава, мать Мария принимается за главное в своей жизни дело, как она его понимает.
«Путь к Богу лежит через любовь к человеку, другого пути нет. На Страшном суде меня не спросят, успешно ли я занималась аскетическими упражнениями и сколько положила земных и поясных поклонов, а спросят: накормила ли голодного, одела ли голого, посетила ли больного и заключённого в тюрьме».
Путь этот долог и тяжёл, даже у святых, наверное, бывают минуты слабости, когда хочется возроптать:

*
Нищенство и пыль, и мелочь, мелочь,
И забота, так что нету сил...

*
От любви и горя говорю –
Иль пошли мне ангельские рати,
Или двери сердца затворю
Для отмеренной так скупо благодати.

Но минутная слабость проходила, и мать Мария снова обращалась к своему служению («Нет, Господь, я дорогу не мерю, – / Что положено, то и пройду»), искренне не считая его подвигом:

И тогда, нагибаясь средь праха,
Прячась в пыльном, земном бурьяне,
Я не знаю сомненья и страха,
Неповинна в свершённой вине.

Что ж? – Суди! Я тоскою закатной,
Этим плеском немеркнущих крыл
Оправдаюсь в пути безвозвратном,
В том, что день мой не подвигом был.

*
Осталось сказать о мученической кончине матери Марии. Конечно, как верующий человек, смерти она не боялась и была к ней готова.
*
Зачем жалеть? Чего страшиться?
И разве смерть враждебна нам?
В бою земном мы будем биться,
Пред непостижным склоним лица,
Как предназначено рабам.

*
Как Даниил средь львиных рвов,
Мой дух к мучению готов,
А львы к покорности готовы.

Неоднократно обращаясь в стихах к теме своей кончины, пытаясь предугадать, как и когда это произойдёт:

* * *
Подвяжут белым платом челюсть;
И руки на груди скрестят,
Навек закроют мёртвый взгляд, –
О, дней быстротекущих прелесть…

Пусть землю заступом и ломом;
Тревожат люди для меня…
Чрез сколько лет предстану я;
Таким тяжёлым чернозёмом?

Догадывалась ли она, приходило ли ей в видениях, что конец её земного существования будет настолько ужасен, что погибнет она от человеческого насилия, что никто не закроет глаз, не скрестит на груди рук, не выроет могилу, не говоря уже о необходимом для православного человека соборовании?
Судя по этим стихам 1938-го года, догадывалась:

* * *

Я знаю, зажгутся костры
Спокойной рукою сестры,
А братья пойдут за дровами,
И даже добрейший из всех
Про путь мой, который лишь грех,
Недобрыми скажет словами.

И будет гореть мой костёр
Под песнопенье сестёр,
Под сладостный звон колокольный,
На месте на Лобном, в Кремле,
Иль здесь, на чужой мне земле,
Везде, где есть люд богомольный.

От хвороста тянет дымок,
Огонь показался у ног
И громче напев погребальный.
И мгла не мертва, не пуста,
И в ней начертанье креста –
Конец мой! Конец огнепальный!

По легенде, мать Мария пошла в газовую печь по своей воле, спасая молодую женщину, тоже узницу концлагеря, и даже перешила номер на одежде, чтобы поменяться с ней местами. Так это было или нет? Точно никто не знает. Но легенды слагаются о святых и героях.

*
Главное для человека, как для реки, – устье, результат жизни. Во многом он определяется истоком. Что делает человека святым? Духовная стойкость. Откуда она берётся? Иного источника, кроме Божественной воли, я не вижу. В случае матери Марии каждое испытание, которыми была так насыщена её жизнь, только увеличивало её духовные силы, её веру и стремление служить Богу. Даже самое страшное горе, способное сломить любого человека – потеря ребёнка – послужило её духовному росту. Вот что она написала в дневнике после похорон младшей дочери: «Мне стало ведомо новое, особое, широкое и всеобъемлющее чувство материнства. Я вернулась с ... кладбища другим человеком, с новой дорогой впереди, с новым смыслом жизни. И теперь нужно было это чувство воплощать в жизнь».
Говоря о монашеском служении матери Марии, надо отметить некую двойственность её натуры, которую она и сама за собой знала:

*
Сопряжены во мне два духа, –
Один спокойно счёт ведёт:
Сегодня воля, завтра гнёт,
Сегодня горечь, завтра мёд,
Всему есть мера, есть и счёт…
И стукают костяшки глухо…
 
Другой, – несчётный и бродяга,
Слепых и нищих поводырь.

*
Теперь свершилось: сочетаю
В один и тот же Божий час
Дорогу, что приводит к раю,
И жизнь, что длится только раз.

Монашество в миру, на которое благословили мать Марию, – редкость. Но, видимо, её мудрый духовный наставник митрополит Евлогий понимал, насколько сильным в ней было земное – материнское – начало, не отпускавшее её до самого конца:

* * *
Взлетая в небо, к звёздным, млечным рекам
Одним размахом сильных белых крыл,
Так хорошо остаться человеком,
Каким веками каждый брат мой был.

И, вдаль идя крутой тропою горной,
Чтобы найти заросший древний рай,
На нивах хорошо рукой упорной
Жать зреющих колосьев урожай.

Читая в небе знак созвездий каждый
И внемля медленным свершеньям треб,
Мне хорошо земной томиться жаждой
И трудовой делить с земными хлеб.

И все же, она отчётливо осознавала: «Не средь равнин земного сада / Мне обетованный оплот».

Я совершенно не разбираюсь в церковной бюрократии (как и в любой другой), но, возможно, именно в этой неспособности окончательно оторваться от всего земного, и заключается причина, по которой РПЦ не утвердила канонизацию Матери Марии. Ведь она была монахиней и канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица*, а к монашеству подходят с мерками более строгими, чем к мирянам. Возможно, не будь она монахиней, РПЦ согласилась бы признать мать Марию святой?.. Парадокс. Но верность моих предположений подтверждает, например, иеромонах Сергий (Рыбко): «В монашеском облике матери Марии отсутствует самое главное – её молитвенный подвиг. Его просто нет. Как мирянка, она была, может быть, праведной, но её монашеский постриг, на мой взгляд, только внёс сумбур. Как об отце Павле Флоренском сказал один из иерархов-исповедников: “Если бы он ничего не написал, то действительно был бы святой мученик”»**.
И все-таки в отношении к монашескому служению и подвигу матери Марии не все в РПЦ столь категоричны. С большой любовью и пониманием говорит о ней, например, протоиерей Димитрий Карпенко в статье «Мария Парижская – неудобная святая»: «…её поэзия, статьи, в том числе и на богословскую проблематику, являют собой особую сокровищницу русской мысли и русского слова. Но главное сокровище матери Марии – это её вера, истинно евангельская вера, которая состояла, не из одних лишь слов, но и дел. Евангельское милосердие и евангельское доброделание, которое не взирает на лица, – вот главный вклад матери Марии в сокровищницу русского христианства». Очень рекомендую всем прочесть эту статью.

Правильность решения митрополита Евлогия о служении матери Марии в миру подтверждает вся её дальнейшая подвижническая жизнь и мученическая смерть. Укрыться за монастырской стеной от ужасов мирской жизни – не для неё. Ей хватало сил служить Богу – через человека – среди этих ужасов, и в памяти людей она осталась героиней и святой, не зависимо от формального признания или непризнания её святости Русской православной церковью.
___
* Преподобномученики – православные святые, мученики из монахов. Возникновение данного лика святости связано с возникновением и развитием института монашества.
** Из интервью с иеромонахом Сергием (Рыбко); полный текст см.: Благодатный Огонь, 2000, № 5.

© Copyright: Лера Мурашова, 2019
Свидетельство о публикации №119111009684
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении
Другие произведения автора Лера Мурашова
Рецензии
Написать рецензию
Спасибо большое за Ваше эссе! Потрясающая судьба: поэзия, революция, монашество, борьба в рядах Сопротивления, концлагерь!..

Игорь Лебедевъ   03.06.2021 18:50   •   Заявить о нарушении
+ добавить замечания
Да, Игорь, вы правы, судьба потрясающая.
Спасибо за отзыв.

Лера Мурашова   18.06.2021 19:24   Заявить о нарушении
 
Елизавета КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА
Альманах Миражистов
 
 
стихи Елизаветы Кузьминой-Караваевой
* * *
 
Буду только зрячей, только честной, –
(У несчастья таковы права), –
Никаких полётов в свод небесный
И рассказов, как растёт трава.
 
Буду честно ничего не видеть,
Ни во что не верить и не знать.
И неизживаемой обиде
Оправдания не подбирать.
 
Избрана я. Гостя посетила,
Подошла неведомой тропой.
Всё взяла, – одним лишь наградила –
Этой дикой зрячестью слепой.
<193?>
 
* * *
Вдруг свет упал, и видны все ступени
От комнаты, где стол, плита, кровать,
Где только что развёрнута тетрадь, –
Куда-то вдаль, где облачные тени,
И вдаль ещё, где блещет благодать.
 
Так сильно связано всё в жизни в узел вечный:
И неба синь, и улиц серый прах,
И детский звонкий крик, и смысл в стихах, –
Что кажется, – вот пьяный нищий встречный, –
А за спиной широких крыл размах.
 
Пронзительным лучом, крепчайшей нитью
Отсюда мы уводимся за грань.
И средь людей гудит иная брань,
И кажется, что к каждому событью
Касается невидимая длань.
<до 1937>
 
* * *
За этот день, за каждый день отвечу, –
За каждую негаданную встречу, –
За мысль и необдуманную речь,
За то, что душу засоряю пылью
И что никак я не расправлю крылья,
Не выпрямлю усталых этих плеч.
 
За царский путь и за тропу пастушью,
Но, главное, – за дани малодушью,
За то, что не иду я по воде,
Не думая о глубине подводной,
С душой такой крылатой и свободной,
Не преданной обиде и беде.
 
О, Боже, сжалься над Твоею дщерью!
Не дай над сердцем власти маловерью.
Ты мне велел: не думая, иду…
И будет мне по слову и по вере
В конце пути такой спокойный берег
И отдых радостный в Твоём саду.
22 августа 1933
 
* * *
Земля человека не хочет,
Заботы его и трудов.
Водой его стены подточит,
Развеет их силой ветров.
 
И будут дубравы и рощи
В безлюдье своём зелены.
И стебель подымется тощий
В расщелинах старой стены.
 
Но люди земле моей милы,
Когда, завершивши свой путь,
К разверстому зеву могилы
Усталое тело несут.
 
Вот, в чёрной лежи колыбели, –
Ах, баюшки-баю-баю,
Чтоб больше ветра не гудели,
Закаты огнём не горели,
Не веяли б снегом метели,
Не мучали б тихость твою.
до 1937
 
* * *
Знаю я, что будет тишина,
Этой ночью подойдёт, быть может,
И ни горе больше, ни вина,
Ничего мой дух не потревожит.
 
Как собака, лягу я у ног,
У хозяйских ног, средь серой персти,
И Хозяин скажет: мой щенок,
Мой щенок с взлохмаченною шерстью.
 
…Господи, вот глупый Твой щенок
Неумело Твои ноги лижет.
Дай мне вечность пролежать у ног, –
Только б потеплее и поближе…
<193?>
 
* * *
И в эту лямку радостно впрягусь,
Желай лишь, сердце, тяжести и боли.
Хмельная, нищая, святая Русь,
С тобою я средь пьяниц и средь голи.
 
О, Господи, Тебе даю обет, –
Я о себе не помолюсь вовеки, –
Молюсь Тебе, чтоб воссиял Твой свет
В унылом этом, пьяном человеке…
 
В безумце этом или в чудаке,
В том, что в одежде драной и рабочей,
Иль в том, что учится на чердаке
Или ещё о гибели пророчит.
 
Европы фабрики и города,
Европы фермы, шахты и заводы, –
Их обрести Господь привёл сюда
Необретаемой свободы.
 
И средь полей и городов молюсь
За тех, кто в этой жизни вечно голы,
Хмельную, нищую, святую Русь
Ты помяни у Твоего престола!
1931, Ницца
 
* * *
Как они живут спокойной жизнью,
Когда ветер облака метёт,
Когда каждую минуту может брызнуть
Дождь неистовый потопных вод?
 
Дети с куклой, женщины с вязаньем,
Пчелы с мёдом, – множество труда.
Как успеть с грехом и наказаньем,
Как успеть до Страшного Суда?
<до 1937>
 
* * *
Какие праздничные дни –
Чем дальше в жизнь, тем чаще, чаще.
Мне кажется трава сродни,
И старый дуб – мой милый пращур.
 
Когда-нибудь Тебе на суд
Я с грустью принесу любовной
Полей родимых изумруд
И прах земли единокровной.
 
Единая нас носит мать,
Единая растит утроба.
И как Ты можешь покарать
Своё подобие и образ?
 
Мы выйдем из могил и нор, –
Зверь, камень, человек, растенье, –
И предрешит Твой приговор
Всеобщее восстановленье.
лето 1930
 
 * * *
Когда мой взор рассвет заметил,
Я отреклась в последний раз;
И прокричал заутро петел,
И слёзы полились из глаз.
 
Теперь я вновь бичую тело;
Обречена душа; прости.
Напрасно стать земной хотела, –
Мне надо подвиг свой нести.
 
Мечтать не мне о мудром муже
И о пути земных невест;
Вот с каждым шагом путь мой уже,
И давит плечи чёрный крест.
<до 1917>
 
* * *
Когда-нибудь, я знаю, запою
О неподвижности, о мерной мере.
Ведь не поспешны ангелы в раю
И мудрые не суетятся звери.
 
И только тот, кто создан в день шестой,
Кто мост меж жизнью тварной и Господней,
Всё мечется в своей тоске пустой,
Свободней духов и зверей безродней.
 
Навек покинув эту плоть мою,
Такую же, в какой томятся звери,
В Твоём прохладном, голубом раю
Когда-нибудь, я знаю, запою
О неподвижности, о мерной мере.
<до 1937>
 
* * *
Кто я, Господи? Лишь самозванка,
Расточающая благодать.
Каждая царапинка и ранка
В мире говорит мне, что я мать.
 
Только полагаться уж довольно
На одно сцепление причин.
Камень, камень, Ты краеугольный,
Основавший в небе каждый чин.
 
Господи, Христос - чиноположник,
Приобщи к работникам меня,
Чтоб ответственней и осторожней
Расточать мне искры от огня.
 
Чтоб не человечьим благодушьем,
А Твоей сокровищницей сил
Мне с тоской бороться и с удушьем,
С древним змием, что людей пленил.
1932, Гренобль
 
* * *
Не буду ничего беречь,
Опустошённая, нагая.
Ты, обоюдоострый меч,
Чего ж ты медлишь, нас карая?
 
Без всяких слаженных систем,
Без всяких тонких философий,
Бредёт мой дух, смятен и нем,
К своей торжественной Голгофе.
 
Пустынен мёртвый небосвод,
И мёртвая земля пустынна.
И вечно Матерь отдаёт
На вечную Голгофу Сына.
<до 1938>
 
* * *
Нежданно осветил слепящий, яркий свет
Мой путь земной и одинокий;
Я так ждала, что прозвучит ответ;
Теперь же ясно мне – ответа нет,
Но близятся и пламенеют сроки.
 
О, тихий отзвук вечных слов,
Зелёной матери таинственные зовы.
Как Даниил средь львиных рвов,
Мой дух к мучению готов,
А львы к покорности готовы.
 
* * *
Нет, Господь, я дорогу не мерю, –
Что положено, то и пройду.
Вот услышу опять про потерю,
Вот увижу борьбу и вражду.
 
Я с открытыми миру глазами,
Я с открытою ветру душой;
Знаю, слышу – Ты здесь, между нами,
Мерой меришь весь путь наш большой.
 
Что же? Меряй. Мой подвиг убогий
И такой неискупленный грех,
Может быть, исчислением строгий, –
И найдёшь непростительней всех.
 
И смотреть я не буду на чашу,
Где грехи мои в бездну летят,
И ничем пред Тобой не украшу
Мой разорванный, нищий наряд.
 
Но скажу я, какою тоскою
Ты всю землю Свою напоил,
Как закрыты дороги к покою,
Сколько в прошлом путей и могил.
 
Как в закатную серую пору
Раздаётся нездешний набат
И видны истомлённому взору
Вихри крыльев и отблески лат.
 
И тогда, нагибаясь средь праха,
Прячась в пыльном, земном бурьяне,
Я не знаю сомненья и страха,
Неповинна в свершённой вине.
 
Что ж? – Суди! Я тоскою закатной,
Этим плеском немеркнущих крыл
Оправдаюсь в пути безвозвратном,
В том, что день мой не подвигом был.
1941, Париж
 

 
* * *
Пусть отдам мою душу я каждому,
Тот, кто голоден, пусть будет есть,
Наг – одет, и напьётся пусть жаждущий,
Пусть услышит неслышащий весть.
 
От небесного грома до шёпота,
Учит всё – до копейки отдай.
Грузом тяжким священного опыта
Переполнен мой дух через край.
 
И забыла я, – есть ли средь множества
То, что всем именуется – я.
Только крылья, любовь и убожество,
И биение всебытия.
 
* * *
Там было молоко и мёд,
И соки винные в точилах.
А здесь – паденье и полёт,
Снег на полях и пламень в жилах.
 
И мне блаженный жребий дан, –
В изодранном бреду наряде.
О Русь, о нищий Ханаан,
Земли не уступлю ни пяди.
 
Я лягу в прах, и об земь лбом.
Врасту в твою сухую глину.
И щебня горсть, и пыли ком
Слились со мной во плоть едину.
<до 1937>
 
* * *
Тружусь, как велено, как надо;
Ращу зерно, сбираю плод.
Не средь равнин земного сада
Мне обетованный оплот.
 
И в час, когда темнеют зори,
Окончен путь мой трудовой;
Земной покой, земное горе
Не властны больше надо мной;
 
Я вспоминаю час закатный,
Когда мой дух был наг и сир,
И нить дороги безвозвратной,
Которой я вступила в мир.
 
Теперь свершилось: сочетаю
В один и тот же Божий час
Дорогу, что приводит к раю,
И жизнь, что длится только раз.
   
 

 
Александр ЕРЁМЕНКО
Альманах Миражистов
 
 
Александр Ерёменко
Журнал ПОэтов № 10 (22), 2009

* * *
Константин Александрович Кедров,
Я, наверно, не всё понимай,
Но когда наши души от недров,
Стал зависимей, вот Вам банзай

Александр Ерёменко
Антология Футурум-арт № Антология
Источник:Стихотворение было опубликовано на сайте: "РВБ: Неофициальная поэзия".
* * *
Иерониму Босху,
изобретателю прожектора
1
Я смотрю на тебя из настолько глубоких могил,
что мой взгляд, прежде чем до тебя добежать, раздвоится.
Мы сейчас, как всегда, разыграем комедию в лицах.
Тебя не было вовсе, и, значит, я тоже не был.
Мы не существовали в неслышной возне хромосом,
в этом солнце большом или в белой большой протоплазме.
Нас ещё до сих пор обвиняют в подобном маразме,
в первобытном бульоне карауля с поднятым веслом.
Мы сейчас, как всегда, попытаемся снова свести
траектории тел. Вот условие первого хода:
если высветишь ты близлежащий участок пути,
я тебя назову существительным женского рода.
Я, конечно, найду в этом хламе, летящем в глаза,
надлежащий конфликт, отвечающий заданной схеме.
Так, всплывая со дна, треугольник к своей теореме
прилипает навечно. Тебя надо ещё доказать.
Тебя надо увешать каким-то набором морфем
(в ослепительной форме осы заблудившийся морфий),
чтоб узнали тебя, каждый раз в соответственной форме,
обладатели тел. Взгляд вернулся к начальной строфе...
Я смотрю на тебя из настолько далеких... Игра
продолжается. Ход из меня прорастёт, как бойница.
Уберите конвой. Мы играем комедию в лицах.
Я сидел на горе, нарисованной там, где гора.
2
Я сидел на горе, нарисованной там, где гора.
У меня под ногой (когда плюну — на них попаду)
шли толпой бегуны в непролазном и синем аду,
и, как тонкие вши, шевелились на них номера.
У меня за спиной шелестел нарисованный рай,
и по краю его, то трубя, то звеня за версту,
это ангел проплыл или новенький, чистый трамвай,
словно мальчик косой с металлической трубкой во рту.
И пустая рука повернет, как антенну, алтарь,
и внутри побредёт сам с собой совместившийся сын,
заблудившийся в мокром и дряблом строенье осин,
как развернутый ветром бумажный хоккейный вратарь.
Кто сейчас расчленит этот сложный язык и простой,
этот сложенный вдвое и втрое, на винт теоремы
намотавшийся смысл. Всей длиной, шириной, высотой
этот встроенный в ум и устроенный ужас системы.
вот болезненный знак: прогрессирует ад.
Концентрический холод к тебе подступает кругами.
Я смотрю на тебя — загибается взгляд,
и кусает свой собственный хвост. И в затылок стучит сапогами.
И в орущем табло застревают последние дни.
И бегущий олень зафиксирован в мёрзлом полене.
Выплывая со дна, подо льдом годовое кольцо растолкни —
он сойдется опять. И поставит тебя на колени,
где трехмерный колодец не стоит плевка,
Пифагор по колени в грязи, и секущая плоскость татар.
В этом мире косом существует прямой пистолетный удар,
но однако и он не прямей, чем прямая кишка.
И в пустых небесах небоскреб только небо скребёт,
так же как волкодав никогда не задавит пустынного волка,
и когда в это мясо и рубку (я слово забыл)
попадёт твой хребет —
пропоёт твоя глотка.
3
В кустах раздвинут соловей.
Над ними вертится звезда.
В болоте стиснута вода,
как трансформатор силовой.

Летит луна над головой,
на пустыре горит прожектор
и ограничивает сектор,
откуда подан угловой.
Александр Ерёменко
Антология Футурум-арт № Антология
Источник:Стихотворения были опубликованы в антологии "Времена и пространства" в трех томах, Москва, издательство Infinity, 2005.

* * *

Ласточка с весною
в сени к нам летит...

В глуши коленчатого вала,
в коленной чашечке кривой
пустая ласточка летала
по возмутительной кривой.
Она варьировала темы
от миллиона до нуля:
инерциальные системы,
криволинейные поля.
И вылетала из лекала
в том месте, где она хотела,
и ничего не извлекала
ни из чего, там, где летела.
Ей, видно, дела было мало
до челнока или затвора.
Она летала, как попало,
и не оставила зазора,
ни между севером и югом,
ни между Дарвином и Брутом,
как и диаметром и кругом,
как и термометром и спрутом,
между Харибдой и калибром,
как между Сциллой и верлибром,
как между Беллой и Новеллой,
как и новеллой и Новеллой.
Как между Женей и Андреем,
ах, между кошкой и собакой,
ах, между гипер- и бореем,
как между ютом или баком.
Меж Юнной старой или юной,
как между кедром или дубом,
как между глазом или задом,
между детсадом или адом.
В чулане вечности противном
над безобразною планетой
летала ласточка активно,
и я любил её за это.

* * *

Я памятник себе...

Я добрый, красивый, хороший
и мудрый, как будто змея.
Я женщину в небо подбросил —
и женщина стала моя.

Когда я с бутылкой "Массандры"
иду через весь ресторан,
весь пьян, как воздушный десантник,
и ловок, как горный баран,

все пальцами тычут мне в спину,
и шёпот вдогонку летит:
он женщину в небо подкинул —
и женщина в небе висит...

Мне в этом не стыдно признаться:
когда я вхожу, все встают
и лезут ко мне обниматься,
целуют и деньги дают.

Все сразу становятся рады
и словно немножко пьяны,
когда я читаю с эстрады
свои репортажи с войны,

и дело до драки доходит,
когда через несколько лет
меня вспоминают в народе
и спорят, как я был одет.

Решительный, выбритый, быстрый,
собравший все нервы в комок,
я мог бы работать министром,
командовать крейсером мог.

Я вам называю примеры:
я делать умею аборт,
читаю на память Гомера
и дважды сажал самолёт.

В одном я виновен, но сразу
открыто о том говорю:
я в космосе не был ни разу,
и то потому, что курю...

Конечно, хотел бы я вечно
работать, учиться и жить
во славу потомков беспечных
назло всем детекторам лжи,

чтоб каждый, восстав из рутины,
сумел бы сказать, как и я:
я женщину в небо подкинул —
и женщина стала моя!

НОЧНАЯ ПРОГУЛКА

Мы поедем с тобою на А и на Б
мимо цирка и речки, завёрнутой в медь,
где на трубной, вернее сказать, на Трубе,
кто упал, кто пропал, кто остался сидеть.

Мимо темной "России", дизайна, такси,
мимо мрачных "Известий", где воздух речист,
мимо вялотекущей бегущей строки,
как предсказанный некогда ленточный глист,

разворочена осень торпедами фар,
пограничный музей до рассвета не спит.
Лепестковыми минами взорван асфальт,
и земля до утра под ногами горит.

Мимо Герцена — кругом идет голова,
мимо Гоголя — встанешь — и некуда сесть.
Мимо чаек лихих на Грановского, 2,
Огарёва, не видно, по-моему — шесть.

Мимо всех декабристов, их не сосчитать,
мимо народовольцев - и вовсе не счесть.
Часто пишется "мост", а читается — "месть",
и летит филология к черту с моста.

Мимо Пушкина, мимо... куда нас несёт?
Мимо "Тайных доктрин", мимо крымских татар,
Белорусский, Казанский, "Славянский базар"...
Вон уже еле слышно сказал комиссар:
"Мы ещё поглядим, кто скорее умрёт..."

На вершинах поэзии, словно сугроб,
наметает метафора пристальный склон.
Интервентская пуля, летящая в лоб,
из затылка выходит, как спутник-шпион!

Мимо Белых столбов, мимо Красных ворот.
Мимо дымных столбов, мимо траурных труб.
"Мы ещё поглядим, кто скорее умрёт." —
"А чего там глядеть, если ты уже труп?"

Часто пишется "труп", а читается "труд",
где один человек разгребает завал,
и вчерашнее солнце в носилках несут
из подвала в подвал...

И вчерашнее солнце в носилках несут.
И сегодняшний бред обнажает клыки.
Только ты в этом тёмном раскладе — не туз.
Рифмы сбились с пути или вспять потекли.

Мимо Трубной и речки, завёрнутой в медь.
Кто упал, кто пропал, кто остался сидеть.
Вдоль железной резьбы по железной резьбе
мы поедем на А и на Б.
БАСЁ
Альманах Миражистов
 
Портрет Басё работы Ёсы Бусона
Басё (яп. ;;;;; Мацуо Басё, Мацуо Дзинситиро[6], XXI год Канъэй (1644), Уэно, провинция Ига — 12 октября VII года Гэнроку (28 ноября 1694), Осака, провинция Сэтцу) — японский поэт, теоретик стиха, сыгравший большую роль в становлении поэтического жанра хайку[6].
Происходил из самурайской семьи. Начал изучать поэзию в 1664 году в Киото. В 1672 году поступил на государственную службу в городе Эдо, позже преподавал поэзию. Известность Басё принесло его мастерство в жанре комического рэнга[7], но основной его заслугой стал вклад в жанр и эстетику хайку[8]. Он превратил чисто комический жанр в ведущий лирический, основанный на пейзажной лирике[9], вложил в него философское содержание[10].
Единство его образной системы, выразительных средств, его художественное своеобразие характеризуют изящная простота, ассоциативность, гармония прекрасного, глубина постижения гармонии мира[10]. В 1680-е годы Басё под влиянием дзэн-буддизма использовал в творчестве принцип «озарения»[7].
Басё после себя оставил 7 антологий, в создании которых принимали участие и его ученики: «Зимние дни» (1684), «Весенние дни» (1686), «Заглохшее поле» (1689), «Тыква-горлянка» (1690), «Соломенный плащ обезьяны» (книга 1-я, 1691, книга 2-я, 1698), «Мешок угля» (1694), лирические дневники, предисловия к книгам и стихам, письма, содержащие суждения об искусстве и творческом процессе в поэзии[7]. Путевые лирические дневники содержат описания пейзажей, встреч, исторических событий. В них включены собственные стихи и цитаты из произведений выдающихся поэтов. Лучшим из них считается «По тропинкам Севера» («Окуно хосомити», 1689)[8].
Поэзия и эстетика Басё существенно повлияли на японскую литературу того времени[7], «стиль Басё» определил развитие японской поэзии почти на 200 лет[8].
 
Мацуо Басё
44 ХАЙКУ 
 Предисловие и перевод с японского Виктора Райкина
Настояшее имя великого японского поэта — Мацуо Кинсаку (1644–1694)(Мацуо — фамилия, Кинсаку — имя, данное ему при рождении). Известно, что он родился в 1644-м году (точной даты нет) недалеко от Киото (тогдашней столицы Японии) в семье небогатого самурая. Вскоре после его рождения Япония закрыла свои границы, прочно и надолго отгородившись от внешнего мира, тогда же и начался период расцвета национальной культуры, своего рода японское Возрождение. Кинсаку получил домашнее образование и подростком поступил в услужение ёсыну местного феодала, переехав жить в замок Уэно, имевший хорошую библиотеку. Там развилась его любовь к литературе. После ранней смерти своего господина он перебрался в Киото и стал заниматься поэзией под руководством известного поэта Кигина. Он участвует в сессиях коллективного творчества в жанре хайкай-но-ренга (или просто рэнга) — «поэзии сцепленных строф», когда несколько поэтов сочиняют стихи друг за другом, развивая тему предшественника.
 Первая строфа рэнга называется хокку и представляет собой три нерифмованные строчки, содержашие 5-7-5 слогов. В 17-м веке многие японские поэты экспериментировали, беря форму хокку как основу для самостоятельного стихотворения. Этот жанр впоследствии получил название хайку. Басё становится его признанным мастером, а впоследствии и теоретиком.
 В 1672-м году он переезжает в Эдо (крупный культурный и административный центр, теперь это один из районов Токио), где текла бурная литературная жизнь. Много пишет, зарабатывает уроками стихосложения, серьёзно изучает дзен-буддизм. Его известность растёт. В Эдо ученики построили ему хижину, и поэт собственноручно посадил перед ней банан. Тогда и возник этот псевдоним: Басё означает «банановое дерево». Случивщийся вскоре страшный пожар, уничтоживший большую часть Эдо, лишил его любимой хижины, и сам он едва не погиб. Ученики выстроили для него новую, и он опять посадил перед нею банан. Но на месте ему уже не сиделось, и в 1684-м Басё начинает свои многомесячные, главным образом пешие, путешествия. В одиночку или с одним из учеников он прошёл тысячи километров по родной Японии, и в этих походах создал новый литературный жанр. Хайбун — это короткие путевые заметки, в которых проза сочетается со стихами хайку. Его звестность в последние десять лет жизни была такова, что почти всюду его ждали поэты и почитатели, и вечера и ночи часто проходили в коллективном творчестве.
 Осенью 1694-го Басё отправился из Нары в Осаку, и там заболел животом, что случалось и раньше. Но на этот раз состояние его быстро ухудшалось, и лекарства не помогали. Почувствовав близкую смерть, он продиктовал несколько писем и 28-го ноября скончался в возрасте 50-ти лет (возможно, не полных, т.к. дата его рождения не известна).
 За три дня перед смертью, в 2 часа ночи, он проговорил стихотворение, записанное сидевшим рядом с постелью учеником и ставшее последним (его перевод читатель найдёт в конце подборки).
 В немногих дошедших до нас воспоминаниях современников Басё предстаёт невысоким, стройным, большеносым человеком в простом хитоне (иногда в плаще), сандалиях и в шапочке (или в соломенной шляпе) на бритой наголо голове. Преданным и заботливым другом и родственником. Бессребренником, прожившим жизнь в добровольной бедности.
 Басё изменил взгляд, и не только японцев, на поэзию, показав, что она таится в сиюминутном, в том, что у нас прямо перед глазами. Он научил поэтов избегать красивые метафоры и многозначительные формулы, а вместо этого указывать на истину, скрытую в обыденном и быстротекущем.
 Позволю себе дать читателю совет. Перед вами крошечные (по длине) стихотворения, но каждое из них совершенно самостоятельно, и «вес» его не маленький. Не стоит читать их подряд, лучше всего открыть подборку в любом месте и постараться наткнуться на хайку, которое откликнется. То, что именно сейчас, в этот момент, произошла ваша с ним встреча — неслучайно. Не торопитесь, побудьте с этим стихотворением наедине, тогда вы сможете попасть в т.н. «комнату тишины», в которой раскрывается смысл. Если такой встречи не случится сейчас, то всё хорошо, жизнь течёт дальше, и, возможно, вас ждёт иная, совсем неожиданная встреча.
***
прудзаглохший
лягушкаплюхнулась
в воду
***
сакура расцвела!
от безделья священник
заигрывает с супругой
***
уснул под сакурой…
гулким стал
как тыква-горлянка
***
а о китайской поэзии
я побеседую
с бабочкой!
***
дарю тебе веер —
дарю тебе ветер
со склона Фудзи!
***
ни минуты покоя!
изгваздались до локтей
ловцы улиток
***
откуда в Киото
тоска по Киото —
кукушка, скажи!
 
***
уже весна
а у меня в заначке
один прошлогодний рис

***
вместе с Буддой
возьми и родись
оленёнок!
***
роза в каплях росы
лопаются от зависти
анютины глазки
***
некуда спешить!
в тени моей шляпы
прохлада
***
вниз по ручью
на листе кленовом
спи-спи, цикада!
***
как тихо…
звон цикады пронзает
скалу
***
в богатом предместье…
не пойму, что здесь выше —
луна или цены?
***
безлунная ночь
лис по-пластунски
подбирается к дыне
***
первая дыня!
как её надо резать —
поперёк или вдоль?
***
подражаете мне?..
станете половинкой
разрезанной дыни!
***
душная ночь
где-то гета стучат
деревянно
(гета — традиционные японские сандалии из дерева — прим. переводчика)
***
прощание с летом —
луна словно эхо
моей ладони
***
голоса на базаре —
торговца кальмарами
принял за кукушку
***
вот и осень уже
оглянись
вот и жизнь
***
храм на воде
входи и будь как дома
осенняя луна
***
тих монах
тиха хризантема
пьют утренний чай
***
чем небо осенней
тем уютней внутри…
мой чайный домик!
***
осень в разгаре!
люди теперь говорят
языками клёнов
***
вспоминая Ду Фу

с бородою как буря —
кто ты, о старец, скорбящий
о человеке!
***
две души —
человек и его обезьяна —
вместе дрожат под луной
***
из года в год
сквозь маску обезьяны
проступает обезьяна
***
с востока ли с запада —
отовсюду подуло холодом
прямо мне в спину
***
за дождями-туманами
не видно Фудзи…
как она там?
***
день памяти
без передышки дымит
крематорий
***
ночью кто-то заплакал…
ты, дверной паучок,
или осенний ветер?
***
что за ночь —
волны пахнут сакэ
и луна в океане!
***
зима на носу!
интересно, а что поделывает
мой сосед?..
***
в новогоднюю ночь
подмешаю в свой рис
ароматную сон-траву
***
старый монах
в новогоднем наряде
сам себя не узнал
***
в лесной глуши
слова — пустое
всё утро снег
***
выпил сакэ
ни уснуть ни проснуться
такой снегопад
***
весь мой завтрак —
сушёная рыба
и свежий мороз
***
гость в калитку?..
это ветер пошевелил
прошлогодние листья…
***
проносятся тучи
писает пёс на бегу —
сезон торопливых бурь
***
на острове дальнем
днём и ночью стучит
половинка сердца
***
провожаю Цичуя, уходящего в Камакуру

по льду осторожно
друг уходит…
робко хромаю вслед
 
***
в пути приболел я и слёг
а во сне всё бреду
по голому полю
(это последнее хайку Басё, написано 25 ноября 1694 г. за три дня до смерти)

 
 
ССЫЛКИ НА АЛЬМАНАХИ ДООСОВ И МИРАЖИСТОВ
Читайте в цвете на старом ЛИТСОВЕТЕ!
Пощёчина Общественной Безвкусице 182 Kb Сборник Быль ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ ЛИТЕРАТУРНАЯ СЕНСАЦИЯ из Красноярска! Вышла в свет «ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ» Сто лет спустя после «Пощёчины общественному вкусу»! Группа «ДООС» и «МИРАЖИСТЫ» под одной обложкой. Константин КЕДРОВ, Николай ЕРЁМИН, Марина САВВИНЫХ, Евгений МАМОНТОВ,Елена КАЦЮБА, Маргарита АЛЬ, Ольга ГУЛЯЕВА. Читайте в библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска! Спрашивайте у авторов!
06.09.15 07:07

45-тка ВАМ new
КАЙФ new
КАЙФ в русском ПЕН центре https://penrus.ru/2020/01/17/literaturnoe-sobytie/
СОЛО на РОЯЛЕ
СОЛО НА РЕИНКАРНАЦИЯ
Форма: КОЛОБОК-ВАМ
Внуки Ра
Любящие Ерёмина, ВАМ
Форма: Очерк ТАЙМ-АУТ

КРУТНЯК
СЕМЕРИНКА -ВАМ
АВЕРС и РЕВЕРС

ТОЧКИ над Ё
ЗЕЛО
РОГ ИЗОБИЛИЯ  БОМОНД

ВНЕ КОНКУРСОВ И КОНКУРЕНЦИЙ


КаТаВаСиЯ

КАСТРЮЛЯ и ЗВЕЗДА, или АМФОРА НОВОГО СМЫСЛА  ЛАУРЕАТЫ ЕРЁМИНСКОЙ ПРЕМИИ


СИБИРСКАЯ

СЧАСТЛИВАЯ


АЛЬМАНАХ ЕБЖ "Если Буду Жив"

5-й УГОЛ 4-го



Альманах Миражистов  чУдное эхо
В ЖЖ https://nik-eremin.livejournal.com/686170.html?newpost=1
На сьтихи.ру
https://stihi.ru/2025/09/14/843


 
!!!БАНЗАЙ!!!
!!!;;;;;;!!!
СОДЕРЖАНИЕ
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ, Николай ЕРЁМИН,
Лера МУРАШОВА,
Елизавета КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА,
Александр ЕРЁМЕНКО, Мацуо БАСЁ
2025
 
Альманах Миражистов

КрасноярсК
2025
 
 Автор бренда МИРАЖИСТЫ
Николай Николаевич Ерёмин - составитель альманаха
 !!!БАНЗАЙ!!!
!!!;;;;;;!!!
  Красноярск, телефон 8 950 401 301 7  nikolaier@mail.ru