Олашкин

Олашкин, мужчина средних лет, с пузиком и лысинкой, шел по одной из улиц своего родного городка и, как это бывает с некоторыми интеллигентными людьми, размышлял об обстоятельствах, его напрямую не касаемых. Этому занятию он придавался часто и охотно. Чаще он размышлял о фотонах – этих вечно куда-то спешащих явлениях физического мира. Их он считал «первокирпичиками» всего и вся. Оставалась самая малость – вывести, если и не все и вся из этих «первокирпичиков», то хотя бы другие элементарные частицы и их взаимодействия посредством математической формулы, вывернув наизнанку пространство и время. Надо заметить, Олашкин, следуя заветам великого Канта, считал с некоторой долей интеллектуальной дерзости пространство и время необходимыми априорными представлениями, не более. Причем формула должна быть до боли простой, ведь все естественное идет по пути наименьшего сопротивления. Несколько раз он чувствовал, что схватил эту формулу за хвост, и остается ее только вытащить из темной норы на свет белый, но что-то мешало, а что – он и сам не понимал. Но верил в себя, верил и представлял – какая это будет сенсация, когда он справится с этой задачей должным образом. Что будет! Его фамилию будут произносить на разных языках и скорее всего так: Оляшкинн. Старые физики в мятых костюмах и клетчатых рубахах будут виновато молчать. Молодые физики в джинсах и с лазерной указкой в одной руке другой рукой будут чесать свои неразвитые лысины и думать, что Гейзенберг и Шредингер завели их в тупик, где они и находились в неопределенности и запутанности. Теория струн со всей своей лукавой математикой полетит в урну. Кто-то скажет, что зря Эйнштейн развелся с первой женой. Та бы определенно вывела ему формулу до Олашкина, как и все предыдущее, и тогда Эйнштейну до конца своих дней не пришлось бы корчить рожи.  Очаровательнейший  Ричард Фейнман встал бы из могилы, чтобы пожать Олашкину руку. Но сейчас Олашкин, идя летним солнечным днем, думал, не о фотонах и успехе. Его волновали несколько более приземленные проблемы. Он знал, что его городок ежедневно потребляет электрическую энергию, топливо, алкоголь, сигареты, продукты. Сюда завозят  строительные материалы, бытовую технику и прочее. А что пересекает в обратном направлении ту незримую линию, отделяющую городок от внешнего мира? Разве что покойнички, да тонны отходов, потому как кладбище и свалка находятся за чертой городка в некотором удалении. Вот этим и прирастает этот населенный пункт за своими границами. Но какое это кладбище! Оно пестрит стелами, тумбами, надгробными плитами, оградками, песком, щебнем, бетоном, искусственными цветочками. Какая пошлость! Любое старое деревенское кладбище с деревянными крестами и поросшими травой холмиками выглядит куда пристойнее. А на свалке вонь, вороны и чайки. Ни одной выдающейся личности не дал миру этот паршивый городок, кроме Олашкина, да и то при благоприятном стечении обстоятельств. Зачем все это тут? Был бы просто лес, поле, река без торчащих из нее автомобильных покрышек, бегали бы зайцы, и над всем этим кружилась хищная птица.

Вдруг впереди в метрах пятидесяти от себя Олашкин увидел Петухова, который стоял, словно на распутье. Олашкин с некоторых пор старался обойти того десятой стороной.

Петухов когда-то был боксером. Сухой, с длинными руками он начинал бой вполне академично, действуя в основном передней рукой и пугая задней. Так он уверенно набирал очки, и, казалось, чего же боле. Но все это продолжалось, пока он не пропускал встречный в нос. Иной скажет: и что? а кто не пропускал? Нос у Петухова отчаянно краснел, глаза хлопали, после чего он бросался в отчаянную рубку. Зрители ревели от восторга, а в перерыве между раундами тренер орал на Петухова, но тот был спокоен и упрям, вставал и дрался, а не боксировал. Обычно в откровенном обмене ударами Петухов пропускал больше, но надо отдать ему должное – его ни разу не послали в ногдаун, не говоря о нокауте. Когда он повесил перчатки на гвоздь, то начал пить, потом неожиданно бросил, женился и озлобился. Особенно доставалось его жене, отчего она искала утешение на стороне. Не миновала сея чаша и Олашкина, когда голова жены Петухова лежала на его пухлой груди, а он не решался согнать ее как муху. С тех пор даже при вспоминании о Петухове Олашкиным овладевал животный страх.

Олашкин сбавил шаг, развернуться и пойти назад было бы подозрительно.
 
- А, вот ты где, - громко сказал Петухов, глядя в сторону Олашкина. – А я тебя с утра ищу, подлец! Гуляка! Бзыря! Иди, иди ко мне сейчас же, я с тебя шкуру спущу через член.
 
Руки, ноги, да и сама душа у Олашкина стали ватными. Он остановился. Вдруг из-за его спины выскочила большая собака в ошейнике, Она подбежала к Петухову и, встав на задние лапы, лизнула того в губы, потом села у ног и прижала уши. Петухов незло стал трепать пса по холке и говорить:

- Нагулялся, нагулялся, нагулялся…
                2025