Очередной прожект кота Баюна

Как я рассказывала прежде на страницах своей летописи нравов тридесятого, когда коту Баюну было нечего делать, он занимался научными изысканиями.

Потом на основе сделанных выводов публиковал пространные и престранные прожекты, каковые представлял Кощею. Тот хвалил, награждал, но в жизнь не воплощал и даже, кажется, не читал. Впрочем, хранил бережно в сафьяновых переплетах на широких дубовых полках обширнейшей библиотеки государственных актов тридесятого. Замечу в скобках, мне кажется, что такой обширной она была именно из-за сочинений неугомонного кота.

Вот и в этот раз лукоморский сказитель долго таился от любопытных русалок и строчил что-то споро на листах пергамента, отгораживаясь от их любопытных головок мохнатым мощным плечом. После чего гордо прошествовал в кощеевы палаты и возложил к ногам бессмертного старика очередной манускрипт.

Властелин тридесятого пролистал и удивился: в первых шестнадцати главах своего опуса Баюн доказывал, что баба-яга — никто иной, как взбунтовавшийся и вырвавшийся из-под власти царя всех иблисов огненный дух, то бишь джин. Лампа, прежде державшая джина этого в заточении, преобразованная его мощными чарами, превратилась в ступу, полностью подчинявшуюся желаниям яги.  Дымный хвост, дабы его по нему опознали, хитроумный джин преобразовал в помело. Избушка-на-курьих ножках была избрана им в качестве жилья, потому что птицы издавна враждуют с огненными духами, и те ни за что не приблизятся к такому страшному жилищу, ежели вздумают искать непокорного собрата.

Правдивость этой гипотезы Баюн весьма многословно доказывал, в том числе, тем фактом, что джин, став бабой-ягой, не угомонился в своем властеборчестве и теперь осмеливается посягать на авторитет самого повелителя, то есть Кощея.

Оставшиеся в не помню каком (но достаточном) количестве главы были посвящены описанию различных способов, долженствовавших привести мятежную бабку к покорности. Там были собраны и арабские, и еврейские, и даже латинские и халдейские заклинания, прочитав которые, Кощей улыбнулся печально, будто что-то припомнил.

— И не жалко тебе старуху?

Кот решительно помотал головой.

— А мне жалко. — Отрезал маг вне категорий и отправил трактат в переплетную мастерскую, а затем уже и в библиотеку государственных актов. Баюна, впрочем, вознаградил, и кот ушёл, изо всех сил изображая досаду на своей широкой морде, но искренне ликуя внутри.