Зимние огоньки

 Под светом уличных гирлянд
Снег шёл всю ночь — мягкий, густой, будто кто-то щедро посыпал город сахарной пудрой. К утру улицы стали похожи на страницы старинной книги, где каждое окно, каждый след — часть давно забытой истории.
Анна вышла из дома с тяжёлой сумкой и лёгким сердцем. Сегодня был сочельник. В руках — термос с кофе и небольшая коробка, перевязанная красной лентой. Подарок, который, может быть, никто и не примет.
Она шла по почти пустой улице — только редкие прохожие торопились домой, запах хвои и мандаринов стоял в воздухе, а в витринах кафе отражались гирлянды. Казалось, город улыбается, но чуть устало, будто сам не верит в чудо, но всё равно старается для других.
Анна работала медсестрой. На Рождество, как обычно, она дежурила — с тех пор, как ушёл Олег, она редко брала выходные. Работа спасала: здесь не спрашивали, почему ты одна, не напоминали, что когда-то обещали вместе наряжать ёлку.
— Опять дежуришь? — спросила утром соседка, старушка с четвёртого этажа. — Молодая, а всё одна...
Анна улыбнулась, не обижаясь:
— Зато у меня пациенты всегда рядом. Им ведь тоже праздник нужен.
Больница стояла на окраине — старая, кирпичная, с узкими окнами и длинными коридорами, где пахло хлоркой и лекарствами. На посту дежурила медсестра Лида, закутанная в вязаный шарф поверх халата.
— О, пришла! — сказала она. — Я уж думала, передумала. Тут, кстати, новый дед лежит в седьмой палате. С утра хмурый, ничего не хочет. Может, к нему заглянешь?
Анна кивнула. Сняла пальто, налила в чашку кофе из термоса, взяла коробку с лентой и пошла по коридору. В седьмой палате горела тусклая лампа. На подушке лежал худой мужчина лет семидесяти, с ясными, но усталыми глазами.
— Добрый вечер, — сказала Анна. — Я медсестра, Анна. Как вы себя чувствуете?
— Да как... живой вроде, — буркнул он. — Всё равно праздников не будет.
Она поставила коробку на тумбочку.
— Это вам.
— Мне? Зачем? — нахмурился он.
— Просто потому что сегодня Рождество.
Он открыл коробку. Там лежала пара вязаных носков и записка: «Тепла вам и света. Незнакомке может быть холодно — но не одиноко, если рядом добро».
Старик долго молчал, потом тихо сказал:
— Носки... такие же вязала жена. Только узор был другой. — Он вздохнул, посмотрел на Анну. — Она умерла три года назад. А сын… уехал, не звонит.
— А вдруг позвонит сегодня? — мягко сказала она.
— Не думаю. У него, наверное, своя жизнь.
Анна улыбнулась:
— А всё-таки проверьте телефон.
К полуночи снег снова усилился. За окнами мерцали гирлянды, и в коридоре пахло корицей — Лида принесла термос с глинтвейном без вина, «чтобы хоть немного праздника».
Анна обошла палаты. Пациенты спали. Только в седьмой горел свет.
Старик сидел на кровати и держал в руке телефон.
— Звонил, — сказал он, когда Анна вошла. Голос дрожал. — Сын. Говорит, приедет завтра. Говорит, скучает. — Он отвернулся, чтобы она не видела его слёз.
Анна тихо подошла, поправила одеяло.
— Вот видите. Иногда чудеса просто ждут, когда их кто-то разбудит.
В два часа ночи она вышла на крыльцо. Снег ложился ровным слоем, словно заново писал этот мир — чистый, без следов. Вдалеке, под фонарём, кто-то ставил на землю бумажный фонарик. Огонёк дрожал на ветру, но не гас.
— Анна? — позвал кто-то сзади.
Она обернулась — Олег стоял у ворот. Немного постаревший, растерянный, с ёлкой в руках.
— Я... случайно узнал, что ты дежуришь. Подумал, если принесу тебе праздник — может, ты разрешишь остаться?
Она молчала. Снег падал между ними — тихо, беззвучно, как пауза между словами.
— Я глупо тогда всё оборвал, — продолжил он. — Но если ты ещё...
Анна не дала договорить — просто подошла и обняла его.
Ёлка уткнулась веткой ей в щёку, пахло смолой и морозом.
— Рождество же, — сказала она, — грех не простить хотя бы раз в году.
Они стояли под светом гирлянд, и казалось, будто весь город дышит вместе с ними. Где-то вдалеке смеялись дети, звонили колокольчики, а в небе медленно гасли облака, открывая путь первым звёздам.
И Анна подумала, что, может, чудеса действительно случаются. Только приходят не тогда, когда их ждёшь, а когда сердце готово их принять.