Окаянное эхо войны

Это был необычный летний день после моего 13-тилетия. В этот день почему-то папа и мама в середине рабочего дня оказались дома. Мы, мальчишки, гуляли во дворе. Я увидел, что вышел папа и прогуливается вдоль дома туда и обратно. Я подошёл к нему и спросил: «Ты просто гуляешь?» Он ответил: «Нет, я жду товарища».  Через некоторое время к нашему дому подъехали несколько легковых машин, а одна из них въехала во двор и остановилась около нашего подъезда. Из машины вышел мужчина, поздоровался с папой, а потом спросил, кивнув на меня: «Это твой?» Папа ответил: «Мой». Мужчина повернулся ко мне и спросил: «Хочешь покататься на машине?» Я ответил: «Да». Мужчина обернулся к водителю и сказал: «Покатай пацана». Водитель посадил меня в машину и долго катал по шоссе. Затем он привёз меня к дому. Я ему сказал: «Спасибо!», - и побежал хвастаться своим друзьям. Вечером я спросил: «Кто это был?» Родители ничего мне толком не сказали. Прошло много лет и потом мама рассказала мне следующую историю.
     Папина сестра Лера (1921 года рождения) после того, как немцы оккупировали Белоруссию, ушла в партизанский отряд и почти все годы войны до освобождения Белоруссии была в этом партизанском отряде. Ближе к концу войны в партизанский отряд прилетел представитель ставки из Москвы, и надо же так получиться, что в этот же день против этого партизанского отряда началась карательная немецкая операция. В этом бою был ранен представитель из Москвы. Лера еле дотащила его до самолёта, и сама потеряла сознание, потому что была ранена в живот. Её вместе с представителем из Москвы погрузили в самолёт, и она оказалась в госпитале. После госпиталя Лера пошла добровольцем в армию. До конца войны она была в действующей армии и закончила войну то ли под нынешним Калининградом, то ли под Берлином. Мой папа вернулся с войны майором, его родной брат Борис - капитаном, a их младшая сестра Лера – рядовой. После войны Лера вместе с братом Борисом оказались в Москве. Лера перед войной получила только аттестат об окончании школы и поэтому в Москве она работала землекопом и простой рабочей цеха. В конце сороковых и в начале пятидесятых годов Леру стали вызывать в КГБ. Вначале разговоры были дружелюбные и напоминали просто анкетные вопросы: «Когда родилась? Где родилась? Какая семья и сколько детей? Когда поступила в школу? Когда и почему пошла в партизанский отряд?», - и так далее. Однако вызовы в КГБ участились и из дружелюбных стали превращаться в более агрессивные допросы. Тогда Лера сообщила своему старшему брату Пете (моему папе), что её вызывают в КГБ, и она не понимает, что там от неё хотят и в чём её обвиняют. Папа по своим каналам пытался выяснить и решить эту проблему сам. Очевидно, у него ничего не получилось. Тогда он обратился к своему фронтовому товарищу, который в это время был одним из руководителей Белоруссии. Через несколько месяцев после приезда папиного товарища Лера получила письмо, в котором сообщали, что её дело закрыто и она полностью реабилитирована.
     Много лет спустя, когда я рассказал эту историю старшей дочери Леры, она вдруг воскликнула: «Ну вот, теперь всё понятно! А мы с младшей сестрой всё время удивлялись тому, как папа и мама странно отмечают День победы. Они никогда не ходили в гости в этот день, никогда не ходили на площадь Революции на встречу с ветеранами и никогда не носили свои ордена и медали. Все однополчане и бывшие партизаны мамы жили в Белоруссии и на встречи с ними мама ездила регулярно, а все однополчане папы жили за Уралом и в Казахстане. Во время войны мама была ранена один раз ещё в партизанах, а папа был контужен и ранен три раза. Они встретились и познакомились в Кёнигсберге в конце войны. День победы мы всегда отмечали дома. Первую рюмку мама и папа всегда выпивали стоя, молча, не чокаясь и не закусывая. Вторую рюмку выпивали за Победу, и мы начинали праздничный обед. Через некоторое время мама говорила тост за старшего брата, который спас её от окаянного лживого эха войны. Она так и говорила «окаянного лживого эха войны», но никогда не объясняла, что это за эхо. После обеда мы уходили в свою комнату или гулять, а они с папой оставались дома. Папа брал баян. И они тихо пели песни военных лет. Про войну, про партизан нам они никогда ничего не рассказывали, а мама на такие вопросы всегда отвечала: “Читайте книги или идите в кино. Вам там всё расскажут и покажут, правда, ласково”.»