Глава III

Глава III: Шутка Баэля или преступление века?

Вагон-ресторан "Красной стрелы" продолжал свой путь сквозь ночь, становясь капсулой времени, в которой прошлое и настоящее смешивались так же, как сливки в кофе. Воздух был густым от запахов дорогой еды, дорогих духов и дешевых трагедий.

Ржевский отхлебнул портера, его пальцы оставили жирные отпечатки на хрустальном бокале.
—И вот, — продолжил он, — Мессир сидел в «Кафе Тени», вытирая ложку о полуистлевшую газету. Заведение это было странным даже для Петербурга — здесь подавали кофе с привкусом забытых воспоминаний и пирожные с начинкой из несбывшихся надежд.

В этот момент официант принес Баэлю расстегай. Пар поднимался от золотистого теста, пахнущего маслом и историей. Мессир аккуратно разломил его пополам, и запах рыбы смешался с ароматом старой тайны.

— Признаюсь: это я, — сказал Баэль, его голос прозвучал так, будто доносился из-за тяжелой бархатной портьеры времени. — Но не украл — освободил!

Он разложил на столе странные приборы, которые появились будто из ниоткуда. Сосуд с дрожащим синим пламенем, подписанный «Ностальгия», отбрасывал причудливые тени на стены вагона. Часы без стрелок с подписью «Время Клавы» тикали, хотя механизма в них видно не было. И ключ от несуществующей двери лежал тяжелым бременем на краю стола.

Лиза вдруг подняла глаза:
—А давайте закажем мороженое! Как в Венеции, помните?

Ржевский мрачно кивнул:
—Почему бы и нет? В конце концов, даже на краю апокалипсиса можно есть мороженое.

Когда официант подошел, Лиза заказала мята-шоколад, Ржевский — клубничное, Ренье после недолгого раздумья выбрал шоколадное, а Баэль — просто ваниль.

— А кофий не изволите? — спросил официант, его рука с блокнотом замерла в ожидании.

Мужчины заказали двойной эспрессо, Баэль — горячий шоколад "как в детстве, которого не было", а Лиза — раф с ванильным сиропом.

Пока готовили заказ, Баэль продолжил, его пальцы водили по поверхности стола, как бы рисуя невидимые схемы:
—Её квартира была музеем горя, поручик! Каждая вещь кричала: «Помни! Страдай! Не живи!» Я стер память... как ластик — карандашный след.

В этот момент за окном пронеслась тень серванта, звеня хрусталём. Тень была настолько реальной, что все невольно вздрогнули.

Лиза помешала свой раф-кофе, ее голос прозвучал задумчиво:
—А вы не думаете, что иногда перемены — это благо? Может, действительно лучше освободиться от груза прошлого?

Баэль покачал головой, его горячий шоколад дымился, как жертвенный алтарь:
—Перемены? Милая Лиза, перемены — это лишь иллюзия. Мы меняем декорации, но пьеса остается той же. Трагедия продолжается, даже если сменить сцену.

Ржевский хмыкнул, пробуя свое клубничное мороженое:
—Знаете, это напоминает мне одну историю про поручика и горничную... Но не буду омрачать атмосферу.

В это время Ренье неожиданно поднялся. Его лицо было серьезным, а в глазах горел странный огонь.
—А давайте споем! — предложил он. — Ту самую песню... о переменах.

Ржевский удивленно поднял бровь, но затем кивнул. Они встали рядом, и их голоса слились в странной, диссонирующей гармонии. Они запели ремейк песни Цоя:

Куплет 1 :
"In den Stra;en von Paris, nach Corona-Zeit,
Migranten k;mpfen um ihr Brot, in dieser Einsamkeit.
Die Jobs sind weg, die H;user leer,
Und keiner h;rt ihr schweigend Flehn -
Die Grenzen sind geschlossen sehr,
Wann wird das endlich geschehn?"

Припев :
"Le changement! Le changement!
Nous en avons assez attendu!
Le changement! Le changement!
Le changement exige nos c;urs!
Nos c;urs fatigu;s de combat
Exigent le changement, maintenant!"

Куплет 2 :
"In U-Bahn-Stationen, in kalten Nachtasylen,
Sie warten auf Papiere, die man nie verspricht.
Die Polizei kontrolliert, das Leben steht in Stillen,
Wann bricht endlich an das Licht?"

Припев :
"Le changement! Le changement!
Nous en avons assez attendu!
Le changement! Le changement!
Le changement exige nos c;urs!
Nos c;urs fatigu;s de combat
Exigent le changement, maintenant!"

Бридж :
Пустые площади Парижа, где танцевали когда-то,
Теперь лишь эхо шагов одиноких мигрантов...
В окнах горящих отелей - отраженья чужих судеб,
Где каждый ищет свой шанс, что когда-то Франция дала...
Но после карантина мир стал жесток и тесен,
И в каждом взгляде прохожего - немой вопрос: 'Ты кто здесь?'
Мы стали призраками в городе, что сам стал тенью,
Мечтая снова услышать: 'Добро пожаловать в Европу!

Финальный припев:
"LE CHANGEMENT! LE CHANGEMENT!
NOUS EN AVONS ASSEZ ATTENDU!
LE CHANGEMENT! LE CHANGEMENT!
LE CHANGEMENT EXIGE NOS C;URS!
NOS C;URS FATIGU;S DE COMBAT
EXIGENT LE CHANGEMENT, MAINTENANT!"

(Музыка резко обрывается, остается только стук колес)

Перевод:

Куплет 1:
"На парижских мостовых, что помнят карантин,
Мигранты за кусок хлеба ведут свой трудный бой.
Работы нет, и дома пусты,
Их мольбы безмолвны в ночной тиши -
Границы на замке, и выхода нет,
Скажи, когда ж наступит рассвет?"

Припев:
"Перемен! Мы ждём перемен!
Их требуют наши сердца!
Перемен! Мы ждём перемен!
Усталые от борьбы сердца
Ждут перемен сейчас, здесь, в этот час!"

Куплет 2:
"В подземках холодных, в ночлежках без сна,
Они ждут документов, что им не выданы.
Полицейские патрули, жизнь замерла до дна,
Когда же пробьётся луч сквозь тьму окна?"

Наступила тишина, нарушаемая лишь стуком колес. За окном проплывали огни какого-то города, и каждый огонек казался еще одним вопросом без ответа. А в вагоне-ресторане четверо людей доедали свое мороженое, окруженные призраками исчезнувших квартир, целых стран и несбывшихся надежд, но все еще веря, что когда-нибудь перемены действительно наступят.