Поликлиника. Исцеление любовью. ч. 4

Продолжение...

Последующие недели превратились в череду напряженных, выматывающих, но невероятно плодотворных дней.

Жизнь Виктора разделилась на два параллельных мира: его обычная работа в клинике, с ее бумагами, приемами и стандартными протоколами, и вот этот другой мир — маленькая комната Маши, наполненная запахом массажного масла, лекарств, звуками ее дыхания и все более уверенными командами, которые он отдавал ее мышцам и разуму.

Их дни были расписаны по минутам, как у спортсменов перед олимпиадой. Вечером  интенсивный массаж, направленный уже не просто на расслабление, а на укрепление. Виктор работал с ее мышцами до седьмого пота, и своего, и ее...

Он заставлял ее сопротивляться, пусть и символически: он давил на руку, а она пыталась оказать хоть малейшее противодействие. Сначала это было похоже на попытку сдвинуть гору, но постепенно, день за днем, в ее руках и ногах начинает просыпаться крошечная, но уже более или менее  реальная сила...

После массажа следовала гимнастика...
Пассивная, когда Виктор сам сгибал и разгибал ее конечности, разрабатывая суставы, и активная, когда она пыталась делать это сама.

Движения её были робкими, неуверенными, словно у младенца, который только открывает для себя возможности своего тела. Поднять руку на десять сантиметров над одеялом было для неё  уже подвигом. Удержать ее пять секунд, вообще  величайшей  победой...

Их самым мощным оружием стал гипноз.
Сеансы они проводили через день, давая психике Маши время на интеграцию нового полученного  опыта.
Виктор, наученный ночным успехом, больше не придерживался строгих канонов. Он уже отважно  импровизировал.
Он не просто внушал ей образы движения, он создавал в ее сознании целые красочные миры:

— Представь, что ты стоишь босиком на прохладной, влажной от утренней росы траве, — говорил он своим низким, убаюкивающим голосом, пока она лежала с закрытыми глазами, полностью расслабленная. — Ты чувствуешь каждую травинку под сводом стопы. Чувствуешь, как земля пружинит.
А теперь сделай шаг. Один маленький шаг. Почувствуй, как напрягается мышца бедра, как икроножная мышца толкает тебя вперед. Мозг посылает тебе  сигнал: «Шагай!». И тело тебя  слушается!

Он видел, как под ее веками бегут быстрые движения глаз, как мелкие мышцы на ее лице подрагивают, повторяя усилие виртуальной ходьбы. Она проживала движение сначала внутри, прежде чем пытаться сделать его снаружи...

И это работало!
Успехи, хоть и медленные, были очевидны. Маша не просто шевелила пальцами. Она могла уже сжать его руку, причем уже более или менее  ощутимо. Могла медленно поднять обе руки, обхватить ими его шею, когда он помогал ей присесть на кровати. Это объятие, это первое сознательное, желанное прикосновение сводило его с ума. Он замирал, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это хрупкое чудо!

Однажды, после особенно изнурительного сеанса гимнастики, когда она в сотый раз пыталась поднять ногу, сантиметр за сантиметром, и у нее наконец-то получилось, она откинулась на подушки, вся в поту, с трясущимися от напряжения руками. Выдохнув, она посмотрела на него умоляющими, полными слез глазами.

— Виктор… — прошептала она. — Поцелуй еще разочек меня. Пожалуйста...
Мне это очень надо. Сейчас надо...

Он оглушённо замер.
Они уже пересекали эту невидимую границу много раз. Эти ее просьбы о поцелуях стали их совместным ритуалом, их тайной валютой, за которую она покупала себе  силы, а он,  право быть рядом с ней и прикасаться к ней.
Эти поцелуи были каждый раз разными:

— иногда быстрыми, ободряющими, легкими прикосновениями губ ко лбу;

— чаще нежными, продолжительными, любящими...

— и редко в губы, когда в комнате никого не было и они могли позволить себе забыть на секунду обо всем на свете...

— Почему это тебе нужно, интересно? — шутливо  спросил он, как всегда, хотя уже знал точный ответ.

— Это дает мне силы, надежду какую то,  — сказала она, и это была чистая правда. В ее глазах зажигался какой-то особенный, внутренний свет, когда их губы соприкасались. Это было не просто желание физической  близости. Это было подтверждение ее женственности, ее привлекательности, ее права хотеть и быть желанной. — Это напоминает мне, ради чего я все это терплю!

Он наклонился и поцеловал ее. Медленно, глубоко, вкладывая в этот поцелуй всю свою нежность, гордость и ту безумную, запретную страсть, что клокотала давно в нем.
Она ответила ему с такой жаждой, что у него перехватило дыхание.
Ее руки, еще слабые, но уже послушные, обвили его шею, притягивая его ближе и ближе, не отпуская...

— Еще, — взмолилась она, когда их губы разомкнулись.

И он целовал ее снова и снова, пока у них не закружилась голова, и мир не сузился до точки соприкосновения их губ.

Именно после таких моментов она совершала самые большие прорывы.
Как будто поцелуи были волшебным ключиком, который открывал в ней самые скрытые резервы...

Через пару недель после начала их такого интимного  «ритуала» она впервые, с его минимальной помощью, смогла сама сесть на кровати. Это был не просто подъем ее непослушного тела. Это был триумф!
Она сидела, опершись на дрожащие руки, ее спина была сгорблена, но она СИДЕЛА! Сама.
И смотрела на него с таким торжеством, словно взошла на макушку  Эвереста.

— Я… сижу, — произнесла она, и голос ее дрожал от непередаваемых эмоций.

— Да, — выдохнул Виктор, и сам почувствовал, как его сердце готово выпрыгнуть из груди. — Ты сидишь! Умничка, Машенька!

Он снял ее на телефон, сидящую...
Они тут же отправили видео Ольге, которая была в это время  в магазине. Через секунду  раздался ее оглушительный, счастливый крик в телефоне, и она, бросив всё, помчалась домой к ним...

Именно тогда, в самый разгар этих значительных  успехов, случилась та самая двухдневная отлучка Ольги.

У ее  старшей  сестры в другом городе была  назначена срочная операция, и ехать нужно было немедленно:

— Ой, а как же мне быть? И к сестре надо срочно,  и Машу как  одну оставить?

— Езжай спокойно, Оля!, — твердо сказал ей Виктор. — Я возьму отгулы. Я останусь с ней! Не переживай, мы справимся с Машей вместе...

Ольга посмотрела на него с безграничным доверием:

— Ты уверен? Это же так много хлопот… Я даже не знаю, как тебя  благодарить за всё!

— Мы справимся, — улыбнулся он. — Маша уже почти самостоятельная, всё будет хорошо...

Он взял в клинике два дня за свой счет. Коллеги поднимали брови, но он, известный своим трудоголизмом, отмахнулся от вопросов.
Эти два дня принадлежали только им...

Первый день Виктора и Маши прошел в привычном, почти семейном ритме.
Он готовил ей простую еду, кормил ее, помогал с гигиеническими процедурами, сохраняя максимально возможный такт и уважение к ее личным границам.
Но что-то в их атмосфере общения  всё же  изменилось заметно.
Остаться одним в квартире, без сдерживающего присутствия Ольги, было все равно,  что снять последний, тонкий барьер. Между ними витала не просто близость, а уже какое то заряженное, почти осязаемое душевное  напряжение...

Вечером второго дня он, как обычно, сделал ей массаж. Сеанс был долгим и интенсивным.
Виктор выкладывался полностью, работая с каждой мышцей, с каждым сухожилием. Комната наполнилась ароматом масла и их общим, учащенным дыханием.
Он чувствовал, как ее тело под его руками становится все более податливым, пластичным, живым, и даже очень  отзывчивым...

Закончив, он вытер руки и накрыл ее ноги легким пледом:

— На сегодня все, солнышко. Ты просто  молодец! Теперь тебе надо отдыхать. На сегодня достаточно!

Она лежала с закрытыми глазами, ее грудь равномерно поднималась и опускалась. Но он чувствовал, что она не спит. Ее пальцы забарабанили по одеялу.

— Виктор, — тихо позвала она.

— Да! Я здесь...

Она открыла глаза и посмотрела на него...
В них горел тот самый огонь, который он часто  видел перед их самыми откровенными поцелуями, но сейчас в нем было что-то ещё новое, какая то  решимость, смешанная одновременно  с робостью:

— Поцелуй меня...

Он больше  не стал спрашивать «зачем». И отказываться не мог... Как отказаться, если просто девушка, а ему это очень нравится?

Он  наклонился и коснулся ее губ.
Поцелуй был очень нежным, но в нем сразу же появилась какая-то новая, зреющая глубина.
Она ответила ему с неожиданной страстью, ее руки, уже вполне уверенные, обхватили его голову, несильно ещё  притягивая к себе, но и не давая ему  оторваться от неё...

Когда они наконец разъединились, чтобы перевести дыхание, она прижалась губами к его уху.
Ее шепот был горячим и таким тихим, что он почувствовал его скорее кожей, чем услышал:

— Виктор… если ты хочешь… я готова. Я хочу тебя. И я очень  люблю тебя. У меня еще никого не было, совсем не было! Я же вижу, как ты всегда  смотришь на меня. Ты  тоже хочешь и  я это  чувствую  давно!
Я сейчас ничего не боюсь! Я всё смогу! Пожалуйста!

Он замер, словно его ударили током.
Все его кровь разом прилила к голове, а потом отхлынула, оставив сильнейшее  головокружение.
Он отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза.
Подумал, что ему всё это послышалось или привиделось...
В ее глазах не было ни капли сомнения или какой то игры. Была только чистая, обнаженная правда. Любовь. Желание. И абсолютное доверие к нему...

Да, он хотел ее. Всё время!
Боже, как он давно этого хотел!
Все эти недели он жил в аду и раю одновременно, каждый день прикасаясь к ней, любя ее, но оставаясь в рамках врача. И сейчас она сама же стирала эти границы сдерживания... Для него!

— Маша… — его голос сорвался. — Ты уверена? Ты… мы не должны это…

— Должны, — перебила она страстно. — Мы должны это!
Я не хочу быть для тебя только пациенткой. Я еще девушка, а сейчас  хочу быть твоей женщиной. Хотя бы один,  единственный  раз!
Даже если потом… даже если больше никогда такого  не будет. Я прошу тебя...

Он смотрел на нее, на ее разгоряченное лицо, на губы, запекшиеся от его поцелуев, на глаза, полные слез и любви.
И все его доводы, вся его профессиональная этика, все страхи рассыпались в прах перед этой простой, животрепещущей правдой. Он же  любил ее давно. И она так же  любила его...

Не говоря больше ни слова, он наклонился, осторожно подхватил ее на руки.
Она была такой легкой, такой  хрупкой! Сейчас она была для него просто пушинкой!

Он бережно, как самое дорогое сокровище, перенес ее через комнату и положил на большую двуспальную кровать Ольги, стоявшую рядом.

Лунный свет, проникавший в окно, освещал ее тело.
Он раздевал ее очень медленно, с благоговением, целуя каждый освобожденный участок кожи: ключицу, плечо, изгиб между грудями. Она лежала с закрытыми глазами, ее грудь вздымалась в быстром, прерывистом вздохе.
Ее тело, которое он знал так хорошо с медицинской точки зрения, теперь открывалось ему с совершенно иной стороны,  как объект огромного желания, как храм, в который ему позволили сейчас  войти боги и она!

Он разделся сам и лег рядом, прижимаясь к ней всем своим телом. Ее кожа была горячей, шелковистой. Он покрывал ее лицо, шею, грудь поцелуями, шепча слова любви, ободрения.
Его руки скользили по ее телу, заново открывая его, но уже не как массажисту, а как влюбленному мужчине...

— Ты такая красивая, — шептал он. — Я просто не нагляжусь на тебя!

— Иди ко мне, миленький мой доктор! — и  ее руки обвили его шею желанными и жаркими  объятиями...

Он был невероятно осторожен, боясь причинить ей малейшую боль или неудобство. Он делал всё  медленно, давая ей время привыкнуть к каждому своему новому ощущению.
И когда они наконец соединились, она издала тихий, сдавленный возглас, в котором было и немного боли, и бесконечное облегчение, и одновременно  огромное  счастье...
Да, она не врала ему, что она еще девушка...
Он сразу это понял...

Ее тело постепенно расслаблялось, открываясь ему навстречу, отвечая на его движения едва уловимыми сокращениями. Она была ещё физически  пассивна, но не инертна. Каждая клеточка ее, казалось, участвовала в этом акте любви.

И вот, когда волна страсти достигла своего пика, когда Виктор уже почти потерял контроль над собой, случилось нечто, что перевернуло всё...

Маша, тоже вся во власти налетевших ураганом  огромных и неизведанных ощущений, внезапно, с силой, которой он от нее никак не ожидал, сжала его бедра своими ногами...

Это не было слабое, робкое движение. Это было сильное, осознанное, почти судорожное объятие. Ее ноги, которые он часами массировал, которые едва слушались ее несколько недель назад, сомкнулись вокруг его тела с такой мощью, что у него на мгновение перехватило дыхание...
Как-будто их свело от  судороги...

Они замерли почти одновременно.
Шок, невероятный, ослепляющий, пронзил их обоих, как удар молнии.

Виктор оторвался, чтобы посмотреть на нее. Ее глаза были широко раскрыты от изумления. В них читался тот же вопрос, тот же шок, что бушевал и в нем.

— Маша… — прошептал он, не веря. — Ты… ты что? Что ты   чувствуешь? Неужели ноги  заработали?

Она медленно, словно боясь спугнуть это чудо, кивнула. Слезы брызнули из ее глаз и покатились по вискам.

— Я… я сейчас почувствовала тебя, твоё тело, и немного своё!  — выдохнула она. — Да, я  чувствую сейчас чуть, чуть  свои ноги. Я… я даже могу ими немного двигать, оказывается! Прямо сейчас могу...

Они лежали, сплетенные в объятиях, не в силах пошевелиться, охваченные бурей эмоций.

Страсть, любовь, невероятное, головокружительное открытие,  все смешалось в один клубок. Это было больше, чем их  физическая близость.
Это было уже почти исцеление! Танец двух душ и двух тел, которые помогли друг другу совершить самое  невозможное!

Он снова поцеловал ее, и этот поцелуй был наполнен уже не только страстью, но и огромной  радостью!

Позже, лежа в обнимку в темноте, Маша крепко прижималась к его груди и долго тихо плакала, но это были уже слезы абсолютного, безоговорочного счастья. Виктор им не мешал проливаться...

— Ты понял? — шептала она. — Ты понял, что это значит? Значит, всё будет работать?
И ноги, и руки. Всё?
Я буду ходить. Я обязательно буду!

— Я тоже теперь уверен, что ты ходить будешь!, — прижимал он ее к себе, целуя ее мокрые  глаза. Его голос был хриплым от переполнявших его чувств. — Я всегда в это верил!

Когда наутро вернулась Ольга, она сразу почувствовала перемену в атмосфере квартиры. Воздух уже  был напоен не просто какой то  надеждой, а настоящей и осязаемой  уверенностью. Маша, уже свободно сидящая в кровати, встретила ее не просто счастливой улыбкой, а с каким-то новым, внутренним сиянием.

— Оленька, — сказала она, и голос ее звенел, как колокольчик. — У меня сегодня ноги… они уже шевелятся. Я ими могу даже двигать! По-настоящему!

И она, схватившись за спинку кровати, сконцентрировалась, и ее правая нога медленно, но совершенно осознанно приподнялась на несколько сантиметров над матрасом.

Ольга ахнула, даже уронив свою  сумку.
Она смотрела то на ногу Маши, то на Виктора, который сидел   рядом с тихой, счастливой улыбкой.

— Как?.. Что?.. — это  всё, что она могла вымолвить.

— Произошло просто какое то чудо, —  сказала Маша, и ее взгляд с Виктором был красноречивее любых слов.

Ольга, кажется, всё и сразу поняла без всяких объяснений.
Она не стала расспрашивать... Она  подошла, обняла их обоих,  Машу и Виктора,  и тоже  расплакалась от счастья.

Следующим этапом реабилитации, как и планировалось, стало специальное оборудование.

Друг Виктора, Сергей, сдержал слово и привез разборное приспособление, систему подвесных ремней и страховок, которая крепилась к потолку и позволяла имитировать ходьбу.

Впервые, когда они закрепили Машу в этом подвесном «экзоскелете», она висела над дорожкой, едва касаясь её  носками, и лицо  её было бледным от страха.

— Я не смогу так, — прошептала она, вцепившись мертвой хваткой в Виктора.

— Сможешь, — уверенно сказал он, стоя перед ней. — Мы будем делать это вместе.
Просто представь, что ты на беговой дорожке. Шагай. Я же тебя держу...

Он включил медленно движущуюся ленту под ней. Первые попытки были самыми  мучительными. Ее ноги волочились, как чужие. Она пыхтела, краснела от натуги, слезы предательски  наворачивались ей на глаза.
Но Виктор был непреклонен.
Он поддерживал ее, направлял, шептал слова ободрения:

— Вспомни своё  ощущение хотьбы, Маша! Силу в своих ногах. Как было раньше, до аварии! Ты всё это   сможешь! Давай, вспоминай! И про нашу ночь недавнюю вспомни...

И она всё начала вспоминать.
Вспоминала и  ночь,  и то невероятное ощущение власти над своим телом.

Так понемногу, день ото дня, ее движения становились все более уверенными.
Она уже не просто переставляла ноги. Она уже понемногу ШАГАЛА. Сначала по минуте, потом по пять, потом по десять...

Жизнь входила в новую колею. Виктор практически переехал к ним. Его собственная квартира пустовала. Он жил между работой в клинике и жизнью здесь, с Машей. Их отношения уже ни для кого не были секретом.
Ольга смотрела на них даже  с какой то материнской нежностью, а коллеги Виктора, узнав об успехах Маши, не решались больше его осуждать...

Маша продолжала постепенно  поправляться.
Она уже могла сама сидеть, сама держать ложку, сама подносить ко рту чашку. Каждое такое маленькое самостоятельное действие было для нее праздником. А для Виктора, огромной  наградой...

Однажды вечером, после сеанса очередной такой  «ходьбы» на тренажере, он помог ей принять душ,  теперь она могла сидеть на специальном стуле, а он, стоя снаружи, помогал ей мыть голову и спину. Закончив, он завернул ее в большое махровое полотенце и отнес в комнату.

Она сидела на кровати, а он сидел на стуле  перед ней, вытирая ее мокрые волосы другим, меньшим полотенцем. Капли воды стекали по ее шее на ключицы.
Она смотрела на него снизу вверх, и в ее глазах стояла та самая смесь любви, доверия и желания, что свела его с ума в ту памятную ночь.

— Знаешь, о чем я думаю? — тихо спросила она.

— О чем? — он отложил полотенце и провел рукой по ее влажной щеке.

— О том, что скоро я смогу сама дойти до этой кровати. А потом… — она улыбнулась счастливой, немного хитрой улыбкой. — А потом, может быть, я смогу даже  потанцевать. С тобой!

Он рассмеялся, его сердце наполнилось такой нежностью, что ему захотелось кричать от счастья:

— Обязательно сможешь. Я с удовольствием  научу тебя...

— Нет, — покачала головой Маша. — Это я тебя научу. Я, между прочим, до… до всего этого, очень хорошо танцевала!

— Договорились, — он наклонился и поцеловал ее. Это был долгий, нежный поцелуй, полный обещаний о будущем. О будущем, в котором будут не  боль и борьба, но и их танцы, и смех, и долгие прогулки под руку.

Он знал, что этот путь еще не окончен.
Впереди были месяцы, может быть, ещё годы упорной работы. Были и будут моменты отчаяния и усталости.
Но теперь он знал наверняка,  они уже точно  справятся!
Потому что они были вместе. Потому что они любили друг друга.
И потому что они уже видели, как из маленького зёрнышка  надежды, политого слезами, потом и любовью, прорастает настоящее, живое чудо.
И имя этому чуду, жизнь!

А любовь всегда творила чудеса...