Часть третья. Московская студенческая эпопея 2

1978

II. Летом

1. Вступление
Нынешнее лето   это время подготовки к поступлению и самого поступления в университет.
Но, несмотря на всю суровость обстановки, у меня оставалось достаточно времени для моей собственной жизни.
Как раз в самом начале июня приезжал Коля.
Но даже приезд друга не должен был помешать моей подготовке.
И всё-таки сам я всё ещё не понимал всей важности этого действия, которое мы предпринимали. Я, вопреки здравому смыслу, настаивал на изменении нашего дедушку можно отдать в богадельню". Сказал я это механически.
Как раз в это время по радио в очередной раз передавали спектакль по пьесе "Соло для часов с боем". Этот спектакль стали передавать, начиная с 1974 года.
В нём участвовали старейшие актёры МХАТ СССР имени А.М. Горького. Среди них Михаил Яншин, Ольга Андровская, Марк Пруткин и др.
Можно сказать, что спектакль о месте старшего поколения (несмотря на то, что автором является молодой чешский драматург, но проблема мировая, глобальная).
И вот в этом спектакле была произнесена фраза: "У нас в богадельне". И вот я машинально изрёк: "А дедушку можно отправить в богадельню".
А папа на это сказал: "Что же, ты и родителей, когда они состарятся, отправишь в богадельню?"
И тут я уже не нашёл, что и сказать. Родители   это самые близкие люди. А дедушка? Дедушка   это зависит от характера взаимоотношений. Я не вправе даже помыслить о том, что дедушка ко мне плохо относился. Но близости между нами не было. В начале лета обострилась его болезнь. Он попал в больницу, потом он был перевезён в санаторий "Узкое".
Но были и другие события. Мы совершили поездку в Болшево, на день рождения тёти Рены.
Другим заметным событием была поездка на дачу к Татьяне Георгиевне. Здесь у меня состоялось несколько занятий по немецкому языку.
Были занятия и в городе. Продолжались занятия по литературе и русскому языку и с Александром Михайловичем.
Дважды приезжала к нам бабушка.
Приезжали к нам Петровы.
Встретились с Людой и Севой.
Но самое главное   я сдал вступительные экзамены.
После сдачи экзаменов всего лишь на неделю ездили в Ленинград и Горьковское.
Здесь мы пытались купить магнитофон, но сделать этого не удалось.
Зато купили пластинки с записью оперы Вебера "Оберон" с участием Плачидо Доминго и Гирбит Нильсон. Но мне так и не довелось послушать её.
И ещё об одной встрече хотел бы сказать напоследок.
Однажды, гуляя по нашему лесу в Москве, мы наблюдали за поведением котов. Они находились на детской песочнице. Это происходило около детского сада.
Но детей там в тот момент не было   суббота. И вот, как сказала мне мама, они были там вместо детей. Они копошились в песке, играли. Так появилась основа для последующих моих детских видений.
Продолжение пассивной подготовки и необходимость её активизации.
2. Приезд Коли
Приезд Коли был самым первым знаковым событием этого лета.
Но что ему предшествовало?
Ещё в конце 1977 года у нас был телефонный разговор. Коля сообщил, что им только что поставили телефон, и что вот он пытается со мной общаться по телефону. Любопытно, что этот номер сохранился и в 2022 году. Посетовал Коля, что у них в Волхове сильные морозы. А я сказал, что и у нас тоже морозы. Коля сказал, что у них морозы -24 градуса. А я сказал: "Это что? Вот в Якутии уже -37". А Коля сказал: "Ну так-то Якутия".
Наша переписка не прерывалась.
А вообще настроение моё было отвратительным. В письме я рассказывал о своей неудачной попытке устроиться на УПП. И я закончил то письмо словами: "Москва, Обручевская тюрьма".
Колю и его родных такое моё письмо очень удивило. И, как говорится, возник интерес к тому, как там живёт Андрей Марков, что пишет о Москве как о мрачном застенке.
Но чем бы Коля ни руководствовался, я был рад его приезду. Он нам сообщил об этом заранее. Папа его встретил на Ленинградском вокзале. На метро они доехали до нашего дома. Причём ехали от станции "Комсомольская" до станции "Калужская", пришли на остановку автобуса, а на автобусе приехали к нам домой.
Я был рад его приезду. Но первое время трудно было начать разговор. К тому же и время было позднее.
Приезд Коли позволил мне несколько расслабиться, хотя я не мог полностью прервать подготовку. В частности, во время его приезда мы ходили на урок немецкого языка. А это значит, что нужно было готовиться к уроку. Он же наблюдал за тем, как я это делаю. И одновременно убеждался в том, как бы он мог сам изучать немецкий язык, если бы не совершил роковой ошибки, уйдя из школы после пятого класса.
А тот учебник, который я взял для него в школе, он очень быстро отослал мне назад. Я сомневаюсь в том, что он хоть что-то из этого учебника усвоил. Ведь этот учебник требует внимательного к себе отношения. Мы ведь привыкли к тому, что все тексты находятся тут же, в учебнике. А тут их надо было где-то искать. Но, тем не менее, немецкие слова от него доводилось слышать. Правда, эти слова к школьному учебнику не имели никакого отношения. Здесь Коля повторял те фразы, которые он мог слышать в телевизионных фильмах о войне.
Как мне кажется, не всегда эти фразы были произнесены правильно, в соответствии с грамматическими нормами языка. Он. например, с интонацией настоящего немца говорил: " Ich bin ein deutscher Offizier ". А я думаю, грамотно это звучало бы: "Ich bin deutscher offizier" (я – немецкий офицер"). Кроме того, он сказал мне ещё одну фразу, смысла которой я не знаю, но подозреваю, что фраза эта из разряда тех, что характеризуют лексику фашистов.
Но мне в ту пору было не до выяснения смысла и значения тех или иных немецких фраз, надо было регулярно готовиться к экзамену на поступление в университет. Но я всё-таки припоминал, что похожие фразы мои сотоварищи могли произносить, демонстрируя, что знают немецкий язык, хотя на самом деле знали его более, чем поверхностно. К тому же все эти и другие подобные фразы не вписывались в мою подготовку. И вообще нужно обращать внимание на то, что необходимо для экзамена. А те фразы никакого отношения к подготовке не имели.
Ну, а что же было у Коли? Он попытался уйти со своей работы. Делал он это для того, чтобы перейти на работу в Ленинград. Но переехать в Ленинград он не мог, а потому стал каждый день ездить на работу из Волхова в Ленинград и обратно. Устроился он на четвёртое УПП. Мало того, что потребовалось осваивать новую работу (в Волхове он всё-таки был станочником, а в Ленинграде пришлось перейти на сборку), но ему ежедневные поездки туда и обратно были явно не по силам.
Но потом он всё-таки вернулся на волховское УПП и какое-то время там работал.
Чем же мы занимались во время его пребывания в Москве? Мы ходили на Красную площадь (об этом я расскажу в следующем разделе).
Завершая же этот раздел, я могу сказать, по крайней мере, о двух эпизодах. Как-то так случилось, что мы в разговоре перешли на характеристику родителей Коли. Ещё раньше он говорил, что Владимир Сергеевич происходил из холмогорских купцов. Этот разговор слышала моя бабушка. Но она интерпретировала эту информацию по-другому: что Надежда Николаевна держит Колю в чёрном теле. А я, правда, в смягчённой форме, высказал эту мысль Коле. А Коля обиделся. Он уверял, что Надежда Николаевна его не притесняет, а её властность распространяется на всех. Так инцидент был замят.
Второй эпизод: в этот раз была подведена черта под нашей игрой. Снова вспомнили Бульдо, платформу 95-й км. Теперь Бульдо просит помощи у Брежнева. При этом демонстрирует полнейшую отсталость и безграмотность. И это было всё: время детских игр должно было быть закончено. Наступала взрослая жизнь. Впрочем, у меня мои детские видения продолжаются до сих пор. А Коля об этих моих видениях не знает.
Большую часть времени мы оставались дома. К тому же у нас произошли драматические события (это связано с дедушкой).
По этой причине других выходов в город у нас быть не могло. И всё же я считаю, что время мы проводили хорошо.
Но одновременно мы спорили о том, в какой мере наша производственная работа является приемлемой. Я по-прежнему считал, что лучше планок работы нет. А Коля говорил: "Ты ещё ребёнок". И тут он в чем-то был прав.
Но это означает, что я считаю, что, если человек освоил какую-то работу, пусть она даже окажется немудрёной, и, если он эту работу успешно выполняет, так надо же предоставить ему возможность заниматься этой работой.
Коля планировал находиться у нас пять дней. Однако обратный билет ему купить не удалось.
И тут помог Иван Тимофеевич. По своим каналам он достал билет, да не какой-нибудь, а на поезд "Красная Стрела", в вагон СВ. Таким образом, Коля возвращался в Ленинград. Папа проводил его на вокзале.
А Коля пожелал мне успешно поступить. А я плакал как ребёнок. Мне совсем не хотелось продолжать жить в Москве.
Я попытался выброситься из окна. Такое действие я предпринимал тогда, когда трудности особенно "доставали" меня, и когда я не видел возможности для их преодоления.
Но кто-нибудь из взрослых, чаще всего это была мама, подхватывал меня, водворял на место, проводил со мной нравоучительную беседу, благодаря чему оставался жив. Правда, мне позже говорили, что даже если я и упаду вниз, я не умру, но повреждение разных частей тела может иметь место вполне. Но одновременно во всех случаях всё-таки я совершал немало полезных дел. Обо всём этом речь впереди.
3. На Красной Площади
Став вопреки своему желанию москвичом, я не обнаружил никакого интереса к достопримечательностям Москвы. То и дело я о них слышал по радио, по телевидению. Но совсем не было даже мысли куда-то пойти. Но раз Коля приехал, надо показать ему Москву. А куда поехать лучше всего? Конечно же, на Красную площадь.
От нашего дома до Красной Площади можно добираться разными путями. Наиболее очевидный путь   ехать на метро до станции "Проспект Маркса". Именно так мы должны были поехать. Но сейчас мама повезла нас другим путём. Мы пошли на остановку троллейбуса "Улица Кравченко", сели на троллейбус №33. Основная часть маршрута этого троллейбуса повторяет маршрут троллейбуса №62, то есть, он доходит до станции метро "Октябрьская". Но тридцать третий идёт дальше, до "Библиотеки имени Ленина". Именно там мы и вышли. Оказывается, именно здесь находится Александровский сад.
От Александровского сада мы и пришли на Красную площадь. Прошли мимо Вечного огня. Дошли до могилы неизвестного солдата. Видели, как свадебная машина остановилась у Вечного огня. Я всё ещё не понимал, какое это имеет значение, а потому засмеялся.
А мама меня одёрнула: "Не смейся, это такой обычай". Сейчас-то я понимаю, что тем самым новобрачные отдают дань памяти своим предкам, павшим в борьбе за свободу и независимость родины, что дало, в частности, и им возможность вот сейчас вступить в брак и жить своей семьёй в свободной стране. Поэтому они посещают и это место. Тем самым они проникаются чувством, кому они обязаны тем, что сегодня мы живём весело и счастливо, под мирным небом.
Но в тот день такие высокие чувства не возникли у меня. Слишком я был занят своими ощущениями и переживаниями, так что по-прежнему были негативные представления: этот город для меня чужой. А это значит, что посещение священных мест Москвы ничего мне не даёт. Москва для меня   не родное место, и первое печальное событие, которое произошло в Москве, это гибель дяди Миши.
Бабушки и дяди Миши уже нет, а без них само пребывание в Москве теряло всякий смысл. Значит, в моих глазах ценность Москвы снижалась, значит, я её не понимал и не принимал. И не хотел становиться москвичом. И хотя я понимал, что мой бунт   это бунт одиночки, но остановить этот процесс не мог, я продолжал надеяться на то, что удастся вернуться назад. Я разумом понимал, что это уже невозможно, но, тем не менее, с упорством, достойным лучшего применения, твердил одно: "Хочу обратно в Ленинград, хочу вернуться на свою работу". Поэтому я не ощущал ни солнца, ни тепла.
Нынешнее лето вообще не баловало нас тёплыми днями, так что надо было пользоваться любым погожим днём и наслаждаться хотя бы тем, что он есть сейчас.
А у мамы другие проблемы. Какие? Об этом речь в следующем разделе. Поэтому мы быстро прошлись по Красной площади, а потом двинулись в обратный путь.
Потом точно так же мы сели на троллейбус №33 , доехали до улицы Кравченко, а оттуда пешком к себе на улицу Обручева.
Так закончилась эта поездка.
4. Новая болезнь дедушки
Но за всеми своими переживаниями я, будто бы, как бы и подзабыл о том, что мы переехали в Москву ради дедушки. И я упустил из виду, как он чувствовал себя в последние месяцы. Да и событий и воспоминаний здесь найдётся совсем немного. И всё же было ясно, что ему требуется помощь.
Чем он был болен? Этого я не разумел. Единственное, что до меня доходило, это то, что у него кружится голова. Кстати, это же самое я слышал о дяде Павле, и об Иване Андриановиче. А от чего это происходит? Говорили, что от повышенного (или пониженного) давления. Но ни о чём таком дедушка никогда не говорил.
Гораздо чаще от него можно было услышать о простуде или, как с этого времени стало модно называть эти болезни, ОРЗ (острые респираторные заболевания). По этому поводу покупались новые лекарства. Но я не знаю, как часто он их принимал, и насколько они ему помогали. Но когда он занимался своей наукой, он, как будто, становился другим человеком.
Правда, я не помню, чтобы при мне обсуждались какие-то математические проблемы, но хорошо помню, что даже лекции для студентов первого курса мехмата, а также в вычислительном центре он читал. Я слышал, как в голосе дедушки время от времени звучал металл. Но при этом он не повышал голоса, а лишь намекал на то, что относится к происходящему или к высказанному отрицательно.
Лишь однажды мне довелось принять участие в совместной прогулке с ним. И тут до меня стало доходить, как тяжело ему сейчас. Теперь он ходил очень медленно. Складывалось впечатление, что каждый шаг давался ему с огромным трудом. Его поддерживал (морально) сосед сверху. Его звали Геннадий Николаевич Раевский.
Похоже, он тоже из учёных и тоже тяжело больной человек, но спокойный, уравновешенный, всё понимающий, стремящийся помочь, в том числе, и моему дедушке. И опять же я плохо помню, как сам дедушка на это реагировал. Могу только сказать, что он не ныл, не стонал, но терпел, пока это было возможно.
Один полукомический эпизод мне вспоминается. В тот момент мама и папа куда-то ушли. С того момента, как мы жили в Москве, у нас вошло в обычай в шесть часов вечера пить чай. И вот дедушка пришёл ко мне и сказал: "Андрюша, давай чай пить!" Видимо, он поставил чайник. И забыл. Чайник сгорел (газовый без всякой электроники, без автоматического выключения). Но этот эпизод я вспомнил не для того, чтобы как-то его осудить (у меня даже в мыслях этого не могло быть), а для того чтобы сказать, что даже в таком тяжёлом состоянии он пытался заботиться обо мне. А то, что поставленная цель не была достигнута, является следствием его болезненного состояния.
Мы были одни, а потому не могли определить, когда чайник вскипел: ведь без свистка это было совсем не слышно. Именно это мы наблюдали в те дни, когда подобное происходило. На свою болезнь он вообще никак не реагировал. Мне казалось, что своё состояние он ни с кем не обсуждает (правда, иногда я слышал, как он о чём-то с кем-то говорит по телефону, но особенно и не прислушивался, полагая, что это были чисто научные разговоры, в которых я, по понятным причинам, разбираться не мог). Теперь становится ясным, почему это происходило: он был очень болен и, в то же время, старался, как это сейчас модно стало говорить, "не грузить" своих собеседников (а это были, в основном, его ученики и соратники) неприятными подробностями, связанными с его болезнью. Возможно, что постоянное головокружение заставляло его опасаться резких движений. Болели ли у него ноги, я не знаю. Словом, здесь ещё было много вопросов, ответы на которые получить можно было бы лишь в том случае, если бы проводилось на сей счёт специальное исследование. Так прошло три дня (как раз в эти дни Коля находился у нас). На четвёртый день, после того как мы вернулись с Красной площади, к нему приехал врач из академической поликлиники. Судя по всему, было сказано, что ему снова нужно ложиться в больницу.
Надо сказать, что в силу нашего географического положения внутри Москвы мы фактически оказывались как бы в эпицентре политических или околополитических событий. В самом деле, наш микрорайон (улица Обручева) находился по пути следования из аэропорта Внуково в город, так что, когда какой-либо зарубежный государственный деятель приезжал в Москву, мы имели возможность видеть, по крайней мере, автомобильный кортеж, главным образом, из машин высокого класса типа "Мерседес". Хорошо, если дело ограничивалось лишь лицезрением этих автомобилей. А если нужно было куда-то ехать, эти машины перекрывали дорогу, и приходилось простаивать, так как выехать было невозможно. Сказанное, впрочем, относилось не только к тем случаям, когда приходилось пропускать высоких зарубежных гостей и их сопровождающих, но и отечественных партийных и государственных деятелей. Они разъезжали на специальных машинах помимо "Мерседесов" чаще всего это были автомобили "Волга" или "Чайка". Поскольку в таких автомобилях ездили члены политбюро ЦК КПСС, постольку в народе они получили меткое и одновременно ехидное название "членовозы".
Если какое-то высокое лицо куда-то ехало, например, в аэропорт Внуково или, наоборот, из аэропорта Внуково, то вся кавалькада пропускалась вперёд, тогда как обычные советские граждане вынуждены были стоять и ждать, пока они проедут. Как раз в те дни в Советском Союзе с официальным визитом находился король Швеции Карл XVI  Густав. И вот как раз тогда, когда дедушку везли в больницу, вся эта компания проезжала мимо нас, и даже "скорую помощь", в которой везли больного человека в больницу, не пропускали. Так что прошло довольно много времени, прежде чем дорога освободилась, и дедушку привезли в больницу, и его госпитализация состоялась. Здесь он лечился ровно месяц. В июле он вернулся. А в середине июля он был направлен в санаторий "Узкое". Мы с мамой вместе однажды к нему ездили.
5. Поездка в Болшево
7 июня день рождения тёти Рены. В этот день мы были приглашены к ней.
Мои родители уже ездили в Болшево. Это было в 1966 году. Я же не был там ни разу. Но мне было известно, что в семье тёти Рены была собака. Первая собака, по кличке Кешка (она, но почему так назвали, непонятно   ведь известно, что Кеша   уменьшительное от Иннокентия   мужское имя).
Впрочем, что с ней случилось, доподлинно я не знаю. Говорили, что эта собака небольшая. И хоть она свободолюбивая и общительная, но не злая. И, однако одновременно говорили, что при случае может и укусить, если что не так.
Но нас сея чаша миновала. Однако теперь появилась новая собака, которую звали Нана (похоже, дочь Кеши). Эта собака, хоть и крикливая, но тоже не злая. Пару раз до меня дотронулась. Но, как говорится, без последствий. Кроме собаки, были у них птицы   кенары. Так вот эта Нана пыталась лезть под их клетку. Можно было предположить, что она пыталась сделать им что-то плохое. Но я думаю, что она просто хотела с ними поиграть, но у неё не получилось.
Не менее важной для меня была встреча с Сашей. Ведь он собирался поступать в университет и не куда-нибудь, а на мехмат. В то время мне ставили его в пример, так как я не хотел поступать. Встретиться с ним и поговорить было бы весьма интересно и полезно.
И вот на следующий день после отъезда Коли мы туда и поехали. Правда, с самого утра мы с папой писали каталог "Оперы, оратории, реквиемы". Но примерно к 12 часам надо было выезжать.
На улице довольно тепло. Мы на автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а на метро - до станции "Комсомольская". Оттуда пришли на Ярославский вокзал.
Дальше надо было ехать на электричке. Я, как всегда, интересовался дорогой. Наверно, уже я стал плохо запоминать. Помнил только отдельные станции, например, Москва-3, Маленковская. Знал я также, что мы ещё проедем Мытищи. К тому же для меня было невдомёк, что наш конечный пункт путешествия на электричке   не Болшево. А какой он, я узнал только тогда, когда мы туда приехали.
Ехать не так далеко. Наша станция называлась Подлипки-Дачные. Именно здесь нам нужно было выходить.
И вот мы вышли из поезда. А дальше надо было ехать автобусом. И так мы поехали в Болшево. Надо было доехать до остановки "Городок-2".
И вот мы приехали. Поднялись на нужный этаж. Позвонили. Я сразу же услышал собачий лай. Правда, он был не такой грозный, как я предполагал услышать.
Мы поздравили тётю Рену с днём рождения. И тут начались разговоры. Мой отец тут же объявил, что я учиться не хочу. А Саша, если судить по тем высказываниям, которые мы слышали в то время, вполне серьёзно это собирался делать. В частности, у нас с Сашей возник вопрос о подготовке по иностранному языку. Он учил английский язык в школе, а потому имел достаточно опыта разговорной речи. В частности, он говорил, что слушает радио "BBC", причём на английском языке, и пытается устно переводить, о чём передача. Выходит, тогда его слух позволял ему и это (позже мы узнали, что и у него тоже возникли проблемы со слухом). Но сейчас, судя по всему, он совершенно серьёзно был настроен на поступление в университет. А мой папа, как мне казалось, не совсем корректно истолковал мои высказывания о возможности учёбы в университете. Я сказал, что если не поступлю с первого раза, то и дальше поступать не буду. Саша заметил, что если поступаешь с первого раза, то это очень серьёзно. Ну, а кончилось тем, что я поступил с первого раза, а Саша никуда не поступил. Но здесь важно, что он к жизни относился серьёзно, а я   в большей степени легкомысленно. Всё это   лишь общие объяснения. Куда более важно понять, почему так сложилась его жизнь. Наверное, потому, что ясной и чёткой цели он так и не поставил. В самом деле, сначала он хотел поступать на мехмат, затем на факультет психологии. Но пошёл на УПП, не надомником, а в цех. А в цех надо было ездить в Загорск (там был цех люберецкого УПП). Потом с помощью наших друзей из числа незрячих работников интеллектуального труда он поступил на работу на УПП №10, находящееся на станции Лось, в так называемый цех электроники. Потом он поступает в Курское музыкальное училище по классу баяна. Но по специальности работать не может (образования в этом училище не достаточно). Снова возвращается на десятое УПП. За всем этим, оказывается, он неплохо разбирается в жизни: как это ни парадоксально, но то, что он курил, помогло ему научиться обращаться со спичками (во всяком случае, таких проблем, как у меня, когда я испытывал страх от звука зажигающейся спички, у него не было), а оттуда было гораздо легче привыкнуть к газу, затем проводить некоторую кухонную работу, причём более сложную, чем варка простейших продуктов питания (например, сбивание крема с помощью кухонного комбайна), в радиотехнике, в том числе, японской. Однако в 1998 году они с тётей Реной переехали в Минск. А в 1999 году в возрасте 38 лет Саша умер. Так в самом расцвете сил оборвалась его жизнь. Но до этого у нас будут наши встречи, и о них я в дальнейшем расскажу.
А сейчас была вкусная еда, было общение.
После приёма пищи мы вышли на прогулку. Собственно, гуляли мы в районе автобусной остановки   ведь нам уже надо было подумать о возвращении домой. Арнольд Тимофеевич, провожавший нас, рассказывал об обстановке, которая преобладала в этом районе. Ещё по дороге попадалось много частных домов, но Арнольд Тимофеевич сказал, что скоро их снесут. Местные жители этого не хотят, они хотят оставаться в своих домах. Но их никто не спрашивал   дома эти будут сносить, а на их месте будут строить большие многоквартирные дома   словом, происходило то же, что имеет место у нас и сейчас. Выходит, и тогда с чаяниями и желаниями людей никто не считался. Но тогда это прикрывалось заботой об удобстве человека. Сейчас же маски сброшены: людей откровенно сживают "новые русские", нажившие себе богатства, но совершенно глухие к реальным потребностям людей.
А дальше мы пошли в сторону остановки автобуса. Он подошёл через некоторое время.
Мы сели. Доехали до Подлипок. Вскоре подошла электричка.
Мы сели и поехали. Так благополучно мы доехали до Москвы. На метро добрались до "Проспекта Вернадского".
6. Поездка к Татьяне Георгиевне
На следующий день после посещения Болшево мы втроём с папой поехали к Татьяне Георгиевне. Она снимала дачу на станции Дачная.
Звучит анекдотично, но это так и было на самом деле.
До станции Дачная надо ехать с Белорусского вокзала. Но до Белорусского вокзала прежде надо доехать. Ясное дело, что ехать надо на метро. Однако и на метро есть несколько вариантов. Можно ехать от станции "Проспект Вернадского", доехать до станции "Парк Культуры", перейти на кольцевую линию, а затем ехать по ней до станции "Белорусская". Можно от той же станции "Проспект Вернадского", доехать до "Проспекта Маркса", перейти на "Площадь Свердлова", а оттуда ехать по Горьковско-Замоскворецкой линии до станции "Белорусская". Но я этот способ сразу же отверг: уж очень неприятным был переход от "Проспекта Маркса" до станции "Площадь Свердлова", он непрямой, по ходу движения приходилось идти зигзагами, сопровождаемыми тяжёлыми запахами и звуками. Я вспомнил, как мы ехали к Зое Николаевне. Этот переход казался столь тяжёлым, что даже при одном воспоминании о нём мороз по коже пробегал. А папа предложил новый путь, оказавшийся на деле самым верным. Надо ехать от станции метро "Калужская", доехать до "Новокузнецкой", а оттуда перейти на Горьковско-Замоскворецкую линию. Так мы и сделали. На автобусе №42 доехали до станции "Калужская", а на метро добрались до "Новокузнецкой", затем на станцию "Белорусская".
Метродистанция выглядела следующим образом: "Калужская, "Новые Черёмушки", "Профсоюзная", "Академическая", "Ленинский Проспект", "Октябрьская", "Новокузнецкая" (переход на Горьковско-Замоскворецкую линию), "Площадь Свердлова", "Маяковская", "Белорусская".
Прибыли на Белорусский вокзал. Пришли к пригородным кассам. И увидели сведения о направлениях ряда электричек: "Остановки везде". Это казалось странным. У нас в Ленинграде так не говорят.
Говорили: "Поезд следует со всеми остановками". А тут "везде". Да и что означает это "везде"? Я в таком случае говорил: "И в лесу, и на болоте, и на небе, и на земле". Конечно, нет. Это, значит, про все остановки говорили.
Нам одобрять такое аграмматическое словосочетание бессмысленно. Мы его не одобряем.
Мы вышли на платформу. Увидели электричку, которая как раз идёт со всеми остановками. А раз она идёт со всеми остановками, то это значит, что можно проследить железнодорожную дистанцию. Она выглядит следующим образом:
Москва-(Белорусский вокзал), Беговая, Тестовская, Кунцево, Рабочий посёлок, Сетунь, Немчиновка, Трёхгорка, Баковка, Одинцово, Перхушково, Пионерская, Жаворонки, Дачная.
Идти недалеко, но дорога разная. Нам надо попасть на 36-й просек. Должен сказать, что это слово доводилось слышать только в Москве. Но нам, ленинградцам, это было непонятно. Что такое "просек"?
Мы употребляем слово "просека". Нет, это не то. Это чисто московское слово, но непонятно, что это такое. Это ни улица, ни переулок. А что же это такое, похоже, никогда не объяснят. И мы идём. Не слишком тяжёлая дорога. Всюду много растений.
Пришли. К счастью, собаки нет. Это удивительно: ведь многие здесь живут постоянно, а, значит, нужно охранять территорию.
И, тем не менее, этот "сторож" есть не у всех.
Вблизи участка много ёлок. И тут подумалось, что это   живая изгородь, преодолеть которую можно далеко не сразу. Но идёшь, и помогает сознание дела, ради которого предпринимаешь весь этот поход. Так мы пришли к Татьяне Георгиевне.
С хозяйкой, к счастью, не повстречались. По словам Татьяны Георгиевны, она отличалась чрезмерной болтливостью и любопытством. Но, как говорится, боже упаси в разговоре упомянуть о каком-нибудь мелком повреждении: непременно обвинит в нём самого человека, который ей об этом говорит, и никакие доводы разума не в состоянии её переубедить. Но хозяйка впоследствии кое-что узнала о нас и, в частности, обо мне (называла меня мальчиком   видимо, было в моём облике что-то детско-юношеское).
В тот первый день занимались на улице, благо погода была в тот день тёплая и солнечная   один из немногочисленных тёплых солнечных дней этого лета. Большинство же летних дней в этом году были холодными и дождливыми   и в такие дни нам тоже доводилось приезжать заниматься. Занятие проходило как обычно: я отвечал то, что приготовил при выполнении домашнего задания, мы также разбирали новый текст из книги о пограничниках, которую мы получили ещё в самом начале наших занятий.
Сейчас же после первой половины занятия был обед (так же будет и тогда, когда мы приедем туда в другие разы).
А потом мы с папой совершили небольшую прогулку. Местность обыкновенная, ничем особенным не отличалась. И если мы не встретили собаку у Татьяны Георгиевны, то по дороге одну собаку встретили, и эта собака пыталась нас облаять. Папа шутки ради назвал её "служебно-оборонным псом". На самом деле, он был ещё очень молодым, а потому, к счастью, и лаял не вполне солидно.
Потом мы вернулись к Татьяне Георгиевне. Однако уже надо было собираться.
Мы пошли на станцию. Вскоре подошла электричка. Мы сели и поехали. В положенное время мы приехали в Москву. Оказалось, что после прибытия в Москву выходить надо быстро.
Белорусский вокзал   это не конечный пункт следования электрички. В данный момент она идёт в Подольск, а то и в Серпухов   здесь Белорусская дорога пересекается с Курской.
Мы с мамой и в дальнейшем ездили к Татьяне Георгиевне. Но с каждым разом эти поездки становились всё тяжелее и тяжелее. Наиболее типичная погода во время этих поездок: с утра начинался дождь, который лил, как из ведра.
Я высказывал недовольство по поводу того, что приходится предпринимать поездки в таких условиях.
Но это было необходимо, тем более, что в ходе этих поездок устанавливались последние трудные моменты, они исправлялись и, таким образом, укреплялась уверенность в успешной сдаче экзамена. Конечно, два или три раза мы съездили, а потом, по договорённости с Татьяной Георгиевной, эти поездки прекратились. Стало ясно, что моих знаний для поступления в университет достаточно, это становилось всё более очевидным, потому что с немецким языком у меня всё было в порядке. Но о самой подготовке я расскажу в дальнейшем.
7. Первый приезд бабушки
Это произошло на следующий день после нашей первой поездки к Татьяне Георгиевне.
Приезд бабушки был для меня особенно приятен.
Я всё ещё наивно полагал, что бабушка меня поддержит в моём нежелании поступать в университет. Но она была рада тому, что мы этим занимаемся. Ведь ещё в 1966 году, когда мне исполнилось десять лет, бабушка не раз говорила, что мечтала о том, что я поступлю в вуз, а она будет моим секретарём и секундантом, если в этом возникнет необходимость. Были и другие причины.
А бабушка рассказывала последние новости. Олег заканчивал свою учёбу. Теперь ему надо было сдавать государственные экзамены. А готовился он… у нас на даче (вот ведь как получалось: шесть лет тому назад, в 1972 году, он готовился к вступительным экзаменам, а через шесть лет, в 1978 году, он готовился к государственным экзаменам).
Мне так захотелось на дачу. А бабушка говорила: "Сделаешь дело, приедешь". Но мне хотелось сейчас. Но я и сам понимал, что сейчас это невозможно. К тому же это лето было сухое, но холодное. По словам бабушки, с момента таяния снега и до июня не было ни одного дождя. Но было очень холодно. Как мы увидим в дальнейшем, и концовка лета тоже будет необычной. И только то, что мы будем на родине, было для нас приятным.
А сейчас нужно было с утроенной энергией готовиться к поступлению в университет. Но всё это происходило по-прежнему трудно. Бабушка и тут и сейчас старалась мне помочь. А у меня всё ещё существовали страхи, и я говорил, что ничего мне не надо, мне казалось, не надо учиться в университете. Но и бабушка, и родители делали всё возможное для того, чтобы уберечь меня от отчаяния. Они читали мне вдруг ставший чрезвычайно трудным материал по истории. Нам пришлось вернуться к тому материалу, который мы уже рассматривали ранее.
И приходилось, засучив рукава, взяться за его повторение, и всё это нам приходилось делать. Последнее и позволило успешно подготовиться.
8. Возвращение дедушки
На сей раз пребывание дедушки в больнице было недолгим. Примерно две недели прошло. Не могу сказать, как он выглядел. Мы не так много и разговаривали. Наверно, чувствовал он себя плохо.
Лишь помню, что он коротко разговаривал с мамой и папой, Я мог только догадываться о его состоянии. Вообще у меня самого возникала путаница. Я должен был всецело отдаваться подготовке. Но на тот момент я этого сделать не мог, потому что всё-таки зависел от взрослых. В то же время, я всё ещё думал, что университет   не мой путь. Всё же время от времени "закатывал" истерические сцены. И снова пытался выскочить из окна.
Мама меня успокаивала, говоря: "Ты же кости все себе поломаешь!" Но я был не способен рассуждать здраво. Всё, что произошло со мной начиная с конца ноября 1977 года, казалось мне лишённым всякого смысла. И мне казалось, что остаётся только умереть. Не знаю, доходили ли до дедушки эти сцены.
Но на фоне всего этого я работал и продолжал готовиться к поступлению в университет.
9. Лесное приключение
Я уже говорил, что нынешнее лето не отличалось особым теплом. И всё-таки лето не было бы летом, если бы совсем не было тёплых дней.
14 июля мы в очередной раз пошли в лес. Думали, что сядем на скамейку и будем читать учебник. Так в принципе и было. Было тепло, светило ясное солнышко. И ничто не предвещало каких-либо отклонений.
Вдруг солнышко стало исчезать. Подул свежий ветер. Слышались отдельные раскаты грома. По всему видно, что приближается гроза. Но пока мы спокойно сидим, читаем наше пособие. Рядом мамы с малышами на колясках. Малыши не пищат и не канючат.
По всей вероятности, они успокоились. Было тепло, и это способствовало их умиротворению.
Но вот капнули первые капли дождя, но никто не сдвинулся с места.
Был самый разгар наших чтений. А гроза продолжается. И дождь всё сильнее. И это уже серьёзно. А мы сидим, читаем и делаем вид, что нам гроза нипочём.
Но вот дождь становится всё сильнее.
Малыши беспокоятся и начинают хныкать. А мамочки подхватывают коляски с малышами и бегут от дождя. Тут и мы опомнились: надо быстро бежать домой, тем более, что сейчас приближается время обеда. Как оказалось, страницы этих пособий намокли и потеряли товарный вид. Хорошо ещё, что эту книгу никуда не надо отдавать (Зинаида Андреевна с этого момента фактически нам эти пособия подарила).
В общем, мы бежим со всех ног. Но всё равно промокли.
Вошли в дом, а лифт, судя по всему, не работает. Ни тот, ни другой. Приходится идти пешком по вонючей чёрной лестнице. Идём, а куда же деваться? Да ещё и собачка поднимается. Но, слава Богу, не лает (а они, видимо, когда возвращаются домой, "сделав свои дела", успокаиваются и не лают). Но ножками этот пёсик постукивал и достаточно ритмично, словно пританцовывал. Мама воспитывает малыша на ходу. Она учит его, чтобы он поднимался самостоятельно. А малыш ещё сопротивляется. не хочет слезать с маминых рук. Он говорит: "Там же собака!". А мама говорит: "Ну и что же, что собака?" Но чем заканчивается этот эпизод, я узнать не успеваю.
В конце концов, мы поднимаемся на свой пятый этаж. Заходим в квартиру.
Сообщаем дедушке о том, в какую грозу мы попали. Это и так было видно. Но он не слышал грозу.
Вот таким было наше лесное приключение.
10. Дедушка уезжает в "Узкое", обед в "Узком"
Я в этом разделе объединил два следовавших в предыдущей редакции раздела в один, считая, что оба эти события, разумеется, происшедшие в разное время, тем не менее, взаимосвязаны, а потому считаю такое объединение оправданным.
Вскоре после той достопамятной грозы дедушка уехал в санаторий "Узкое". Как проходили сборы, как его увезли, этого я уже не помню. И не помню, как родители к нему ездили.
Через несколько дней после этого мы с мамой туда поехали. Как и раньше, на автобусе доехали до станции метро "Калужская", а далее от метро "Калужская" рейсовым автобусом поехали в "Узкое".
Сейчас дедушка выглядел бодрее. Но ни о чём он меня не спрашивал. Да я сам всё ещё был в состоянии растерянности. Хотя я всё делал для того, чтобы поступить в университет, но внутри была мыслишка: "Ну хорошо, так и быть, поступлю, ну а за дальнейшие последствия я не отвечаю". Я говорил, что готовиться к занятиям не буду, буду писать мемуары, у меня будут многочисленные "хвосты" по всем предметам. И вообще плох тот студент, у кого не было "хвостов", и кто не брал академического отпуска. Родители. относились к этому спокойно, видимо, считая, что это   временное помутнение рассудка. Ну, а на практике я поступал диаметрально противоположно: записывал и конспектировал все лекции, по мере возможностей, готовился к семинарам, выступал на семинарах, некоторые зачёты и экзамены сдавал "автоматически", в срок сдавал и курсовые. Словом, результатом всего этого тернистого пути стал "красный" диплом. О том, как это происходило, наш дальнейший рассказ.
Вскоре дедушке принесли обед, а он попросил и нам с мамой тоже.
А обед был очень вкусный. Это несколько успокоило меня.
Я пожелал дедушке хорошо отдохнуть и поскорее поправиться.
Потом мы поехали домой.
11. Приезд Петровых
Это было последним событием, когда я ещё находился в состоянии известной свободы, но одновременно оно непосредственно предшествует основным событиям, которые потрясли всю мою последующую жизнь.
В июле эта встреча с Петровыми и происходила. Анатолий Анатольевич с семьёй (то есть, с женой и младшим сыном Толей) приехали к нам. Анатолий Анатольевич сообщил, что купил автомобиль "жигули", что скоро у него будет отпуск, что он с семьёй поедет на Украину и спросил, можно ли на несколько дней приехать в Москву и остановиться у нас.
Конечно, отец согласился.
И вот они приехали. Ну, хронологию событий я воспроизвести не могу, потому что первая половина дня у них была без меня.
Вскоре они с отцом поехали по Москве. Лишь вечерами мы встречались вместе.
Похоже, что образовалась ещё одна сфера наших взаимоотношений. Толик заканчивал школу, и его мать хотела, чтобы он поступил в вуз, чуть ли не на мехмат. Он же хотел работать на рефрижераторе. Мать об этом и слышать не хотела. Словом, происходило то, что было и у меня. Правда, тут каких-либо сцен я не слышал, но борьба была точно такой же. Однако мне неизвестно, чем это всё кончилось, тем более, что после этой исторической встречи наши отношения фактически прекратились.
Но след этих событий обнаружился и в Москве. На следующий день после их отъезда выяснилось, что они забыли свои документы. Точнее, это обнаружил мой отец. Анатолий Анатольевич позвонил из украинского местечка Буда и сообщил об этом. Отец предпринял все возможные действия, чтобы передать эти документы по линии ГАИ.
Анатолий Анатольевич сел на поезд и вернулся в Москву, чтобы получить свои документы. У него произошла встреча с отцом и с его знакомыми из ГАИ. Документы он получил, после чего имел возможность вернуться к семье, и они смогли продолжить путь дальше.
А когда я уже сдал экзамены, едва не произошла новая встреча. Дело в том, что на обратном пути они заехали в Москву. Привезли утку и кое-что ещё. Нас не было, потому что на следующий день после сдачи моего последнего экзамена мы поехали в Ленинград. И тогда, когда мы вернулись в Москву, увидели записку, извещающую об этом.
Потом мы встретились с Анатолием Анатольевичем в 1981 году. После этой встречи ни с ним, ни с его семьёй мы больше не встречались.
12. Вместе с Людой и Севой
В последних главах я говорил о том, что наблюдения за маленькими детьми доставляли мне неизъяснимое удовольствие. Сейчас в Москве у меня было их двое:
Сева, сын Люды, и Кристина, дочь Руслана. Впрочем, Кристину я видел лишь один раз, когда мы были у тёти Зины в 1975 году. Кое-что я о ней слышал от самой тёти Зины. Например, когда тётя Зина в очередной раз проявила в отношении неё свой властный генеральский характер, Кристина сказала: "Ты не бабушка, ты тётя". Это надо понимать так, что бабушка добрая, а тётя может быть доброй, а может быть и злой. Конечно, маленьким ребёнком доброта воспринимается как потакание его капризам, а всё, что не укладывается в эту схему   это зло. Кристину я увидел в мае 1979 года, но ничего особо примечательного в тот момент не заметил. Ей тогда было четыре года. А в последний раз я её видел в 1991 году. Ей было 16 лет. Но меня тогда поразили её ручки: это ручки младенца. я полагал, что в шестнадцать лет они должны выглядеть более похожими на руки взрослого человека. Но мама мне в дальнейшем объяснила, что происходит это потому, что её, возможно, мало привлекают к бытовой работе. Кстати говоря, у меня самого руки, недалеко ушедшие от рук маленького ребёнка. Что и говорить, мне самому мои такие руки нравятся. А вот когда я встретился с Кристиной, у меня эти руки вызвали удивление.
Про Севу я тоже узнал нечто интересное. Когда Иван Тимофеевич однажды его стал учить уму-разуму, Сева сказал: "Почему ты со мной говоришь таким толстым голосом?" Он, наверно, хотел сказать "грубым?", а сказал вот так. Любопытно, что, прочитав один из рассказов Куприна, мама сказала, что у него она прочла примерно следующее: "Она постоянно говорила с ним толстым голосом". Трудно даже предположить, что четырёхлетний ребёнок услышал от взрослого произведение Куприна, далеко не детского писателя (во всяком случае, вряд ли в этом возрасте ему это произведение прочитали). Значит, он сам до этого додумался.
А вот встретиться с ним никак не удавалось. Если честно, я особенно не стремился к таким встречам. Я был настолько поглощён своими делами, своими проблемами, что и не думал ни о каких таких встречах. К тому же старший ребёнок -дошкольник был мне уже не так интересен, как младенец, так как последний находится в значительной степени под влиянием взрослых, которые сделали максимум того, чтобы вывести из него всё, что было у него естественного, природного. Я представлял себе этого дошкольника как подвергнутого воспитанию, при котором его учили разве что не двадцать четыре часа в сутки, как нужно преодолевать в себе естественные природные наклонности с целью выглядеть (не только физически, но и духовно) как они. Это было мне уже не так интересно.
Да, это дошкольник, которого ещё продолжают воспитывать. Но он в большей степени связан с требованиями взрослых. Он может до известных пределов выбирать, куда ему пойти, с кем пообщаться.
Это произошло в середине июля. Был воскресный день. Люда и Сева пришли к нам. Возможно, в тот момент я даже писал свои мемуары. Севу направили ко мне, чтобы я с ним поговорил. А я был рассеян, и не слышал, что он меня спрашивает. На его вопрос я пробурчал: "Угум". А Сева, сразу сообщил, что я сказал "Угум", после чего утратил ко мне всякий интерес, ушёл на кухню, где в этот момент были моя мама, тётя Зина и Люда. Но и там его продолжали воспитывать. Как я узнал позже, он пытался вылезти из окна (остаётся только гадать, действительно ли он так сильно хотел на улицу или же действовал ради интереса, что будет). Мама с Людой в этот момент разговаривали и поначалу не обратили внимание на то, что он делает. И только тётя Зина сказала: "Посмотри, чем твой сын занимается. Не соображаешь, что ли, что он упадёт и расшибётся?" И только тут Люда обратила на него внимание и с громким криком: "Ты же станешь идиотом" (имелось в виду, что если он ударится головой, то это повредит интеллект) подхватила Севу и не дала ему совершить это действие. А Сева называл свою маму "товарищ командир". Внешне это выглядело как невинная шутка. Но на самом деле, он уже тогда увидел в родной матери не старшего опытного товарища, а командира, способного лишь отдавать приказы. Её, конечно, не устраивало, что он называл её "командиром". Но на практике это отражало суть их взаимоотношений. Стало быть, они работают совместно. Стало быть, труд их объединяет.
Затем был обед. Во время обеда не происходило ничего особенно заметного. А потом мы все пошли на прогулку. Скорее всего, мы провожали Люду и Севу до остановки. И тут я снова увидел маленького ребёнка. Он во многом зависимый от взрослых. Он пытается бегать. Люда, поглощённая беседой с моей мамой, как бы поначалу не замечала, что он делает. А тётя Зина вернула его на место. Она сказала, что Сева озорничает, что может свалиться. А Люда его подхватила.
Громко на всю улицу она закричала: "Куда лезешь? Ведь упадёшь и ушибёшься". Он нехотя подчинился. Но когда смотришь на подобные сцены со стороны, возникает вопрос, чем больше озабочен взрослый судьбой ребёнка или же соблюдением каких-то малопонятных правил приличия (да и что прилично, а что не прилично   тоже большой вопрос), появляется жалось к этому ребёнку, который окончательно запутывается во всех этих правилах, а кончиться может тем, что он лишь до поры, до времени покорен и податлив. А придёт время, он будет эти правила игнорировать. И не только правила, но и тех, кто эти правила ему преподаёт.
А Сева явно эти правила не понимал, почему он должен делать то, что от него требуют, а не то, что ему захотелось.
Но вот мы пришли на остановку. Вскоре подошёл автобус. Тётя Зина, Люда и Сева сели в автобус и уехали в район станции метро "Калужская". Так и закончился этот день.
13. В университете
Теперь мы подходим к тому моменту, когда, казалось бы, все сомнения насчёт моей судьбы должны быть отброшены.
Я ещё раз повторяю: вся подготовка к поступлению в университет проведена мною самим. Напоминаю я это для того, чтобы ни у кого не возникало вопросов о моей честности. Но одновременно я благодарен сотрудникам дедушки за то, что они подсказывали, какие ходы следовало бы предпринять.
Несколько раз мама ходила в университет без меня. По рекомендации Зинаиды Андреевны, она вошла в контакт с заместителем декана по учебной работе Людмилой Георгиевной Костюченко (запомним это имя. В последующие годы моей учёбы она окажет мне большую моральную поддержку). Сейчас же во время встречи мама получила от неё более точный список вопросов к экзаменационным билетам по истории и литературе. Это в какой-то мере способствовало моей подготовке.
Но о подготовке мы поговорим чуть позже. Сейчас же я хотел бы рассказать о своём первом посещении университета.
Московский государственный университет (МГУ) имени М.В. Ломоносова включает в себя несколько корпусов. Мне уже довелось побывать в главном здании (здесь мы встретились с Гришей Оскаряном). Наш же факультет находится в первом гуманитарном корпусе, расположенном недалеко от цирка на проспекте Вернадского.
То есть, мы ехали до станции метро "Университет", а далее автобусом №1 (обычно таким путём мы ехали только тогда, когда у нас не было времени). Поэтому чаще всего мы от метро ходили туда пешком. Так, во всяком случае, было сейчас.
Здание одиннадцатиэтажное. Наш факультет находится на одиннадцатом этаже. Лифты более современные, но менее комфортабельные, в сравнении с теми, которые имели место в главном здании.
Мы пришли в деканат. С нами разговаривал секретарь приёмной комиссии, по фамилии Мамзин (позже я узнал, что он преподаёт на кафедре истории философии народов СССР).
Он, по-видимому, был сильно надушен (некоторые преподаватели этим отличаются, так что я мог узнавать их не только по голосам, но и по запаху). А мне показалось, что это не одеколон, а спиртное он пил. Уже одно это внушало неприятие. И то, что он нам сказал, приятным не назовёшь. По его словам, если я хочу поступать в университет, я должен представить документ из Центрального правления ВОС. Для чего? Оказывается, речь идёт о трудоустройстве.
Это значит, что по-русски нам было сказано, что университет мне с трудоустройством помогать не будет. Но одновременно были разночтения по вопросу о том, где находится Центральное правление ВОС. В тот момент сие мне было неизвестно. Я знал о московском городском правлении ВОС, что оно тогда находилось в Большом Харитониевском переулке, недалеко от станции метро "Лермонтовская". А Мамзин сказал, что недалеко от… ЦК КПСС (позже я узнаю этот адрес: Новая площадь, 14). И ещё он сказал, что нужна характеристика с места работы. Вот это уже другой разговор. Это значит, что отцу надо ехать в Ленинград, пойти на УПП и получить там эту характеристику. С этим мы и ушли. А в ЦП ВОС мы не пошли.
А папа, действительно, поехал.
14. Папа в Ленинграде
В тот же самый день, когда мы ходили в университет, папа поехал в Ленинград. Во время этой поездки у него были самые разные дела. В том числе, они были связанны и с дачей.
Но самое главное заключалось в том, что он побывал на УПП. Там мне была дана самая хвалебная характеристика. Я был изображён в самых положительных красках: что и передовой рабочий, и что неоднократно получал премии, и что я ударник коммунистического труда и т.д. Видел он всех: и Александра Алексеевича, и Виктора Ивановича, и Людмилу Ивановну, и Анну Ивановну и даже Аркадия.
Все пожелали мне успехов. Все пожелали также, чтобы я поступил в университет.
Но, когда я это всё услышал о себе, мне поначалу было как-то неловко. Но бабушка в дальнейшем сказала: "Они высказали то, что было бы, если бы ты по-прежнему у них работал". Но теперь всё коренным образом меняется. И теперь мне одна дорога   в университет. И я не должен их подвести. Они в меня верят. И ещё я понял: они мои сотоварищи, И ради них я должен потрудиться и не подкачать. Если же я подкачаю, они будут очень огорчены. Только после этого все сомнения были отброшены. И начался самый ответственный этап подготовки. Но всё меньше и меньше оставалось этих дней. Вот о них мы и поговорим.
15. Подготовка по литературе и русскому языку
Итак, мы закончили рассказ о подготовке по литературе тем, что я в качестве задания получил сочинение. Я в тот раз должен был написать сочинение о своём любимом герое. Я выбрал Чацкого. Тему Александр Михайлович сформулировал "Чацкий   "победитель и жертва". В основу этого сочинения я положил то сочинение, которое было написано в девятом классе. Впрочем, тогда это был результат творчества папы. Теперь же его надо было бы творчески переработать уже мне самому. Но именно это было самым трудным. Я по-прежнему должен был самостоятельно написать его по Брайлю. (а я помнил, когда это сочинение было написано отцом, и в каком году   в 1966. Однажды я слышал спектакль Малого театра СССР с участием Михаила Царёва в роли Чацкого и Игоря Ильинского в роли Загорецкого.
И вот я написал это сочинение. Через неделю мы сходили к Александру Михайловичу. Но мне не пришлось даже читать своё сочинение. И вообще все последующие занятия проходили не так, как первое. На следующем занятии он познакомил меня с тем, каких типов сочинения могут быть на вступительных экзаменах. Я сейчас писал сочинение, которое, по его терминологии, может быть определено как "характеристика одного героя".
Второй тип сочинения   групповая характеристика. Здесь наиболее часто встречаются следующие темы: "Русское общество в романе А.С. Пушкина "Евгений Онегин"; "Водяное общество" в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"; "Лишний человек" в произведениях русской литературы"; "Маленький человек" в произведениях русской литературы"; "Крестьяне в поэме Н.А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?"; "Коммунисты в романе М.А. Шолохова "Поднятая целина".
Последнее подразделялось на: "Двадцатипятитысячники" и «Сельские коммунисты".
Была общая тема "Образ коммуниста в советской литературе".
Совсем иное   сочинение-исповедь   едва ли не по всем произведениям из школьного курса.
И уж совсем неожиданное сочинение, которое Александр Михайлович дал мне для ознакомления   "Два романтика   Ленский и Грушницкий". Но лично мне бы даже в голову не пришло такое сопоставление: насколько прекрасен и возвышен, хотя отчасти и безрассуден Ленский, настолько низок и подл Грушницкий.
И если уж сравнивать героев Пушкина и Лермонтова, то, скорее, здесь очевидными были бы Онегин и Печорин. Но такого рода исследования не предназначались для домашнего сочинения и, тем более, для вступительного экзамена.
Мне же предстояло выбрать сочинение из этого типа, которое я бы написал. Я выбрал "Крестьяне в поэме Н.А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?". В десятом классе у нас было сочинение по этой поэме. Часть его я использовал, а также рассмотрел ещё одну группу   "Холопы"" (Ипат, "раб последний" князя Утятина).
Но нынешний год   это год больших юбилеев.
В самом деле, это 150-летие со дня рождения Н.Г. Чернышевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Л.Н. Толстого.
160-летие со дня рождения И.С. Тургенева. Произведения этих писателей также могут составлять темы для экзаменационных сочинений. И вот я написал сочинение по роману Н.Г. Чернышевского "Что делать?" В школе было менее крупное сочинение (оно было классным). Значит, сейчас его надо значительно укрупнить.
Наконец-то, мы вошли в поэтику. Ну, здесь положение более странное, но как раз в тот момент, когда папа ездил в Ленинград, у нас состоялся специальный урок, во время которого разбиралась система стихосложения: вспомнил, а, вернее, узнал, что такое ямб, хорей, амфибрахий, прочие типы стихосложения. Не скажу, что всё здесь было мне понятно, но, во всяком случае, в отличие от Онегина, ямб от хорея отличить могу (при хорее начальная строка начинается со слова с ударением на первом слоге, а при ямбе   на втором слоге). Например, у Пушкина все популярные стихотворения написаны ямбом, в том числе, роман в стихах "Евгений Онегин". Но внутри этого романа, например, песни девушек написаны хореем.
Наконец-то, обратились в библиотеку. В частности, взяли учебник "Русская литература" под редакцией Бурсова. Был у меня и учебник Деменьева "Русская советская литература". Это составляло основные пособия, которые я использовал во время подготовки.
Кроме трёх названных, других сочинений не было. Неоднозначным было положение с русским языком. На практике я писал без орфографических ошибок. Это должно было означать, что я хорошо усвоил правила грамматики и орфографии. Но парадокс заключался в том, что, зная практическое применение правил грамматики, я далеко не всегда помнил сами эти правила. Именно их и нужно было повторить. Но по русскому языку не было ни одного из рекомендованных нам в последние школьные годы учебников. Александр Михайлович дал нам учебник под редакцией Розенталя. Была у дедушки академическая грамматика (была ещё и такая книга – "Философия грамматики"). Кое-что мы читали и из академической грамматики. Но применявшийся там стиль изложения был для меня тяжеловат. Как-то так случилось, что "субстантивированные прилагательные" плохо укладывались в мою головушку. Или: что такое суффикс, я знал (ещё начиная со второго класса было какое-то влечение к этой части слова), но я никак не мог понять, что такое префикс.
Но кое-что Александр Михайлович разъяснял. Так я затруднялся в разного типа залогах у глагола. Всем этим я и занимался во время подготовки по русскому языку. Об этом мы ещё поговорим.
В последние дни я интенсифицировал занятия по литературе и русскому языку. Особенно активно готовились к сочинению.
16. Подготовка по истории
Итак, ещё в июне казалось, что можно применить нашу методику для подготовки по истории, как она рассматривалась раньше, то есть, записывать конспекты ответов. Но материала было настолько много, что появлялось сомнение насчёт того, как вообще удастся им овладеть. Так от составления конспектов пришлось отказаться.
Положение несколько улучшилось тогда, когда мы получили вопросы. Тут уже всё было более конкретно. Но имелся один вопрос "Крымская война". В наших пособиях этот вопрос почему-то был освещён вскользь. И хотя у дедушки было немало и исторических трудов, в том числе, и несколько томов "Всемирной истории", так что, казалось, выбор материала достаточно велик, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что все эти материалы предназначались не для подготовки к вступительному экзамену, а для чтения, которое реализовывало бы желание узнать о данном историческом событии более подробно. Была "История России с древнейших времён" Соловьёва. И вот при рассмотрении вопроса о Крымской войне пришлось обратиться к одному из подобных трудов. Но там она была освещена с иных позиций, не соответствовавших марксистским. Между прочим, из этого материала мы узнали, что император Николай I умер от горя, узнав, что англичане захватили Евпаторию. Можно ли было этому доверять? В конце концов, вопрос разрешили. А остальной материал, как оказалось, в учебниках и учебных пособиях был.
Кроме того, у меня сохранились учебники Берхина "История СССР  - эпоха социализма" (часть первая 1917-1937" и часть вторая   1937-1972. Время уже фактически поджимало (а кто виноват?) Ладно, признаю свою вину. И вот я читал эти учебники со скоростью пулемётной очереди: по 150-200 страниц брайлевского текста в день. И где-то внутри возникает ощущение: читаю художественную литературу. Даже, вроде бы, какие-то ароматы чувствовались. Но ни мысли о том, что не получится, не было, для этого не было времени.
Но был ещё вопрос "Двадцать четвёртый и двадцать пятый съезды КПСС об идеологической работе". В одиннадцатом классе в краткой конспективной форме нам давали этот материал, но я не смог переписать этот конспект.
И вот мы пошли в парикмахерскую (дело было уже за день до экзамена). Там была большая очередь   уже некоторые готовились к школе. И вот когда мы ожидали свою очередь, мама сумела прочитать весь отчётный доклад ЦК КПСС, с которым Брежнев выступил на двадцать четвёртом съезде КПСС. А мы помним, что его выступления подобного рода продолжаются не менее пяти часов. А нам удалось прочитать этот доклад в момент ожидания своей очереди.
После этого у меня оставалось ещё несколько вопросов. Эти вопросы я прочитал по своим учебникам.
В итоге подготовка к первому экзамену была закончена в два часа ночи 5 августа. А уже в 7 часов надо было встать и идти в университет на экзамен.
Но сейчас я немного нарушу хронологию событий.
Мы поговорим о подготовке по немецкому языку.
17. Подготовка по немецкому языку
Она шла особенно активно. Ведь Татьяна Георгиевна давала задания, которые нужно было выполнять. Задания были как письменные, так и устные.
Надо сказать о том, как я готовился. Теперь до конца моей "немецкой" жизни у меня не будет брайлевских текстов в печатном варианте. Поэтому приходилось писать их под диктовку. Уже это само по себе было трудно. Пока я работал с учебными текстами, было легче. Но мы продолжили чтение книги, которую Татьяна Георгиевна дала мне в самом начале.
В предыдущий период я читал фактически один рассказ "Der Weg durch daс Moor" ("Путь через болото"). Он состоял из двух частей: "Das Kommando Fichtenstein" (Погранзастава Фихтенштейн") и "Werner Brink" (Вернер Бринк"). Сейчас же мы читали следующий текст из этой серии   "Das schwere Ratsel" ("Трудная загадка"). Это уже литературные тексты, требующие особого подхода к переводу, при котором он уже не дословный, но при его подготовке следует обращать внимание на смысл. Помнится, в процессе подготовки одного из переводов принял участие и дедушка. Он настолько хорошо владел языком, что от него я узнавал те новые слова, которые не знал раньше. Но переводил я сам устно, а дедушка лишь в некоторых случаях высказывал свои замечания.
Кроме этих текстов, из учебника мы читали также "Haus Lekture" (домашнее чтение). Здесь прочитал три текста: "Die Deutsche demokratiсцhe Republik"" ("Германская демократическая республика"), "Berlin" (Берлин), "Unter den Linden" (Унтер ден Линден   одна из красивейших улиц Берлина).
Кроме текстов и лексики, мы изучили фактически всю грамматику первого курса. Без хвастовства могу сказать, что в то время эта грамматика для меня больших проблем не составляла. В целом мы опирались на то, что я уже усвоил сам.
18. Приезд бабушки
Наступило 5 августа. В этот день я сдавал свой первый вступительный экзамен. Но о самом экзамене я расскажу в следующем разделе. Сейчас же коротко скажу о том, что этому предшествовало.
Утром 5 августа произошло радостное событие   приехала бабушка. Только я проснулся и сразу попал в её объятия. Бабушка пожелала "поболеть" за меня.
Мы позавтракали. После этого поехали в университет. И теперь всё дальнейшее будет зависеть от того, как я сумею сдать свой самый первый экзамен.
Вступительные экзамены
19. Первый экзамен   история СССР
Итак, наступило 5 августа. В этот день я сдавал свой первый вступительный экзамен.
Встал я в 7 часов. Мы позавтракали. А затем вышли из дома.
На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а на метро   до станции "Университет". До своего гуманитарного корпуса дошли пешком.
Пришли. Поднялись на одиннадцатый этаж.
Вошли в аудиторию 11-56. В дальнейшем в этой аудитории у нас бывали некоторые лекции. А сейчас здесь проходил экзамен.
Позже мне рассказывали, что преподаватели опасались, а как со мной разговаривать. Вот это   ещё один отрицательный результат отсутствия незрячих на кафедрах философского факультета. Да и других тоже. Ну, а о себе я мог бы сказать: со мной общались многие, и почему-то у них не возникало проблем, как со мной общаться. Или они вспоминали тех четверых слепоглухих (эта история по-прежнему была у всех на слуху). Но ведь они учились не на философском факультете (руководство философского факультета в лице его тогдашнего декана Овсянникова наотрез отказало), а на факультете психологии, там этот эксперимент и состоялся. Но ведь я говорил голосом, специальные средства общения мне не требуются. Так о чём же здесь речь? Но вот какие-то не понятные мне опасения у них были. Просто нужно больше информации о незрячих. Вот я думаю, что и мои мемуары здесь тоже   не последняя спица в колеснице, какую-то информацию можно будет почерпнуть и из них.
Если ещё в самом начале у меня были сомнения, то после того как я получил билет (тут мама просто положила мою руку на стол, где лежали билеты, и я сам его вытащил), после того как мама тихим голосом (чтобы не мешать другим) прочитала мне вопросы билета, а затем она посадила меня на задний ряд, я достал прибор, небольшую тетрадь, которую папа сшил мне накануне, и я, наконец, начал писать ответ, все сомнения постепенно улетучились.
Вопросы были следующие:
1) "Дворянский" период истории революционного движения в России. Декабристы.
2) Двадцать четвёртый съезд КПСС о программе мира и её развитие на двадцать пятом съезде партии.
Пока я писал ответ, я успокоился. Я также понял, что я всё по этим вопросам помню и всё могу написать. На первый вопрос я именно так подробно и написал, как мы в своё время читали в школе по учебнику Федосова   я помнил и изложил весь этот материал. Конечно, все подробности здесь написать или сказать было невозможно, но суть вопроса была понятна, и я совершенно спокойно мог бы на него ответить. Затем я приступил к написанию ответа на второй вопрос. А когда я стал писать его, то обнаружил, что как раз детали мне известны. Ведь в докладе Брежнева была прослежена история отношений Советского Союза с наиболее значимыми в экономическом и политическом отношении странами, и вся эта конкретика хорошо запоминалась, и её довольно легко было представить.
Я уже даже начал эту конкретику писать. помнится, дошёл до Франции, и тут мама мне сказала: "Ну, может быть, хватит?" Я согласился. И вот мы пошли к экзаменационному столу.
Слышу, что преподаватель листает бумаги, а я не знаю, могу ли я начать отвечать. И вот через несколько секунд он довольно зычным голосом говорит: "Отвечайте".
Я положил свою тетрадь, открыл первую страницу и стал читать (как-то вот сам пришёл к тому, что для того чтобы мои слова звучали складно, а также для успокоения нервов, я решил, что надо прочитать то, что я написал. Но весь ответ читать не пришлось.
Не прочёл я и половины, как преподаватель остановил меня: "Достаточно, переходите к следующему вопросу". Я начал читать ответ на этот вопрос. Тут пришлось читать ещё меньше. Преподаватель остановил меня словами: "Достаточно". Так закончился мой ответ.
Я думал, что придётся долго ждать результата. А мама говорит: "Зачем? В зачётке уже стоит 5".
Я точно окаменел, я не мог поверить в то, что это произошло. Но что же из этого следует? Из этого следует, что свой первый вступительный экзамен я сдал и сдал успешно. Но это был именно первый экзамен.
Стало быть, надо готовиться дальше. А сейчас на радостях мы из университета пошли пешком. Это была большая прогулка. Во время этой прогулки у меня происходила разрядка, я отдыхал.
Но расслабляться ещё рано, надо продолжать готовиться к следующим экзаменам.
20. Подготовка по литературе (1)
Следующим нашим экзаменом будет сочинение. Спрашивается, а как готовиться к сочинению? Лично мне следовало писать сочинения для тренировки по собственному плану. Причём писать уже без цитат и без обращения к учебнику. Короче, писать сочинение в полном смысле этого слова. Но пойти на такое я не мог. Ограничился только тем, что прочитал вслух как бы самому себе и папе оставшиеся у меня мои школьные сочинения по произведениям русской литературы. В отдельных случаях папа доставал свои сочинения и читал их мне вслух. У него сохранилось немало сочинений, в том числе, и со школьных лет. И несколько своих сочинений он мне прочитал. Разбирали самые различные сочинения. Конечно, если говорить о моих сочинениях, кое-что там было слабо, вот почему папа учил меня, как эти слабые места преодолевать.
А за день до сочинения было занятие у Александра Михайловича. На этот раз я был там не один. Были у него и некоторые другие абитуриенты. Среди них был один, как впоследствии оказалось, студент моей группы Алексей Филимонов. Но потом что-то с ним случилось, так что он и первого курса не смог закончить.
Была девушка-абитуриент, поступавшая на филологический факультет (не поступила, не выдержала устный экзамен по литературе и русскому языку).
А сейчас на занятии подробно разбирался новый тип сочинения   "Характер и обстоятельства" на примере романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание". Я всё внимательно слушал, и у меня созрел план такого сочинения по моим мемуарам (но к его реализации я так и не приступил). Но, наверно, это увело бы нас в сторону. Надо заниматься серьёзными делами, а всё остальное следует оставить на потом.
Потом разбиралась другая тема   "Проблема гуманизма в русской литературе".
"Филолог" написала на эту тему своё сочинение в порядке тренировки.
Она продиктовала его всем присутствующим. Я слушал, и уже готов был "избрать её в академики".
Занятие у Александра Михайловича проходило фактически до позднего вечера. Но даже вернувшись домой, я не закончил подготовку. Я готовил самостоятельное сочинение по литературному произведению на тему "Характер и обстоятельства". В качестве примера я выбрал Макара Нагульнова из романа М.А. Шолохова "Поднятая целина".
Черновик плана и основные идеи у меня, как будто, получились.
И всё-таки решили, что продолжать пытаться придумать что-то ещё смысла нет.
На самом деле, совсем другие темы будут на экзамене. Поэтому примерно в 23 часа я отошёл ко сну. Как говорится, утро вечера мудренее.
21. Второй экзамен   сочинение
9 августа мы писали сочинение. В этот день я встал в 7 часов. После завтрака мы пошли в университет. На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а далее на метро до станции "Университет".
Пришли в гуманитарный корпус. Поднялись на одиннадцатый этаж. Вошли в аудиторию 11-56. Именно здесь мы писали сочинение. Но нас в аудитории было двое   двое, как оказалось, писавших по Брайлю.
Преподаватель пришла. Она объявила три темы:
"Проблема коммунистического будущего в произведениях В.В. Маяковского";
"Этическая проблематика в романе Н.Г. Чернышевского "Что делать?";
"Человек и история в романе "Война и мир".
Какую же из этих тем выбрать?
Все темы были сложные, так что ничего конкретного на поверхности не лежало. Нужно было это главное найти и осветить в сочинении. И всё же… Когда мы говорим о проблеме коммунистического будущего в произведениях В.В. Маяковского, надо иметь в виду его сатирические пьесы "Клоп" и "Баня". Но там оно представлено как бы от противного. На самом деле, если рассматривать эти произведения с точки зрения проявления коммунистического будущего, то их следует отнести к политической фантастике. Это не столь прозрачно. Но вопрос заключается в том, можно ли в экзаменационном сочинении писать о такой проблеме, имея в виду неявно выраженную установку.
Роман "Что делать?" полемичный. Эта полемическая проблематика здесь сама должна стать предметом философского анализа. Но, по большому счёту, это работа как минимум для третьего курса, например, курсовой работы, а не для вступительного экзамена.
Значит, остаётся "Человек и история в романе "Война и мир". Как показало будущее, это была моя судьба. Нет, конечно, роман "Война и мир" не стал объектом моего научного исследования. Но историческая наука при всём том, что поступил я на философский факультет, стала тем основанием, которое привело меня к написанию курсовых, дипломной работы и, в конце концов, к написанию и защите кандидатской диссертации. Таким образом, нас впереди ждёт увлекательный рассказ о том, как я постигал эту науку, и чего я добился. А сейчас продолжим рассказывать о начале этого пути.
Начало сочинения   это школьная калька   политическая обстановка, история создания романа.
Далее я говорю о двух группах героев. Отмечаю, что одни герои   это литературные персонажи, вымышленные, (хотя в фамилиях некоторых из них усматриваются намёки на реальных, например, Болконский   Волконский, Друбецкой   Трубецкой), а другие герои   это реальные исторические личности. Вот о них, в основном, я и пишу в сочинении.
Прежде всего, о роли личности в истории по Л.Н. Толстому. Затем о месте наиболее ярких исторических личностей   Наполеоне и Кутузове. В то же время, в качестве представителей народа   Платон Каратев. Затем заключение.
Должен сказать, что план сочинения был составлен не так, как это обычно практиковалось в школе (вступление, основная часть, заключение). Всего у меня было девять пунктов. Писал без перерыва. В процессе написания сочинения по всей аудитории раздавался сильный стук, явившийся следствием усилий, предпринимаемых при накалывании точек. Всё это вместе взятое продолжалось три часа (положено было четыре). Стало быть, дополнительного времени не потребовалось.
Однако возникает вопрос, как незрячему представить преподавателю свою работу, и как преподаватель мог бы её проверить? А если более широко, как незрячему абитуриенту сделать свою работу доступной для преподавателя?
Ну, если бы это было возможно, можно печатать на пишущей машинке. А смог ли бы я с этим справиться? Самая первая проблема   не научился закладывать бумагу в машинку (только в 1999 году, попав на короткое время в петербургский центр медико-социальной реабилитации инвалидов по зрению, я вновь вернулся к машинописи, хотя прямой необходимости в этом не было, так как уже пользовался компьютером, и преподаватель нашла подход, как меня научить закладывать бумагу в машинку, но всё это продолжалось слишком короткое время, а потому закрепить это действие никак не удавалось). Сам же процесс печати в принципе был бы возможен в том случае, если бы я работал на машинках типа "Олимпия" модель №8 50-х годов выпуска, либо "Прогресс" тех же годов выпуска. Но были ли они в университете? Пользовался ли ими кто-нибудь? К тому же если бы такой эксперимент попытались поставить, то неизвестно, к каким последствиям он бы привёл, не говоря уже о том, что для этого вообще потребовалась бы отдельная аудитория (шум от печатания на машинке был ненамного меньше, чем при моём письме по Брайлю), которую на это время вообще надо было бы закрыть на ключ.
Но, пожалуй, самое главное, как я ни старался, у меня всё равно были бы многочисленные опечатки (правда, пока я пользовался машинкой "Олимпия", таких опечаток было значительно меньше). Это привело бы к снижению результата (ведь преподаватель, наверное, не стал бы разбираться в таких тонкостях). Стало быть, этот способ оказался слишком рискованным. Да и машинка тяжёлая, не портативная, в портфеле не принесёшь. Поэтому для меня наиболее приемлемым был бы традиционный способ: писать по Брайлю, а затем диктовать. Но возможны ли были другие варианты? Да, их целых два. Во-первых, можно было бы незрячему абитуриенту непосредственно общаться с преподавателем, то есть, он бы читал своё сочинение со всеми знаками препинания, а преподаватель за ним бы записывал. Благодаря этому устанавливался более тесный контакт между преподавателем и незрячим абитуриентом, а, с другой стороны, преподаватель получал бы представление о знаниях абитуриента совершенно непосредственно. Так сдавали экзамен Лариса Михайлова на факультете прикладной математики в Ленинградском университете и Гриша Оскарян на философском факультете Московского университета. Но они действовали полностью самостоятельно, меня же приводили за ручку. Именно поэтому преподаватель в таком случае в большей степени рассчитывает на участие помощника незрячего абитуриента. У меня таким помощником была мама, и я благодарен ей за это.
Другой способ   привлечение незрячих специалистов с других факультетов и вообще из других учреждений, имевших высшее образование. Но беда в том, что ни один из этих способов не был узаконен, а потому здесь до какой-то степени проявлялась самодеятельность.
Преподаватели это видели. Не то, чтобы они такой метод осуждали, но максимально старались использовать эту ситуацию. И, как оказалось, положение не изменилось и в дальнейшем.
Нам специально пришлось прийти в университет на следующий день.
Нас допустили в ту же аудиторию. Здесь я диктовал маме своё сочинение.
Получалось, как в Киеве, когда по радио Киева диктор сначала на русском, а затем на украинском языке диктовала информацию для газет, выходящих соответственно на русском и на украинском языке: медленно прочитывала каждое слово, называла каждый знак препинания, причём каждое слово повторялось дважды, все отступы, все абзацы чётко проговаривались. Так же пытался поступать и я, часто пытался копировать интонации этого диктора, кстати, довольно заунывные, машинные, словно это не человек диктует, а робот. впрочем, не во всём мы чувствовали себя уверенно, например, когда нужно было поставить заглавную букву, если это не начало предложения, например, о Платоне Каратаеве говорилось, что он солдат Апшеронского полка: с какой буквы писать Апшеронского   с заглавной или со строчной (мама мне всё время говорила, что прилагательные, образованные от имён собственных, пишутся со строчной буквы, но я нигде и никогда не видел этого правила). У нас при письме по Брайлю таких проблем не возникало, потому что в этом случае, хоть и есть знак большой буквы, но реально мы им не пользуемся, а всё пишем со строчной буквы. У зрячих это не допускается, а потому здесь у нас с мамой были сомнения.
И получилось так, что сколько времени я писал сочинение, столько же времени я его и диктовал.
Кроме меня, поступал ещё один молодой человек, писавший по Брайлю. Но он, похоже, был из слабовидящих. Он сказал моей маме, что "отслужил" (надо понимать, в армии). Прибыл из Саратова. Пошёл на контакт и со мной, во всяком случае, несколькими дружескими фразами мы обменялись. Он, например, полагал, что нас особенно строго спрашивать не будут. В этом он жестоко ошибался. Увы, ему не повезло. Я не знаю, как он сдал сочинение. Но мне стало известно, что на устном экзамене его уже не было   как говорится, сошёл с дистанции. И я не знаю о его дальнейшей судьбе.
Ну, а у меня всё ещё было впереди.
22. Подготовка по литературе и русскому языку (2)
Так случилось, что один день подготовки по литературе и русскому языку был сорван. Но мы тут были не причём. Надо было проверить сочинение.
У нас был список вопросов и по литературе, и мы начали по ним готовиться.
А на следующий день состоялась, как оказалось, последняя встреча с Александром Михайловичем.
Это событие происходило 11 августа. Нынешняя наша встреча проходила почти в том же формате, как и та, что предшествовала написанию сочинения. Правда, девушки, поступавшей на филологический факультет, на сей раз не было. От Александра Михайловича мы узнали, что она "завалила" экзамен по литературе, не сумела ответить про Рахметова и Базарова. Мы пришли к нему раньше других. Поэтому он вначале спрашивал про сочинение. Прежде всего, я доложил ему о том, как прошло сочинение. Я сказал темы сочинений. Я рассказал ему план своего сочинения. В целом мои мысли он одобрил. Констатировал, что я подошёл к этому вопросу творчески. А насчёт остальных тем он сказал, что они во многом спорны, к тому же, как и я уже предположил, для их раскрытия нужна основательная философская и литературоведческая подготовка, а мы фактически ещё не приступили к философии, это нам, если мы поступим, ещё предстоит.
Так вот сейчас разбирались вопросы, формулировки которых могли бы прозвучать неожиданно, например "Мысль семейная" в романе "Война и мир". Впрочем, для меня этот вопрос был не таким уж и неожиданным. Похожее микро сочинение, правда, в более понятной формулировке "Семья как нравственное и духовное единство", я писал в десятом классе.
Может быть стихотворение. Специально был проведён разбор стихотворения Есенина "Не жалею, не зову, не плачу" (с таким явлением пришлось столкнуться впервые: до сих пор стихи мы только учили наизусть, а тут происходил полноценный литературоведческий разбор   вот, оказывается, чему надо было учиться).
Но на этом моё активное восприятие происходившего на том занятии и закончилось.
Стали говорить о другом. И уж тут Александр Михайлович стал нас уверять в том, что раз уж мы написали сочинение, то устный экзамен мы точно сдадим. Он ещё раз нас заверил в том, что фонетику у нас спрашивать не будут (ах, лучше бы он этого не говорил). Я думаю, что тем самым он ослабил нашу бдительность. Но об этом потом.
А дальше наступило время самостоятельной подготовки.
А дома в присутствии и под руководством отца я разбирал сочинения по рассказу Л.Н. Толстого "После бала" и "Песне о Соколе" А.М. Горького.
Сочинения по этим произведениям, написанным мною соответственно в восьмом и в одиннадцатом классах, были ещё по-детски наивны и слабы. Впрочем, объяснялось это тем, что я слепо подчинялся влиянию того авторитета, который изрекал суждения, а я их рассматривал как истину в последней инстанции. Следы такого догматического подхода сказываются у меня и сейчас, причём это касается не только трактовки отдельных литературных произведений, но и жизни, особенно тех вопросов, в которых я, в силу различных обстоятельств, не слишком хорошо разбираюсь. Вот, если хотите, ещё один побочный эффект врождённой слепоты: человек не видит не только физически, но на него оказывается влияние, он верит всему, но ему бывает порой чрезвычайно трудно преодолеть последствия этого влияния и уж, конечно, кажется совершенно непосильной задачей выработать собственное понимание рассматриваемого явления. Впрочем, тогда было не до таких философских обобщений. Я прочитал отцу своё сочинение по рассказу "После бала", а он усмотрел в нём наивные рассуждения и показал, в чём их слабость, и что, по его мнению, должно быть на самом деле.
О том, что реально происходило на экзамене, я теперь и поведу рассказ.



23. Третий экзамен   литература и русский язык
16 августа мы сдавали третий экзамен   литературу и русский язык (устно). Я встал в 7 часов. Мы позавтракали. А затем пошли в университет.
На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а на метро – до станции "Университет".
И вот мы вошли в аудиторию. Мама берёт билет, диктует вопросы. Первый же вопрос повергает меня в ужас   "Статьи В.Г. Белинского "Стихотворения Лермонтова" и "Герой нашего времени". Этого вопроса я не знаю. Но ни в коем случае нельзя говорить об этом. Если в этом признаешься, то это   верный путь к "двойке". Но это была бы полная катастрофа, конец всем мечтам о поступлении в университет. И вот я пытаюсь вспомнить всё, что я слышал по поводу этих статей. Самих же этих статей я не читал. Но я слышал передачи "Радио для урока литературы". Как раз в одной из передач прошедшего учебного года говорилось о каждой из этих статей. И я постарался вспомнить всё, что я слышал по этому поводу. Одновременно у меня стала вырисовываться более определённая картина того, о чём я должен говорить.
Я написал конспект ответа.
Второй вопрос "Понятия иронии и сатиры. Героика и сатира в поэме В.В. Маяковского "Хорошо!". Этот вопрос был не знаком. В одиннадцатом классе я писал работу по этой поэме, и я хорошо помнил эту сатиру. Короче, с этим вопросом я справился.
Далее был русский язык. Здесь первый вопрос   теоретический   "Имя числительное". Это было совсем просто: надо было только ввести понятие имени числительного, показать, в чём разница между количественным и порядковым числительным. Самое главное   это разбор предложения. Но, несмотря на то, что предложение было длинное (наверно, во всю мою брайлевскую страницу), предметом интереса со стороны преподавателя были лишь отдельные слова.
И вот я пошёл отвечать. Я на одном дыхании прочитал ответ на первый вопрос.
Затем без перерыва перешёл ко второму вопросу, но я не знал, чем закончить. И сказал: "У меня всё". Затем преподаватель-литератор, обладающий голосом доброй бабушки (хотя, по словам моей мамы, был довольно молодым, сказал: "Сейчас освободится место, и вы пойдёте сдавать русский язык". После этого меня подвели к другому экзаменационному столу.
И по русскому языку я отвечал другому преподавателю (точнее, это была женщина, но с достаточно волевым характером). Первый вопрос каких-либо возражений с её стороны не вызвал. И начало разбора предложения тоже не вызвало каких-либо сомнений. Но в какой-то момент она меня остановила и предложила разобрать по составу слово "совершенно" (оно было в предложении). Я, как ни в чём не бывало, отвечаю: "Корень верш, приставка со". А она мне: "Не верш, а соверш". А я говорю: "Но есть слово "Вершить". Как мне потом рассказывала мама, преподаватель литературы был в ужасе, по поводу того что я спорю с преподавателем русского языка (а она, видимо, считалась непререкаемым авторитетом). А я, выходит, ставлю это под сомнение. Но не собирался я её опровергать, просто так вышло. К тому же я был уверен в своей правоте, а знания служили опорой для такой уверенности. Но сама она никак не выражала недовольства. Опрос продолжается. Теперь разговор о наречии. Я его определил   предикативное наречие (между прочим, школа Александра Михайловича, мы в средней школе об этом не говорили, я вспоминаю лишь о том, что в своё время было введено понятие местоименного наречия). Возражений со стороны преподавателя не было. А последний её вопрос был связан с фонетикой. И тут я едва не погубил свой ответ. А всё дело в разнице между буквами и звуками. Ведь буква "е" состоит из двух звуков: й+э. И вот надо было сосчитать, сколько букв и сколько звуков в контрольном слове. Количество букв не всегда совпадает с количеством звуков. И это было всё. Казалось, что и этот экзамен я сдал на 5.
Возвращались мы пешком.
А когда мы пришли домой, мама радостно сказала: "Долой русский и литературу". Ну, я не так эмоционально реагировал на это. А мама сказала: "Ну, по крайней мере, пока". Но теперь уже остался последний экзамен.
24. Подготовка по немецкому языку
Итак, остался последний экзамен   по немецкому языку. Казалось бы, при моих успехах можно было бы вздохнуть с облегчением. Тем не менее, мы предприняли подготовку. Было занятие у Татьяны Георгиевны, на сей раз в городе. И вот она, человек твёрдый и, по многим показателям, железный, сейчас нервничала. Беспокоилась за меня.
Нет, она была вполне во мне уверена. Но всё-таки нужно успокоиться.
Она даже попросила маму купить лекарство   седуксен. Мама это сделала.
А занятие, в основном, проходило как обычно. Я тоже несколько был обеспокоен, но всё же не так.
Как раз подготовил текст "Unter den Linden". Для подготовки Татьяна Георгиевна предложила мне выучить биографию Эрнста Тельмана. Она была в конце учебника. И я начал её учить. А бабушка сказала мне: "Хватит готовиться". Это она имела в виду, что со мной всё будет в порядке. Так и готовился я к этому экзамену.
И теперь оставался этот единственный последний экзамен.
25. Четвёртый экзамен   немецкий язык
Наступило 20 августа. В этот день я сдавал свой четвёртый вступительный экзамен   немецкий язык.
Начало дня было таким же, как и предыдущие. Я встал в 7 часов. Мы позавтракали. Затем мы с мамой поехали в университет.
На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а оттуда на метро до станции "Университет".
Экзамен по немецкому языку проходил на кафедре   аудитория 736, то есть, на седьмом этаже, простора меньше. Но, в отличие от обычного экзамена, здесь больше идёт опрос. Мне достался текст о писателе социалистического направления Эгоне Эрвине Кише.
Мама продиктовала мне текст. К счастью, он оказался не такой большой и не столь сложный для написания, так что я довольно быстро его написал. Потом мы столь же быстро его перевели.
Только одно слово пришлось смотреть в словаре. После того как я сделал устный перевод, мама провела меня к экзаменационному столу. А преподаватель не стала слушать мой перевод (для неё было важно, как абитуриент понимает текст, который он читает), она задавала мне вопросы по тексту.
Was ist Egon Erwin Kisch? (Кто Эгон Эрвин Киш по профессии?)
Я ответил: "Er ist schriftsteller" ("Эгон Эрвин Киш писатель").
Следующий вопрос:
"Was hat er geschrieben?" ("Что он писал?)
Я ответил: "Er hat Reportage geschrieben" ("Он писал репортажи)".
На этом вопросы по тексту закончились.
Дальше преподаватель спросила меня:
"Wohnen Sie in Moskau oder in anderer Stadt? ("Живёте ли вы в Москве или в другом городе?)
Я ответил: "Ich wohne in Moskau" ("Я живу в Москве").
И это было всё. Так я сдал экзамен по немецкому языку. Получил 5.
Если судить по экзаменам, я поступил. Но официально это подтвердилось только через несколько дней. Тем не менее, сейчас можно было немного отдохнуть.
Первым делом, прямо из университета мы позвонили Татьяне Георгиевне. Сказали, что всё прошло благополучно. Татьяна Георгиевна была рада. Ещё дважды мы с ней встретимся. Но теперь я уже буду у неё не как абитуриент, а как гость.
Тем не менее, кое-какие советы от неё я получал. И за это я ей благодарен. Зоя Николаевна и Татьяна Георгиевна были для меня, если можно так выразиться, крёстными матерями немецкого языка. Им я обязан тем, что немецкий язык сыграл в моей жизни такую важную роль. Забегая вперёд, могу сказать, что в течение довольно продолжительного времени был переводчиком с немецкого язык (не устным dolmetscher переводчиком, а письменным). Но это произойдёт ещё очень нескоро.
А сейчас мы смогли вздохнуть спокойно. Скоро у меня состоится долгожданная встреча со своей исторической родиной. Завтра мы поедем в Ленинград и Горьковское, на родину. Но недолго нам довелось там находиться. Но всё это было для меня интересным периодом.
Об этом я теперь и поведу рассказ.
Короткие каникулы
26. Поездка в Горьковское
Итак, 20 августа я сдал последний экзамен. До начала учебного года можно отдохнуть. Но где этот отдых провести? Где он лучше всего? В Ленинграде и в Горьковском. Так мы и решили, что поедем в Горьковское.
Ночью у меня было видение: маленький ребёнок и кот лежат в одной кроватке. Они смотрят друг на друга, а потом дотрагиваются друг до друга. Вместе им хорошо.
Утром мы поднялись рано. Удалось "поймать" такси. На такси мы поехали на Ленинградский вокзал. Наш поезд уже стоял. И мы быстро ринулись в вагон. Успели.
В целом наше путешествие проходило без приключений. В пути бабушка читала начало романа Василия Шукшина "Я пришёл дать вам волю". К сожалению, мы так и не прочитали его целиком.
Итак, мы ехали дополнительным скорым поездом №66. Он отправлялся в 7.12, а в Ленинград по графику должен был прибыть в 13.20. В пути по графику должен был делать остановку на станции Бологое. Но мы опоздали. Поезд был задержан в Тосно.
Примерно в 14 часов с минутами мы приехали в Ленинград. Вышли из поезда. Пошли на станцию метро "Площадь Восстания". При поездке на эскалаторе я услышал громкий писк. На минуту мне показалось, что это скулит собака. Но нет, не собака. Это выходящие из строя детали эскалатора пищат. А поезд метро здесь идёт медленнее, чем в Москве. Зато спокойнее, и сиденья мягче, так что во время поездки можно даже общаться, что я и сделал.
От "Площади Восстания" мы доехали до "Площади Ленина". Пришли на Финляндский вокзал. Через некоторое время сели на электричку. Поехали в Горьковское.
Путешествие прошло без приключений.
Дома нас встретили Татьяна Валентиновна и Юрий Константинович. Они в то время остановились у нас. Юрий Константинович поздравил меня со сдачей вступительных экзаменов. Он выразил надежду на то, что я поступлю. И потом он сказал: "Если всё будет в порядке, мы вместе 1 сентября начнём заниматься". Это означает, что он как преподаватель, а я как студент. А сейчас у нас каникулы.
27. У Виктора Абрамовича
Вечером того же дня мы вместе с папой совершили прогулку. Ходили мы, как и обычно в таких случаях по Академической, по Дачной улице, по улице Строителей и попадали на Совхозную. И пришли к Виктору Абрамовичу. Сообщили ему, что я сдал экзамены. Он меня поздравил.
Вскоре появился Вася. Ему ещё два года. Но он уже вполне толково провозгласил: "Вот Вася".
Во всяком случае, он совершенно отчётливо обозначил своё присутствие.
А ещё через несколько минут появился Юрий Дмитриевич Бураго, сосед Виктора Абрамовича, с которым он дружил. У него была собака   пудель. А я по-прежнему боюсь собак. Но тут произошло какое-то чудо. Видимо, эта собака ко мне подбежала, а я её погладил. Она же никаких телодвижений не производила. Это было мне на руку. Я смог спокойно её погладить. Но этот случай, скорее, исключение. Впоследствии у меня таких спокойных контактов с собаками не было.
Слишком они резвые были, а это меня пугало. Но сейчас встречей с Виктором Абрамовичем и Васей и даже встречей с собакой Бураго я был доволен.
28. Прогулка в лес
Конечно, самым замечательным событием, связанным с пребыванием на даче, была прогулка в лес. Мы с бабушкой пошли туда на следующий день. Погода была влажноватой: то и дело собирался дождь. Но для леса это в самый раз. Мы ходили за железную дорогу. Бабушка искала грибы. Их было не так много.
А вообще мы разговаривали. Всё ещё переживали то, что я сдал экзамены. И хоть не было ещё официального зачисления, но мы не сомневались в том, что я всё-таки поступил. И теперь на повестке дня должен был стоять вопрос об учёбе. Но, честно говоря, думать об этом не хотелось. А хотелось насладиться пребыванием на даче (а теперь именно дача была для меня связующим звеном между мной и Ленинградом). Были также прогулки недалеко от дома.
Но всё-таки нынешняя прогулка прошла хорошо. Она продолжалась примерно два часа. После этого мы вернулись домой.
Дома я слушал радио (приёмник "Алмаз"), а также писал мемуары.
29. Встреча с Анастасией Георгиевной и с Женей
Бабушка ещё в начале лета мне рассказывала, что довелось встретиться с Анастасией Георгиевной. Оказывается, у отца жены Олега в Горьковском есть дача (на Дачной улице). В то же время, у самой Анастасии Георгиевны был участок в Белострове. И была собака. В то же время, у Олега и его семьи была собака Альма, которая до этого у Анастасии Георгиевны была ещё начиная с 1971 года, и эту Альму и её щенков мы видели ещё на Малой Охте (однажды одного из них нам приводили с целью спрятать его от нежелательных потенциальных хозяев).
Выходит, эта Альма не раз будет приходить к нам самостоятельно.
А у Олега родилась дочь. Её назвали Женей. В то время, когда мы находились на даче, ей было четыре месяца, то есть, вполне младенческий возраст.
Обыкновенно в этот период ребёнок ещё не ходит, в основном, лежит, в лучшем случае, совершает микродвижения ручками или ножками в пределах своей кроватки, своей коляски, либо там, куда его положат взрослые, когда вместе с ним приходят в гости. И вот на даче у нас мы с ней и встретились. Анастасия Георгиевна сказала, что, Женя даже лёжа в кроватке начинает понемногу играть с игрушками или другими предметами, которые попадаются ей в ручки. Так было и сейчас. Её положили в большой комнате на диван. Но вот беда: игрушек у нас, к сожалению, уже не было (не уверен, остался ли мой последний конструктор, который я получил в подарок в 12 лет. Впрочем, конструктор для неё ещё рановат, нужны были такие игрушки, которые можно двигать, которыми можно стучать   таких точно не было). А она, видимо, смотрела на обои, которыми была оклеена стена возле дивана и с наслаждением стучала рукой по стенке. Так вот она и играла. Позже, когда я рассказал об этом маме, она мне объяснила: на этих обоях были нарисованы цветочки, и это её привлекало   она играла как бы с этими цветочками. Но она проделывала ещё какие-то действия, за которые Анастасия Георгиевна её одёргивала, раздельно произнося её имя: "Женя". Что именно она делала, мне было непонятно (звуков при этом не было). На ум приходило, что она, возможно, пыталась сосать пальцы (ведь известно, что наши педагоги настаивают на том, что от этой привычки маленького ребёнка надо отучать, потому что подобного рода действия якобы отвлекают его от познания окружающего мира. Видимо, совершенно игнорируя тот факт, что познание окружающего мира начинается с собственного тела, тогда как английские врачи и педагоги, в частности, Пенелопа Лич, настаивают на том, что младенца нужно специально этому обучать. Впоследствии, сам побывав в Англии, я наблюдал за поведением маленьких сыновей нашего менеджера, узнал, что они даже в три года сосали пальцы, и это никого не удивляло. Я поделился с мамой своими соображениями насчёт Жени. А она предположила, что Женя, скорее всего, пыталась достать предмет, который по какой-то причине привлёк её внимание, и она пыталась дотянуться до него и взять   так называемое мелкое младенческое воровство.
К сожалению, это была моя первая и последняя встреча с Женей.
А потом мы вспоминали, как Анастасия Георгиевна вместе с Димой летом 1967 года приезжали к нам на дачу.
Мы достаточно активно общались до 1972 года, то есть, до того времени, пока она с семьёй снова не переехала на Васильевский остров. Но и тут мы также активно общались. В 1973 году она короткое время преподавала у нас немецкий язык. Вот и теперь она была в курсе того, что мы переехали в Москву, а также того, что я поступал в университет.
Я рассказывал Анастасии Георгиевне о том, как я сдавал экзамены.
Особенно подробно я говорил о подготовке и сдаче экзамена по немецкому языку. Она была довольна и вместе со мной разделяла уверенность в успехе.
Именно такой запомнилась мне встреча с моей самой первой учительницей. Ей было это тоже приятно. Но и я о себе тоже мог сказать: эта встреча была для меня как бы новой встречей с детством, а рядом с Женей и я, по крайней мере, мысленно, почувствовал себя человеком с младенческой психологией.
На том и закончилась эта короткая встреча. Потом будут и другие встречи в разные годы и только в Горьковском (впрочем, однажды Анастасия Георгиевна побывала и у нас в Москве). И мы снова будем оживлять в памяти те незабываемые годы, когда я был её учеником. Да, не всё было гладко, но общая удовлетворённость достигнутым позволяла говорить о том, что и это время для нас обоих прошло не зря, и что мы друг у друга многому научились.
А теперь поговорим о событиях насущных. Причиной этих событий была и поездка мамы и папы в Ленинград.
30. Родители в Ленинграде
Хотя официально мы не получили подтверждения о моём поступлении в университет, было ясно, что это произойдёт. Именно поэтому во весь рост встал вопрос о приобретении магнитофона. До поступления в Москве этого сделать не удалось, а потому решили, что стоит попытать счастья в Ленинграде. С этой целью мама и папа туда и поехали. Поскольку меня с ними не было, я точно не знаю, где именно они искали мне магнитофон. Но нигде нет кассетных магнитофонов. Я в принципе знал, что нужен "Спутник". Но отцу ещё в Москве сказали, что "Спутника" больше нет, так как его сняли с производства. Как впоследствии оказалось, это была ошибочная информация. Но отцу советовали приобретать либо "Электронику", либо "Весну-306". Но ни того, ни другого нигде не было. А в "Гостином дворе" им сказали, что такие магнитофоны бывают зимой (сейчас, по прошествии более чем сорока лет, мне вспоминается, как ещё в 1973 году мама, работавшая тогда в управлении торговли, располагавшемся в "Гостином дворе", рассказывала, что видела в радиосекции магнитофон "Весна" стоимостью 200 рублей). Короче, тогда магнитофон не купили.
Но купили пластинки   оперу Вебера "Оберон" с участием Гирбит Нильсон и Плачидо Доминго (увы, так до сих пор ни разу и не послушали). И это была последняя опера, которую мы покупали, всё последующее, что войдёт в раздел "Из моей коллекции", было ранее у дяди Миши, либо получено по обмену с коллекционером Валерием, либо было результатом переписи на магнитофон с теле- или радиоэфира.
А сейчас с этим мама и папа вернулись домой. Но будет предпринята ещё одна попытка, на этот раз уже с моим участием.
31. Поездка в Зеленогорск
Если не удалось купить магнитофон в Ленинграде, то решили попытать счастья в Зеленогорске. Кажется, это странно. Но жизнь порой вытворяет такие коленца, что начнёшь искать даже там, где, если оставаться в пределах здравого смысла, искать было бы совершенно невозможно.
Короче, на следующий день мы поехали в Зеленогорск. Мы с папой пришли в радиомагазин. Там папа увидел небольшой стереомагнитофон "Тоника". Стоил он 180 рублей. Но папа был готов потратить эти деньги. Я выразил сомнение по поводу того, что будет ли такой магнитофон, предназначенный для записи музыки, качественно записывать речь, да и хватит ли плёнки для записи лекций. Папа сказал: "В крайнем случае, будем переписывать с кассет на "Дайну". В дальнейшем и к этому придётся прибегнуть, но это уже экстренные случаи, возникавшие из-за того, что я просто не успевал законспектировать лекции вовремя.
Но сейчас мы этот магнитофон не купили. Да к тому же позже я читал, что он работает только от сети, а в условиях аудитории в университете подключить магнитофон в сеть самостоятельно я бы не смог и это не позволило бы свободно маневрировать им в процессе таких записей.
Сейчас же вопрос о приобретении магнитофона не удалось решить, а потому эта проблема ещё остаётся.
Правда, у папы была последняя надежда   поехать в Рощино и купить магнитофон там. Но вскоре и от такой мысли отказались. Таким образом, решение вопроса о покупке магнитофона откладывалось.
32. Приезд Коли
Ещё в тот момент, когда Коля приезжал к нам в Москву, у нас было условлено, что после того как я сдам экзамены, мы можем встретиться в Горьковском.
Он приехал в последний день нашего пребывания на родине. Рассказал о своих похождениях. Сказал, что приходится сетовать на свою судьбу.
Но кто же виноват?
Он сам её выдумал. А дело дошло до того, что нарвался на конфликт   позволил себе самовольно уйти с рабочего места, то есть, говоря по-русски, прогулять, а потому пришлось объясняться с начальством. Вот и приходится сетовать на свою горькую судьбу. Сейчас придётся разрешать им же самим созданную конфликтную ситуацию. Надо сказать, что все последние годы Волховское УПП было первым по обществу слепых. А Коля утверждал, что это происходило из-за заниженных норм. К тому же он обвинил своего непосредственного начальника в том, что он де в рабочее время "рыбку ловит". Я его спросил: "А ты что же, видел это?" А он говорит: "Это и так все знают". Но ведь это не основание. И тут Коля, ещё недавно обвинявший меня в ребячестве только за то, что я был привязан к своей прежней работе (на то, повторяю, были свои причины: это был единственный вид работы, который я смог освоить), выходит, сам ведёт себя, как непослушный ребёнок: с работы уходит, когда захочет, голословно, оперируя сомнительными слухами, обвиняет начальство в должностном преступлении   до чего так можно докатиться? Словом, обстановка накалялась, а он не пытался искать выход.
Конечно, можно придерживаться какой-то точки зрения. Но сам будь хорош, покажи, что ты прав, но оставайся в рамках закона и внутренних правил, а не своевольничай. Но Коля, похоже, и не собирался извлекать урок из случившегося.
Все эти свои новости Коля рассказал во время нашей совместной прогулки. А гуляли мы по участку и по самым ближайшим окрестностям.
Забавный случай произошёл во время этой прогулки. Вдруг во время движения я почувствовал, что кто-то копошится в моей ноге. А потом там что-то возилось. А потом я почувствовал боль. Оказалось, что это была оса. Так через десять лет после первого случая произошёл второй. А Коля на это сказал: "Ну, брат, с осами я не воюю, только с начальством". Так обстановка и разрядилась. Но, конечно, Колины проблемы решать ему самому. А мне вытащили жало, и всё успокоилось.
Потом мы вернулись домой. По радио слушали передачу "Из коллекции редких записей" Максима Малькова. Передавали записи испанского певца Хосе Мардоноса. Но до конца дослушать передачу не удалось, передача прервалась на "Песне погонщика". Дело в том, что именно в этот день начался космический полёт, в котором приняли участие советский космонавт Валерий Быковский и немецкий (ГДР) космонавт Зигмунд Йен.
Было передано сообщение ТАСС об этом полёте. А после него передавали другую музыку. Этим и закончилось для меня пребывание на родной земле.
И вот всего на неделю я съездил из Москвы в Ленинград. Если раньше я плакал при возвращении из Москвы в Ленинград, то теперь я обливался горючими слезами при возвращении из Ленинграда в Москву. Но, конечно, мой взрослый возраст не позволял мне этого делать.
Но я ещё писал мемуары. Потом отошёл ко сну. А ночью почти не спал. Мы вместе с Колей поедем в Ленинград. На Московском вокзале он нас проводит, а затем вернётся к себе в Волхов.
33. Возвращение в Москву
И вот наступило 28 августа, самый чёрный день в моей нынешней жизни   так я охарактеризовал его тогда. Закончились мои короткие каникулы. Повторяю: хоть не было ещё официального подтверждения, но было очевидно, что я поступил в университет, то, что это произойдёт, никакого сомнения не было. Мне бы жить, да радоваться. А я был мрачнее тучи. Слёзы застилали мои глаза. Я не хотел уезжать.
Ночью почти не спал, последнюю ночь. А надо было вставать рано, потому что рано надо было ехать.
И вот мы быстро позавтракали. Потом я попрощался с бабушкой. Она пока ещё оставалась в Горьковском. Но, как оказалось, в начале октября мы встретимся.
После завтрака пошли на станцию. Пришли. Прошло некоторое время. Подошла электричка. Мы сели и поехали.
Путешествие из Горьковского в Ленинград прошло без приключений.
Прибыли на Финляндский вокзал. Дошли до станции метро "Площадь Ленина". Доехали до станции "Площадь Восстания". Пришли на Московский вокзал.
Весь этот путь с нами проехал Коля. По крайней мере, в течение часа мы ещё могли разговаривать. Но слёзы душили меня. Я с трудом сдерживался. А Коля в данном случае утешал меня, говоря, что всё будет в порядке.
На Московском вокзале мы расстались. Он возвращался к себе в Волхов, стало быть, ему надо было на пригородную платформу, а нам на дальнюю. Поезд уже стоял. Мы вошли в вагон. Через некоторое время мы поехали. Так закончилось моё короткое пребывание в Ленинграде. Следующее будет уже во время зимних каникул.
Само же путешествие прошло без приключений. Мы ехали скорым поездом №47. Он отправлялся в 10.40, а в Москву прибывал в 18.30. В пути делал остановки на станциях: Малая Вишера, Окуловка, Бологое, Вышний Волочок, Калинин.
Когда мы прибыли в Москву, позвонили Людмиле Георгиевне. Она сообщила, что я поступил. И теперь меня пригласили на посвящение в студенты. Словом, моя студенческая жизнь начиналась.
Последние дни
34. Посвящение в студенты
Итак, 28 августа мы вернулись в Москву. В тот день стало известно, что я зачислен на первый курс философского факультета МГУ. Было сообщено, что 30 августа будет посвящение в студенты.
Но оставался ещё один вопрос: мы не купили магнитофон. Смутно надеялись на то, что удастся купить его в Москве, в магазине "Рассвет". На следующий день я звонил туда.
К сожалению, там уже не было Тамары Михайловны. Со мной разговаривали явно недоброжелательно. К тому же я забыл, что я хотел сказать.
Мама потом подошла и спросила, есть ли в продаже магнитофон "Весна-306". Ответили, что в продажу сейчас эти магнитофоны не поступили. Потом мама обратилась к тёте Зине и Ивану Тимофеевичу. Иван Тимофеевич, как специалист, служивший в войсках связи, как полагали, мог располагать сведениями о возможности доставки такой техники. Но где изготовляют этот магнитофон, мы не знали.
Папа думал, что он производится в Риге. И позвонили в Ригу знакомым Ивана Тимофеевича. Выяснилось, что сейчас там этих магнитофонов нет, но как только появятся, обещали привезти   заплатить 300 рублей. Вообще-то розничная его цена была 200 рублей. Но из всего этого следовало, что магнитофон "Весна" изготовляется не в Риге, а, как оказалось, в Днепропетровске. Но обо всём этом мы узнали позже. Короче, сейчас магнитофон купить не удалось.
Ещё в Горьковском этот вопрос мы обсуждали и с Колей (ну это просто так). Он вообще говорил, что надо "Дайну" туда таскать. Конечно, это была шутка.
И вот 30 августа мы пошли в университет, в наш первый гуманитарный корпус, на церемонию посвящения в студенты. Она происходила в аудитории №1-поточная. Это одна из аудиторий, где у нас читаются лекции. Это так называемые поточные аудитории. Всего их, по крайней мере, 11 (во всяком случае, один курс у нас читался в 11-й поточной). Они находятся на первом этаже гуманитарного корпуса. Наше мероприятие происходило в аудитории №1-поточная. В этой аудитории будет читаться большинство лекций.
Войдя в здание, я почувствовал запах краски   как клеевой, как масляной, так и нитроэмали в зависимости от того, какую из них в данный момент используют. Но, ощущая запах краски в университете, я говорил: "Пахнет первой поточной". С этим запахом данная аудитория и впечаталась в моём сознании. Места в аудитории расположены амфитеатром, рядами, ярусами. Значит, чтобы попасть на удобное место, с которого можно слушать и записывать лекцию на магнитофон, надо подняться на несколько ступенек. Преподаватель мог находиться у стола или у кафедры. Для того чтобы расположиться так, чтобы записывать лекцию на магнитофон, когда преподаватель находится в районе стола, надо подняться либо на четыре ступеньки (можно с противоположной стороны на две ступеньки, но вторая будет более высокая   я называл её платформой, потому что это напоминало подъём с платформы в вагон). Если же преподаватель находился у кафедры, то надо было подняться на семь ступенек. Но всё это станет понятным в дальнейшем, по мере того, как будет разворачиваться моя учёба. А сейчас я могу сказать, что именно здесь мы встретились с Гришей. В то же время, к нему обратился молодой человек, высказавшийся в том духе: "А что, ты решил снова на первый курс перейти?" (Гриша был на третьем). А Гриша сказал: "Здесь мой друг. Я хотел бы разделить с ним радость начала его студенческой жизни". Но каково было моё удивление, когда я узнал, кто этот молодой человек: это был не, кто иной, как Валерий Сергеевич Мясков, начальник Гришиного курса, начальник учебной части, секретарь приёмной комиссии, преподаватель кафедры логики. С ним мы ещё встретимся на втором курсе.
Мы обратились к нему на предмет того, как мне себя вести.
Он сказал, что надо более активно общаться с группой. Но в первую неделю групп не было, так как не было семинаров. А на семинарах надо решать учебные задачи, а не разговаривать между собой. Что же касается самих семинаров, то в ряде случаев, если студент часто и по существу выступает, он может получить "зачёт" "автоматически".
Иногда это может относиться и к экзаменам.
Все эти премудрости я осознал не сразу.
Что же касается магнитофона, то его использование может быть ограниченным. Не знаю, кто это сказал. Но всё это станет понятным позже. А в дальнейшем я приду к тому, чтобы записывать на магнитофон все лекции. Было сообщено, по каким предметам мы будем сдавать зачёты, а по каким экзамены. Итак, зачёты мы будем сдавать по истории Древнего мира (древний Восток), истории КПСС, диалектическому материализму, психологии, иностранному языку, физкультуре, гражданской обороне. От зачётов по физкультуре и гражданской обороне я был освобождён. А экзамены в рамках зимней сессии будут по математике, логике, истории Древнего мира (Греция и Рим), биологии.
Это вызвало взаимоисключающие чувства. С одной стороны, можно записывать на магнитофон и конспектировать всё. А, с другой, выходит, есть лекции (а, значит, и учебные предметы) важные и неважные, главные и второстепенные. Но такого быть не может. И со временем я пришёл к тому, что записывать и конспектировать нужно лекции по всем предметам.
Но всё-таки будет ещё немало разных проблем, которые так или иначе придётся решать. А эти решения далеко не всегда будут даваться легко. И будут ошибки (к сожалению, избежать их не удаётся, потому что опыт у каждого свой, индивидуальный, а потому, для того чтобы получить представление о том, как нужно действовать, надо прийти к этому представлению самому, а если он будет ориентироваться только на информацию, поступающую извне, он рискует ошибиться, потому что единообразных универсальных методов здесь не существует).
. А сейчас во время этого мероприятия каждый получил студенческий и читательский билеты. Эти документы будут действовать в течение всех пяти лет обучения.
Конечно, такие же документы получил и я. Так закончилось это мероприятие. Здесь мы познакомились с людьми, которые будут курировать нас на протяжении всех лет нашей учёбы. Начальником курса был Карен Хачикович Мончжян. Инспектором курса была Елена Валентиновна Аверочкина. Мончжян прочитал у нас первую лекцию по историческому материализму на третьем курсе, а также первую лекцию по этому предмету в аспирантуре, а также провёл единственный семинар в первый год обучения в аспирантуре. А с Еленой Валентиновной нам довелось встречаться не однажды: какой бы вопрос ни возникал, будь то учебная проблема или вопрос, связанный, например, с тем, чтобы проводили на какое-то занятие, всегда мы обращались к ней.
И всё-таки у меня нерешённым оставался вопрос, как себя вести в том случае, если надо тот или иной лекционный курс записывать на магнитофон, а магнитофона нет. Это казалось неразрешимым вопросом. Но, в конце концов, жизнь его разрешила.
35. Получение учебников, вторая встреча с Гришей
На следующий день мы пришли в библиотеку нашего первого гуманитарного корпуса университета. Теперь мы должны были получить в библиотеке комплект учебников. На автобусе мы доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а на метро до станции "Университет".
Пришли в наш корпус. Спустились в подвальный этаж (нулевой). Здесь была некоторая очередь. Все вновь поступившие получили учебники. Было сказано, что далеко не все учебники выдаются на вынос и на постоянной основе. Нужно было порядка 60 различных учебников и учебных пособий, не говоря уже о монографиях.
Сотрудница библиотеки сказала: "Ну что ж, будете ходить к нам в читальный зал и читать". Для меня, например, это создаст большую проблему. Эту проблему мы будем решать разными способами. Либо это будет всё-таки чтение в читальном зале (один такой случай особенно запомнился), а то отдельные книги всё-таки временно выдавали на вынос (на определённый срок, обычно на 15 дней). Когда уже мы в достаточной степени поднаторели в освоении различных книг, и когда потребовалось обращение к редким изданиям, мы обратимся в республиканскую центральную библиотеку для слепых (РЦБС), где нам помогали с некоторыми книгами по межбиблиотечному абонементу (МБА), мы же приносили плёнку, а работники библиотеки (чтецы) начитывали эту литературу на плёнку. Но это произойдёт только на четвёртом курсе.
А сейчас, когда дома мы стали смотреть некоторые из выданных нам учебников, обнаружили, что далеко не всё здесь нам подходит, так как уже не соответствует духу времени. Взять, к примеру, учебник по истории Древнего Мира. Учебник старый. Там и сям мелькало имя Сталина, причём, при том, что предпринималась попытка реабилитировать его, нам поначалу это даже в голову не приходило. Но всё же это казалось неприемлемым. Более того, начали проявляться сомнения относительно незыблемости тех положений, которые трактовались в некоторых учебниках.
Оставался последний день. Мне нужно было получить последние наставления о том, как себя вести. Магнитофона не было. Впрочем, Гриша сказал, что необязательно всё записывать на магнитофон, некоторые лекции можно просто слушать. А можно ли пользоваться чужими конспектами?
К этому в некоторых случаях приходилось прибегать.
Но некоторые лекции в любом случае надо записывать и конспектировать.
Это математика, логика, диалектический материализм. Да и психологию тоже следует записывать. Политэкономию тоже обязательно следует записывать (в этом году на первом курсе политэкономии не было). Впрочем, Гриша рассуждал, как человек бывалый. Я же, похоже, не мог воспользоваться его методом. Но в моём положении надо было самому выработать те способы, методы, которыми я мог бы воспользоваться при решении своих проблем. В конце концов, оказалось, что мне нужно записывать все лекции. Но к этому я пришёл со временем. Сейчас, же, повторяю, и магнитофона-то не было.
А Гриша давал не только советы. Он пригласил нас к себе в комнату. Привёз из дома различные угощения, разного рода восточные сладости (в том числе, и знаменитое бакинское печенье "Курабье"), сделал чай (или моя мама помогла?). И вот за чашкой чая, сдобренного этими великолепными восточными сладостями, и проходила наша беседа о том, как мне начинать мою студенческую жизнь.
Показал он и свои конспекты. Это были толстые (в 20 листов) тетради. На каждой из них был проставлен номер, а также название предмета, по которому был этот конспект, например, "Конспекты лекций по математической логике". А последующее писалось не по-русски. Полагаю, то ли на азербайджанском, то ли на армянском языке. Но вполне очевидно, что такие конспекты не могли быть написаны непосредственно в аудитории.
Так и проходила наша беседа.
Итак, закончилась моя вольная жизнь.
Теперь я студент. Начинается мой трудный тернистый путь к овладению наукой. Но о том, как он происходил, мы начнём рассказ в следующей главе.
А теперь поговорим о последних событиях, относящихся к нынешнему лету.
Общие вопросы
36. Из моей коллекции   оперы: "Отелло", "Эрнани" (запись №2), "Набукко" (запись №2), "Аида" (запись №3)
На сюжет трагедии Шекспира "Отелло" писали оперы многие композиторы. Мы знакомы с оперой Верди. Но ещё раньше была написана опера Россини. Именно о ней мы сейчас будем говорить. В нашей стране эта опера не ставилась никогда.
В какой-то степени мало популярна она даже в Италии. Музыка более мелодична (ведь это всё-таки начало девятнадцатого века). В целом можно сказать, что она в большей степени камерная.
А вообще в чём-то герои оперы Россини более симпатичны, в сравнении с оперой Верди. В этом основное отличие между ними.
Исполнителями оперы в данной записи являются: Фернандо Джакобуччи; Эуджоена Терани. Запись 25 июня 1968 года в Нью-Йорке (частная запись).
Едва ли не все исполнители здесь демонстрируют наивысшее мастерство. Но парадокс заключается в том, что никого из них выделить нельзя.
А один человек, присутствовавший на этом спектакле, всё время чихал. Полагаю, что это был тот, кто записывал этот спектакль на магнитофон. Но, к счастью, это ни в коей мере не отразилось ни на исполнении, ни на качестве записи.
Словом, всё было великолепно.
Об опере Верди "Эрнани" мы уже говорили ранее. В процессе работы над каталогом папа обнаружил ещё один вариант записи.
Исполнителями оперы были: Марио Дель Монако; Анита Теркурити; Этторе Бастианини; Чезаре Сьеппи; хор и оркестр фестиваля "Флорентийский музыкальный май", дирижёр   Димитриус Митропулус. Запись 1957 года.
Лишь участие великих певцов обеспечило успех этой записи. Сама же запись была некачественной. Это можно списать на недостатки звукозаписывающей техники (в данном случае, действительно, любительской). Время от времени звук прерывался, возможно, и плёнка не вполне качественная с многочисленными склейками. Магнитофон явно был далеко не высшего качества (последнее как раз и говорило о том, что это подпольная запись). Лучше всех были Марио Дель Монако и Этторе Бастианини. Их голоса отчётливо слышались даже в общем хоре. Это и обеспечило успех данной записи.
Об опере Верди "Набукко" мы уже говорили. Сейчас мы слушали старую запись.
Исполнителями главных партий были: Джино Бекки; Мария Каллас; солисты, хор и оркестр театра "Сан-Карло" (Неаполь), дирижёр – Витторио Буи. Запись 20 декабря 1949 года.
Если говорить о данной записи в целом, то можно предположить, что качество может быть низким.
Но нет, как раз наоборот.
Состав исполнителей говорит о том, что перед нами   целое созвездие великих певцов. Голос Марии Каллас звучит здесь особенно чётко. А вот узнать Джино Бекки было трудно. Правда, много позже я услышал эту оперу в другом исполнении. На основании этого прослушивания мне стало ясно, что сама партия Набукко написана для певца, чей голос простирается между баритоном и тенором.
Таким в данном случае был Джино Бекки, так что он не мог петь иначе. Здесь были намёки на вокал высшей пробы, который объединяет различные исполнительские школы.
Иначе поёт Мария Каллас. Похоже, именно она была здесь главной героиней.
Но даже не это делало данную запись уникальной. Вот мы читали, например, в "Воспоминаниях" Беньямино Джильи, что под давлением публики, вопреки логике оперного спектакля дирижёры и певцы в те годы были вынуждены бисировать наиболее популярные фрагменты опер. Конечно, это превращало оперу в костюмированный концерт. Многие дирижёры боролись с этой тенденцией.
Так говорил Артуро Тосканини, обращаясь к певице, привыкшей к бисированию на том основании, что она звезда: "Я видел звёзды только на небе". К середине XX века с этим, казалось бы, было покончено. Но я ошибался. Как раз в этой записи мы услышали подобное: по требованию публики пришлось повторить хор евреев. После того как он был закончен, публика стала выкрикивать что-то вроде: "Мариа, Мариа, бис". И что сделал дирижёр? Дирижёру ничего не оставалось делать, как повторить этот хор. А после того как произошёл этот повтор, публика ещё в большей степени пришла в восторг и долго раздавались овации. Теперь они, скандировали что-то вроде "Да-ми-на". Это было выражением восторга.
Об опере "Аида" мы уже говорили не раз. В нашей коллекции была ещё одна запись этой оперы (кстати, эту пластинку получили уже после гибели дяди Миши).
Исполнителями этой оперы являются: Мария Каллас; Марио Дель Монако; Джузеппе Тоддеи; Карлос Пагаринада; Ораллеа Домингуэс; хор и оркестр Дворца прекрасных искусств (Мехико), дирижёр   Оливьеро Де Фабриции. Запись 28 июля 1951 года.
Поскольку данная пластинка вышла в 1977 году, над ней хорошо поработали реставраторы.
Оркестр звучит так, как будто, это стерео запись, а голоса Марии Каллас и Марио Дель Монако звучат настолько чётко, что создаётся впечатление, что это происходит в наши дни. Вероятно, некоторые необычные черты проявились в голосе Монако при исполнении им арии Радамеса из первого акта, но по мере развития исполнение партии становится в большей степени естественным. У Каллас слышались такие интонации, которые свидетельствуют о том, что она временами поднимается до героических масштабов. Её Аида   жертва долга и, в то же время, она способна пожертвовать собой ради любви. Столь же способна бороться за любовь Амнерис. И в сцене судилища певица Ораллеа Домингуэс проявляет здесь свой драматический талант. Мы слышим подлинное "бельканто". Оно проявилось по мере развития образов героев. (продолжение следует)


Рецензии