Новенькая

– Полуявь –

Девушка застыла на краю озера, в котором отражались не звёзды, а чужие лица. Ну, это мне так казалось – лица, в таком никогда нельзя быть уверенным: здесь каждый видит что-то своё. Для меня это лица, а для неё – кто знает? Обличия, маски… Они шевелились, менялись, исчезали. Девушка дрожала, но не от холода, а от ощущения чужого взгляда – холодного, оценивающего, безжалостного. Это и хорошо: если чувствует его, как чувствую я, значит, сможет ощутить и остальное.
– Не двигайся, – предупредил я.
Она тут же обернулась. Кем она меня видит? Я заглянул в её мысли. Так: перед ней незнакомец в чёрной куртке, без оружия, без эмоций. Лицо – как камень. В глазах пустота.
– Ты кто? – испуганно спросила она.
– Охотник.
– А ты… Живой? Настоящий? А то здесь всё какое-то странное…
– Живой, живой, – успокоил я. – До тех пор, правда, пока не убит.
Из-за дерева вынырнул бес. Он был жуток своей неправильностью: слишком длинные руки, слишком много глаз. И ещё: он не шёл – он словно тёк, переливаясь по земле.
– Назовите свои имена, – просипел бес, – и я отпущу вас.
Я не ответил. Шагнул вперёд, одновременно набрасывая на девушку «зеркало»: та хотела было закричать, но звук застрял в горле. Перепугалась. Ничего, так у многих поначалу.
– Молчи, – бросил я, не оборачиваясь. – Имя – это ключ. Таких подарков не делают.
Бес бросился. И в этом была его ошибка. Мне ведь не нужно оружие – я сам оружие. В момент удара его тело не вспыхнуло, не рассыпалось в пыль – просто исчезло. Мало кто понимает, какой ценой даётся такая простота.
Я так испугалась, – прошептала девушка. – А ты…
– Бояться нельзя, – строго отрезал я. – Знаешь ли, испуг здесь – это роскошь. Мы не так богаты, чтобы позволять себе бояться. Тебе это придётся усвоить.
– Как тебя зовут? – спросила она, судорожно выдохнув.
– Никак, – жёстко отрубил я. – Ты что, не слышала? Никаких имён.
– Но…
– Только клички.
Она замолчала. Я чувствовал, как внутри неё всё ещё трепещет – и страх, и желание понять. Это желание опаснее страха: отвлекает. Понимание здесь – излишняя роскошь, которая убивает.
– Выведи меня отсюда, – попросила она.
– Нет, – отрезал я. – Я не веду. Я прикрываю. Выводят сталкеры, а я охотник.
– А если сталкера нет?
– Тогда ты не выйдешь. Или выйдешь сама, когда научишься.
Она упрямо сжала кулаки. Хорошо. Значит, ещё не сломалась. Я скользнул взглядом по линии деревьев. Тени сгущались. За нами наблюдал кто-то ещё. Не бес, хуже.
– Уходим, – сказал я. – Быстро, без эмоций.
– Куда?
– Туда, где останешься жива.
Мы двинулись влево, вдоль озера. Вода больше не отражала лица – только пустоту. Это значило… Непонятно, что это значило. Может, что-то важное, а может – ничего.
Впереди мелькнул силуэт. Не человек. Не бес.
– Стой, – сказал я. – Замри.
Существо тоже замерло. Оно не двигалось, но пространство вокруг него дрожало так, что нельзя было сфокусировать взгляд.
– Видишь его?
– Да, – шепнула она. – Но плохо.
– Это пожиратель.
– Он нас сожрёт?
– Если сможет.
– А почему он не нападает?
– Ждёт.
– Чего?
– Ошибки.
Я осторожно сделал шаг вперёд. Пожиратель не шелохнулся, но дрожь усилилась. Он чувствовал нас и облизывался.
– Не смотри ему в глаза, – предупредил я. – Он читает твои эмоции.
– А если уже посмотрела?
– Тогда не думай. Не чувствуй. Просто стой.
Я активировал «покой». Внутри – ни страха, ни желания. Только тишина. Пожиратель дёрнулся. Не нападал – проверял. Девушка опять дрожала. Я чувствовал, как мечутся её мысли.
– Сосредоточься, – сказал я. – Представь, что ты грань.
– Что?
– Грань. Лезвие. Всё, что к тебе приближается, рассекается.
– Я не умею…
– Умеешь. Просто до этого не знала, что умеешь.
Она закрыла глаза. Пространство вокруг неё слегка изменилось – не защита, конечно, но хоть какая-то попытка. Пожиратель сделал шаг. Я шагнул навстречу.
– Назови ему кличку, – скомандовал я. – Любую.
– Зачем?
– Затем. Потом объясню. Ну!
Она колебалась.
– Быстрее!
– Ласточка, – выдохнула она.
Пожиратель на мгновение замер. И снова двинулся вперёд. Да, не сработало.
Я набросил «предел». Вокруг нас – невидимая черта. Не стена, не купол. Просто линия, которую нельзя пересечь. Пожиратель остановился. Не исчез, но признал границу.
– Так, – сказал я. – Мы живы. Пока достаточно и этого.
– А что нам теперь делать?
– Ждать, – пожал я плечами.
– Чего?
– Пока ты не проснёшься. Другого пути отсюда выбраться нет.
– И что будет?
– Здесь ты исчезнешь. А дома откроешь глаза, и всё.
– А если ты проснёшься раньше? Я что, останусь одна?!
– Да.
– Так оно же меня сожрёт!
– Не бойся. Видишь границу? Просто не высовывайся за неё. Барьер просуществует достаточно долго, твоё тело успеет выспаться. Да и я пока ещё тут… А пока помолчи, мне надо отдохнуть.
Я закрыл глаза и погрузился в медитацию.
Ага, значит, ходим по Отражениям… Отлично, странница. Пока ты со мной, ты в безопасности. Я холоден, безжалостен и неотвратим. Я смотрю прямо перед собой – неподвижно, бесстрастно, и вижу, как глаза напротив наполняются страхом. Они опускаются, затем недоумённо вскидываются мне в лицо, словно выплеск грязной воды – но я не тут, я глубоко внутри, даже не в первом бастионе защиты. Нет, не потому, что боюсь – странно даже допускать по отношению ко мне такую мысль! – а потому, что я в защите всегда. Без этого умения, выработанного бесконечным повторением, жизнь охотника не стоит и ломаного гроша.
Я молчу, я в медитации Охоты, а глаза напротив уже плещут паникой – и это тоже привычно, хотя и не обязательно. Ведь здесь нет ничего, вообще ничего обязательного! О, ты это скоро узнаешь, странница. Да-да, это именно так. У того, кто хоть раз попадает сюда, обратного пути нет.
Я был настороже, поэтому момент атаки не застал меня врасплох. Я её просто не ощутил, и всё, направленное на меня, прошло, не встречая сопротивления. Так предсказуемо… Притворство – и атака. Но, возможно, с кем-то другим это бы кончилось совсем иначе, признаю. А так – пусть пеняет на себя.
Да, странница, это сделал я. Ровно настолько я, насколько необходимо. В остальном у меня не бывает «я» – так обеспечивается неуязвимость.
Мне жаль тебя, девушка. Нет, это не та унизительная жалость, заставляющая в ответ стискивать челюсти – как можно такое подумать! Нет, я так же жалел бы, например, свою сломанную руку. Но рук здесь не ломают. Охотники – не ломают. Они умирают сразу… Что? Да, как же, приходилось. Какая разница, сколько раз.
Я не двигаюсь. Это не поза, это состояние. Движение – всегда компромисс, всегда реакция, на этом нас и ловят. А я – не реагирую. Я фиксирую. Ты можешь говорить, можешь молчать, можешь исчезнуть – это ничего не меняет. Я неподвижен, я выбираю момент, когда нанести удар. Они пытаются понять, кто я, но меня нет. У меня нет тела, нет следа, нет имени. Имя – это путь к сущности. А я не приглашаю. Я охочусь. Ты назовёшь это жестокостью, но это всего лишь условие выживания. Я не причиняю боли. Моя цель – мгновенное уничтожение. Мы в равных условиях. Я просто наношу удар на мгновение раньше.

– Явь –

Троллейбус двигался шустро: час пик уже миновал, и народу на остановках было немного. Я сидел у окна, рассеянно наблюдая бегущую за окном улицу. Всё как обычно – автомобили, пешеходы, вывески и витрины. Моросил мелкий дождь. Атмосферу окружения и характеры людей вне Полуяви, конечно, не чувствуешь так остро, как там. И всё же сказывалась привычка: не спать в транспорте, не смотреть в глаза, не касаться поручней без нужды. И наблюдать за тем, что делается вокруг.
На очередной остановке вошла девушка. Симпатичная. Лёгкая походка, спокойный взгляд. Села рядом. Не слишком близко, но достаточно, чтобы ощутить тепло. Уравновешенная. Не суетится.
– Добрый вечер, – сказал я, внезапно решив познакомиться. – Можно вам заметить, что вы красивы?
– Добрый, – улыбнулась она. – Спасибо, мне приятно, – голос дружелюбный, но без тени флирта.
– Часто ездите этим маршрутом?
– Время от времени. Когда устаю и не хочется идти пешком.
– А сегодня, значит, тяжёлый день?
Она повернула голову, внимательно посмотрела на меня. Взгляд прямой, но не вызывающий.
– Нормальный. Пока не убита.
Я замер. Фраза прозвучала просто, но слишком знакомо… Это была моя фраза! Я повернулся к ней всем телом.
– Что вы сказали?
– Ничего особенного. Просто… так отвечаю. Не обращайте внимания.
– Почему именно так?
Она досадливо улыбнулась:
– А как иначе? Это же правда. Пока не убита – значит, всё в порядке.
Я смотрел на неё. Лицо другое. Одежда, волосы – всё не то. Но голос…
– Ласточка?
Она резко отодвинулась. Обожгла меня взглядом.
– Что вы сказали?!
– Ласточка, – повторил я, теперь уже уверенно. – Так ты себя назвала. Там.
Пауза. Она смотрела на меня уже иначе. Не испуганно – внимательно, уже о чём-то догадываясь.
– Ты кто? Ты… тот самый охотник?!
– Да. Можешь называть меня Краб. Это кличка. Там.
Она несколько раз моргнула.
– Этого не может быть. Так не бывает.
Я молчал, давая ей время осознать и принять ситуацию. Она тоже замолчала, сдвинув брови и глядя в окно. Дождь усиливался, по стеклу ползли капли, сливаясь в наклонные струйки.
– Значит, там был ты?
– Я часто там бываю.
– Но ты…
– Меня зовут Ян.
– Алина. Но я не верю…
– И не надо. Просто скажи: ты жива?
– Пока не убита, – отчётливо повторила она, оценивающе взглянув мне в глаза.
Я кивнул.
– Тогда всё в порядке.
Она не ответила сразу. Потом – улыбнулась.
– А ты?
– Пока не убит.
За окном огни фонарей стекали уже потоками. Дождь барабанил по крыше. Ничего вроде бы не изменилось. Но теперь я знал: она – здесь. И это было неимоверным стечением обстоятельств.
Алина взглянула на табло.
– Мне выходить.
Я кивнул.
– Я провожу.
Мы встали одновременно. Когда двери открылись, я пропустил её вперёд, вышел следом и раскрыл зонт. Она шагнула ближе и взяла меня под руку. Не слишком крепко, но достаточно, чтобы зафиксировать возникшую общность. Мы шли молча. Остановка осталась позади. Загорающиеся фонари отражались в лужах, машины проезжали медленно, с плеском. Я наклонил зонт чуть в сторону, чтобы ей было удобно. Она не поблагодарила, и это было правильно.
Через пару минут она сказала:
– Я не думала, что встречу кого-то… оттуда.
– Я тоже. Этого не бывает почти никогда. У меня всего второй раз в жизни.
– А кто первый?
– Я вас познакомлю. Таким, как мы, надо держаться вместе.
– Выходит, я действительно была там? Это реально? Не сон? Не могу поверить… Но хорошо, что мы встретились.
– Да.
– А почему ты тогда сказал «назови кличку»?
– Если не можешь назвать себя, пусть даже условно, то значит, там ты не до конца осознаёшь себя. То есть, для Полуяви ты фантом, пустышка. А я не прикрываю пустоту. Нет смысла.
– И ты бы просто прошёл мимо?
– Естественно.
– И меня бы слопал этот, как его… Пожиратель?
– Конечно.
Алина нахмурилась и чуть отстранилась.
– И что бы было? Чем бы это для меня кончилось? – холодно спросила она.
– Ты бы проснулась в своей кроватке или где ты там спишь. Представь: сердце колотится, холодный пот… Ничего хорошего. И настроение на весь день испорчено. Больше никаких последствий.
– Прости, зачем тогда тебе было меня спасать?
– В принципе, незачем. Пока ты жива.
– А что, там и мертвецы шляются?!
– Всякое бывает. И вот им-то, неупокоенным душам, помощь очень даже нужна. Им-то просыпаться некуда, у них наш защитный механизм не сработает… Кстати, некоторые особо опасные тамошние твари могут захватить и живого.
– И что тогда?
– Человек сходит с ума. Становится одержимым.
– А можно… Можно мне с этим не связываться?
– Не знаю. Может, и можно. Но тогда из-за тебя кто-то умрёт.
Мы свернули в переулок. Она остановилась.
– Мне сюда.
Я достал телефон, она тоже. Без лишних слов обменялись номерами.
– Будем на связи.
Она кивнула.
– Спасибо за зонт. Я бы промокла до нитки.
– Скажи спасибо себе за фразу. Иначе я бы тебя не узнал.
Она ушла не оглядываясь. Я постоял у подъезда двинулся обратно на остановку. Дождь уже лил как из ведра. Я слушал, как он барабанит по чёрной ткани над головой – неровный ритм, который невозможно предугадать. Под него хорошо думается.
Алина. Ласточка. Теперь она знает. Не всё, но хоть какую-то кроху. И этого уже не отнять, не выбросить из жизни. Полуявь – не сон, не игра, не случайность. Если тебя хоть раз выбрали для погружения, ты уже не освободишься. Кто выбирает – не знаю. И никто из нас, таких, наверно, не знает. Может, решает сама структура бытия? Или это её сбой? Но если тебя впустили, ты уже носитель чего-то непонятного, но важного и обязательного. А носитель – это не просто выбранный. Это тот, кто должен защищать. Не потому что самый добрый, а потому, что видит то, чего другие не видят. Потому что знает, что бывает, если пройти мимо. Потому что не может не вмешаться, когда рядом – зло.
Теперь придётся учить Ласточку. Теорией и советами, ритмом и примером. Потому что если она снова попадёт туда – а она попадёт – и рядом не будет меня, она не должна стать фантомом. Не быть пустышкой. Не быть съеденной.
Я взглянул на экран. Вот её номер, в списке. Это намёк на будущее.
Машины двигались медленно: дворники не справлялись с потоками низвергающейся с неба воды. А мне дождь не мешал, он был как фон. И впереди ждала очередная ночь. Ждала Полуявь.