Еретик и откровенье Сына Божия. Глава 7-я

Отец Нестор не смог придти в назначенный день по причине своего недомогания: у него отказала одна почка, и он был спешно госпитализирован.
Следующей ночью я вновь увидел её.
Сперва я её услышал: беспрерывный, низкий, гнобящий звук – монофтонг, словно некая псалмодия без ярковыраженного словесного облачения (или же исполняемая на особом языке?) – возносился из глубин зияющего отверстия в полу нашей гостиной. Снова и снова.
«Этому должен быть положен конец, – заявил я себе твёрдо. – И это должно произойти сегодня. Сейчас. Раз и навсегда!»
На тот момент я понятия ещё не имел, каким образом я смогу это претворить в жизнь, но уверенность в том, что сегодняшней ночью на моих «чудесных» видениях будет поставлен крест, обуяла меня с ног до головы, зарядила меня энергией и безумством... которого мне, судя по всему, не приходилось занимать. И это было вовсе не смешно.
— Продолжать жить так... больше невозможно.
Анжела слегка пошевелилась при этих моих словах, неосторожно произнесённых вслух – негромко, но достаточно отчётливо среди мёртвой тишины ночи – и самый вид её, моей Анжи, спящей настолько далеко от меня в кровати насколько размеры последней позволяли, укрепил меня окончательно в моих намерениях. В самом деле, что мне оставалось терять, если собственная жена считает меня не совсем в своём уме и предусмотрительно держится на расстоянии!.. от греха подальше.
И то правда: сегодня мне видится чёрная дыра посреди комнаты, а завтра я увижу сатану в образе своей супруги.
«А ну, пока ты сладко спишь, дай-ка я постригу твой затылок, дорогая, чтоб убедиться – нет ли у тебя там родинки в виде трёх шестёрочек... – с юмором подумалось мне при этом, но тут же стало не по себе. – Вот вам и свидетельство явного помешательства. Дурак. Не зря, видать, она меня чурается.»
Завершив праздные размышления у изголовья нашего супружеского ложе с мирно спящей на нём женщиной, я осторожно извлёк давно заготовленный для данного случая фонарик из ящичка своего ночного столика и направился в гостиную.
Погружённая во тьму, комната... жила своей особой секретной жизнью, дышала особым (ядовитым?) спёртым воздухом... обращалась ко мне на особом нечеловеческом языке. Звук теперь казался более мелодичным и, скорее, напоминал некое песнопение – с той разницей, что вместо слов использовались плавно меняющиеся вибрации эфира, вероятно, существующие вне пределов слышимости для нормального человеческого уха, иначе он должен был бы рано или поздно разбудить всех в доме. Мою супругу – в любом случае.
Прожектор моего фонарика разорвал черноту нашей гостиной как молния грозовое небо, и я во всех деталях и оттенках увидал квадрат, распростёртый у самых моих ног – бездонную шахту, уходящую в недра земной коры. В полнейшей прострации – не имея в данный миг ни способности, ни самОго желания осознать, что я собираюсь совершить – я с крепко-накрепко сомкнутыми глазами сделал шаг вперёд...
Я ожидал потерять равновесие (а вполне вероятно, и сознание); почувствовать то щекочущее волнение в животе, которое случается в свободном падении... но ничего подобного не происходило. В действительности я вообще не испытывал каких-либо необычных процессов в своём организме, так что на мгновение подумалось – а не умер ли я? Когда ж я раскрыл свои глаза, то обнаружил себя стоящим внутри металлической клети как раз наподобие шахтной – в полном соответствии с ассоциацией, которую в целом вызывала у меня проклятая скважина. Я стоял внутри этой кабины и взирал, словно узник через решётчатое окно, на вмиг ставшее каким-то одиноким пространство гостиной комнаты – на привычный мне мир нашего дома, теперь отгороженный от меня проволочной сеткой шахтного грузоподъёмника; отторженный, образно говоря, моим помутившимся сознанием.

Пока я предавался подобной несусветной грусти своей, навеянной вышеупомянутой метафорой, клеть плавно, но достаточно шустро начала двигаться – опускаться на дно зловещей шахты, или чем бы таким оно там ни было. «Минуточку терпения, пожалуйста, – сказал я мысленно себе, – и мы всё увидим своими собственными глазами.»
Однако, лишь только кабина опустилась ниже уровня пола гостиной комнаты, время начало терять свою значимость. Я не мог толком объяснить этого феномена, но я почти физически ощутил его действие – или же, скорее, бездействие – с того момента, как перестал видеть (пусть и сквозь решётку этой клети) свой дом.
Мой фонарик начал нервозно мерцать, словно напоминая, что последний раз, когда его использовали, был отход – прямо посреди ночи – околоплодных вод у супруги накануне рождения нашего младшего. Его (фонарика, то бишь) свет стал стремительно гаснуть, и всё, что я мог – спустя каких-то пару минут – видеть, это более светлый... нет, пожалуй, не так... менее тёмный участок гипсового потолка нашей гостиной в квадрате горловины шахтного ствола, по которому я двигался в направлении... чего?.. днища данной шахты? Я очень надеялся, что таковое существовало.
Некоторое время я мог определять движение лифта лишь по уменьшающемуся размеру квадратного просвета высоко над моей головой – так плавно двигался грузоподъёмник – но вскоре и он исчез из виду, и я оказался в кромешной темноте.
Удивительным был факт, что я не чувствовал страха. Ну, или того чувства, которое – если б оно изначально присутствовало – должно было бы удержать меня от пускания в столь авантюристическое и, без сомнения, очень опасное путешествие. Чувствовалось сильное возбуждение, ажиотаж – это я могу сказать с полной уверенностью; даже своего рода лихорадка. Приближение долгожданного момента, когда станет, наконец, ясно...
Между тем, в полнейшей тишине (грузоподъёмник, как я уже отмечал, работал совершенно бесшумно) мелодичный гул становился всё более выраженным, всё более доминирующим. И в этот момент мне сперва показалось, а чуть позднее подтвердилось, как на каменных стенах шахтного ствола начали проступать более светлые, словно фосфоресцирующие участки. Я не мог поначалу разобрать, что они из себя представляли – то ли это были некие (древние) письмена, то ли сложный бесконечно-длинный узор типа арабской вязи – но по мере адаптации моих глаз к темноте я стал понемногу различать... настенные рисунки.
То не были примитивные, угловатые фигурки людей, животных и предметов, какие встречаются в наскальной живописи первобытных людей. О нет! Те, кто смог прорубить подобную шахту в земной тверди да ещё установить в ней такой грузоподъёмник – могли и должны были владеть более развитыми навыками и средствами художественного изображения. И я, в частности, оказался абсолютно прав в отношении технических навыков этих «неандертальцев»: то, скорее, были не рисунки, выцарапанные или даже выгравированные в каменной стене, а искуссно и довольно выразительно выполненный барельеф!




(Продолжение следует... надеюсь)