Сократ. Цена отваги. Разговор о мужестве

Пролог. Совет Полководцев


Вечерняя прохлада, словно влажное покрывало, опустилась на афинский дом Лисимаха. В парадном зале, освещённом мягким светом масляных ламп, собрались четыре человека. Здесь были два обеспокоенных родителя: сам хозяин дома, Лисимах, и его давний друг, Мелесий. А напротив них, на почётных ложах, расположились два живых памятника Пелопоннесской войны — прославленные полководцы: решительный, с изрезанным шрамами лицом, Лахет и рассудительный, вдумчивый Никий.
Причина их встречи была проста и тревожна для любого отца: как лучше воспитать сыновей, чтобы они стали не просто наследниками, но достойными, мужественными гражданами полиса.
— Мы позвали вас, Лахет и Никий, — начал Лисимах, его голос был напряжён, — потому что хотим услышать ваше мнение, ваше наставление. Стоит ли отдавать наших сыновей в эту новую школу, где их учат сражаться в полном вооружении, как на настоящем поле боя? Это полезная практика или просто дорогая показуха, далёкая от истинного пути к мужеству?
Генералы мгновенно втянулись в спор. Лахет настаивал на пользе любой тренировки. Никий сомневался в эффективности показательных боёв. Их голоса наполнили зал, но вдруг посреди военной дискуссии вмешался пятый гость, которого Лисимах позвал в качестве советника, но который до этого момента стоял в тени, Сократ. Он был неприметен, но его голос нёс вес, способный остановить бой.
— Позвольте, друзья, — произнёс философ, поправляя свой грубый хитон. — Если мы хотим выяснить, полезно ли это обучение, мы должны сначала понять, для чего оно нужно. Цель нашего собрания — не упражнения, а истинное воспитание Мужества в наших мальчиках.
— Конечно! Это наша единственная цель! — воскликнул Лахет.
— Но тогда, — мягко, почти неуловимо, продолжил Сократ, — прежде чем говорить о том, как приобрести Мужество, мы должны знать, что оно такое. Ибо как можно лечить больной глаз, не зная, что такое здоровье глаза в его чистом виде?
Комната погрузилась в напряжённое, неожиданное ожидание. Разговор свернул с привычной военной тропы на неизведанную философскую дорогу. Перед прославленными героями, чья жизнь была непрерывной цепью мужественных поступков, был поставлен парадоксальный вызов: они, воплощения добродетели, теперь должны были её определить.
— Итак, прославленные воины, вы, чья жизнь и есть воплощение Мужества, скажите нам: Что есть Мужество?


Глава I. Ответ Лахета: Упорство в Строю


Лахет, человек, привыкший принимать вызов прямой атакой, воспринял вопрос Сократа как новую схватку. Его ответ был быстрым, энергичным и предельно практичным.
— Нет ничего проще, Сократ! — с едва сдерживаемым нетерпением заявил полководец. — Мужество — это когда человек стоит на своём месте в строю и сражается с врагом, не убегая. Это упорство перед натиском, точка!
— Прекрасно! Это пример великого мужества, Лахет, — с искренней похвалой кивнул Сократ. — Но вспомни Гомера. Разве не описывает он великого Одиссея, который был мужественен, но при этом умел отступать, и даже притворяться трусом, чтобы потом обмануть врага? А что насчёт воинов Скифии, которые, клянусь Зевсом, сражаются, только отступая на своих стремительных конях? Если Мужество — это всегда стоять и не отступать, то их нельзя назвать мужественными.
Лахет нахмурился, его лоб покрылся морщинами. Он почувствовал, как его практический опыт ломается о необходимость универсального определения.
— Хорошо, Сократ, ты прав. Я скажу шире: Мужество — это не просто стоять в строю, но упорство души. Упорство, которое позволяет выдержать любую боль, страх и опасность, не сломаться внутри!
— О, теперь мы ближе к истине! — воскликнул Сократ, его глаза заблестели. — Но скажи мне: кто более мужественен — тот, кто упорствует в борьбе, зная, что у него есть лучшие союзники и больше шансов на победу, или тот, кто упорствует, зная, что он слаб, а поражение неизбежно?
— Тот, кто упорствует, зная о слабости! — вскричал Лахет, ударив кулаком по колену. — В этом, в презрении к судьбе, и есть истинная отвага!
— Но разве это не безумное упорство? — кротко спросил Сократ. — Ведь упорствовать в заведомо проигрышном деле, когда можно было избежать беды, — это безрассудство, не добродетель. Значит, Мужество должно быть разумным упорством. Твоя хватка не сработала, Лахет. Твоё определение либо слишком узко для Скифии, либо сводит Мужество к глупости.


Глава II. Ответ Никия: Знание Опасности


Лахет, взбешённый логическим тупиком, замолчал. Тишина повисла в зале, пока не вступил Никий, который был известен своей любовью к интеллектуальным, хитроумным спорам. Его голос звучал методично и рассудительно.
— Лахет мыслит как воин, Сократ, — начал Никий с лёгким превосходством. — Но я знаю, что Мужество — это не эмоция и не физическое упорство. Мужество — это форма мудрого знания. Это знание того, чего именно следует бояться, а чего не следует.
— Прекрасно, Никий! — Сократ сразу же проявил к этому ответу больше уважения. — Значит, Мужество — это знание добра и зла?
— Да, — подтвердил Никий, — знание того, что принесёт истинное зло, а что — истинное благо в будущем.
— Но, друг мой, — продолжил Сократ, его голос стал ещё мягче, но при этом беспощаднее, — разве знание о добре и зле не должно касаться не только страха (т.е., будущего), но и надежды? Разве истинный мудрец не должен знать, какое добро и зло принесут ему события прошлого, настоящего и будущего?
Никий, чувствуя, что его заманивают в ловушку, но не в силах оспорить чистую логику, тяжело согласился: — Да, это должно быть знание о добре и зле во все времена.
— Ах, Никий! — воскликнул Сократ, и в его голосе прозвучало истинное разочарование. — Но ведь знание о добре и зле во все времена — это не просто Мужество! Это и есть вся добродетель! Если Мужество — это знание о добре и зле, то тогда оно включает в себя и Справедливость, и Благоразумие, и Благочестие! Мы искали одну ветвь, а ты подарил нам всё дерево!


Глава III. Идеал без Определения


Движение мыслей прекратилось. Наступила тягучая, тяжёлая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием ламп. Двое прославленных полководцев, идеальные герои своего времени, были повержены логикой: один — из-за неспособности поднять свой практический опыт до уровня универсального определения, другой — из-за попытки объять необъятное.
— Значит, — подвел итог Сократ, обводя собравшихся спокойным взглядом, — ни один из нас, включая меня, не знает, что такое Мужество. Мы не знаем, что есть та добродетель, которой мы пытаемся обучить наших сыновей.
Лахет вдруг тихо, хрипло рассмеялся. Это был не смех презрения, а смех горького прозрения.
— Клянусь богами, Сократ! Ты говоришь правду. Я чувствую Мужество всем своим существом, я действовал мужественно тысячи раз, но не могу сказать, что оно такое! Мне казалось, что знание принадлежит вам, философам, а дело — нам, воинам. Но теперь я вижу, что между делом и знанием нет никакой разницы.
— Ты самый честный человек из всех нас, Лахет, — похвалил Сократ. — Ты, по крайней мере, знаешь, что не знаешь.
Лисимах и Мелесий смотрели на полководцев с новым чувством. Они с ужасом поняли: эти знаменитые мужчины были лишь случайными носителями добродетели, не понимая её сути. Как могут они учить тому, чего не могут определить?

Эпилог. Урок для Сыновей


В зале воцарился рефлексивный покой. Звёзды взошли над домом, и их свет проникал в зал.
— Итак, — сказал Лисимах, обращаясь к Мелесию. — Мы пришли к полководцам, чтобы узнать о лучшем учителе для наших сыновей в воинском искусстве. А оказалось, что нам нужен совсем другой учитель.
— Я не вижу лучшего учителя, чем этот человек, — ответил Мелесий, указывая на Сократа. — Ибо он учит не тому, как сражаться, а тому, как искать истинное знание о добродетели.
Сократ же стоял скромно, поправляя свой хитон.
— Идите и ищите, друзья. Ибо до тех пор, пока мы не найдём, что есть Мужество, мы не имеем права учить ему других.
— Но что же нам делать с нашими сыновьями? — спросил Лахет.
— Начните с того, что приведите их сюда, ко мне, — заключил Сократ. — Ибо путь к Мужеству начинается не с копья, а с вопроса.
Истина, ради которой они собрались, наконец пронзила их. Отцы поняли: лучшая подготовка к жизни — это не военная тренировка, а самопознание. Истинный герой — это не тот, кто бесстрашен, а тот, кто готов признать своё невежество и начать поиск.