На расстоянии поцелуя

Я запомнил тот вечер запахами. Ветер был тёплым и упрямым, гнал облака над крышами, а в это время где-то во дворе распускалась сирень. До того дня я никогда не думал, что от её аромата может кружиться голова. Или?..
Но тогда я этого ещё не знал.  Я пока ехал, стоя и держась за поручень, сжатый с обоих сторон чужими телами. Вагон слегка подпрыгивал на рельсах, бормоча: «Тадам-тудам, тадам-тудам, тадам-тудам.»  В вагоне пахло усталостью, несбывшимися мечтами и желанием покорить мир, а ещё безумной смесью дешёвых парфюмов, пылью и потом.

Но всё равно было здорово.  Я смотрел на своё отражение в черном окне, и думал о ней.  Нет, ничего особенного, я не продумывал конкретный план свидания, или оттачивал шутки, как Д’Артаньян перед встречей с миледи Винтер.  Но её образ словно кружил надо мной, пролетев через толщу земли и бетона, и я ощущал другой запах.  Её запах.  Иллюзорный, пропитывающий каждую мысль о ней. Убаюкивающий и вместе с тем возбуждающий.  Я смотрел, как моё отражение расплывается в улыбке.  Глупой, счастливой улыбке предвкушения скорой встречи.  Я скоро её увижу.  Ещё две станции, и увижу.
 
Поезд начал замедляться, и среди снующей туда-сюда толпы я увидел её, стоящей на другом конце станции, ровно посередине между двумя платформами и люди шли мимо неё в обоих направлениях, обтекая хрупкую фигурку. Кто-то пересекал станцию, делая пересадку и загораживал от меня, но всё равно её мелькающий силуэт среди этого хаотичного движения, пересекающих пространство тел, указывал мне правильный путь, как маяк.  Хотелось всех растолкать и бежать к ней.  Но я сдержался.  Вышел из вагона и пошёл спокойно.

Улыбаться она начала сразу же, как только рассмотрела меня в толпе. С начала дрогнули её губы, но, когда я приблизился к ней, она уже улыбалась, не скрывая радости. А потом сказала:

– Привет. ¬– И тут же развернулась на каблуках и поспешила на выход. А я за ней. Мы шли, слившись с толпой, как два незнакомца, лавируя и избегая столкновений с такими же, как и мы, спешащими на поверхность: к солнцу и запаху сирени. К друг другу? Я уж точно к тому моменту, когда можно будет уже просто идти рядом и никто не будет мешать на неё смотреть. Мы вышли и тут же свернули в боковую улочку, и я взял её за руку.

На ней была блузка цвета молочного коктейля с какими-то дурацкими рюшами или воланами (я так и не научился их различать) и голубые джинсы. Она шла, ставя одну ногу перед другой, внимательно глядя на носки своих туфель, словно раскладывала на мостовой пасьянс, а пенное кружево взлетало то открывая, то целомудренно пряча верхнюю часть её груди в не глубоком вырезе. Эти взлёты и падения странным образом гипнотизировали и не позволяли отвести от себя взгляд. И неожиданно даже для себя я вдруг сказал:

– Ты красивая.

Она в миг вскинула голову, заглядывая в моё лицо и спросила:

– Правда? – и сбилась с ритма, встретившись со мной взглядом. Остановилась, продолжая смотреть мне в лицо, и я до сих пор помню касания этого взгляда к моей коже. Её губы дрогнули и чуть приоткрылись, когда этот взгляд, заскользил по моим губам и я сорвался. Моя рука взлетела и обняла её лицо, одновременно лаская, и притягивая к себе. И она потянулась, приподнимаясь на цыпочках... и вдруг поднырнула под мою руку и сделала шаг вперёд.

– Ты... – она оглянулась и улыбнулась. – Ты тоже.

И снова её каблучки застучали по асфальту, сбивая мысли, путая и унося её от меня. Я догнал и снова пошёл рядом и вдруг она заговорила:

— Знаешь, я не хочу, чтобы ты зазнавался. – Она улыбнулась, не отрывая взгляда от дороги. – Но сегодня, когда я увидела тебя, выходящего из вагона метро мне стало... В общем, ты мне нравишься.

— А что именно тебе понравилось?  В тот момент, когда я выходил из вагона метро.— Уточнил я, расслабляясь.

— Не знаю… в целом. Силуэт.

— Мне тоже нравится твой силуэт. То есть не только силуэт, — я рассмеялся. — Всё остальное тоже.

— А что остальное?

— Всё. Руки, ноги, глаза, волосы… Ты понимаешь, о чём я.

Она неожиданно сделала балетный пируэт, споткнулась и чуть не упала. Я подхватил её, и её глаза оказались совсем рядом с моими, а губы – на расстоянии поцелуя. Я не хотел спешить, вдыхая и запоминая её запах, а в её расширившихся зрачках отражались мои глаза. Она вздохнула, румянец залил её лицо и, касаясь моей груди кончиками пальцев, оттолкнула меня.

 И снова её каблучки застучали в такт нашим сердцам. Мы шли, не касаясь друг друга и молчали.

— А знаешь, что сказала мама? — спросила она негромко.

— Что?

— Что я, наверное, должна выйти замуж за хорошего парня.

Я остановился, глубоко вдохнул и, сделав быстрый шаг, взял её руки в свои, вдруг рассердившись. И наклонившись к её уху и почти касаясь их губами зашептал:

— Милая, так — просто потому, что понравился силуэт или мама сказала – не выходят замуж. Когда ты встретишь своего мужчину, у тебя колени будут подгибаться от одного его взгляда, а со мной ты даже целоваться не хочешь.

Я отпустил её руки, вдохнул поглубже её аромат, смешанный с запахом сирени и сделал шаг назад.

— Мне пора.

Она стояла, опустив голову, глядя на свои туфли. И только когда я развернулся и сделал несколько шагов, она едва слышно сказала:

— Ты всё равно… звони.



Я не позвонил, упиваясь глубиной своего «понимания жизни».  Если бы я тогда понимал хоть что-нибудь о жизни, то поступил бы иначе.  По крайней мере не занимался бы рефлексией, пытаясь проявить характер. Теперешний я просто выждал бы и «додавил» ситуацию.  Но, как говорил Отто фон Бисмарк, «история не знает ‘‘если’’».
 
Так или иначе, каждый год, когда зацветает сирень, Её силуэт мерещится, где-то между фиолетовыми гроздьями, слегка кружится голова и меня подташнивает от сладковатого запаха.