Не забудем

30 октября в России отмечается День памяти жертв политических репрессий. Дата была выбрана в память о голодовке, которую 30 октября 1974 года начали узники мордовских и пермских лагерей в знак протеста против политических репрессий в СССР.
Сделать 30 октября днем политзаключенного решили диссиденты Кронид Любарский и Алексей Мурженко в 1974 году, отбывая срок в Дубравлаге (Дубравное лагерное управление с центром в поселке Явас Республики Мордовия). В этот день вместе с другими узниками мордовских и пермских политических лагерей, а также Владимирской тюрьмы Любарский и Мурженко договорились провести голодовки солидарности со всеми политзаключенными в СССР.

В этот же день в Москве в квартире советского физика, диссидента и правозащитника Андрея Сахарова состоялась пресс-конференция для иностранных журналистов о положении политзаключенных в СССР. Встречу организовал диссидент и участник правозащитного движения в Союзе Сергей Ковалев. Через несколько месяцев его самого арестовали.
После этого ежегодно 30 октября проходили голодовки политзаключенных, а с 1987 года — демонстрации в Москве, Ленинграде, Львове, Тбилиси и других городах СССР. В 1989 году около трех тысяч человек со свечами в руках образовали «живую цепь» вокруг здания КГБ. Когда демонстранты отправились на Пушкинскую площадь для проведения митинга, их разогнали силовики.

Через год, 30 октября 1990 года, в Москве был установлен Соловецкий камень — первый в стране памятник жертвам террора. Гранитный валун был привезен с Соловецких островов (архипелаг в Белом море), где с 1919 года находился концлагерь, с 1923 года — лагерь особого назначения, а в 1937—1939 годах — Соловецкая тюрьма особого назначения.

Мне хочется вспомнить об одном прекрасном поэте и последовательном диссиденте и антисоветчике,о Юрии Тимофеевиче Галанскове.
19 января 1967 года Галансков был арестован.

12 января 1968 года Галанскова вместе с А. Гинзбургом, которому он помогал в работе над «Белой книгой» о процессе Синявского и Даниэля (Дело Гинзбурга и Галанскова), приговорили к 7 годам лагерей строгого режима. Галансков принимал участие в голодовках. Каторжная работа и систематическое недоедание губительно повлияли на состояние здоровья Галанскова.
 В это же время у него была диагностирована язва двенадцатиперстной кишки.
Отбывал срок в лагере 17-а в посёлке Озёрном (Мордовия).
 Подавать прошение о помиловании категорически отказался, так как оно означало бы признание вины. 18 октября 1972 года в лагерной больнице (пос. Барашево) Галанскову сделали операцию. Оперировал врач-заключенный, не имеющий квалификации хирурга.
После операции этого врача больше не допустили к больному.
 У Галанскова возник перитонит. Требования о переводе его в гражданскую больницу были отклонены.
 Врачей с воли в лагерь не допустили. Когда московский профессор получил, наконец, разрешение посетить больного, было уже слишком поздно.
4 ноября 1972 года умер в лагерной больнице от заражения крови после операции.
Ему было всего 33 года.
Его смерть была воспринята диссидентским сообществом и мировой общественностью как убийство.
В лагере он объявил голодовку, требуя предоставить ему необходимую медицинскую помощь, но получил её слишком поздно.

Гибель Галанскова, наряду со смертью другого узника — Анатолия Марченко, показала, что советская власть готова уничтожать инакомыслящих не только морально, но и физически.
Консолидация диссидентского движения: Его процесс и смерть мобилизовали правозащитное движение. Академик Андрей Сахаров назвал его судьбу "личной трагедией и общественным предупреждением".
Его стихи, такие как "Пролог" и "Человек! – это честь и совесть своей эпохи!", остаются памятником эпохи и примером гражданской поэзии.

Отрывок из стихотворения Юрия Галанскова:

Я не дрогну перед грубою силой,
Не склоню перед ложью головы.
...Пусть палач мою личность уничтожит –
Но в истории я останусь жив.

Юрий Галансков был одним из тех, кто заплатил высшую цену за право думать, писать и говорить то, что он считал правдой. Его короткая и яркая жизнь — это напоминание о цене свободы в тоталитарном государстве.
Меня много лет позже тоже "лечили "в этой самой больнице,но слава Богу не умертвили, как Галанскова.

Мне больно.
Руки уберите,
от вас я помощи не жду.
Я не в бреду.
Я знаю сам куда иду.
Там рабьей дрожью не дрожат,
там страсти в рамках не лежат,
там человек за шагом шаг
идёт, танцуя на ножах.
Небо мечет огненное лассо.
Резкий треск,
и корчатся святоши.
Это я,
ободранный, как мясо,
хлопаю в железные ладоши.