Глава I

КРАСНАЯ СТРЕЛА
Призраки мавзолея

Вагон-ресторан "Красной стрелы" плыл сквозь ночь, как корабль-призрак в море времени. Красные бархатные кресла, полированные столики из карельской березы, бронзовые светильники, чей свет дрожал в такт стуку колес - все здесь было пронизано атмосферой вечного транзита, движения между прошлым и будущим, которых, возможно, не существует. За окном проплывали темные силуэты спящих деревень, а воздух в вагоне был густым и теплым, пах кожей старых книг и слабым, но устойчивым ароматом янтаря - запахом памяти, которая отказывается умирать.

За угловым столиком у окна сидели четверо людей, связанных невидимыми нитями общего одиночества. Поручик Ржевский, откинувшись на спинку кресла, смотрел в темное стекло, где отражались их лица - бледные маски в обрамлении бархата и красного дерева. Его пальцы с тонкими, аристократичными чертами медленно вращали бокал с недопитым портером, и каждый раз, когда жидкость касалась хрусталя, возникал тихий звон, похожий на колокольчик призрачного трамвая.

— Петербургский туман лип к подошвам, как старая жеваная резинка, — начал он, и его голос прозвучал устало, с той особой горечью, что приходит к людям, слишком много видевшим. — Клава Горчицына стояла на пятом этаже дома №13 по улице Забвения, держа в дрожащих руках ключ от собственной жизни. Дом этот был обычной панельной коробкой, каких тысячи, но в тот вечер он казался последним бастионом человеческого здравомыслия в мире, постепенно сходящем с ума.

К ним подошел официант в безупречно белой куртке, его лицо было маской профессиональной учтивости, но в глазах читалась усталость человека, который слишком долго слушает чужие разговоры.

— Что господа и дама изволят заказать? — спросил он, и его голос прозвучал как отдаленное эхо.

Лиза, игравшая серебряной ложкой, подняла глаза. Ее пальцы были тонкими и нервными, с следами от струн гитары.
—Мне пельмехи и оливьеху. И сидрик.

— К пельменям принести сметану? — уточнил официант, его рука с блокнотом замерла в ожидании.

— Ну конечно, сметану, — кивнула Лиза. — И чтобы огурчик соленый. Самый хрустящий.

Ржевский мрачно улыбнулся, его взгляд скользнул по меню, как по документу с чужими уликами:
—Мне уху. Настоящую, с ершом. И котлеты с пюре. Картофель должен быть с луком, жаренным до золотистой корочки. И бутылку портера - того, что пахнет дымом и ностальгией.

Ренье, поправляя галстук, заказал тихо, словно боялся потревожить хрупкое равновесие вечера:
—Винегрет с сёмгой. Блины с икрой. И бутылку лафита - того, в котором слышны отголоски ушедших эпох.

Все взгляды обратились к Мессиру Баэлю. Тот медленно повернул голову, и его глаза, похожие на старинные монеты, уставились на официанта:
—Расстегай с рыбой. Чтобы тесто было слоеным, как страницы старого дневника. И шампанское. Самого сухого - того, что напоминает слезы, которые не были пролиты.

Когда официант удалился, Ржевский продолжил, глядя на свое отражение в окне, где ночь смешивалась со светом вагона в причудливый узор:

— "Открыла... а там... пустота!" — всхлипнула она, тыча ключом в дверной косяк. За моей спиной висела дыра в пространстве, пахнущая пылью архивов, слезами бабушкиных портретов и резкой нотой абсолютного «небытия». Это был не просто пустой квартирный объем - это была пустота, которая активнее любой материи, пустота, которая всасывает в себя смыслы и воспоминания.

Лиза вздрогнула, ее пальцы сжали край скатерти так, что костяшки побелели.
—Но как? Как может исчезнуть целая квартира? Квартира - это ведь не просто стены, это... это совокупность привычек, запахов, следов на паркете от передвижения стульев...

— На полу валялись свидетельства ушедшей жизни, — продолжил Ржевский, его голос стал глуше, — одинокий валенок 1983 года, обрывок газеты с недописанным кроссвордом, флакон духов - на дне оставалось ровно шесть капель. И все это плавало в странном свете, который не отбрасывал теней.

В это время подали закуски. Аромат свежего хлеба смешался с запахом старой трагедии. Лиза взяла вилку, но не ела, а лишь водила ею по тарелке с оливье, где кусочки колбасы и овощей образовывали причудливые узоры, похожие на карту исчезнувшей жизни.

— Мне кажется, я уже где-то слышала эту историю, — прошептала она. — В детстве, может быть. Или в прошлой жизни.

Ржевский шагнул в проём, — продолжал рассказчик, — его сапог провалился в липкую безвременность. "Так... квартира исчезла ровно в 3:15 ночи?" Клава только кивнула, не в силах вымолвить слово. "Да! Проснулась от запаха... ладана и щей. Открыла глаза — стены таяли как сахар в чае!"

Подали горячее. Дымящаяся уха пахла морем, которого никто из них не видел годами. Котлеты источали аромат домашнего уюта, который стал для них такой же абстракцией, как исчезнувшая квартира.

Ренье налил лафит в бокалы. Рубиновое вино поймало свет люстры и заиграло гранатовыми бликами, словно капли застывшей крови.
—Свидетели... Сосед снизу, пенсионер Петрович, показал: "Слышал, как шкаф скрипел: «Прощай, Родина!» Потом — тишина."

Подали шампанское для Баэля. Он взял бокал, но не пил, а лишь смотрел на танцующие пузырьки, которые поднимались со дна, как души утопленников.
—Дворник Фима видел, как балконная герань улетела в форточку со словами: «Хватит страдать!»

Ржевский мрачно кивнул, отрезая кусок котлеты, которая оказалась неожиданно сочной и нежной:
—В углу «не-квартиры» я нашел огрызок карандаша с надкушенным ластиком. Пахло школьной линейкой 1972 года. И одиночеством. Таким густым, что его можно было резать ножом.

Когда подали пельмени, Лиза вдруг улыбнулась. Она аккуратно разломила один из них вилкой, и пар поднялся к потолку, как призрачная душа.
—Знаете, — сказала она, — может, все эти исчезнувшие квартиры — это просто способ вселенной избавиться от лишнего? Как организм отшелушивает мертвые клетки?

Ржевский вдруг подмигнул ей, и его усталое лицо на мгновение помолодело. Он отхлебнул портера и запел негромким, хрипловатым голосом:

Пельмени плавают в сметане,
Жизнь проходит в обмане,
А квартиры исчезают в тумане...

Лиза насупилась. - Про пельмени нужно более глобально, - сказала она. Это почти национальное достояние.

- Так точно! - Ответил Ржевский.
Итак, пельмена.

ТВЁРДЫЙ МОТИВ
Хит: «Эх, ПЕЛЬМЕНА»

Опять за окном туман,опять бесконечный день,
В кармане шепчут монеты,им тоже холодно, им тень.
Мир сложен,как китайская грамота, и так же пуст,
А на столе— простая тарелка, в ней — мой августейший искус.

Пришёл домой,совсем устал,
Друг неожиданно нагрянул,
Без сил после свидания с ней-
И в тишине становится теплей...
Привет,пельмени! Пельмени, пельменааа!
Пельмена, пельменааа - вкусно и мило всегда!
Пельмени,пельмени, пельменааа -
Это просто и быстро, да!

Не нужны мне твои коворкинги,не нужен твой цифровой паёк,
Я леплю свою вселенную,пока на плите кипит твой сок.
В каждом стежке теста— обещание, в каждой начинке — суть,
Лепить,варить, кормить — вот он, светлый путь.

Пришёл домой,совсем устал,
Друг неожиданно нагрянул,
Без сил после свидания с ней-
И в тишине становится теплей...
Привет,пельмени! Пельмени, пельменаааа!
Пельмена, пельменааа - вкусно и мило, да!
Пельмени,пельмени, пельменааа -
Это просто и быстро всегда!

P;tes farcies, douce sagesse,
Dans un monde qui sans cesse se presse.
V;rit; simple, chaude et rondes,
Bouche apr;s bouche, le temps se refonde.
Un repos, un havre, un r;pit,
Merci, petits amis de la nuit.

Перевод:
Наполненные мудростью простою,
В мире,что вечно несётся стрелою.
Истина— тёплый, румяный покой,
С каждою ложкой вкушаем покой.
Отдохновенье,причал и забвенье,
Благодарю,ночные пельмени....

****
За окном проплывали огни какого-то полустанка, и каждый казался еще одним утраченным воспоминанием. А в вагоне-ресторане "Красной стрелы" четверо людей доедали свой ужин, окруженные призраками исчезнувших квартир и устойчивым ароматом янтаря, который, казалось, витал в воздухе, несмотря ни на что. Мир продолжал разваливаться на части, но здесь, в этом движущемся островке света, еще теплилась жизнь - горькая, ироничная, но все же жизнь.