Идеальный Беннигсен - 8

"Он из Германии туманной"

Но вернемся к чтению письма, посланного Беннигсеном генералу фон-Фоку:

«Он (т.е. граф Никита Петрович Панин) сообщил свои мысли военному губернатору, графу Палену. Они еще раз говорили об этом великому князю Александру и убеждали его согласиться на переворот, ибо революция, вызванная всеобщим недовольством, должна вспыхнуть не сегодня — завтра, и уже тогда трудно будет предвидеть её последствия. Сперва Александр отверг эти предложения, противные чувствам его сердца. Наконец, поддавшись убеждениям, он обещал обратить на них свое внимание и обсудить это дело столь огромной важности, так близко затрагивающее его сыновние обязанности, но вместе с тем налагаемое на него долгом по отношению к его народу. Тем временем граф Панин, попав в опалу, лишился места вице-канцлера, и Павел сослал его в его подмосковное имение, где он, однако, не оставался праздным. Он сообщал графу Палену все, что мог узнать о мнениях и недовольстве столицы, на которую можно было смотреть, как на орган всей нации. Он советовал спешить, чтобы предупредить опасные следствия отчаяния и нетерпения, с каким общество жаждало избавиться от этого железного гнета, становящегося тем более тягостным, что находилось немало личностей, достаточно гнусных и корыстных, чтобы исполнять втайне роль шпионов в городах, где они втирались в общество, подслушивали, что там говорится, и часто одного доноса этих людей было достаточно, чтобы сделать несчастными множество лиц и целые семейства. Нельзя без чувства презрения вспомнить, что в числе этих низких рабов, занимавшихся ремеслом шпионов в городах империи, встречались люди всех слоев общества, даже принадлежащее к известным, уважаемым семьям».

Текст по-прежнему представляет собой тяжеловатое перечисление действий графа Панина по организации заговора против царствующего Павла Петровича Романова. Перо Беннигсена – если считать, что это его перо, - выводит фразы, совершенно не характерные для частной переписки. Опубликованный на русском - писанный по-французски, - текст всё более походит на перевод дипломатического меморандума. Причем сообщаются такие подробности заговора, о которых Беннигсен, если и знал, то вряд ли мог иметь намерение сообщить лицу, стоявшему ниже его по служебной субординации.
Между тем, частое напоминание Беннигсеном о роли Панина вынуждает нас поинтересоваться, а кем был на момент цареубийства граф Никита Петрович? Так вот что нам об этом занятном персонаже сообщает исторический справочник, а именно «Русский биографический словарь»:

"Панин Никита Петрович  - сын графа Петра Ивановича Панина и его второй супруги Марии Poдионовны, урожденной Вейдель. Родилсяся в Харькове 17-го апреля 1770 г. Овдовевший Петр Иванович поручил воспитание сына брату своему, Никите Ивановичу. После кончины дяди и воспитателя (1783), Н.П. возвратился к отцу, жил то в Москве, то в имениях, и, желая посвятить себя военной карьере, занимался изучением тактики, стратегии, фортификации под руководством некоего г. Розьера.

Летом 1788 г. началась война со Швецией. Граф Петр Иванович, преданный великому князю Павлу Петровичу, узнав об отправлении цесаревича в Финляндию и желая ознакомить сына с военной службой, а также приблизить его к великому князю, отправил сына в поход волонтером с чином бригадира (!). В Финляндии, однако, он не имел случая участвовать в каких-либо военных действиях, так как еще до приезда туда молодого графа внутри шведские  обстоятельства заставили короля Густава III на время прекратить военные операции. Зато молодой Панин именно в пребывание свое в Финляндии сблизился с Павлом Петровичем, пользуясь благоприятным расположением и полным доверием великого князя, при котором он после похода занимал некоторое время должность камер-юнкера.
Вскоре по возвращении Н.П. к отцу в Москву тот - граф Петр Иванович - скончался скоропостижно (15-го апреля 1789 г.). Около этого же времени Н.П. вступил в брак с дочерью графа Владимира Григорьевича Орлова, Софьей. Множество писем к жене по случаю кратковременных их разлук свидетельствует о безграничной любви обоих супругов друг к другу. Из десяти детей, родившихся у Паниных, пять скончались в младенческом возрасте. После женитьбы Н. П. оставался еще некоторое время в Москве или в имении, считаясь в качестве камер-юнкера в отпуску. Не раньше, как в 1791 г. он переселился в С.-Петербург. До этого года его отношения к великокняжеской чете имели характер дружбы и интимности, но в 1791 г. произошла неблагоприятная перемена на этот счет. Поводом послужило отношение Павла Петровича к Нелидовой. Взаимное доверие и уважение исчезли, и дело доходило почти до окончательного разлада. Екатерина II с целью устранить столкновения между Павлом Петровичем и Паниным назначила его (в 1791 г.) церемониймейстером. В 1793 г. он сделан был камергером. Годом позже заговорили об отправлении Н. П. в качестве русского дипломата в Неаполь; далее имелось в виду назначить его посланником в Гаагу. Однако поездка Н. П. в Неаполь или в Нидерланды не состоялась, и он, оставаясь пока в С.-Петербурге, был переименован в генерал-майоры.
Жизнь при дворе не могла нравиться молодому графу; особенной охоты к военной карьере он не имел. Более всего он желал служить отечеству в качестве дипломата. Но это было достигнуто несколько позднее, а в 1795 г. он был назначен в Гродно литовским губернатором и командиром бригады под начальство генерал-фельдмаршала князя Н. В. Репнина. Из переписки графа с С.Р. Воронцовым видно, что Н. И. неохотно принял сделанное ему предложение посвятить себя административной деятельности в Литве. Пребывая в Гродно, он постоянно мечтал о возвращении в С.-Петербург, где легче мог бы воспользоваться удобным случаем занять место в делах внешней политики. О характере деятельности графа в Гродно известно лишь очень немногое. Он был недоволен своим положением, и возлагаемые на него труды не соответствовали его вкусу и наклонностям. К тому же, он не любил тратить время на обеды, ужины и балы и уклонялся, по возможности, от участия в пиршествах, устраиваемых то генерал-губернатором, князем Репниным, то королем Станиславом-Августом, проживавшим в это время в Гродно. В 1796 году ему, однако, представился случай действовать в качестве дипломата. Вследствие третьего раздела Польши королевство Пруссия и Россия сделались непосредственными соседями. Приходилось определить самым точным образом границу между обоими государствами. В 1796 г. началась "демаркация", в которой Панину приходилось играть самую важную роль в виде главного комиссара со стороны России. Тут впервые он и имел случай выказать свои дипломатические способности. Заседания прусских и русских комиссаров происходили в Гродно у Панина. Конвенция была заключена 4-го мая 1796 г., а настоящий договор состоялся в начале августа. Во время переговоров Панину обыкновенно принадлежала инициатива по обсуждению спорных вопросов, и он, очевидно, был главным редактором протоколов заседаний. Впрочем, и в это время Н. И. был недоволен своим положением и рассчитывал на возвращение в столицу, куда, наконец, он и отправился в августе 1796 г.
Вскоре после того скончалась Екатерина II. До начала царствования Павла I граф, имея отпуск на несколько месяцев, считался в военной службе под начальством князя Репнина. В то время ходили слухи о предстоявшем назначении его посланником в Неаполь или в Константинополь. 4-го декабря 1796 г. он был переименован в статский чин с определением третьим членом в Коллегию иностранных дел.
Весной 1797 г. он отправился в Москву, где находился тогда двор и происходила коронация. Панин, однако, и в то время не пользовался расположением государя. Он работал много и успешно, просматривал переписку с иностранными государями и был редактором важнейших записок. Так, например, письма Павла к королю Фридриху-Вильгельму II и императору Францу были составлены Паниным, и об их редакции он устно и письменно рассуждал с князем Безбородко. Несмотря, однако, на важность таких работ, они не могли служить поводом к сближению между государем и Паниным. Впрочем, в последнем не только нуждались, как в редакторе политических записок, но намеревались даже дать ему важное дипломатическое поручение: в апреле 1797 г. возникла мысль об отправлении его в Германию. Поездка эта, впрочем, тогда не состоялась. Сам же он в это время желал назначения посланником в Стокгольм. Вместо этого произошло (в июле) назначение его чрезвычайным полномочным министром к прусскому двору; но оно не соответствовало желаниям графа. Императрица Мария Федоровна, расположением которой он пользовался в это время, и князь Безбородко обещали ему до его отъезда в Берлин содействовать перемещению его в ближайшем будущем на другой пост.
Граф прибыл в Берлин в августе 1797 г. и оставался там два года. Его дипломатическая деятельность за границей относилась к тому времени, когда борьба между французской республикой и остальной Европой была в полном разгаре. Весной 1799 г. началась так называемая вторая коалиционная война; летом того же года подвиги Суворова стали эпохой в борьбе против революции.
Но Пруссия во всех этих событиях не участвовала. Поэтому в Берлине граф Панин работал в качестве противника Франции с целью привлечь Пруссию к участию в наступательном движении против республики. Эта цель, однако, не была достигнута.
Графу, впрочем, сначала было поручено в Берлине вести переговоры с французским дипломатом Кальяром и содействовать, таким образом, сближению между Россией и Францией. Это поручение нисколько не соответствовало политическим воззрениям Панина. Он отправился в Берлин, питая надежду, что цель, к которой он должен был стремиться, не будет достигнута; мало того, он намеревался употребить все средства для образования коалиции против революционной Франции.
Обстоятельства оправдали образ мыслей Панина. Договор с Францией оказался невозможным; нужно было скорее думать о сближении Австрии с Пруссией с целью наступательных действий против Франции. Панин чуть не гордился неудачей переговоров с Кальяром и не переставал придерживаться системы враждебного отношения к революции. Его беседы с Кальяром и с Гаугвицем, редакция записок в сношениях с прусскими министрами, замечательный такт, меткость мыслей при составлении проектов договоров — все это обнаруживает зрелость и опытность, редко встречаемые особливо в 27-летнем человеке, новичке в деле дипломатии.
Главной своей задачей во время пребывания в Берлине, как уже было сказано, Н. П. считал образование коалиции против Франции, борьбу против революции вообще. Россия в это время играла роль посредника для устройства дел Германской Империи и для сближения Австрии и Пруссии между собой. Несмотря на все усилия Панина, а также и князя Репнина, отправленного в Берлин и Вену в 1798 г. на некоторое время, "медияция" России не имела успеха. Короля Фридриха-Вильгельма III окружали люди, которые доказывали, что для Пруссии выгоднее выжидать, оставаться зрителем, нежели участвовать в борьбе против Франции. Панин не успел расшевелить Пруссию, победить индифферентизм и апатию короля и таким образом изменить положение дел в Европе.
Разочарованным, расстроенным граф в июне 1799 г. покинул Берлин, надеясь отдохнуть в Карлсбаде и Теплице. Туда ему писали Гренвиль и прусские министры с приглашением вернуться в Берлин для возобновления конференций. Узнав тут, что король до заключения договора с Россией и Англией желает еще попытаться путем негоциации заставить Францию добровольно отказаться от Голландии, Панин объявил, что не может продолжать переговоров при столь неблагоприятных условиях. Дипломатический пост в Берлине был упразднен, и Н. П. возвратился в Теплиц. Тут он получил рескрипт, в котором Павел назначил его вице-канцлером на место преемника Куракина, графа Кочубея.
Едва ли Панин, возвращаясь на родину в 1799 г., мог быть особенно доволен результатами своей дипломатической деятельности в Берлине. Итоги его трудов оказались неотрадными. Однако современники, в том числе и граф Воронцов, хвалили его способности, и сам Павел, при всем своем личном нерасположении к графу, был им доволен.
К крайнему прискорбию Панина в это же время происходило некоторое сближение между Францией и Россией. Павел даже намеревался было, заодно с Наполеоном, действовать против прежнего друга и союзника, — против Англии. Все это нисколько не соответствовало видам Панина, и это разногласие содействовало его удалению от вице-канцлерского поста осенью 1800 г. Некоторые меры, принятые против Англии, относятся к эпохе вице-канцлерства Панина, который даже участвовал в составлении направленного против Англии вооруженного нейтралитета (в августе 1800 г.).
Граф Н. П. пробыл в С.-Петербурге от половины сентября 1799 г. до половины декабря 1800 г. Осенью 1799 г. он был пожалован вице-канцлером и, вместе с тем, был произведен в действительные тайные советники. Отставкой от должности вице-канцлера в половине ноября 1800 г. и назначением в Сенат прекратилась деятельность графа в области внешней политики при Павле.
Круг деятельности графа в качестве вице-канцлера был довольно ограниченным благодаря тому обстоятельству, что он во все это время не пользовался расположением государя и разве только в виде исключения имел возможность говорить о делах с Павлом; отношения его к Ф. Ростопчину (занимавшему пост канцлера) также были неблагоприятными и даже натянутыми. Таким образом, он находился в некотором уединении и не мог оказывать сильного влияния на дела или давать им направление; не зная часто о том, что помимо него происходило в области внешней политики, граф не мог иметь инициативы и весьма часто должен был оставаться безмолвным свидетелем политических действий, диаметрально противоположных его воззрениям и убеждениям. Тем не менее, он и в это время, как прежде, выказывал изумительную рабочую силу. Пользуясь расположением и безусловным доверием иностранных дипломатов, он с ними находился в тем более оживленных сношениях, что Ростопчин был почти вовсе недоступным и избегал встречи с представителями других держав. Особенно оживленными были сношения графа с английскими государственными людьми (!).
Однако Панина не спрашивали, на его образ мыслей не обращали внимания; его записки, назначенные для государя, не доходили до Павла; он не мог оставаться вице-канцлером, товарищем (т.е. заместителем) Ф. Ростопчина·, кризис оказался неизбежным.
Опала графа при Павле совершилась, так сказать, в два приема: 15-го ноября он был отставлен от вице-канцлерского поста, а во второй половине декабря был сослан в свое имение Дугино (в Смоленской губернии). Пробыв лишь несколько дней в Дугине, граф по получении известия о разрешении ему жить в окрестностях Москвы переселился в Петровское-Разумовское. После опалы, постигшей Ростопчина, виновного в гнусной интриге, направленной против Панина, сему последнему было разрешено (в феврале 1801 г.) пребывание в столицах».

Таким был жизненный путь 30-летнего графа на момент, описываемый в письме фон-Фоку. В Словаре также обращает на себя внимание фраза: «… Граф Панин еще осенью 1800 г. сблизился с наследником Александром Павловичем».

Вот в  какой «служебной позиции» - т.е. в фактической отставке и ссылке в родовое поместье, замененной разрешением бывать в Москве, - застаем мы графа Никиту Петровича в начале марта 1801 года.
Из этого изложения на скорую руку можно сделать два вывода, касающихся нашей темы. Во-первых, граф Панин, будучи 19 лет от роду, начинал свою армейскую службу в Финляндии, на театре боевых действий Русско-Шведской войны. В то же время там находился и фон-Фок. Причем, благодаря своему происхождению и близости семьи к трону, Панин имел чин бригадира, а фон-Фок был только штык-юнкером!
Во-вторых, как следует из изложения его служебных - уже на ниве дипломатии, - достижений, Панин прекрасно владел политической казуистикой и был авторам множества документов.

Эти выводы, конечно же, меркнут на фоне сложившихся на конец 1800 года отношений Панина с царствующим монархом, но весьма полезны для разбора нами текста, приписываемого Беннигсену.