Еретик и откровенье Сына Божия. Глава 5-я

— Не стой как истукан, дорогой, – на этот раз больше с досадой и усталостью, чем с недовольством и раздражением, произнесла Анжела, приседая на корточки и собирая крупные осколки разбитых тарелок в кучу. – Пойди на кухню, пожалуйста, и принеси мне совок с метёлкой.
Сын к тому времени вернулся в свою спальню и уже, вероятно, вновь безмятежно спал – его не нужно было просить об этом дважды: скорее вид полного беспорядка в комнате, нежели незаурядность создавшейся ситуации, тут же наскучили его молодому незатейливому разуму, что он просто развернулся и, буркнув «ага», удалился.
Пока я в полной прострации провожал его взглядом, вся картина вокруг преобразилась: чёрную скважину посреди гостиной моментально «затянуло», как будто льдом небольшое озерко, и ранее исчезнувшие предметы домашней утвари были вновь на месте – плюс, разумеется, разбитая посуда на полу.
Анжела обернулась ко мне, глядя печальными на меня глазами снизу-вверх, и жестом руки с зажатым в ней куском тарелки напомнила о своей просьбе.
— Да-да, Анжи... прости, – всё, что я смог выдавить из себя.
Я сбегал за метёлкой и совком на кухню, и мы в тягостном молчании сообща восстановили порядок в гостиной, после чего вернулись в свою спальню.
Излишне говорить, что ни о каком сне теперь не могло идти и речи. Мы залезли под одеяло и внимательно посмотрели друг другу в глаза. Моё сердце сжалось от вида своей супруги с этой печалью и болью в глазах. Я думаю, что догадывался о её подозрениях по поводу моего... психического состояния, и это в свою очередь угнетало меня.
— Милый, – тихо, но решительно произнесла она, – нам нужно поговорить.
Здесь я должен сказать, что моя супруга работала психотерапевтом в одной реабилитационной клинике и на своём веку повидала психов всех возможных (и невозможных) мастей, поэтому я знал, в каком ключе пойдёт сейчас речь. Именно это знание и повергало меня в уныние: по правде говоря, я и сам временами думал, что со мной что-то подобное происходит. Хотя, как отмечается теми же психотерапевтами, сам факт осознания человеком своего возможного психического расстройства уже говорит о его здоровой (относительно, разумеется) психике; просто требуется провести определённый психоанализ, или корректировку психики человека, где помощь моей Анжелы – или специалистов, подобных ей – как раз-таки может оказаться полезной и решающей.
Что мне оставалось делать? Я ответил:
— Да, Анжи, я знаю.
— Как долго это у тебя уже всё длится? – начала засыпать меня своими вопросами супруга. – Как оно возникло, можешь вспомнить? То, что ты ощущаешь... как ты думаешь и чувствуешь: оно находится внутри тебя или же поступает извне? Иными словами, это происходит непосредственно с тобой или же вокруг тебя? Расскажи мне всё, дорогой. Понимаешь? Всё...
Я так и сделал – рассказал всё как есть: с кем нам, если не с жёнами, быть до конца откровенными? Для чего ж тогда они нам вообще нужны, спрашивается? Абсолютно верно: именно для того, чтобы делиться всем наболевшим своим; исповедываться, так сказать, как на духу перед их светлыми образами... лёжа с ними в постели, когда весь дом мирно спит, и мы полностью предоставлены друг другу.
Мы досконально всё обсудили, и она вынесла свой вердикт:
— Ты должен пойти и поговорить со специалистом.
— Так мы, вроде, – немного опешил я от подобных её слов, – уже говорим, не так ли? Кто ж более подходящий в этой области специалист, как не ты, дорогая? Или ты считаешь, что это противоречит кодексу профессиональной этики врача, когда дело касается лечения одного супруга другим?
Однако, то, что на это ответила мне жена, повергло меня в совершенный шок.
— Нет, милый, я имела в виду иного специалиста, – я не верил своим ушам; я не мог уразуметь тот факт, что это исходило из её просвещённых докторских уст. – Тебе нужно сходить в церковь и поговорить со священником.

Признаюсь честно: в тот момент я засомневался в том, кто из нас двоих мог быть не в своём уме. Тем не менее, её слова невольно всколыхнули мои давние детско-юношеские воспоминания о наших внутрисемейных «семинарах» на тему «Что есть Бог, где Его искать и как Его обресть». Каким бы еретиком я ни казался – а может, таковым на самом деле и являлся – но некоторые теистические учения всё же не были мне абсолютно чужды; в некоторых из них я видел-таки определённые рациональные зёрна. Догматизм как таковой – касался ли он религиозных убеждений или же строился на базе основных постулатов классических наук – не был в моём характере. Меня можно смело назвать «гуттаперчевым мальчиком» в смысле гибкости ума.
Эта черта в частности подтверждается моими ранее-упомянутыми размышлениями о так называемом «Царствии Божием» – или «Небесном» – в основном сводящимися к одному великому сомнению в существовании оного.
Должен, однако, ради справедливости поправиться: сомнения в существовании такого царства в традиционном его представлении. На небесах, то бишь. Само же понятие «царства» – или места обитания душ «в мир иной ушедших» – мною категорически не отвергалось: оно могло и, в моём понимании, должно было существовать.
Вопрос только: где?..

И всё-таки совет моей супруги привёл, скорее, к смятению моих чувств, нежели обнадёжил меня своей очевидностью. Что она могла думать обо мне? Её благоверный стал одержим «нечистой силой», так что теперь требуется ни много ни мало, а профессиональный батюшка-экзорцист, дабы возвернуть его – меня, то бишь – в общество праведных и благочестивых граждан? Несуразица какая-то, ей-богу. Ересь, по иронии судьбы.
С другой стороны, я должен честно признаться, что был немало напуган: что, если это могло оказаться сущей правдой? Чем бы это явление (чёрной дыры, имеется в виду) ни было – я таки видел его! Я ощущал этот феномен на себе если не посредством зрительного восприятия, так через призму своего – вероятно, подвергшегося какому-то редчайшему (и дичайшему) воздействию – мозга...
Что ни говори, а моя вера в незыблемость и, если хотите, инвариантность реального материалистического бытия была основательно подорвана: что-то определённо в нём существовало... или сосуществовало, правильнее будет сказать, с нашим привычным трёхмерным, разнесённым во времени и пространстве, подчиняющимся физическим законам мире.
Хотя вот вам иная для размышления контрадикция: а со всеми ли физическими законами человечество на данном этапе своего развития знакомо? Неблагоразумно было бы думать, что со всеми. А посему логично ли предполагать, что иной – возможно, вовсе не материальный – мир должен подчиняться этим законам? Скорее, всё же нет, чем да.
Если честно, то мысль о том, что мне, кроме своей супруги, придётся делиться с кем-либо ещё таким своим паранормальным (а может, всё-таки параноидальным?) опытом – будь то психотерапевт, священник или просто посторонний человек – вводила меня в глубокое уныние и вселяло ужас. Что один, что другой, что третий наверняка отнесутся ко мне предвзято: в психбольнице на меня официально – как в подобных случаях полагается – заведут досье; в церкви кинутся окроплять, как нечестивца, святой водой и читать проповеди об обращении к Богу и принятии строгой подвижнической жизни; посторонние же (а вполне вероятно, и большинство знакомых нам людей) просто шарахнутся в сторону, словно от заразы.
Кстати, говоря о последнем: именно это я вскоре и почувствовал со стороны своей собственной половины.
— Милый, тебе необходим отдых, – в последнее время взяла моя жена себе за привычку так отвечать на мои «поползновения» иной раз, когда мы ложимся с ней в постель, и близость её благоухающего желанного тела отвлекает меня от навязчивых мыслей известного нам характера.
— Да-да, Анжи, любовь моя, – смиренно произношу я тогда, переворачиваясь на другой бок и занимая место со своего края кровати. – Я обязательно повидаю святого отца Нептуна на следующей неделе.
— Нестор.
— А?
— Отца зовут Нестором, дорогой.
— Ну да, его. Разве не это я сказал?
Гробовое молчание за моей спиной говорит само за себя: супруга раздражена и собирается стоять на своём.
— Не на следующей неделе, а, пожалуйста, на этой.