Куколка

Я снил пещерного человека, который вместо мамонта рисовал грудь, и открыл глаза, когда его работа была почти закончена.
Из под портьер пробивался утренний свет, ложась тонкой линией на голые стены и нераспакованные коробки. Помимо них убранство комнаты составляли: матрас с бельем поверх заводской упаковки, напольная лампа и, у ее основания, неподдающийся томик Бодрийяра, который отсвечивал каждый вечер.
Заткнув будильник, я увидел сообщение от Артема: «Лови чел. Она будет в экспо кста» и ссылку ниже. Перед глазами, в лучах студийного света, предстала модель в бикини. Она лежала, приподнявшись на локтях, а нужные ракурсы и скользящие тени умело подчеркивали ее достоинства. То она задумчиво склоняла голову вбок, то невзначай поправляла упавшую лямку, то мерно помахивала согнутыми в коленках ножками. И движений этих было достаточно, чтобы в полудреме пуститься в сладостные фантазии, вскоре, однако, прерванные вторым пробуждающим звонком.
Сквозь шарканье зубной щетки, за дверью я услышал знакомую поступь моей соседки. Густым стуком очерчивался высокий каблук, но мягкое щебенчатое звучание дописывало плоскую подошву туфель на танкетке. Иная обувь в коридоре отзывалась бы эхом звонким и вульгарным, а эта органично вписывалась в окружение.
Неожиданно она остановилась. Может быть вспомнила, что забыла выключить свет в прихожей, или же заметила соринку на юбке, которую нужно было срочно снять. Впрочем, я не знал как она одевалась. За то малое время, что я жил здесь, нам так и не удалось пересечься. Утром она всегда уходила раньше меня, а приходила, во сколько — неизвестно, ведь приятного вновь удаляющегося цокота ее туфелек вечером я не слышал.
Иногда за стеной звучал ее смех, и, хоть причина была неизвестна, на моем лице тоже возникала улыбка. Пару раз она приглашала к себе подружек, но ни разу не слышал я мужского голоса, который рассказывал бы ей что-то или задавал вопросы. Да и соломенные туфельки — такое название я им дал — путешествовали всегда в одиночестве.
По дороге вниз я успел вдохнуть легкий аромат полевых цветов, оставленный ею, прежде чем он окончательно развеялся.
У выхода стоял привратник.
— Здравствуйте! Как дела сегодня? — спросил он.

***

Экспоцентр жил по собственным законам, если не времени, то пространства. Сколько бы народа ни прибыло, всегда могло уместиться больше. Бесконечным калейдоскопом сменялись витрины. Людской гул, с перерывами на рекламу и объявления, накатывал волнами и смешивался с мыслями в единый поток, так что сложно было понять, где в этом составе растворяется твой внутренний голос.
До встречи с ребятами еще оставалось время и я решил заглянуть в любопытный магазинчик предметов искусства и старинной утвари. Среди весьма обыденных в прошлом вещей обнаружились редкие транспарентные карты XIX века, которые на просвет обнажали скрытые пикантные картинки. Несмотря на их щедро потрепанный вид, стоили они недешево, да и практической ценности не имели, в отличие от репродукций известных картин вроде «Рождения Венеры» или «Завтрака на траве», которые можно было приобрести по сходной цене.
Любовь к искусству мне привил отец. С ранних лет, сидя у него на коленях, я разглядывал альбомы с полотнами признанных мастеров и слушал его рассказы об истории их создания. Он пытался донести до меня потаенные смыслы, которые закладывали художники, а видя, что я еще ничего не понимаю, тут же отшучивался, мол, все эти критики и трактовальщики символов попросту дурят голову и себе, и людям.
Однажды мама вернулась домой раньше и застала папу в туалете вместе с ноутбуком. Это ее сильно расстроило и пока они, закрывшись в другой комнате, шепотом улаживали отношения, я проскользнул в уборную и впервые узнал, что такое порнография. Я бы узнал о ней в любом случае, такой способ был ничем не хуже. И хотя этот эпизод плотно утрамбован в моей памяти, он конечно же не мог быть основной причиной, а являлся лишь одной из множества неурядиц между ними, которые в один субботний день складывать было уже некуда. Очередной союз, не ставший исключением.
Сквозь витрину меня заприметил Прохор и мы вместе отправились к остальным. Встреча, хоть и носила формальный характер, по сути была деловой. Начальство отправило нас оценить последние прототипы посевных машин, особенно тяжелые беспилотные модели.
Разделившись на пары, чтобы покрыть как можно большую площадь этой богатой технологической ярмарки, мы стали маневрировать между нескончаемых рядов массивных законченных образцов и скромных экспериментальных наработок, а когда закончили мучать консультантов за остекленным фасадом уже стало темно.
Однако, сколько бы ни было здесь представлено различной техники, вся она, как артистичные гейши в середине эпохи Эдо, составляла лишь фон, досуг, атмосферу вокруг главного блюда.
— Пойдешь смотреть на девушек? — спросил я.
— Девушек? — улыбнулся Прохор, — Тебя Артем надоумил?
Он стал вглядываться в отдаленные стенды, которые даже вечером обступала толпа.
— Пожалуй, я пас. Еще поработать надо. Увидимся в пятницу, в баре.
Так я двинулся один на встречу соблазну, который тяжело было выкинуть из головы.
Автомы стояли по одной, реже по двое, окруженные небольшими группами мужчин. И те, и другие держались столь благопристойно, что думалось: нужно только моргнуть и декорации тут же сменятся, наряды обернутся другими, а я окажусь на светском вечере под светом хрустальных люстр. Джентльмены, повинуясь спутанным инстинктам, шутили в надежде отметиться остроумием. Дамы непринужденно смеялись, а порой, тонко чувствуя момент, и сами отвечали подходящей остротой, чем вызывали общее восхищение. Впрочем, один юнец начал вести себя весьма нескромно, чем разрушил мое идиллическое наваждение.
Молодой человек с бейджиком на шее приблизился к брюнетке азиатской внешности и поцеловал ее в щеку. На мгновение она будто смутилась, но не от того, что это было неуместно, а словно д;вица, которой явился долгожданный суженый. И потому после — она расплылась в счастливой улыбке.
Такое позитивное подкрепление совсем размыло стоптанную дорогу парня и он начал делать грязь. В порыве безрассудства, он поднес указательный палец к ее губам, но не дотронувшись, в сомнении, замер. Секунду спустя ее язык коснулся пальца. Глаза парня расширились от удивления, она же смотрела бесхитростным взглядом невинной девушки, помыслы которой абсолютно чисты.

***

Поздним пятничным вечером, в проходе на этаже, мы наконец столкнулись. Я только направлялся к друзьям, а она, похоже, уже возвращалась с посиделок. Полевые цветы напитались запахом кальяна, бежевое винтажное платье слегка помялось, как и его уставшая владелица миловидной внешности. Пресыщенный макияж, без которого можно было и вовсе обойтись, несколько портил впечатление. Вероятно, она делала его сама.
Русые волосы; умышленно небрежное каре наискось, с коротким затылком и длинной боковой челкой — как я узнал позднее, оно носило несправедливо чудн;е название «боб-каре».
Поговорить нам не вышло. Под действием дикого конфуза я сумел промямлить только приветствие, на которое она ответила своим и кротко улыбнулась, должно быть, из вежливости.
Нужно было спросить ее «Как называется ваша прическа?». Пусть такая конструкция и выглядела, как клоун на ходулях, вот только даже она не пришла в тот момент мне в голову. А пока перед глазами мерещились математические формулы, она помахала рукой на прощанье и затворила за собой дверь.

***

Мы были приятно удивлены официанту. Пока улыбчивый парень обустраивал стол и подавал блюда, Артем поведал нам о своих приключениях, погружая в обстановку, которая человеку стороннему, виделась бы постыдной и пошлой, но только до того момента, пока сам он не окажется в подходящей компании. Однако и наш коллектив не был однородным. На его рассказ Прохор только иронически фыркнул.
— Что смешного? — спросил Артем.
— Бурная ночка у тебя выдалась. В таких красках все описал, с наслаждением. Мы так в юности пацанами брехали, когда ни у кого опыта не было.
— Твои дедовские истории только сожаление и вызывают. Хорошо, что нам теперь “пацанам брехать” не нужно.
— А, по мне, это тоже самое. Переспал с автомой — с куклой, а поведал будто о райских кущах.
— Я и с женщинами был, в том-то и дело — ничего особенного. Еще и думать о них потом приходится.
— С женщинами он был! Не рассказывай! С девочками, у которых мозги не весть чем промыты, еще может быть. С девочками, которые и не знают теперь как иначе привлечь внимание, тоже поверю.
— Зато ты-то был с роскошной женщиной. Вот напомни только, почему тебе платить пришлось?
Об этом он и правда зря нам рассказал.
— Давно у меня никого не было, вот и сорвался, — последовал ответ после паузы.
— И как давно?
— Давненько, — процедил Прохор. — Отношения строить, не с куколками играться.
— Пф! Ха-ха-ха! Смешно слышать про отношения от человека, который себе потаскуху заказал.
— Она может и такова. Вот только женщина. Настоящая.
— Женщина! Настоящая! Сколько пафоса! А вот ответь мне: сможет так настоящая женщина? Никогда ничего не требовать. Смотреть на тебя с обожанием, так чтобы сердечки в глазах. Когда нужно — сидит в сторонке, когда нужно — ко всему готова. И работу по дому сделает и выгнется как акробатка. Хочешь, будет блондинкой, хочешь — рыженькой. Хочешь — строптивой сучкой, а хочешь — угодливой праведницей. Сможет так женщина?
— Тьфу! Смотреть на вас молодых тошно.
— Вот и с работой у тебя потому не ладится. Не готов ты к новой жизни, Прохор, а к старой вернуться как — не знаешь. Да и не получится уже.
Прохор встал из-за стола и направился к выходу.
— Да и пусть сваливает, — кинул Артем, хотя было видно, что теперь он и сам не рад, — Отсидится в берлоге на выходных и придет в себя.
Пару минут мы перекидывались неловкими фразами, за которыми скрывали замешательство, но вскоре, как это обычно бывает, уют вернулся в наши слова.
— Ну, а ты надумал? — обратился ко мне Артем.
— Не знаю даже. У меня жуткая долина.
— Ах, это. Забей. Пройдет со временем.
Я посмотрел на ребят. Кто-то пожимал плечами, кто-то в сомнении качал головой.
— Попробуй, — сказал Лёва, у которого тоже была автома, — Всегда можно будет отказаться.
Улыбчивому официанту мы оставили щедрые чаевые.

***

Ранним субботним утром у подъезда уже стоял другой грузовик в который складывалась мебель. В свободные промежутки втискивались гремящие содержимым сумки и пластиковые пакеты, проткнутые острыми уголками. И потому, когда приехала моя доставка, из-за царящей суеты, встать машине было решительно негде. Но курьеры нашли выход и даже взялись сами затащить наверх тяжелую картонную коробку, которая могла уместить в себе холодильник. Они горбились и кряхтели, но старательно, ступенька за ступенькой, поднимали свой груз, а я пытался убедить себя в том, что их работа все еще нужна.
Когда они пролазили вместе с коробкой ко мне в квартиру, открылась соседняя дверь и я вновь увидел свою знакомую.
На ней была мешковатая блузка и поношенные джинсы. Косметика больше не мешала, а на лице пристроились крупные очки в черной оправе. И хотя духами от нее не пахло, мне представлялся все тот же букет летнего луга: ромашки и кл;вера, люцерны и колокольчика, пижмы и иван-чая. Может она и не душилась вовсе? Может каждый раз этот запах мне подсказывало воображение?
В руках она держала деревянный ящик, наполненный невпопад брошенными кухонными приборами, пустыми склянками и прочим хозяйством.
— Вы уезжаете?
Она легонько кивнула.
Я помог подержать ящик, пока она закрывала дверь.
Перед уходом наши глаза встретились на тот короткий миг, когда не существует никаких препятствий, ни внешних, ни внутренних. Такие мгновения, как упругая нить, тянутся чуть дольше положенного, давая время запечатлеть образ, а после неминуемо разорваться.
В квартире посреди комнаты стояла большая коробка. Я долго смотрел на этот картонный кокон и думал: интересно, из него вылетит бабочка?