Еретик и откровенье Сына Божия. Глава 4-я
Если б я с такой же лёгкостью мог отказаться от размышлений об этой чёртовой дыре...
К навязчивым мыслям о своей необыкновенной и уникальной способности видеть ту зловещую скважину в полу нашей гостиной я возвращался чаще, чем мне того бы хотелось. В действительности чего мне на самом деле хотелось, так это забыть о той дыре, как о дурном сне, раз и навсегда! – как будто её никогда и не было. И вполне вероятно, мне удалось бы это сделать... перестань проклятый призрак (и призрак ли?) являться мне – теперь уже не только по ночам, но и при дневном свете.
Неоднократно я заставал себя за размышлениями, которые, казалось, не были напрямую связаны с этим видением. В очередной раз представив себе, насколько глубоко в земные недра может уходить эта шахта, я непроизвольно начинал думать... о потустороннем мире. Я думал: как бы могла выглядеть «загробная» жизнь, если бы таковая на самом деле существовала? Где бы она могла иметь место на нашем исхоженном вдоль и поперёк земном шаре? На Земле не осталось, пожалуй, ни одного квадратного метра – как суши, так и воды – где бы не ступала нога человека или не проплывало его судно. И если уж и существуют какие-либо труднодоступные для человека места на нашей планете, то уж всевидящие ока многочисленных спутников, заполонивших земную орбиту, как трафик на окружной дороге, дают нам полную картину – причём в цвете и мельчайших подробностях – о том, что там творится.
Кстати говоря, о земной орбите и в целом о космосе; словом – о том, что за пределами нашей орбиты. Земные науки – и, в частности, астрономия – уже достаточно хорошо развились, чтобы показать и доказать нам, что царствия небесного за облаками, увы, нет. Любопытный и страждущий человеческий разум поставил крест на многих дорогих сердцу сказках, в которые нам нравилось верить. Хотелось верить. Но вот куда учёная мысль ещё недостаточно глубоко проникла – как в переносном, так и в самом что ни на есть прямом смысле – это недра Земли... тысячи и тысячи километров вглубь неё.
Нет, конечно же, у нас есть определённые теории и по поводу строения земного шара – то есть, всего, что располагается под его тончайшим поверхностным слоем, называемом корой. Но человек никогда до конца не поверит ни в одну из этих гипотиз, пока лично не совершит путешествие к центру Земли – и далеко не способом, описанным в романе Жюль Верна. Я думаю, что так же скептически человек в своё время относился к идее шарообразности нашей планеты, пока первый из нас не вырвался за её пределы и не увидел всё это своими глазами (ну и, разумеется, «глазами» фотокамер).
Иными словами, одиссея закоренелого еретика для меня неуклонно продолжалась, хотя мои благополучно состарившиеся родители давно оставили свои реформаторские попытки в отношении своего отпрыска-вольнодумца, у которого уже имелось своё собственное потомство, взращиваемое, должен признаться, в более чем либеральных взглядах.
Недели, между тем, проносились одна за одной со скоростью... жизни: насколько бешеным становился ритм её, настолько же стремительно начинали мелькать день за днём.
Забавно, наверное, выглядело всё это со стороны, но во мне укоренилась привычка бросать беглый, но озабоченный взгляд на гостиную каждый раз, как я проходил мимо. Надеюсь лишь, что никому не было никакого дела до того, куда и как я бросаю свои взгляды. Кроме того, я с некоторых пор старался избегать без надобности находиться в этой комнате, а когда всё же приходилось, то пятки мои словно начинали гореть подо мной: хотелось быстро выскочить за пределы той площади, на которой в своё время разверзалась бездонная скважина...
Я, разумеется, понимал, каким сумасшествием это могло казаться со стороны. Но оно ни в какое сравнение не шло с той чистейшей воды паранойей, овладевающей мною каждый раз в моменты, когда я видел своих домашних – супругу и детей – на территории того ненавистного воображаемого (ли?) квадрата посреди нашей гостиной. Эта комната стала для меня запретной зоной.
Спасало одно: во всех наших апартаментах данная жилплощадь на самом деле являлась наименее обитаемой. Иногда в моей голове сам собой возникал вопрос: а зачем, собственно, она у нас в доме вообще существует? Каково её – со всей этой дорогой мебелью – функциональное предназначение?
Так или иначе, этот психоз настолько органично вплёлся в мою жизнь, что я даже перестал замечать за собой такое причудливое поведение (и мышление).
— С тобой всё в порядке, дорогой? – пару раз интересовалась моя супруга, Анжела, наблюдая моё нервное подёргивание и суету, с которой я старался как можно скорее выпроводить её из гостиной. – Ты выглядишь немного... не в себе.
— Я? Не в себе? Пфт! о чём ты... Да я просто... Идём скорей на кухню, Анжи-крошка, я хочу показать тебе... сандвич, который я приготовил тебе на завтрак!
Апогея же моя психопатическая «карусель» достигла одним поздним вечером на неделе. Дети к тому времени были уложены в кроватях, и мы с супругой собирались вскоре последовать их примеру. Я принял душ и, уже переодетый в пижаму, решил пойти на кухню налить себе бокал воды, услышав, как моя жена осторожно, чтобы не греметь, выгружает там чистую посуду из посудомоечной машины.
Мы встретились с ней в гостиной, куда она как раз входила, направляясь из кухни к шифоньеру со стопкой чистых тарелок в руках.
— Ещё не в постели, дорогой мой? – бросила она мне между прочим.
— Почти там, ага. В горле только вот... – начал я обычным голосом, провожая взглядом её завёрнутую в домашний халат стройную фигурку, как тут же, сам того не ожидая, внезапно и громко вскричал, – НЕТ!!!
От испуга жена замерла на месте как вкопанная, при этом выронив из рук всю стопку посуды, которая с оглушительным звоном хлопнулась на пол, разлетаясь на тысячи кусочков. Какое-то время Анжела продолжала стоять ко мне спиной с поднятыми вверх ладонями, глядя вниз себе под ноги. Я также с неменьшим испугом смотрел туда же: прямо перед ней, в нескольких дюймах от её тапочек разверзлась эта проклятая дыра – ещё один шаг, и она бы...
— Ты тоже её видишь, Анжи, не так ли? – спросил я её, затаив дыхание.
На какое-то мгновение мной овладело странное ощущение, словно я нахожусь в диковинной картинной галерее, в которой художественные произведения запечатлели фрагменты реальной жизни – со всеми одушевлёнными и неодушевлёнными в ней объектами – в определённой сюрреалистической композиции. Или мизансцене, лучше сказать. Картина, на которую я сейчас смотрел, замерев в благоговейном страхе, могла называться – в духе Сальвадора Дали – примерно так: «Ангел (Анжела) на краю пропасти посреди гостиной комнаты, наблюдающая низвержение осколков разбитой посуды в зияющюю пасть старой горняцкой шахты».
Из этого маразматического транса меня вывела жена.
— Да ЧТО с тобой в конце-концов происходит? – резко развернувшись ко мне, рассерженно, но и с явной в то же время тревогой в голосе и во взгляде потребовала оъяснений моя супруга.
— В каком смысле? – сперва опешил я. – Разве ты не... Я думал...
В это время, разбуженный нашим с Анжелой громким инцидентом, в гостиную заглянул сын. Его старшую сестру, в отличие от него, можно было запросто будить артиллерийской канонадой – и всё безуспешно.
— Чё вы тут делаете, мам, пап? – щурясь от яркого спросонья света, промычал он еле-ворочающимся языком. – Вы меня разбудили.
Сумасшедшее (полагаю) выражение на моём лице, видимо, не ускользнуло и от всё ещё частично спящего сознания моего сына, потому что его глаза сразу приняли осмысленный вид – насколько, разумеется, позволял его младенческий возраст.
— Чё случилось?
— Ничего особенного, сыночка, всё хорошо! Иди назад в кроватку, – тут же успокаивающим голосом ответила жена. – Мама просто уронила посуду на пол. Извини, пожалуйста. Иди дальше спать, маленький мой.
И с этими словами она сделала тот шаг, что отделял её от чёрной скважины.
Свидетельство о публикации №225103000220