Девчоночья школа

В послевоенные годы всё было иначе. Города, ещё не оправившиеся от ран, жили своей суровой, напряжённой жизнью. В одном таком сибирском городке, где улицы пылились летом и утопали в снегу зимой, недалеко друг от друга стояли три школы: мужская, женская и смешанная.

Мужская школа была цитаделью, крепостью, где воспитывали настоящих мужчин. Здесь пахло махоркой, портфелями из фанеры и суровой правдой жизни. Мальчишки, многие из которых отцов видели только на пожелтевшей фотографии, держались с вызывающей, подчёркнутой грубоватостью. Они были наследниками победителей и вели себя соответственно. Парней из смешанной школы они презирали, не признавая за ними мужского звания. «Шпана», «бабы», – бросали они им вслед, встречая на улице. Сидеть за одной партой с девчонкой? Это было немыслимо, почти унизительно. Женская школа, в свою очередь, была для них чем-то вроде заколдованного замка, не из их жизни, полной таинственных и непонятных девичьих секретов.

И вот летом, как гром среди ясного неба, пронёсся слух. Власти решили: мужскую и женскую школы объединяют. Реорганизация. Экономия. А для мальчишек, живших в районе женской школы, это значило одно – позорный перевод. Перейти из своей брутальной цитадели в это царство бантов, шёпота и смешливого визга.

Для Вовки, коренастого парнишки с упрямым подбородком, это было хуже, чем провалиться зимой в прорубь. Хуже, чем свалиться в дырку уличной уборной. Это был крах всего его мужского мира. Он – сын фронтовика, дошедшего до Берлина, – и вдруг пойдёт в «девчоночью» школу? Над ним будут смеяться. Его вычеркнут из своей стаи. Он станет изгоем.

— Не пойду! – заявил он отцу вечером, сжимая кулаки. – Ни за что не пойду. Лучше на второй год останусь!

Отец молча курил самокрутку у окна. Его лицо, иссечённое морщинами, было спокойно и сурово.
—Приказ есть приказ. Школа ближе к дому. И девочки учиться умеют, не дурнее вас.

— Они сопливые! Они ябеды! – горячился Вовка, чувствуя, как предательские слёзы подступают к горлу. – Я не могу! Меня Генка и Мишка сожрут! Я не смогу так жить!

— Жизнь, сынок, не сахар, – отрезал отец и погасил окурок. – Перемелется – мука будет. Собирай учебники.

Но Вовка взбунтовался по-настоящему. Наутро он просто не пошёл в школу. Просидел весь день на старом диване, уставившись в стену, полный героического отчаяния.

Вечером отец вернулся с завода. Он вошёл в комнату, не снимая фуражки. Лицо его было каменным.
—Почему не был в школе?

Вовка молчал, глядя в пол. Все доводы казались теперь мелкими и нестоящими перед этим молчаливым, усталым величием.

Отец медленно снял широкий ремень с тяжёлой бляхой. Не со злостью, не с яростью, а с каким-то бесконечным, суровым пониманием.
—Встань.

Вовка встал. Он помнил каждое движение отца: глухой стук бляхи о пол, свист кожи в воздухе и жгучую, обжигающую стыдом боль. Он не заплакал. Он стиснул зубы и смотрел в угол, где в темноте тускло поблескивал орден Красной Звезды в рамке.

Через несколько минут всё было кончено. Отец тяжело дышал, надевая ремень обратно на брюки.
—Завтра пойдёшь. Понял?

— Понял, – сипло выдохнул Вовка.

На следующее утро он шёл по знакомой дороге, но не к своей старой школе, а к той, женской. Каждый шаг давался с трудом. Казалось, все смотрят на него и знают о его позоре. Школа встретила его нарядным фасадом и горшками с геранью на окнах. В раздевалке пахло чем-то неведомым.

Первый урок был литература. Он, красный как рак, вошёл в класс и сел на единственную свободную парту сзади. Рядом сидела высокая девочка с двумя толстыми косами. Она внимательно слушала учительницу и что-то аккуратно записывала. Вовка смотрел в окно, чувствуя себя побеждённым.

На перемене к нему подошла та самая девочка с косами.
—Ты Вовка? Из первой школы?
—А что? – буркнул он, готовясь к насмешкам.
—Меня Катей зовут. Дай, я тебе покажу, где у нас физический кабинет. А то наша физичка, спрашивает строго, если кто опоздает.

Она говорила спокойно и серьёзно, без дурацкого хихиканья. Вовка молча кивнул и пошёл за ней по коридору. Он шёл, всё ещё чувствуя под одеждой жгучую полосу от ремня – полосу позора и принуждения. Но впереди, уверенно прокладывая путь в толпе девчонок, шагала Катя. И Вовка с удивлением понял, что этот новый, страшный мир, возможно, не так уж и страшен. Что мужество – это не только драться за углом, но и суметь переступить через свой страх. Даже если тебя заставляет это сделать суровая, жёсткая рука отца, который просто хотел, чтобы его сын учился.