Часть третья. Московская студенческая эпопея 3
III Первый курс
1. Вступление
Когда я ещё готовился к экзаменам в университет, папа говорил мне: "Ты поступи, а там всё образуется". Это он судил по себе. К слову, он проучился только два года. Потом он мне рассказывал, что заболел. В другое время он говорил, как весело он жил. На большее у него сил не хватило. Слишком любил весело пожить. Однако он человек зрячий, и у него были варианты, как устроить свою судьбу. У меня таких вариантов не было, а потому мне ничего не оставалось, как всецело погрузиться в науку и трудиться не покладая рук. Но это я сейчас такой умный. Тогда же я всё ещё разыгрывал непонимание происходящего. Но мог ли я жить иной жизнью? Только ли моя незрячесть этому препятствовала?
Вот Гриша Оскарян жил совсем иной жизнью. Но Гриша человек точно из другого мира. Он в прошлом был зрячим, сформировался со "зрячей" психологией, а, значит, он не может не иметь ни психологического, ни физического основания для того, чтобы не стремиться быть самостоятельным для него это было вполне очевидным фактом. Стало быть, у меня такая проблема была, ибо я, выходит, не осознавал, что я должен это делать. Да, мама и папа неоднократно говорили мне, что они не вечны. Да я и сам это понимал. Но надеялся на то, что проблемы каким-то образом разрешатся сами собой.
Обучение незрячего студента в вузе имеет свою специфику. Одним из её проявлений было использование магнитофона. Один студент с моего курса тоже записывал лекции на магнитофон, но для этого студента переписывали мои лекции.
Итак, в моей жизни появился кассетный магнитофон. За всю студенческую и аспирантскую жизнь у меня было четыре кассетных магнитофона, а ещё один (стало быть, пятый) во временное пользование дал один наш знакомый, о котором речь впереди.
После записи лекций их нужно было конспектировать. Но это тоже была трудоёмкая работа. А подготовка к семинарам это тоже далеко нелёгкое дело, потому что очень велик объём работы.
Все эти и менее трудные, другие испытания пришлось выдержать. К счастью, я справился с ними. Обо всём этом я и поведу рассказ в этой главе и в последующих главах, относящихся к этой части.
Первый семестр
2. Первые дни
1 сентября мы встали рано, примерно в 7 часов. После завтрака поехали в университет.
На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а на метро до станции "Университет". Выйдя из метро, пошли в наш первый гуманитарный корпус. Наши лекции читаются в поточных аудиториях, которые расположены амфитеатром. Мне в дальнейшем приходилось записывать лекции на магнитофон, да и вообще для того, чтобы лучше слышать, надо находиться как можно ближе к преподавателю. А он может находиться либо у кафедры, либо за столом. Он может, конечно, ходить по аудитории, порхать, как я говорил.
Но это создаёт трудности при восприятии речи лектора и при магнитофонной записи. В таком случае, по объективным показателям, нужны были бы вообще индивидуальные занятия. Но в ту пору об этом невозможно было даже помыслить.
Как оказалось, такое могло быть при обучении четверых слепоглухих: Натальи Корнеевой, Юрия Лернера, Сергея Сироткина и Александра Суворова. Но их обучение это эксперимент. К сожалению, он не стал нормой. Обычный незрячий и слабослышащий не мог об этом даже помечтать.
И приходилось приспосабливаться. Если преподаватель находился у стола, то туда ставили микрофон, тогда как магнитофон стоял на столе, за которым я сижу, либо то же самое происходило, когда преподаватель стоял у кафедры.
Первой парой была лекция по введению в специальность. Читал её старейший профессор нашего факультета, участник Гражданской, Советско-Финской и Великой Отечественной войн, в течение 16 лет бывший деканом факультета. Звали его Василий Сергеевич Молодцов. У него не слишком громкий голос, (тут, возможно, уже и возраст сказывается), но речь достаточно чёткая. Каким-то образом эта речь доходила до меня, так что я даже кое-что мог писать.
На вторую пару мы почему-то поднялись наверх, в аудиторию 11-56. Интересно, что свою роль здесь сыграла моя мама. И только мы добрались до этой аудитории (а для этого надо было подняться на лифте на 11-й этаж), как выяснилось, нам надо было оставаться в первой поточной.
Лектора, который нас ожидал, звали Анатолий Александрович Старченко. Он читал у нас логику. Как говорил мне Гриша, лекции по логике надо записывать на магнитофон. А что делать, если магнитофона нет? Внимательно слушать и, по возможности, писать конспект непосредственно на лекции. Несколько обнадёживало то, что он пользовался микрофоном. Особенно впечатляюще прозвучало в его исполнении: "Поэнергичней, поэнергичней, первый ярус". Увы, к несчастью, это было едва ли не единственным, что я чётко услышал на его лекции. Говорил он быстро, так что порой невозможно было ухватить суть того, что он говорит, не говоря уже о написании конспекта. Он тоже ветеран войны, потерял руку. Поэтому микрофон у него падал, так что получалось, что для понимания его лекций надо было предпринимать поистине героические усилия.
И даже тогда, когда магнитофон появился, конспектировать его лекции было трудно, Трудно было из потока его мыслей выделить то рациональное зерно, которое и следовало бы записать в конспект. Помимо содержательной стороны, в его лекциях присутствовали и так называемые лирические отступления. Это такие высказывания, которые способны развеселить, несколько разрядить обстановку. Так однажды, например, он сказал: "Пушкин великий математик". Кстати говоря, известно, что Пушкин не просто отрицательно относился к математике, но откровенно её игнорировал, будучи учащимся Лицея. Существовала даже эпиграмма, написанная им на своего учителя, заканчивавшаяся словами: "Ты математик минус разум, ты злой насмешник плюс дурак". Судите сами, насколько достоверным является высказывание о том, что Пушкин великий математик.
В другой раз Старченко сказал: "Сегодня в Москву приехал Моше Даян. Слышали про такого деятеля?" К тому времени Даян успел побывать в качестве министра обороны в правительстве Леви Эшкола, а в правительстве Бегина министром иностранных дел Израиля, при нём был самый разгар войны на Ближнем Востоке. Советское руководство в знак протеста разорвало дипломатические отношения с Израилем. Мог ли в такой ситуации Даян приехать в Советский Союз? Скорее всего, не мог.
А в третий раз про опоздавшего студента сказал: "И вот, товарищи, мы с вами присутствуем при важнейшем историческом событии: произошло явление Христа народу". Потом это стало неким общим штампом, характеризующим опоздавшего и утратившим в связи с этим свою притягательность.
Тем не менее, эти и другие подобные высказывания нужны были для разрядки, по крайней мере, слегка усиливающие очистительную силу при сухой формальной логике. Но и о самой логике он высказался однажды совершенно неожиданно: "Логики надо в меру, как и виски". Ссылался при этом на некоего американского психолога.
Словом, воспринимать и писать лекции Старченко в аудитории было нелегко. Когда же появился магнитофон, я стал записывать его лекции. Но и с магнитофона воспринимать его речь было нелегко. Приходилось писать то, что вообще я услышал, даже в том случае, если услышанное имело минимальное информационное значение. Это до какой-то степени позволяло готовиться к семинарам и к экзамену.
Третьей парой был иностранный язык. Но поскольку у каждого студента был свой иностранный язык (всего их было три: английский, немецкий, французский), постольку занятия проходили в разных аудиториях с разными преподавателями. На первых порах казалось, что занятия проходят так же, как и в школе. В то же время, они предполагали, что студент продолжает и развивает знания, которые он получил в школе. Единственным языком, который можно было учить с нуля, был французский. Гриша его учил.
Я на такой эксперимент не пошёл. "Немцы" пошли в аудиторию 11-45. Нашего преподавателя звали Инна Алексеевна Архипова. Ещё довольно молодая женщина, и голос приятный, и владеет современными технологиями (в дальнейшем я ещё об этом скажу), но самое главное, добивается того, чтобы студент получил на занятиях максимум того, что необходимо для его учебной и научной работы.
Прежде всего, это означает обучение основам языка грамматика, лексика. Объективности ради надо сказать, что далеко не все из нас ответственно подходили к делу, прогуливали занятия, не выполняли домашние задания. Но те, кто старался, кто стремился к практическим результатам, будет с благодарностью вспоминать её.
Когда мы спросили её, как мне быть в моей ситуации. Инна Алексеевна сказала, что я должен всё внимательно слушать. Мы сказали, что у меня проблемы со слухом. Инна Алексеевна в своей работе со мной приняла это во внимание. Так, когда надо было писать контрольные работы, она диктовала мне русские предложения, которые надо было переводить на немецкий язык. Я же старался выполнять задания как можно лучше. Ведь у меня не было ни одного брайлевского материала. Теперь его нужно было писать самому. Пока это были тексты из учебника, их написание особой сложности не составляло. К тому же во время подготовки к вступительному экзамену я уже написал тексты, составлявшие половину курса. Но нужно было писать тексты газетных статей. Об этом речь впереди.
В первый же день надо было пройти медицинский осмотр. Но как мы решали проблему в этот день, я не помню.
Итак, магнитофона нет. Поэтому и записи лекции нет. Да и других записей нет. А что делать? Для начала мама читала мне учебник "Формальная логика", выпущенного издательством ленинградского университета. Там самые начальные сведения из логики представлены более понятно. Но я относился к этому неоднозначно. Вот тут-то я и изрёк то, о чём сказал раньше, то есть, о том, что будут и "хвосты", и даже академический отпуск. Говорил я также, что раз у меня нет магнитофона, нет смысла ходить на лекции, значит, я свободен. И в таком случае могу писать мемуары, причём даже тогда, когда идёт магнитофонная запись. Мама не пыталась в очередной раз учить меня уму-разуму. Мама просто говорила: "Делай, как находишь нужным". Но очень скоро я сам решил, что всё-таки будет лучше для меня, если я буду регулярно заниматься, готовиться к каждому занятию. В таком случае и будет сделано это дело.
2 сентября у нас было всего два занятия. На первой паре проходила лекция по всеобщей истории. Лекции читал профессор Лев Павлович Ващук. Человек уже пожилой, но, судя по всему, достаточно энергичный. Во всяком случае, на большом подъёме прочитал свою лекцию. Кое-что из его лекций я писал в аудитории. Однако его часть была непродолжительной.
На второй паре была лекция по истории КПСС. Этот курс читал заведующий кафедрой истории КПСС гуманитарных факультетов МГУ, профессор Владимир Александрович Лаврин. Чем-то он напоминал мне Виталия Константиновича может быть, таким же зычным голосом. Он ветеран Великой Отечественной войны, был тяжело ранен под Кёнигсбергом. Возможно, это в какой-то мере повлияло на характер ведения им занятий и взаимоотношения со студентами. Лекции его были понятны в том смысле, что я всё слышал, пытался конспектировать непосредственно в аудитории. Долго думали о том, чтобы записывать его лекции на магнитофон. Он ни в какую не соглашался на это. Верно, я писал конспекты его лекций в аудитории, но пользоваться этими записями было совершенно невозможно.
Был учебник по Брайлю под редакцией Б.Н. Пономарёва. Этот учебник был переиздан в 1978 году и состоял из 17 книг. По этим книгам я, в основном, и занимался в период подготовки к экзаменам.
Так прошли первые два дня моей учёбы. Пока ещё не было основных курсов, которыми отмечено философское образование. Мы уже постепенно втянулись в учёбу. Основные события ещё предстоят.
3. Первая неделя
Вся эта неделя ещё была вводной. Это означало, что у нас были одни лекции, а семинаров ещё не было.
Лекции по биологии читал преподаватель кафедры дарвинизма биологического факультета Геннадий Михайлович Длусский. Ещё молодой преподаватель. Недостаток, на мой взгляд, заключался в том, что есть некоторое косноязычье, которое, как мне кажется, не позволяло понимать, что именно он говорит. Во всяком случае, видимо, по этой причине в его лекциях присутствовали слова-паразиты типа "э". Это затрудняло понимание его лекций. Только применение магнитофона позволяло несколько улучшить положение. Он много общался со студентами. Занимался и практической работой. Выезжал, в частности, в экспедиции, в том числе, и в экзотические страны, например, в Полинезию.
Но если нет магнитофона, и у тебя нет иного выбора, как писать конспекты в аудитории, это оказывается очень трудным. Когда магнитофон появился стало гораздо легче. Кроме меня, некоторые лекции записывал на магнитофон студент Юра Сливченко (у него был магнитофон "Легенда"). Записывал он биологию. Но я его записями пользоваться не мог, так как головки на этих магнитофонах не совпадали, и звук получался искажённый. А вот мои записи он переписывал на другую кассету, и получалось лучше.
Лекции по диалектическому материализму в этом семестре читал кандидат наук Стефан Алексеевич Пастушный. А он запретил записывать свои лекции на магнитофон. Читал медленно. Те лекции, которые он читал в этом семестре, я конспектировал непосредственно в аудитории. Но пользоваться ими было невозможно. Позже мне рассказывали, что на одной своей лекции он сказал что-то неподобающее. Об этом узнали другие. В качестве доказательства предъявили эту запись. И какое-то время он запрещал записывать свои лекции на магнитофон. Поскольку у меня не было магнитофона, я не мог настаивать, так и не добился реализации своего права на запись. И это затруднило подготовку к зачёту.
Лекции по математике читала доцент Алла Владимировна Дорофеева. Как лектор, она была образцовой. Обладала громким голосом, который в принципе было слышно из любого конца аудитории. И дикция у неё была такая, какой не было у других. Поначалу я конспектировал её лекции непосредственно в аудитории. Но Гриша мне посоветовал записывать её лекции на магнитофон. И я стал это делать. Однако я нуждался в дополнительных консультациях. Впрочем, вела их не Дорофеева, а Зинаида Андреевна и Елена Юрьевна.
Ещё об одном событии, связанном с изучением немецкого языка мне хотелось бы сказать. Помимо чтения учебника, мы должны были отрабатывать произношение. Для этого существовал лингофонный кабинет (по-немецки это называлось Das Sprachlabor (лаборатория устной речи). В один из первых дней мы сдавали по этому поводу техминимум. Дело в том, что там установлены магнитофоны японского и бельгийского производства. Японские были производства фирмы "Sony". Для работы используются две кассеты: одна японская, а другая советская. С японской кассеты мы должны были прослушивать тексты. А на советской кассете мы должны были записывать и прослушивать свою запись повторение того, что мы услышали при прослушивании оригинальной записи. Это значит, что мы прослушиваем собственную речь. Магнитофон для этой записи установлен в кабинете. Таких магнитофонов в кабинете несколько. Это позволяет одновременно заниматься нескольким студентам. Когда я прослушивал запись своего голоса, я слышал необычайную чёткость. Так чётко я ещё не слышал речь. Вот что такое японская аппаратура. Однако у меня не было и мечтаний о чём-либо подобном. В дальнейшем мне переписали все тексты на рулоны на скорости 9,53 см/сек, так что я мог их слушать на магнитофоне "Дайна". Конечно, это был не тот уровень, который я слышал в лингофонном кабинете, но некое приближение к нему.
В воскресенье, гуляя, мы встретили Карена Хачиковича Момчжяна, преподавателя кафедры` исторического материализма, который был начальником нашего курса. Он меня спросил, каковы мои впечатления. Я сказал, что трудно найти главное в лекциях (дело в том, что каждому из нас была выдана памятка, в которой нас инструктировали по поводу того, как себя вести. Там, между прочим, было сказано примерно следующее: "Не пытайтесь писать все лекции, старайтесь найти в них главное"). К тому же со своими однокурсниками ещё не познакомился, так как не было групп. А он сказал, что на следующей неделе появятся и группы. Так и произошло. Но об этом я расскажу в дальнейшем. И с тех пор пребывание в группе отразится на всей моей учёбе в университете.
4. Приобретаем магнитофон "Весна-306"
В те дни, когда начались занятия, папа предпринимал героические усилия с целью приобретения для меня магнитофона. Но этого никак не удавалось сделать.
Незадолго до того, как мы поехали в Ленинград, Евгений Львович говорил моему отцу, что в Москве, на Садовом кольце, есть магазин, в котором было много кассетных магнитофонов. Наведывался отец и туда. Но ничего хорошего он там не увидел. Был он и в других местах, но всё тщетно.
И вот, наконец, он добрался до магазина. Там его внимание привлёк диктофон "FilIpps". Но тот диктофон имел скорость 4,76 см/сек. Продавался он без батареек, но мог работать от сети. Был у него встроенный микрофон. Это отца и остановило. Но тут можно сказать, что встроенный микрофон это один шаг к самостоятельности не слишком самостоятельного человека. Хотя есть и другое: известный проигрыш в качестве. В дальнейшем мне доведётся работать с техникой, имеющей встроенный микрофон. Результаты будут различные. Обо всём этом мы поговорим в дальнейшем.
Но именно в том магазине папа встретился с человеком, который продавал свой магнитофон "Весна-306". Магнитофон не новый, а 1976 года выпуска. Тем не менее, папа его купил. Однако тот человек живёт в Мытищах. И вот 8 сентября папа ездил в Мытищи и купил там этот магнитофон. Розничная его цена была 200 рублей. Но поскольку магнитофон был уже бывшим в употреблении, постольку папа купил его за 150 рублей.
Вечером 8 сентября он его привёз, и я его посмотрел. Он был достаточно большой, весил примерно 3 кг. А в ответ на мои причитания папа сказал: "Так он же меньше приёмника" (имеется в виду "Океан"). Микрофон не встроенный, а выносной (а я-то по наивности думал, что у всех кассетных магнитофонов встроенный микрофон). К сожалению, я так и не научился ставить микрофон самостоятельно, а потому для этого мне нужна была помощь. В таком случае либо родители помогали, либо кто-нибудь из студентов, а был случай, когда помог и преподаватель.
Но почему мы уповали на "Весну"? Разумеется, не только потому, что так нам посоветовали, ведь далеко не всякий магнитофон приемлем для записи лекций.
Вообще запись речи должна производиться на скорости 2,38 см/сек. Тут на первый план выходят не какие-то эстетические соображения, а экономия плёнки. Но тут ещё одна проблема встаёт: стандартные кассеты c-60. При скорости 2,38 см/сек одна дорожка кассеты звучит 1 час. А лекция идёт без перерыва 1 час. 20 мин. Значит, стандартные кассеты не подойдут.
Тот человек сказал, что существуют кассеты c-90. Но этих кассет очень мало. Покупать их надо в комиссионных магазинах (через несколько лет некоторые из этих кассет стали продаваться в обычных магазинах по цене 9 рублей за штуку). Для начала папа купил у него две самодельных кассеты C-90. Оказалось, что лишь одна из них работала более-менее нормально, хотя из-за многочисленных склеек звук местами прерывался или же был хриплый.
Когда мы в первый раз попытались применить магнитофон, у нас не получалось даже кассету вставить в магнитофон. Второй момент подключить микрофон в штекер (как оказалось, крайний правый), затем поставить микрофон на стол, направив его в сторону преподавателя. А тембр надо перевести на 0, а громкость на максимум 8-9. А если тембр не установить на 0, микрофон будет пищать, создавая дополнительный фон, а остальным это будет мешать при прослушивании лекции.
Короче, в первый раз (а это была сдвоенная лекция по логике) запись у нас не получилась. В следующий раз запись, вроде бы, получилась, но было едва слышно: то ли микрофон некорректно был установлен, то ли кассета плохая словом, не получилось.
После того как запись не получилась, я несколько приуныл. А папа сказал: "Если вы не будете записывать на магнитофон, я его просто верну". Но, конечно, он почти шутил. 11 сентября попытались записать лекцию по биологии. Тогда микрофон был подключён неправильно, не в тот штекер.
На следующий день мы магнитофон не брали: была лекция по истории КПСС, а также лекция по диалектическому материализму их я не записывал.
А 13 сентября должно было состояться сразу две лекции по психологии и по математике. Большие надежды возлагались на запись лекции по психологии, но именно она и не записалась по непонятной причине слышался лишь тембр голоса профессора Гальперина.
К тому же я заболевал, так что, по совету Гриши, оказавшегося на этой лекции по моей наводке и с согласия Дорофеевой, с лекции по математике я ушёл.
Итак, как же производить запись на этом магнитофоне? Надо сказать, что магнитофон "Весна-306" был задуман как копия японского магнитофона "Sony", который был в нашем лингофонном кабинете, если допустить, что его можно перемещать.
Здесь есть следующие клавиши:
1 - подкассетник,
2 - запись,
3 - перемотка налево,
4 - перемотка направо,
4 - стоп,
5 – воспроизведение,
6 - пауза.
Подкассетник открывается клавишей "стоп". После того как кассета установлена, можно производить запись. Клавишу "тембр" устанавливаем на 0 (щелчок). А непосредственно для записи нажимаем клавиши 2 и 5, но не одновременно, а постепенно (последнее я установил в результате ремонта после того как до того нажимал эти клавиши одновременно, и вот два раза подряд запись не произошла). Питание магнитофона батарейно-сетевое. Используется 6 батареек (элемент 373). Их заряда обычно хватало на десять часов. Дома, естественно, я включал магнитофон в сеть. С этим магнитофоном я прошёл весь первый курс и начало второго. Так или иначе он использовался и в дальнейшем.
5. Наша группа
С 11 сентября у нас начались групповые занятия. Образовались группы. Всего их было восемь: пять на отделении философии, три на отделении научного коммунизма. Я поступил на отделение философии (как впоследствии прокомментировал дядя Валерик, "традиционный подход"). К слову сказать, он тоже когда-то учился на философском факультете Ленинградского университета, но не доучился: не хотел учиться, а хотел гулять, как некоторые нерадивые студенты, "весело от сессии до сессии" бросил учёбу). Правда, потом он поступил в Гуманитарный университет профсоюзов и с величайшим скрипом закончил его. Возможно, с чисто учебной точки зрения, мне легче было бы учиться на отделении научного коммунизма. Одна из студенток, о которой я в дальнейшем скажу, уверяла нас, что мне бы в большей степени подошла бы социология. Здесь, по её мнению, меньше требуется привлечения литературных источников (а это, как мы уже говорили, сопряжено с большими трудностями), в большей степени это общение с конкретными людьми. Но когда мы обратились по этому вопросу к Людмиле Георгиевне Костюченко (а она, как я узнал позже, сама была преподавателем кафедры методики конкретных социологических исследований (МКСИ) и заместителем декана по учебной работе, она сказала, что философы не могут заниматься социологией, эта специальность существует на отделении научного коммунизма. Советовала мне продолжать учёбу на отделении философии. Так я и сделал. Впрочем, об учёбе на отделении научного коммунизма нам говорила Инна Алексеевна, а у неё были свои вопросы к отделению научного коммунизма. По её мнению, учиться на отделении научного коммунизма легче, чем на отделении философии. Отчасти это так. Но выпускники этого отделения редко занимаются научной работой. Они становятся инструкторами, прочими парткомовскими, райкомовскими, обкомовскими работниками как в комсомоле, так и в партии вряд ли это мне подойдёт (это помимо того, что подобного рода функционеры могут быть также выпускниками высшей комсомольской или партийной школы). В целом создаётся иллюзия идеального обучения. Однако некоторые из них бессовестно прикрывались членством в партии, используя его как основание для получения более высоких оценок, в том числе, по иностранному и, в частности, по немецкому языку, хотя реально для этого не было никаких оснований. А иногда случалось и так, что туда попадали молодые люди, у которых если не нарушен был интеллект, то, по крайней мере, у них отсутствовало представление о том, для чего они сюда пришли, но при этом они ещё чего-то требовали.
Я в самом начале, вероятно, ещё не разобравшись в обстановке, неоднократно говорил маме о своём желании перейти на отделение научного коммунизма, так как там легче учиться. А мама мне на полном серьёзе говорила: "Не пойду с тобой на научный коммунизм". Так я остался на отделении философии. А наши "философы" смотрели на "энкашников" несколько свысока. Но всё же два студента из нашей группы туда перешли. Каковы истинные причины этого перехода, я не знаю.
Итак, состав нашей группы:
Ивановы Люда и Надя сёстры, приехали с Урала, учились или даже закончили музыкальное училище (во всяком случае, однажды я слышал, как одна из них не просто бойко, а вполне профессионально исполняла на фортепиано довольно сложное музыкальное произведение). И совсем по-иному они выглядели на философском факультете: робкие, застенчивые, с тоненькими, почти детскими голосами. С ними мы встречались и на занятиях по немецкому языку, где обнаруживалось порой, что им не хватало интуиции, необходимой для изучения языка. На семинарах нередко оказывались в положении, когда требовалось проявить находчивость, что получалось у них не всегда. На третьем курсе специализировались на кафедре исторического материализма.
Кожимякина Таня родом из Белоруссии, из Гомеля. С ней у нас были дружеские отношения. Она помогала мне осваивать логику. Сама на втором курсе перешла на кафедру логики.
Клиницкий Игорь вот он-то как раз и ушёл на отделение научного коммунизма, больше я о нём ничего не знаю.
Махаш Чилла прибыла из Венгрии. Хорошо выступала на семинарах. Правда, у неё были некоторые проблемы с русским языком, что вызывало лёгкие смешки. Так, например, среди студентов бытовало выражение "Сдать зачёт автоматом", то есть, автоматически по итогам работы на семинарах. А она, видимо, забыла, как это называется и сказала: "Пулемётом". Потом студент нашей группы Юра Полуэктов, добродушно посмеиваясь, напомнил ей это. А мне однажды показалось, что на обращение Лаврина "товарищ Чилла" я услышал, как мне показалось, мужской голос. А на самом деле это была девушка, а Чилла это имя, а не фамилия.
Макшанцев Лёня очень простой непосредственный человек. С ним можно было договориться. Часто мне помогал. Наша последняя встреча произошла через много лет после того как мы закончили учёбу в университете, в аспирантуре и защитили диссертации. Он меня узнал, когда мы однажды встретились в метро, что было мне приятно.
Мацкявичуте Меринге судя по фамилии, родом из Литвы. Вела себя очень странно, неестественно. Почти не выступала на семинарах, училась у нас только в течение первого семестра. Поговаривали, что взяла академический отпуск ("академку"). А потом, выяснилось, что она сама отчислилась.
Николаева (в дальнейшем Отарова) Ира в конце первого курса вышла замуж за студента Залифа Отарова. Кажется, ей сам Бог велел быть матерью маленького ребёнка. Ребёнок был ещё совсем мал. Когда он родился, она уже не могла посещать лекции. На этой почве у неё был конфликт с преподавателем диалектического материализма (не с Пастушным, с другим, который вёл лекции и семинары в нашей группе по своему предмету). Наблюдал я её до второго курса. Всё же я думаю, что она закончила учёбу в срок.
Перес Рауль прибыл из Уругвая. Его выступления на семинарах были основательны, но говорил с некоторым акцентом. В дальнейшем перешёл на кафедру диалектического материализма. Занимался проблемами, специфическими для его страны. Ко мне всегда был лоялен.
Полуэктов Юра ловкач и пролаза. Пришёл из Политехнического института (не знаю точно, какого именно). "Героем" он стал во время сдачи зачёта по истории КПСС. Из-за чего пришлось сдавать его в два приёма. К счастью, для меня дальнейших последствий это не имело.
Палецкая Лена лишь однажды выступила на семинаре по истории КПСС. По окончании первого семестра была отчислена.
Саидов Шахрудин на первый взгляд, казалось, что у него всё в порядке. Во всяком случае, и по диалектическому материализму и по истории КПСС он сдал зачёты автоматически. Но неожиданно "срезался" на экзамене по математике и на истории Древнего мира. А во втором семестре он перешёл на отделение научного коммунизма. Среди сокурсников получил шутливое прозвище "Шах".
Сидорова Света самая активная и самая прилежная студентка. Всегда готова оказать помощь. Мне помогала. А однажды и я её выручил. Даже дал магнитофон, чтобы она имела возможность законспектировать некоторые лекции. Последний раз мы встретились с ней незадолго до моей защиты диссертации. У неё уже появилась семья, родился ребёнок. Думается, что, как мать, она сумела вобрать в себя те лучшие качества, которые проявились у неё в студенческие годы.
Титаренко Гриша сын профессора Александра Ивановича Титаренко, заведующего кафедрой этики, тоже отличник. Выступал на всех семинарах и всегда по существу. В дальнейшем специализировался по кафедре истории зарубежной философии.
Титова Оля наш первый староста, без преувеличения могу сказать: в самом начале она мой друг. Но так случилось, что только в первом семестре мы были вместе. В дальнейшем она была вынуждена перейти на вечернее отделение.
Филимонов Алёша оказывается, он занимался у Александра Михайловича. В первом семестре он периодически появлялся на занятиях, во втором семестре долго не появлялся, так что дело дошло до того, что некоторые активисты из нашей группы попытались съездить к нему (он жил где-то в районе Рязани), но неудачно его не застали, и никто не мог точно сказать, где он. А появился он ближе к летней сессии, но только для того, чтобы испросить у преподавателя разрешение о сдаче экзаменов осенью. На какое-то время имя его всплывало в начале второго курса. А потом он исчез окончательно.
Шанина Лена после ухода от нас Оли Титовой стала нашим старостой. Но была менее ответственна. То же самое было и с учёбой. Многое ей легко давалось, но, видимо, рассчитывала на "авось". И хотя провалов не было, но и особенно выдающихся успехов тоже не наблюдалось.
Хомушку Оля поступила после школы, ("школьница", как говорила моя мама). Была восторженной и доверчивой, очень эмоциональной девушкой. Наверно, среди нас она была самой младшей, почти девочкой. В летней сессии ей не повезло. В тот момент я слышал, что она отвечает невпопад. Но я думаю, что происходило это потому, что она сильно волновалась. А преподаватель поставил ей 2. К счастью, это был лишь первый экзамен. Слышал, что на третьем курсе она перешла на кафедру атеизма.
Ярославцева Ира обладательница довольно тонкого голоса, но достаточно способная, причём хорошо разбиралась в самых сложных философских проблемах. На третьем курсе перешла на кафедру истории зарубежной философии.
Так выглядела наша группа в самом начале первого курса. Да, на следующий год она будет 21-й группой, то есть, курс 2, группа 1 и т.д.
Что касается моего положения, то поначалу оно мне казалось совершенно безнадёжным. Я слышал, как на семинаре по диалектическому материализму студенты выступали так, будто это был не первый курс, а явно академия наук. И у меня было такое чувство, что им учиться нечему, они и так всё знают. А то, что они могут просто-напросто читать по книге, не приходило мне в голову. Все так делали. Я же позволить себе такого не мог. И я ещё не знал, как мне поступить. Но готовиться так к каждому семинару было не под силу. И тут уж приходилось действовать, как повезёт. Но более подробно мы поговорим об этом в дальнейшем.
6. Первая микроболезнь
Надо сказать, что нынешний сентябрь отличался капризной погодой. То было тепло, то шли дожди. Дождливых дней было значительно больше.
Иногда папа даже вызывал такси, чтобы мы с мамой могли бы более быстро и комфортно попасть в университет.
А накануне первой лекции по психологии мне позвонил Гриша. Он ещё не начал учёбу, так как его сокурсники ещё были "на картошке" (как оказалось, дело дойдёт и до наших). Узнав о том, что завтра у нас будет лекция по психологии, он сказал, что придёт к нам на лекцию (как я позже узнал, в течение всего семестра он приходил на наши лекции по психологии). Накануне папа купил мне портфель, так что теперь магнитофон носился не в маминой сумке, а в моём портфеле. Этот портфель дожил до конца моей учёбы в университете и вообще почти до наших дней, до 2010 года.
И вот этот день наступил. С утра шёл небольшой дождь. Поэтому папа вызвал такси. Так мы приехали в университет.
Ещё в самом начале, казалось бы, ничто не предвещало беды. Занятие по немецкому языку прошло без приключений, если не считать того, что когда мама для пробы попыталась включить магнитофон, при проверке записи раздался неприятный фон (такое, как оказалось, бывало при записи в аудиториях, находящихся на нашем этаже).
А уже ко второй паре состояние моё резко ухудшилось: заболело горло, стало тяжело дышать. Было очевидно, что начинается насморк. Как я выдержал эту лекцию, я не знаю. А дальше была лекция по математике. Но Гриша сказал, что раз я плохо себя чувствую, надо уходить домой. И мы пошли.
Это был сильный насморк. Мне было так трудно дышать, что я еле полз. Снова мама "поймала" такси, так что мы на такси приехали домой. А мама весело сказала: "Зато послушаешь лекцию по психологии". Но прослушать её так и не удалось: то ли мы плохо установили микрофон, то ли кассета была некачественная. Оказалось, что голос лектора звучал довольно глухо, и понять, что он говорит, было совершенно невозможно.
Лечили меня обычными средствами, в том числе, и сывороткой (увы, лучшего ничего найти не могли), а также димедролом (это дедушкин метод).
Эта моя микроболезнь продолжалась всего два дня. Мама ездила в университет. Оля Титова дала свой конспект по математике. В дальнейшем мы его написали. Но произошло это не сразу. А я немного расслабился. Занимался подготовкой и писал мемуары. Я слушал по приёмнику всё подряд.
Через два дня я поправился. Готовился к занятиям.
7. Возвращение дедушки
Но вернёмся к дедушке. В июле его выписали из больницы. Через несколько дней его отвезли в санаторий "Узкое". Однажды мы с мамой ездили туда, а папа приезжал к нему чаще. О моих делах он был в курсе. Даже ему сообщили о моих дебатах с преподавателем русского языка по поводу слова "совершенно". Он моё поведение одобрил.
Знал он и о том, что я поступил. Но всё это было ещё тогда, когда он был в "Узком". В последующие дни папа туда ездил. Говорили, что 13 или 14 сентября он вернётся домой.
Его привезли на академической машине. Но продолжительное время от него ничего не было слышно. Время от времени приходили его ученики. Но я к этому не прислушивался (были учебные проблемы, а потому надо было вплотную заниматься ими), так что то, о чём они с дедушкой говорили, мне неизвестно.
Интерес с его стороны обнаружился тогда, когда, наконец, заработал мой магнитофон, и я записал лекцию. Как раз в тот момент у дедушки находился Альберт Григорьевич Драгалин, а у меня, наконец-то, записалась лекция по логике. Он выразил желание её послушать. В это время мама сказала, что я вот сейчас собираюсь её конспектировать. Мама думала, что он услышит непосредственно тогда, когда я начну слушать запись и выписывать конкретные мысли лектора. А я, имея в виду свои способности к восприятию на слух, усомнился в том, что дедушка услышит издалека. По этому поводу я сказал: "Слышно, но неясно". И тогда мы с мамой принесли магнитофон в дедушкин кабинет. Я включил начало лекции. Они с Альбертом Григорьевичем немного послушали. Дедушка сказал: "Воды многовато". Ну, это всё-таки была лекция для студентов первого курса. Там всё-таки требуется некоторый повтор того, что было на предыдущих лекциях. Это напоминает о том, что было уже пройдено и одновременно указывает на направление, куда двигаться дальше. Так что насчёт "воды" можно было легко объяснить. Он и в дальнейшем прислушивался к моим лекциям.
А однажды я конспектировал лекцию по математике (в то время я под влиянием Гриши уже пришёл к тому, что лекции по математике надо записывать на магнитофон). По тому, как это прозвучало на лекции в исполнении Дорофеевой и тому, что было написано в её учебнике, он сказал слово, которое было равносильно смертному приговору. Он мне сказал: "Скажи ей, что она натуралистка". Ну, я не мог этого сделать я полагал, что студент не вправе обсуждать преподавателя (потом-то до меня дошло, что между собой студенты обсуждают преподавателей, да ещё как: пытаются добиться отмены целого курса, правда, к их мнению не прислушались). Но этот случай заставил меня усомниться в непререкаемости авторитетов вообще. А сами эти его слова заставляли задуматься о том, что они означают. С точки зрения обычного человека означают, что здесь плохого? Но, видимо, для математиков это весьма чувствительно. Мне подумалось, что речь идёт о каком-то отдельно взятом этапе истории математики, о некоей "натуральной школе", наподобие того, что имело место в литературе. Но, не зная истории математики, я собственным скромным умом дошёл до ответа на этот вопрос. И произошло это совсем недавно, через 43 года после этого события. А означает оно не что иное, как констатацию того факта, что человек находится на самой первой стадии развития мышления, когда он в состоянии мыслить только натуральными числами. Для специалиста-математика это тягчайшее оскорбление. Дедушка, как великий учёный, мог в сердцах высказать своему коллеге подобного рода сентенцию при определённых обстоятельствах. А я, студент-первокурсник? У меня ещё слишком мало опыта для того чтобы что-либо на эту тему говорить ("Что позволено Юпитеру, то не позволено быку", а я и вовсе "телёнок"). Поэтому высказывания подобного рода были бы с моей стороны не допустимы. И всё же, повторяю, недоверие к преподавателю появилось, и, как оказалось, она это заметила.
Но для меня это было совершенно не допустимо. Тем не менее, сомнения всё же появились. Но думать и говорить об этом было трудно. Впрочем, он это всё видел. Увы, этот вопрос так и остался без ответа.
А вообще только моя учёба и наука вообще стали для меня предметом моей жизни. Что-либо иное оказывалось как бы за пределами этой жизни. Возможно, это было связано с последующей его болезнью. Увы, мне уже не дано было это понять. Слава Богу, это не повлияло на наши взаимоотношения. Ну а всё остальное это факты из истории нашей жизни.
8. День рождения дедушки
22 сентября отметили день рождения дедушки. Но этот день начался для меня как обычный университетский день. С утра мы с мамой на метро доехали до станции "Университет". Пришли в наш гуманитарный корпус. Мама отвела меня в аудиторию на первую пару. Это была лекция по биологии. Фактически это была первая лекция по этому предмету, которую я записал на магнитофон. Потом мама ушла, а я остался. Оля Титова переводила меня из одной аудитории в другую. Так прошло занятие по немецкому языку. Потом была лекция по библиографии библиотеки (был у нас тогда и такой предмет). На магнитофон эту лекцию я не записывал (да в библиотеке и условий-то таких не было.)
По окончании этой пары мы встретились с Зинаидой Андреевной. Именно она сейчас меня сопровождала. У нас была возможность пойти из университета до дома пешком. Но Зинаида Андреевна предложила мне поехать от университета автобусом №1. Так мы и сделали. Автобус шёл до метро "Университет" более сложным путём. Ехали через деревню или посёлок Раменки. Но автобус имел ещё более замысловатый маршрут. Примерно с половины он доезжал до кафе "Ёлочка", оттуда заворачивал в Раменки, и уже от этого места ехал к метро. Возможно, рассказывая о том, как мы едем, Зинаида Андреевна хотела меня несколько развлечь, когда она рассказывала о местности, которую представляли собой Раменки. Кажется смешным, что она говорила об избушках с соломенными крышами (и это Москва?) Не знаю, возможно ли такое в Москве. Впрочем, когда в 1977 году мы ехали в "Узкое", мама мне на полном серьёзе говорила, что рядом с дорогой пасутся козы (и это тоже Москва). Кстати говоря, уже сравнительно недавно узнал, что в Санкт-Петербурге на Петроградской стороне, были частные дома. Жители этих домов имели, в том числе, и коров. И такое положение продолжалось до 1962 года. А в дальнейшем город поглотил все эти постройки. Как, однако, жаль, что это произошло. Всё же небольшие островки сельской жизни в больших мегаполисах были бы весьма полезны. Однако я не уверен в том, смог бы я жить в таких условиях. И всё-таки я был не так расположен к подобного рода метаморфозам. И вот мы благополучно доехали до станции метро "Университет". На метро добрались до станции "Проспект Вернадского". На автобусе №224 доехали до остановки "Тридцать восьмой квартал". Так мы приехали на улицу Обручева.
Дома подготовка к празднику была в самом разгаре. Улучив момент, Зинаида Андреевна занялась со мной математикой. Ведь материал, который давали на занятиях, я понимал нелегко. Как они были не похожи на то, что нам говорила Нина Андреевна. Нет, ничего плохого не могу сказать об этом. Но тут было нечто другое. Но это уже начинается разговор непосредственно о математике. И когда Зинаида Андреевна кое-что меня спрашивала, я во многих случаях отвечал невпопад. Но тут, казалось, по-иному трактовались самые элементарные математические представления и понятия.
И всё-таки сегодня был праздник день рождения дедушки. Вскоре стали собираться гости. Пришёл Борис Абрамович. Как оказалось, он принёс плёнку с записью стихов дедушки. Пытались прослушать эту плёнку на магнитофоне "Дайна". Но тогда этого не получилось. Возможно, папа мог бы здесь что-то сделать, но он был ещё на работе. Сам же праздник продолжался до его прихода. Вскоре он пришёл.
Мы все поздравили дедушку с днём рождения, точнее, с юбилеем ему исполнилось 75 лет. Была вкусная еда. И были воспоминания. Я, с удовольствием слушал, как его ученики вспоминали различные эпизоды. Но как ни пытался я, запомнить ничего не мог. А, может быть, не стремился? По большому счёту, надо было все такие воспоминания записывать на магнитофон, а потом обрабатывать. Но в то время такой возможности вообще не было: магнитофон всё же был не слишком надёжен, работающих кассет всего одна. Да и на чём писать, не на бумаге же? О компьютерах тогда не возникало даже намёка едва справлялся с занятиями, Да и персональных компьютеров тогда практически не было. А о том, что к ним нужно ещё и периферийное устройство в виде брайлевского дисплея, об этом даже не подозревал. Совсем по-иному всё обстоит сейчас. Сейчас для этого есть практически все возможности. Но нет людей, которые могли пролить свет на некоторые события увы, время не щадит никого, люди уходят, и это, увы, непреложный факт. А нам сейчас остаётся довольствоваться теми сведениями, которыми мы располагаем сейчас. Я же был так поглощён своими занятиями, вернее, тем, что вот сейчас надо что-то делать, так что не мог думать о чём-либо ином. Но, в конце концов, всё было очень хорошо. Судьбе было угодно, чтобы это был первый и последний день рождения дедушки, который мы отмечали дома вместе с ним. И этот праздник был скоротечным: ведь для дедушки уже это было утомительным, а мне нужно было вернуться к своим делам.
Но конспектировать лекцию не пришлось. Папа переписал её на "Дайну". И теперь мне предстоит конспектировать эту лекцию уже с "Дайны".
9. Первый автомобиль
Наверное, уже после того как мы стали москвичами, возник вопрос о приобретении автомобиля. Сейчас уже трудно проследить историю того, как это происходило. Конечно, тут свою роль сыграл дедушка. Я сам присутствовал при этом разговоре. Дедушка, конечно, скорее, хотел помочь семье. Ему сказали, что это для того, чтобы меня возить в университет и из университета. Но всё же дедушка был великим шутником и, в то же время, пророком. Он сказал: "А вдруг скажут, что это будет через десять лет"? Да, конечно, эти слова были выражением сомнения.
Тут имело значение, что в те годы для того чтобы получить собственные автомобили и другие товары длительного пользования, нужно было стоять в очереди (слава Богу, не в прямом смысле слова, как стоят в очереди за продуктами питания в магазине). Но, про десять лет на автомобиль, такого я не слышал. Но в какой-то мере это может означать, что он может быть нескоро.
А какой автомобиль покупать? В 70-е годы совместно с итальянским концерном "Фиат" в городе Тольятти Куйбышевской области был построен автомобильный завод по производству малолитражных автомобилей. По итальянской лицензии был создан автомобиль, который в советской интерпретации получил название "Жигули".
И вот что интересно: завод ещё не был достроен, автомобилей в широкой продаже ещё не было, но про этот новый автомобиль уже было известно едва ли не всё. Например, было известно, что в этот автомобиль могут сесть одновременно пять человек (в нашей жизни был случай, когда мы ехали вшестером, но ничего хорошего в этом нет, так как приходилось сидеть чуть ли не в обнимку). Говорили об этом так: если впятером вы едете в кино, это возможно. А вот проехать впятером по пустыне Сахаре это невозможно". Тем не менее, для того времени и такая машина могла бы считаться последним словом нашего отечественного автомобилестроения. И вот именно такой автомобиль папа и собирался купить.
Это событие произошло дня через два или три после дня рождения дедушки. Папа рассказывал, что в самом начале бензина хватило лишь на то, чтобы выехать из магазина на Варшавском шоссе. К счастью, заправка была рядом.
А уже на следующий день папа повёз нас в университет на нашем автомобиле. Пока мы туда ехали, всё было в порядке. Поначалу предполагалось, что папа довозит нас до университета утром, а назад мы возвращаемся сами.
Всё это было понятно. И поездка была быстрой. От дома до университета. Мы проехали всего 7 км. И это казалось недалеко. Довезя нас до университета, он ехал на работу. А когда занятия заканчивались, мама приезжала за мной, и мы возвращались домой обычным городским транспортом. И мы проделывали это действие совершенно естественно. Но всё, что я до сих пор говорил, касалось первого дня после приобретения автомобиля. А на второй день автомобиль не завёлся. Хорошо хоть, что папе удалось "поймать" такси только благодаря этому нам удалось приехать в университет. А папе надо было добраться до станции обслуживания (как ему это удалось, не представляю). Но всё-таки удалось. Оказалось, что надо было заменить карбюратор. В конце концов, это удалось сделать. Благодаря этому автомобиль пошёл.
Однако с приобретением автомобиля с неизбежностью вставал вопрос о гараже. Но это оказалось невозможным. Когда же мы попытались решить этот вопрос так, как мы делали в Ленинграде, то есть, через местные органы власти, это тоже оказалось невозможным, так как они не обладали соответствующими полномочиями.
А, может быть, эти нормы были отменены? И сколько бы попыток мы ни предпринимали, результат всё равно был прежний.
И всё же поездка на автомобиле по-прежнему воспринималась мною как праздник. Потом у нас будут и другие, более дальние, поездки как по Москве, так и за её пределы. На лето мы будем ездить в Ленинград и Горьковское. А ещё совершим поездку на юг в Мелитополь и его окрестности, в Белоруссию в Жлобин, Бобруйск и Минск, в Литву на хутор под Игналиной, в Эстонию в Нарва-Иусуле. Обо всём этом я расскажу в дальнейшем.
10. Участие в научной конференции
Это произошло ближе к концу сентября. В последнюю среду сентября после занятия по немецкому языку в аудиторию пришёл некто (может быть, староста курса) и объявил, что нам всем надо идти на конференцию. Она происходит в нашем же корпусе, в конференц-зале на четвёртом этаже. В сопровождении Оли я туда пришёл. Это довольно большой зал. Но там более мягкие кресла.
Когда мы туда вошли, заседание уже вовсю шло. Как я узнал позже, выступал декан нашего факультета, профессор Анатолий Данилович Косичев (с ним в дальнейшем встретимся). Сейчас он то ли выступал с вступительным словом к участникам (как обычно открываются все конференции), либо это уже был пленарный доклад. Конференция была посвящена 100-летию со времени выхода в свет книги Энгельса "Анти-Дюринг".
Однако эта конференция предназначалась для специалистов, а не для студентов. Наше участие было чисто номинальным. Поэтому, послушав этот доклад, мы ушли. Не было дальнейшего нашего участия в этой конференции.
Так происходило и в других подобных случаях, когда мы приходили на короткое время, прослушивали один или два доклада, а потом уходили.
В дальнейшем у меня будут выступления, но они относились к дням научного творчества студентов. Об этом речь впереди.
А сейчас после доклада Косичева мы ушли с конференции.
11. Ребята "на картошке"
Студенческая жизнь это не только учёба. В советское время студентов направляли на сельскохозяйственные работы. У нас это называлось "на картошку", потому что, в основном, они сводились к копке картофеля.
Ну, а незрячих "на картошку" не отправляли. Стало быть, у них появлялось свободное время. Обыкновенно такие "картофельные" экспедиции происходили, начиная со второго курса. Правда, до недавнего времени первокурсников не трогали. И казалось, что и сейчас наших ребят сея чаша минует.
В начале октября вдруг значительно похолодало. 2 октября выпал первый снег. И вот в этой обстановке оказалось, что наших студентов отправляют "на картошку". От Инны Алексеевны мы узнали, что неубранной осталась ещё некоторая площадь (40 гектаров), которые были закреплены за студентами философского факультета.
Началом нашей нынешней "картофельной" экспедиции был день 4 октября. Тогда они и уехали. Ну, а у меня появилось свободное время. Можно заняться конспектированием оставшихся лекций, кое-что почитать. Но не в меньшей степени я бездельничал, то есть, писал мемуары.
12. Приезд бабушки
Это событие произошло в тот же день, когда как раз и началась наша "картошка".
Мама и папа встречали её на вокзале. Конечно, радости моей не было предела. Казалось, что свежий ветер из Ленинграда пронёсся над Москвой.
Но ведь я уже учился. Теперь ей уже не надо было агитировать меня за учёбу. Она помогала мне в освоении учебного материала. Слушала вместе со мной лекцию по психологии, которую я как раз в тот день конспектировал. О её начале она выразилась так: "Что это у вас, они в баню собрались?" (это она о том, что грохот от того, что с шумом вбегают, вваливаются в аудиторию и при этом производится такой шум, который может быть, если много народу одновременно пришли в баню и ожидают своей очереди, чтобы помыться). Дело в том, что в момент, когда включили магнитофон, в аудитории стоял сильный фон и шум смесь голосов и шума открываемых дверей, топота шагов сотни студентов (точнее, 125 человек).
А то и вместе разбирали и конспектировали отдельные труды, например, книгу Ленина "Что делать?" И это тоже соответствовало тогдашней ситуации.
Надо было писать конспект лекции по истории, бабушка по "Всемирной истории" прочитала мне название племени, жившего на территории Древнего Египта, которое преподаватель произнёс нечётко "Виксосо", которое я никак не мог понять при конспектировании лекции. Диктовала мне конспекты по истории, которые мы брали у Игоря Клиницкого и Оли Титовой.
Но самое главное было в том, что бабушка принимала участие в начитывании книги П.Я. Гальперина "Введение в психологию". И читала она так, что как если бы зачитывала любимому ребёнку: чётко, звонко, с интонациями, какие только и понятны маленькому ребёнку. И это было особенно приятно. В своё время мне довелось некоторую часть этой книги послушать на магнитофоне "Дайна".
Но были у нас и свои другие события. В эти дни происходили и некоторые прогулки. Как раз в это время я получил две интересные книги (о них я расскажу в разделе "Моё чтение").
Сам же я в свободное время продолжал писать мемуары.
Бабушка была у нас в течение двух недель. Это будет не последний её приезд в этом году.
13. Встреча с Гришей
Эта встреча, пожалуй, была самым замечательным событием, происшедшим во время паузы, возникшей вследствие нашей внезапной "картофельной экспедиции".
Снова мы были у него в "высотке". На этот раз с нами был и папа, который привёз нас на машине. Гриша давал понять, что всё ещё впереди, что проблемы будут. Говорили мы и о магнитофонных записях. Лекции по математике я до сих пор не записывал на магнитофон. А Гриша посоветовал мне их записывать, потому что преподаватель на своих лекциях даёт краткую и вместе с тем полную информацию по предмету, которая может быть использована при подготовке к экзамену. Он также говорил, что надо записывать лекции по диалектическому материализму.
Мы же ему объяснили, что лектор запретил записывать. И всё же Гриша сказал, что надо настоять. Но у меня в момент его первой лекции не было магнитофона. Записывал Юра Сливченко, и именно ему Пастушный запретил записывать. Позже я сам спросил Пастушного. А он сказал: "Мы к этому вопросу вернёмся". Однако в следующем семестре он уже лекции у нас не читал. Нам дважды доведётся встретиться с Пастушным в дальнейшем. Первый раз это произойдёт на четвёртом курсе, когда он читал у нас часть курса "Философские вопросы естествознания", а второй раз на пятом курсе, когда он вёл спецсеминар "Генетика как объект философского исследования". В обоих случаях я записывал его лекции на магнитофон, и это не вызывало с его стороны никаких возражений.
14. Операция "Кассеты"
В свете того, о чём сказал Гриша, возник вопрос о покупке новых кассет. Как я уже говорил, в то время в свободной продаже кассет "C90" не было. Поэтому в субботу 13 октября мы сели в автомобиль и поехали в комиссионный магазин. Оказывается, в Москве таких магазинов было несколько. Один из них находился на Садовом кольце. (Именно об этом магазине говорил в своё время Евгений Львович).
В это время в Москве с официальным визитом находился Государственный секретарь США Сайрус Вэнс. Надо сказать, что как только в Москву прибывало какое-либо официальное лицо, проезд по всему Ленинскому проспекту становился почти невозможным. То же самое происходило и тогда, когда какой-нибудь член политбюро ЦК КПСС ехал из аэропорта Внуково в Кремль или, наоборот, из Кремля во Внуково. Мы видели большое количество машин сопровождения, но не сами машины этих официальных лиц создавали трудности на дороге, а именно машины сопровождения кортеж. И именно из-за них и перекрывают движение. В такой переплёт мы попали и сейчас, когда ехали в сторону улицы Кравченко. Диспетчер кричал в мегафон моему отцу "9490, вернитесь!" А мы всё-таки проехали. Так мы поняли, что Вэнс нам не помешал купить кассеты.
Я остался в машине, а папа и мама пошли в магазин. По словам мамы, там было много народу и много различной техники, в том числе, и магнитофонов. Но не это нас интересовало, а кассеты. В тот момент в продаже были кассеты западногерманского производства. Но тогда мы их не купили, так как были сомнения в их качестве (импортные кассеты тоже могут быть низкого качества). Тогда же обратили внимание на кассеты "Гонконг". Пять кассет этого типа стоимостью 11 рублей за штуку мы и купили.
И теперь я имел возможность более активно использовать магнитофон для записи лекций.
15. День рождения тёти Паши
26 октября был день рождения тёти Паши. Мы с мамой были приглашены на этот праздник (папа почему-то не поехал).
Добирались мы до тёти Паши необычным путём. Этот путь до того проделала бабушка. Оказывается, можно ехать до станции метро "Площадь Ногина" (ныне "Китай-город"), а далее на трамвае. Надо сказать, что в ту пору я был патриотом трамвая. Я не мог забыть, как ещё в Ленинграде мы ездили на трамвае №16 к Екатерине Ивановне на Алтайскую улицу. Это путешествие продолжалось около часа. Столь же интересным было путешествие на трамвае №32 на улицу Орбели, где тогда жили Чернояровы тогда мы тоже путешествовали через центр города, доехав до Финляндского вокзала и далее, до Ланской, до площади Мужества в сторону проспекта Шверника (ныне восстановлено прежнее название Второй Муринский проспект), улицы Орбели. В Москве мне ездить на трамвае почти не пришлось, что меня очень огорчало. Между тем, мама сказала мне, что в районе станции метро "Университет" трамваи ходят. Но в пору относительной вольницы, последовавшей за переездом в Москву, нам не довелось покататься на московском трамвае.
Позже оказалось, что к тёте Паше вообще можно было ехать на трамвае чуть ли не весь путь. Трамвай шёл от Ломоносовского проспекта. Но вот как раз в течение часа и продолжалась бы наша поездка. Сейчас так ехать мы не стали. Тогда наскоро я выполнил задание по немецкому языку. Времени для конспектирования лекции не было. Мама покормила дедушку. После этого мы поехали.
На автобусе №224 мы доехали до станции метро "Калужская", далее на метро до "Площади Ногина", а там стали ждать трамвая. И вот он подошёл. Мы сели. Ну, всего маршрута я не запомнил, хотя объявляли остановки достаточно отчётливо. Помню только, что одна из них называлась "Москва-Курская-товарная". Именно здесь нам надо было выходить, так как трамвай до конца не довозил. На этой остановке мы сели на другой трамвай. Проехали ещё несколько остановок. Так и приехали на Шоссе Энтузиастов.
Вошли в дом. Пришли в квартиру тёти Паши. Для меня самым первым событием была встреча с Михаилом Фёдоровичем. Тогда он уже точно знал, что у меня проблемы со слухом. Он мне показал свой слуховой аппарат, точнее, два аппарата. Но поскольку вкладыши были не индивидуальные, постольку приходилось эти аппараты поддерживать руками. Но при этом звук усиливается значительно больше. Я слышал (правда, не всегда понимал) многие звуки, которые раздавались из кухни. При этом усиливался микрофонный эффект, так что создавалось даже впечатление, что я как бы слышу по радио то, что происходит у меня под носом или даже на некотором расстоянии от меня.
Но если бы у меня не было этого аппарата, я бы их совсем не услышал. Есть, однако, глупый вопрос, так ли уж это важно? Но надо знать объективную картину мира. В данном случае это тот звуковой фон, который есть в этом мире. Слуховые аппараты позволяют это сделать. Но, конечно, самое главное, они позволяют лучше воспринимать человеческую речь. Но непростым будет мой путь к качественным слуховым аппаратам. Теперь он будет сопровождать меня в течение всей жизни. Значит, к этому надо стремиться. Но сейчас путь к этому будет непростым и завершится ближе к концу учебного года. А кончилось всё тем, что, сохранив устную речь, я слышу речь других людей, а также радио, телевизор, синтезатор речи для компьютера только с помощью слуховых аппаратов. Но это уже будут цифровые аппараты. О том, как дошёл я до жизни такой, наш разговор ещё предстоит.
Но вот на столе появилась еда. Однако остальные за стол ещё не садились. Михаил Фёдорович подвинул мне тарелку с ложкой и сказал: "Ешь!" Но ведь остальные ещё за стол не сели. Я-то понимаю, что это означает, а Михаил Фёдорович, похоже, не вполне понимает (позже я читал доклад американского руководителя Ассоциации слепоглухих, Макдональда, который, в частности, в качестве одного из признаков субкультуры слепоглухих указывал на то, что эти люди начинают есть, поскольку еда стоит на столе).
Я его понимаю, но пытаюсь убедить в том, что буду есть тогда, когда и все будут есть. Рядом находился брат Михаила Фёдоровича, Владимир Фёдорович. Он тоже пытался переубедить брата. По-видимому, у него это получилось более успешно. А вообще праздник прошёл хорошо.
Мы также встретились с тётей Реной. Я коротко рассказал о своих первых впечатлениях от учёбы в университете. Была здесь и тётя Лариса. У неё было свободное время, и она имела возможность гулять по Москве.
Итак, мы поздравили тётю Пашу с днём рождения, пожелали здоровья и счастья. То было наше последнее посещение квартиры тёти Паши и Фёдора Стефановича на Шоссе Энтузиастов. Ещё в 1977 году говорили о расселении этого дома (его передавали институту) и переезде всех его жильцов, включая и тётю Пашу и Фёдора Стефановича в новый дом. Первоначально районом их будущего проживания предполагался Тёплый Стан. Но потом выяснилось, что они переехали в Строгино. В дальнейшем мы туда съездим, а сейчас мы тепло попрощались с тётей Пашей. Поехали домой. Теперь мы на автобусе доехали до станции метро "Таганская", а оттуда на метро до "Калужской". Метродистанция выглядела следующим образом: "Таганская", "Курская", "Павелецкая", "Добрынинская", "Октябрьская" (переход на Калужско-Рижскую линию), "Ленинский проспект", "Академическая", "Профсоюзная", "Новые Черёмушки", "Калужская".
От "Калужской" мы на автобусе №224 доехали до своей остановки и пришли домой.
16. Первая услуга Билла
Кто такой Билл, и в чём его услуги? Для этого нам придётся вернуться назад, ещё к тому времени, когда мы жили в Ленинграде, а папа работал в ЛОЦЭМИ.
Среди его сослуживцев был один человек, который странно говорил по-русски. Согласно официальной версии, он был поляк, учившийся в Англии и направленный на стажировку в СССР. Но был там ещё один человек с необычной фамилией Деспот. Звали его Нилан Радович. По национальности он был серб, то есть, югослав. По специальности он лингвист. Так вот он определил, что тот человек никакой не поляк. А по характеру акцента этот Деспот определил, что тот человек американец. Как-то раз он дал отцу задание сделать фотокопию одной книги. Отец сделал, по его словам, не читая (к тому же книга была на английском языке). А через некоторое время его вызвали в КГБ и стали задавать вопросы. Но ему нечего было им сказать: книгу он не читал, представления о том, что это за книга, он не имеет. Да и вообще порядок у них такой: если дают какую-то книгу, и с этой книги нужно сделать фотокопию, если при этом не считают нужным сообщить содержание, то он специально не считает нужным интересоваться тем, что это за книга. Просто делает, что велят, и всё.
В 1962 году произошёл карибский кризис. Говорили, что в этот момент мир едва не был поставлен на грань термоядерной войны. Тот человек под величайшим секретом сказал моему отцу, что слышал по радиостанции "Голос Америки" выступление президента Кеннеди, и в этом выступлении, будто он давал понять, что не исключается применение ядерного оружия. Короче, в воздухе запахло термоядерной войной. Отец после встречи с этим человеком позвонил домой и велел маме срочно собирать самое необходимое и ждать его приезда. Когда мама спросила, в чём дело, он ей сказал: "Не рассуждай. Делай, что говорят". Отец отвёз нас на дачу, где мы находились в течение недели. К счастью, за это время термоядерной войны не произошло.
Все были довольны. А мы со смехом вспоминали, как спаслись от мировой термоядерной войны.
Вскоре после этого показали фильм "По чёрной тропе", в котором тот человек тоже принял участие. И выяснилось, следующее: он был ни кем иным, как агентом ЦРУ США. По своим политическим убеждениям он коммунист, а в ЦРУ попал для разоблачения преступной деятельности этой организации против других стран. Именно поэтому он и попал в СССР. После показа этого фильма из ЛОЦЭМИ и из Ленинграда он исчез.
В 1968 году папа во время одного из наших застолий, будучи слегка навеселе, упомянул своего знакомого-американца. Я, будучи вообще-то не особенно любопытным ребёнком, стал, однако, что-то спрашивать о нём. А папа, прежде никогда ничего не боявшийся, вдруг испуганно заговорил: "Молчи. Он не американец, он поляк". После этой истории мы все, как будто, о нём забыли.
В 1969 году у папы была очередная командировка в Москву. И так случилось, что с этим человеком он встретился прямо на улице, на Ленинском проспекте. Он пригласил папу к себе домой. Папа, как будто, поначалу отказывался. А тот его уговаривал: "Да ты не бойся, я теперь советский подданный". И привёл его к себе домой сравнительно недалеко от нас (улица Обручева, 4). И тут он рассказал обо всём.
В ЛОЦЭМИ он звался Владиславом Антоновичем Соколовским. А настоящее его имя было Билл (Уильям) Гамильтон Мартин. С тех пор, приезжая в Москву, папа заходил к нему. Познакомил он с ним и дядю Мишу. Нечего и говорить, что после нашего переезда в Москву они с моим папой стали большими друзьями.
Среди прочего, был у него мощный стереопроигрыватель и магнитофон. И папа, живописуя мне преимущества проживания в Москве, говорил, что мы будем к нему ходить и слушать оперы на высококачественной аппаратуре.
Но ничего этого не случилось. Правда, когда папа готовил для радиостанции "Юность" монтаж оперы Доницетти "Катарина Корнаро", Билл начал переводить с английского языка на русский либретто этой оперы. Когда же я поступил в университет, могло случиться так, что если бы папе не удалось купить для меня магнитофон, Билл мог предоставить свой магнитофон "Philips". В начале октября папа уже его приносил и демонстрировал. Звук у него был достаточно мощный. Но у него не было скорости 2,38 см/сек. Поэтому папа поначалу не рискнул использовать этот магнитофон для записи моих лекций.
Но сама запись на этой технике получалась неплохо. Во всяком случае, папа записал на него "капустник" Московского театра-на-Таганке, который переписан нами с плёнки Владимира Петровича.
В конце октября мой магнитофон "Весна" стал выходить из строя. Однажды в один день не записались сразу две лекции (запись одной из них началась, но уже с самого начала звучала плохо). Вечером того дня, во время "разбора полётов" папа предположил, что Юра, который взялся мне помогать с записями, просто-напросто вынул микрофон из гнезда в моём магнитофоне и переключил в свой, то есть, совершил диверсию. Позже выяснилось, что этого не было, а был именно сбой в работе моего магнитофона. Он проявился и с записью второй лекции. А там ещё интересней получилось: я должен был домотать до конца дорожки и перевернуть кассету на вторую дорожку. Но я не понял, сделал ли я это. Выключил магнитофон и перевернул на вторую дорожку. Затем включил "Запись" на следующую лекцию. Сколько-то записалось. А потом Оля его выключила. Что это означает? А это означает то, что запись происходила при не выключенной перемотке направо (физически кнопка была нажата, а действие не произошло, стало быть, плёнка моталась). В результате сторона кончилась. Стало быть, записывать было не на чем. Потом раздался звук, напоминающий отвратительный собачий лай. Потом раздался щелчок. А после этого всё стихло.
А дальше магнитофон вообще перестал выключаться. То есть, он работал даже тогда, когда была нажата клавиша "Стоп". Но это означало, что батарейки расходуются. Папа предпринял какие-то действия, в результате чего выключение всё-таки произошло. Добились только того, что магнитофон всё-таки перестал работать. Значит, надо нести его в ремонт.
Тогда у нас были хорошие отношения с лингафонным кабинетом, с его начальником Анатолием Иосифовичем. Судя по всему, ремонт должен быть серьёзным. А что же делать мне? И тут снова обратились к Биллу. Он дал нам на время свой магнитофон "Philips". Именно теперь мне предстояло его освоить.
Магнитофон "Filipps" данной конструкции был гораздо меньше, чем "Весна". Был у него достаточно сильный микрофон и динамик. Звук громкий, преобладали низкие частоты, распространялся по всей квартире. У него было всего две кнопки: левая "Запись", а правая выполняла все основные функции. Так для того чтобы осуществить перемотку налево, надо было оттянуть этот рычаг налево и держать его столько, сколько необходимо было отмотать. А для того чтобы перемотать его направо, надо предпринять соответствующее действие при движении направо.
Для того чтобы воспроизвести запись, надо было нажать на этот рычаг вперёд и отпустить, а для того чтобы выключить магнитофон, надо было нажать этот рычаг назад и отпустить в принципе всё очень просто. Но для того чтобы поставить кассету в магнитофон, надо было открыть подкассетник, а кассету поставить под его крышку (тоже на самом деле очень удобно). Но на первый раз батареек не было, поэтому нужно было его включить. В аудитории включить магнитофон в сеть можно было только через удлинитель. Тут мне помогали Юра Сливченко и Слава Глинчиков.
На второй день купили батарейки (здесь элементы А-343). Однако через 45 минут дорожку надо было менять. В этот момент мне помогали: Юра Сливченко, Оля Титова, Слава Глинчиков.
Дома мне также приходилось работать с этим магнитофоном на батарейках, потому что сетевой кабель у него не включался ни в одну из наших розеток. В дальнейшем папа его приспособил, так что я имел возможность и дома работать на этом магнитофоне от сети.
Примерно неделю я пользовался этим магнитофоном. Через неделю Анатолий Иосифович позвонил. Мы пошли в университет и получили свой магнитофон. Так в течение некоторого времени магнитофон работал более-менее нормально.
17. Происшествие
Это произошло на следующий день после того как Билл дал нам свой магнитофон "Philips". С помощью Юры Сливченко я записал лекцию по биологии. На третьей паре у нас была физкультура, от которой я был освобождён. В этой обстановке папа привёз нас домой. Мы намеревались съездить в магазин "Радио, телевизоры" и купить там батарейки для магнитофона "Philips". Мама также была с нами. Потом надо было вернуться в университет на четвёртую пару лекцию по истории. Этого, однако, не произошло.
Начало нашего мероприятия прошло успешно. Из университета мы поехали на Ленинский проспект. Приехали в магазин "Радио, телевизоры", где купили батарейки. Их поставили в магнитофон. И мы поехали в университет. Я был в состоянии эйфории (наверно, это связано с пребыванием на дне рождения тёти Паши). Я рассказывал папе о том, как мы туда добирались. И вот я произнёс слова: "Мосва-Курская-товарная". В этот момент все мы ощутили сильный толчок у меня расстегнулось пальто, расстегнулись брюки. К счастью, все мы сидели на месте.
Что же это было? Это было дорожно-транспортное происшествие ДТП, как сейчас говорят. На нас наехал, как оказалось, водитель с тбилисским номером. Мы, слава Богу, не пострадали. А вот автомобиль получил повреждения. Приехало ГАИ.
Дальнейших подробностей я воспроизвести не могу. Нас из машины высадили. Хорошо, что хоть машина оставалась на ходу. Мы вернулись домой. До университета не доехали. На лекцию мы не попали. Попали в учебную часть. Рассказали Елене Валентиновне о наших делах.
Елена Валентиновна нам посочувствовала. А я пропустил лекцию. Говорят, что это была очень важная лекция. Но, к сожалению, случилось у нас такое происшествие.
Виновника ДТП поймали вскоре. Он во всём сознался. И вопрос, в конце концов, был решён. Однако таких происшествий с нашими автомобилями будет несколько. Ещё одно произошло при мне. Об этом речь впереди.
18. У Татьяны Георгиевны
Специально мы этого не планировали. В тот день папа привёз меня в университет. Мы наладили магнитофон. А в аудитории сидели всего несколько сознательных студентов в ожидании лекции по биологии. Народ постепенно стал расходиться. Юра Сливченко, который помогал мне делать записи на магнитофон "Philips", тоже собирался уходить. А перед этим он слушал на своём магнитофоне музыку записи английского ансамбля. Он предлагал мне оставить свой магнитофон, чтобы я тоже мог послушать. Я отказался, так как и магнитофон этот был мне не знаком.
Надо было позвонить маме. Это сделали сёстры Ивановы. Мама пришла. На улице было довольно тепло, по меркам начала ноября, и мы решили пойти пешком.
По пути пришли на улицу Строителей. Пришли к Татьяне Георгиевне. Она была рада встрече с нами. Я, конечно, рассказывал ей о своих успехах. Разговор шёл не только о немецком языке. Я сказал, что, наконец-то, понял, как нужно готовиться к семинарам. (выработанная мною методика в дальнейшем будет совершенствоватьcя). Быть может, открытие не ахти какое, любой бы без труда додумался бы до этого. Но то, что додумался я, который до сих пор самостоятельно не додумывался ни до чего, представляет большую ценность (наконец-то, и я стал о чём-то путном думать). Так в чём же дело? А дело в том, что с некоторых совсем недавних пор до меня дошло, что при конспектировании первоисточников важно не только и даже не столько пересказывать содержание изучаемого труда, сколько ответы на вопросы, которые обсуждаются на данном семинаре.
Татьяна Георгиевна дала этому качеству некоторый немецкий термин, который, однако, я не запомнил (скорее всего, не расслышал), а переспросить постеснялся, да и настолько очарован самим этим фактом, что то, что он имеет ещё какой-то специальный термин, да ещё и на иностранном языке, мне и в голову не приходило.
А поэтому сам по себе этот факт был мне интересен.
А потом мы продемонстрировали магнитофонную запись. Ради этого я даже записал на магнитофон маленький кусочек нашей беседы.
Татьяне Георгиевне эта запись понравилась. Но я сказал, что это не наш магнитофон, а он принадлежит нашему хорошему знакомому. Татьяна Георгиевна сказала, что это очень хорошо, что у нас есть такие хорошие знакомые, которые нам помогают. Она также думает, что, опираясь на их помощь, я сумею решить свои проблемы.
Потом всё же перешли к немецкому языку. Я поблагодарил Татьяну Георгиевну за помощь, а также за то, что благодаря этому теперь имею возможность учиться в университете. Но я верно, мы фактически выполнили программу первого полугодия.
Но долгое время я не был уверен в том, насколько всё это серьёзно. Но вот оказалось, что здесь есть нечто такое, чем я даже могу увлечься. И я выразил желание продолжить переводить рассказы о пограничниках. Татьяна Георгиевна с этим согласилась. Но, к сожалению, этого не произошло. Произошло много других дел. В частности, это касалось и иных материалов, которые требовали перевода, о них речь пойдёт в своё время. В дальнейшем мы встретимся с Татьяной Георгиевной ещё один раз.
19. Седьмое ноября
Нет, у студентов нет каникул ни на октябрьские праздники, ни на Новый год. И всё же создавалось впечатление, что что-то праздничное происходило. В самом деле, накануне не состоялась лекция по биологии, а затем было три дня праздников.
Когда после нашего посещения Татьяны Георгиевны мы пришли домой, мама сказала: "Вот так поступают отцы", имея в виду, что он не дождался начала лекции или, по крайней мере, того момента, когда стало ясно, что лекции не будет. Того, что сказал папа, я не помню. Зато хорошо помню, что в этот день по радио передавали спектакль Малого театра союза ССР "Любовь Яровая". Это был совершенно новый спектакль (мы привыкли слушать классическую постановку с участием Веры Пашенной).
Но в 1978 году сделали новую запись с участием Любезнова в роли Романа Кошкина и Быстрицкой в роли Пановой (кто играл Любовь Яровую, я не помню). Эта запись звучала более современно. И сама постановка тоже была современной.
У меня полно работы. Надо было конспектировать лекции. Но всё же в праздничные дни я позволил себе немного отдохнуть. Накануне праздника мы совершили поездку на Красную площадь. Но, как я уже сказал, с того момента, как я стал москвичом, она перестала быть для меня центром притяжения. Тем не менее, мы поехали. Это происходило 6 ноября. Уже завершались приготовления к празднику. Всё время звучала бравурная музыка, слышались патриотические песни. Но всё это уже никак не соотносилось с той радостью, которую я испытывал в такие моменты раньше. Да, по меркам ноября было тепло. И до суровой зимы, которую нам ещё предстоит испытать, казалось бы, ещё далеко. Но, тем не менее, ни окружающая обстановка, ни бравурная музыка не могли серьёзно улучшить моего настроения. Но я уже научился скрывать свои отрицательные чувства. Под эту музыку я двигался.
Казалось, что на улице чувствовал себя не в достаточной степени комфортно. Примерно час находились мы на Красной площади, затем вернулись домой.
Седьмого ноября с утра смотрели парад и праздничную демонстрацию. А днём мы были приглашены в гости к тёте Ксене. В семье произошли события: дядя Валерик снова женился. Её звали Любовь. По первому впечатлению, было трудно судить о ней. Голос довольно приятный, что-то в нём было от наших молодых родственников из Белоруссии. По рассказам тёти Ксени, не намного она лучше предыдущей. Но, как всегда в этом доме, было хорошее угощение.
Были интересные разговоры. Но, к сожалению, я стал свидетелем неприятной сцены. Но трудно было сказать, кто прав, а кто виноват. Лена там тоже каким-то образом участвовала, пытаясь защитить бабушку. Мои родители в положенное время уходили домой, чтобы покормить дедушку. А я был оставлен в квартире тёти Ксени, "в качестве "заложника". А потом они пришли с магнитофоном "Philips", и принесли плёнку с записью "капустника" театра на Таганке. Похоже, всем это понравилось.
Потом пили чай с "Наполеоном". И ещё были разговоры. А потом мы поехали домой.
День 8 ноября провели дома, тем более, что я должен был конспектировать лекции. Как ни странно, все они были законспектированы довольно быстро.
Оказалось, что и 9 ноября первого занятия не было. Дело в том, чnо ещё 30 октября в Москву приехал первый секретарь ЦК Коммунистической партии Вьетнама Ле-Зу-Ан. Наши студенты были в числе тех, кто его встречал (иными словами, изображали народные массы, приветствовавшие высокого вьетнамского гостя.
А утром 9 ноября выяснилось, что по этой причине у нас не состоялась лекция по логике. Сказали, что Ле-Зу-Ана провожают. По этому случаю папа позвонил домой. Мама приехала и забрала меня. По ходу нашего следования звучала музыка. Возможно, это была вьетнамская музыка.
Вообще-то я не большой любитель восточной музыки, но готов признать, что звучала она достаточно красиво, так что не хотелось думать о политике, а было чувство восхищения от соприкосновения с доброй и тёплой страной, какой была социалистическая республика Вьетнам. Музыка очень хорошо воспринималась, особенно последний номер, который представлял собой образчик соединения Восточной и Европейской музыки.
К тому же ещё было тепло. С тех пор Вьетнам стал моей тайной мечтой. Мне казалось, что там тепло, в воздухе аромат, много фруктов и вообще много экзотики. Иногда мне снились сны, где я явственно себе представлял, что нахожусь в тропических джунглях. Мне казалось, что я чувствовал траву по пояс, ароматы самых разных растений. И всё это я чувствовал так отчётливо, что был уверен, что мы с мамой точно там бывали. И я даже спрашивал маму: "А мы были во Вьетнаме?" А мама сказала: "Нет. Тебе это приснилось". Но поразительно, насколько эти сны казались близкими к реальности. Увы, на самом деле мы так и не побывали ни во Вьетнаме, ни в Таиланде, ни на архипелаге Самоа, о котором я в дальнейшем прочту в книге.
А сейчас вернёмся в 1978 год, на первый курс университета.
20. Оля Титова
Она была первым человеком, опекавшим меня в первом семестре. Её помощь была постоянной. Но кто же она? Приехала из-под Тулы. До поступления работала в строительной организации. Работала там, по крайней мере, в течение последних восьми лет.
Меня мама посвятила в то, что мы вместе сдавали русский язык и литературу, её ответ был ещё более оригинален, чем мой. Похоже, у неё вопрос касался романа Достоевского "Преступление и наказание". А она уходила от прямого ответа, так как, возможно, не знала этого вопроса, а признаваться в этом нельзя, говорила о другом произведении. Преподаватель даже её спросил: "Это вы о каком произведении говорите?" Это надо понимать, что таким образом она пытается выкрутиться из сложного положения.
А может быть, преподаватель усомнился в её умственных способностях и, таким образом, попытался предотвратить нежелательное развитие событий об этом остаётся только гадать. Но, в то же время, было иное: её приняли, но она не получила ни студенческого, ни читательского билета. Поэтому она не могла пользоваться библиотекой. Нередко поэтому она обращалась к сокурсникам, когда возникала проблема выполнения домашних заданий. Все мы познакомились с ней в группе немецкого языка.
И тут её проблемы обнаруживались во всей своей полноте. Она могла достаточно хорошо бегло читать. Но этим её достижения и ограничивались. При попытке ответить на вопросы по тексту (а у нас такая практика была восстановлена, равно как и пересказ текста) она испытывала затруднения там, где, наверно, таких затруднений быть не должно. Уже и не помню, кому принадлежала инициатива помочь ей с немецким языком (а впоследствии оказалось, что и с остальными предметами тоже). Была ли это инициатива Инны Алексеевны, или же моя мама здесь сыграла свою роль. Но только мы решили ей помочь. Человек она отзывчивый и мягкий. Поэтому было ясно: надо помочь, во всяком случае, по немецкому языку.
И вот с середины ноября три раза в неделю Оля стала приходить к нам домой. С этого момента задания по немецкому языку мы выполняли вместе. Я объяснял ей трудные места. После таких домашних занятий какое-то улучшение происходило. Я также пытался учить её правильному изложению грамматических правил так, как это было нужно.
А она мне помогала в университете: водила из аудитории в аудиторию, помогала записывать лекции на магнитофон. Я в течение всего этого семестра чувствовал себя под её надёжной защитой, как за каменной стеной. И за это я был ей благодарен.
Мы вместе готовились к сессии, а одну ночь она ночевала у нас. Однако в дальнейшем в её семье произошли какие-то изменения. По этой причине она вынуждена была перейти на вечернее отделение.
Но иногда мы с ней встречались. Из её рассказов я, в частности, узнал, что лекции по истории КПСС у них читает Рахманов, незрячий преподаватель. О нём она очень хорошо отзывалась. К сожалению, мне удавалось лишь мельком с ним встречаться.
Однажды она достала нам билеты в Кремлёвский дворец съездов. Этот поход мы совершили во втором семестре. Однако на этом наше общение с Олей закончилось. О дальнейшей её судьбе мне ничего неизвестно.
21. Вторая микроболезнь
Вторая моя микроболезнь оказалась короткой. Она продолжалась всего три дня. Но, в то же время, нельзя было пропускать занятия в университете.
На этот раз магнитофон папа возил в университет, мои сокурсники: Оля, Юра и Слава - делали магнитофонные записи лекций. Я же их либо слушал уже на магнитофоне, либо конспектировал.
Но одновременно в этот же момент состоялось моё очередное занятие по математике, на котором присутствовала и Оля. Я посетовал, что вот заболел. А Зинаида Андреевна с присущей ей иронией высказалась: "Что поделаешь, если вы оказались социально опасным элементом?" Эту шутку я запомнил и при случае говорил её маме. Мама сначала обижалась, но потом повторяла её вслед за мной. И дело доходило до того, что мне она в таких случаях говорила не "я простужена", а "я СОЭ" ("социально опасный элемент"). Нас в данном контексте это забавляло, но в реальной жизни эта формулировка была одним из элементов уголовного кодекса времён Сталина статья, за которую могли и расстрелять. Так что шутить таким способом было рискованно. Но, повторяю, в нашем конкретном случае нас это забавляло. А у Оли в тот самый момент был очередной урок немецкого языка. Но сегодня заниматься было как-то тяжеловато. И трудно сказать, в чём дело. После очередного семинара по истории КПСС Оля принесла свой конспект лекции. Мне его продиктовали. Было обсуждение того, смогу ли я на следующий день прийти в университет. Всё же решили, что и в среду я тоже не пойду в университет. Вместо меня "пошёл" магнитофон. Мои товарищи: Юра, Слава и Оля записали мне на магнитофон две лекции. Слава тогда сказал моему отцу: "Не волнуйтесь, мы с Юрой всё запишем". Так и произошло.
А во время внезапно открывшейся свободы я слушал радио. С удивлением обнаружил, что стали передавать какие-то совершенно новые песни с политическим патриотическим оттенком. С чем это связано, сказать было трудно.
Я также писал мемуары. Вечером папа привёз магнитофон. Я послушал запись лекции по психологии. Интересно, что звучала она достаточно хорошо: видно, моё отсутствие, а, точнее, отсутствие моего кашля благотворно сказалось на качестве записи.
А уже в четверг я пошёл в университет. Так закончилась эта микроболезнь.
22. Новая болезнь дедушки
Вернёмся к дедушке. Впрочем, не так много мы общались. Но всё-таки на почве последующих разговоров картина в большей степени вырисовывалась.
Моё первое занятие по математике под руководством Зинаиды Андреевны произошло 22 сентября, как раз в день рождения дедушки. Надо было решить одну задачу. До начала праздника я её не решил. После того как все разошлись, я всё-таки обратился к дедушке за разъяснениями. И тут оказалось, что есть целый ряд понятий, которые находятся на стыке математики и логики, для меня в ту пору не доступных. И вот дедушка стал объяснять мне ход решения этой задачи так, как если бы я уже был достаточно искушён в логике. При этом употреблялись термины, которые представились мне с совершенно неожиданной стороны. Это касалось термина "Предикат". Ведь до сих пор мне приходилось сталкиваться с ним только при изучении немецкого языка. "Предикат" это значит "Сказуемое". А тут, судя по всему, этому термину придавалось какое-то иное значение. Но этого я не понимал. Вникать в значения этого и других приводимых им терминов в то время у меня не было никакой возможности. Я с трудом слышал (ведь дедушка под влиянием всех своих болезней уже говорил глухо), к тому же я понимал лишь что-то общее, но не понимал, что нужны детали. Это как раз и касалось понятия "Предикат". В итоге из его объяснений я так ничего и не понял.
Он тоже понял, что я ничего не понял, а я не мог даже ответить на его слова. Казалось, на этом все контакты на математические темы у нас были прекращены. Был только один случай, о котором я уже говорил.
А о философии мы почти ничего не говорили, хотя было очевидно, что и здесь он многое знал и понимал, но и вполне мог высказать квалифицированные суждения (ведь говорил же он о метафизических сущностях, что они бесплодны).
Дедушка давно писал монографию. Но оказалось, что он так её и не закончил. Это в дальнейшем сделали его ученики. Но это произошло уже после его смерти.
Но если в науке он ещё мог продемонстрировать то, что он ещё способен не только мыслить, но добиваться положительного результата, то это не распространялось на реальную жизнь. Вот мама молола мясо, чтобы сделать котлеты. Я же молол кофе ручной кофемолкой (между прочим, в процессе выполнения этого действия я испытывал такие же ощущения, которые были похожи на те, которые я обнаруживал при закручивании планок). В какой-то момент дедушка, находившийся в своей комнате, пришёл на кухню и сказал, что у него из-за лука из глаз текут слёзы (вспомним в этой связи загадку про лук: "Сидит дед, во сто шуб одет, кто его раздевает, тот слёзы проливает"). Но я думал, что это касается только тех, кто работает с этим луком непосредственно. А тут, оказывается, это относилось и к стороннему наблюдателю, да ещё не находящемуся непосредственно в месте совершения действия, а в соседней комнате вот это было ново. Он сказал маме, чтобы она не продолжала эту свою работу, то есть прекратила молоть мясо.
Мама робко спросила: "Как же в таком случае готовить еду?" А дедушка сказал: "А вообще не надо готовить". Меня эти его слова поразили до глубины души.
Я понял, что с ним происходит что-то ужасное: он уже не в состоянии отдавать себе отчёт в том, что он говорит. Даже я услышал такое словосочетание "старческий маразм". Что это такое, я толком не знал. Сейчас говорят более определённо, говорят о болезнях, которые этому способствуют. Но можно ли говорить так о великом учёном, который внёс вклад в науку? Сейчас, по прошествии многих лет, становится понятным, что с ним происходил процесс разрушения, который носил необратимый характер.
Но тогда я слишком был занят самим собой, своими переживаниями, связанными с переездом в Москву, с новой ситуацией, сложившейся в моей жизни, а также с началом учёбы в университете, с чувством неуверенности, которое по-прежнему преследовало меня, с отсутствием позитивной установки для своей собственной жизни, и я не был способен понять, что происходит с моим дедушкой и уж, во всяком случае, невозможно было и помыслить о том, что это постепенное завершение всего его жизненного пути. Вся эта сцена показалась мне просто кошмарной. И я нарочито громко прокручивал ручку кофемолки. Мама забрала у меня кофемолку, и на этом в тот момент моя работа закончилась.
И вот тот случай с оплошностью Дорофеевой. Услышав её ошибку, дедушка спросил, где учебник. Я не знал, где он лежит. Мама дала ему учебник. Он посмотрел его. Решил, что в целом учебник неплохой. Но взялся поучить меня уму-разуму. У нас состоялась непродолжительная беседа, в результате которой кое-что стало до меня доходить. Но одновременно это породило некоторое моё недоверие к Дорофеевой. Я по-прежнему ходил на её лекции, записывал на магнитофон, конспектировал, но в большей степени прислушивался к отдельным её словам, и там, где я чувствовал, что она говорит что-то не то, я (правда, не публично, а в своём конспекте) немного её "подправлял". Но непосредственно к ней я не обращался. Уточнения же я получал у Зинаиды Андреевны и у Елены Юрьевны. Но иногда я задавал вопросы и дедушке, особенно в тех случаях, когда не мог расслышать термин.
А в конце ноября - начале декабря состояние здоровья дедушки ухудшилось. Вновь встал вопрос о его госпитализации. Всё кончилось тем, что в начале декабря его отправили в больницу. Только в конце января 1979 года его выписали. Но, судя по всему, уже никакой надежды на то, что ему станет лучше, не было.
Ну, а у меня главный вопрос учёба. И теперь мы будем говорить о ней.
23. Успеваемость в первом семестре
Итак, мы начинаем рассказывать об успеваемости. Наш рассказ будет отличаться от того, о чём я писал в главах, посвящённых средней школе. Здесь не будет оценок (они будут только на экзаменах). Здесь мы больше будем рассказывать о преподавателях, а также о тематике лекций и семинаров, а также о том, как я работал на семинарах, что я усваивал.
Лекции и семинары в нашей группе по математике вела доцент кафедры истории математики Алла Владимировна Дорофеева. Особенность её как лектора заключалась в том, что у неё был хорошо поставленный голос, чем-то напоминавший голос диктора всесоюзного радио Ольги Высоцкой. Конечно, она была значительно моложе Высоцкой, но в целом речь такая же чёткая и комфортная для восприятия. Немногие преподаватели могли похвастаться такой громкой и чёткой речью. Этим и объясняется то, что её лекции сравнительно легко конспектируются. Были ли откровенно скучные лекции? Я так вопрос не ставил. Вышеописанный случай как раз характеризует её работу вольное обращение с терминологией это одна из характерных черт её работы.
Первоначально я не записывал её лекции на магнитофон, пробовал писать непосредственно в аудитории. Но Гриша сказал, что она даёт на лекциях многие вопросы, развивающие те темы, которые ранее содержались в её учебнике, но либо освещаются более кратко или, наоборот, находят более подробную интерпретацию.
Как я уже говорил, при первой попытке записать лекцию на магнитофон случилась оплошность: должным образом не сработал магнитофон, по непонятной причине кассета перемоталась на конец через несколько минут после начала записи.
Следующая лекция записалась целиком (в ней-то как раз и был тот злополучный эпизод, потребовавший дедушкиного вмешательства), но вскоре магнитофон вышел из строя. А лекцию законспектировать до конца не удалось. Записал я следующую лекцию на магнитофон "Filipps", но в результате порядок конспектирования нарушился.
Следующие лекции записывались как положено.
Вот примерная тематика лекций: основные этапы истории математики; теория множеств, операции с множествами (объединение, пересечение, дополнение), понятие универсума; бинарное отношение и его свойства: рефлексивность, симметричность, транзитивность; функция: понятие о функции, взаимно однозначное соответствие, суперпозиция функций, обратная функция, класс элементарных функций; алгебраические операции: коммутативность, ассоциативность, обратный элемент, нейтральный элемент, группоид (на лекции этого понятия не вводилось, о нём мы прочитали в учебнике), группа, изоморфизм; развитие понятия числа; аналитическая геометрия: кривые второго порядка: эллиптического типа, параболического типа; основы теории вероятностей: классическое определение вероятности, дискретная случайная величина, математическое ожидание и дисперсия дискретной случайной величины, закон больших чисел Чебышева, "теорема умножения".
Такова основная тематика лекций. Что же касается семинаров, то они проходили необычно. Оказалось, что опрос происходил по аналогии с тем, как строились уроки математики в школе зрячих, то есть, решения примеров и задач производились на доске. А это приводило к тому, что далеко не всё из того, что делали студенты, мне было понятно. Я не мог понять применявшейся ими символики. Например, мне было непонятно, что такое "a с чертой". Какая такая черта? И что она означает? А, главное, как она пишется по Брайлю? Надо сказать, что в своё время я не оставил у себя "систему обозначений по математике, физике и химии", появившуюся в 1971 году. Там специально были оговорены обозначения по теории множеств и другим разделам высшей математики. Вот и пришлось "изобретать велосипед", то есть, придумывать некоторые свои обозначения (это Гриша меня надоумил), в частности, знак принадлежности. Возможно, общение с незрячими математиками позволило бы решить и эту проблему. Но в то время, да и впоследствии у меня такого контакта не было.
Но создавалось впечатление, что Дорофеева вообще игнорировала меня. И получалось, что я приходил на семинар и не понимал, что, собственно, там делают. Я что-то пытался писать. Но преподаватель вела себя так, как если бы работал только тот, к кому непосредственно она обращалась. Но я не мог наблюдать за ними. К тому же оказалось, что семинар мог касаться тех вопросов, которые непосредственно в тот день разбирались на лекции. Это было не слишком-то удобно, так как ещё не пришло осознание содержания лекции. И, тем не менее, приходилось тут же приспосабливаться и отвечать в соответствии с тем, как был понят текущий лекционный материал. Таковой была тема "Бинарные отношения". Тогда я ещё не записывал на магнитофон лекции по математике. Пытался конспектировать непосредственно в аудитории. Но, видимо, конспект получился путанный (а происходило это потому, что едва ли не каждое слово, произнесённое преподавателем, нужно было ловить). Тем не менее, когда Дорофеева вызвала меня, она как раз и спросила про бинарные отношения. Надо было ответить о свойствах бинарных отношений. Как водится, были названы два компонента. А когда мы заговорили о транзитивности, я сказал: "Но для этого необходим третий компонент". Дорофеева с этим согласилась. Видимо, именно это дало ей повод сказать Зинаиде Андреевне о том, что мне следует специализироваться по кафедре логики. Вот только неясно, имела ли она в виду нашу кафедру логики или кафедру математической логики мехмата, которой руководил мой дедушка. Но вряд ли второе: переход с философского факультета (на котором ещё и фактически учиться-то толком не начал) на мехмат мне не представлялся даже во сне. А к нашей кафедре логики, да и к самой логике особой симпатии у меня не было слишком это всё было сложным для меня. Так что кафедра логики ничего не потеряла от того, что я там не специализировался. А я шёл своим путём, который, в конечном счёте, и привёл к тому положению (в данном случае я имею в виду свой научно-творческий путь), в котором я нахожусь и сейчас.
Основным же моим консультантом здесь была Зинаида Андреевна. Она занималась со мной. От неё я узнал про законы Деморгана. Дорофеева, во всяком случае, на лекциях о них даже не упоминала. Впрочем, возможно, в учебнике они упоминались, но, к сожалению, на учебник времени почти не хватало. Но любопытна была формулировка. Дорофеева применяла двойную терминологию относительно теории множеств. Однако всё-таки предпочитала использовать традиционные названия для обозначения математических действий. Поэтому формулировка закона Деморгана в интерпретации Дорофеевой звучала так: "Дополнение к произведению равно сумме дополнений".
Главным же событием была контрольная работа, которую мы писали в конце ноября. И здесь самый главный вопрос, представлявший для меня камень преткновения, была теория множеств. Во-первых, Дорофеева не давала мне возможности писать. Она задавала мне вопросы, на которые я должен был тут же устно отвечать. Но далеко не на все из них я ответил. Так я споткнулся на вопросах типа "Дополнение к пустому множеству" и "Дополнение к универсальному множеству". На этом сама Дорофеева общение со мной закончила, заметив, что хотя знания я показал не в достаточной степени полные, но оценка положительная (а положительная оценка начиналась с "тройки"). Впрочем, был ещё один вопрос, на этот раз про бинарные отношения (впрочем, тут со мной разговаривала её студентка). Я и тут "промазал", потому что ответил, что приведённое ею отношение не транзитивно (а оно было транзитивным). Позже Зинаида Андреевна рассказывала мне, что Дорофеева всю дорогу до метро ей все уши прожужжала о том, что в теории множеств она меня ничему не научила.
Что тут можно сказать? Конечно, не Зинаида Андреевна тут виновата. Я многого не понимал. Теория множеств была для меня совершенно новым явлением (в школе мы её не проходили, а теперь, согласно новой программе, она тоже до некоторой степени изучается).
Мне было непонятно, как это множество a, объединённое с множеством a, равно множеству a (ведь из арифметики и из алгебры известно, что a+a=2*a. Тут же результат отображается методом наложения (но как объяснить это незрячему, было непонятно).
Так первая основная фундаментальная проблема не была решена. А она "потянула" за собой целый пласт других проблем, которые тоже не находили своего решения.
Раздел "Аналитическая геометрия" ещё в меньшей степени нам понятен.
А последнюю лекцию читала преподаватель Кудряшова. Думаю, что она в большей степени педагог и психолог, глубже понимает особенности восприятия и понимания материала конкретным студентом. Но и тут возможности индивидуального подхода ограничены рамками часов, которые отводятся на изучение отдельной темы.
Так проходили наши семинары. И теперь нам предстояло сдавать экзамены.
Лекции и семинары по логике вёл доцент Анатолий Александрович Старченко. Он принимал участие в Великой Отечественной войне, потерял на войне руку. Тем не менее, получил высшее образование (он юрист). Но занялся на философском факультете логикой. Возглавлял кафедру логики философского факультета (так, по крайней мере, было тогда, когда я учился на первом курсе, позже кафедру возглавил Ивли его я не знаю).
Говорили, что до этого лекции читал другой великий логик Евгений Казимирович Войшвилла. А Старченко был одним из его учеников. В комплекте нам был дан учебник "Формальная логика" издания Ленинградского университета, а в качестве "своего" был рекомендован учебник под редакцией Горского и Таванца. Но этот учебник на вынос из библиотеки не давали, нужно было приходить в читальный зал и читать его там. Но по стилю этот учебник был довольно тяжёлый, со слуха такой учебник не усвоишь. А ленинградская трактовка формальной логики отличалась от московской. Поэтому приходилось соединять лекцию, ленинградский учебник (а ему мы посвятили весь вечер первого учебного дня), то, что удавалось вычитать из учебника Горского и Таванца, а также из более популярного и доступного, но не рекомендуемого кафедрой учебника Горского для педагогических институтов (в дальнейшем оказалось, что именно этот учебник был и по Брайлю).
Существовал ещё белорусский учебник для МВД (милиции тоже нужна была логика, но это уже для любителей и фанатов этой науки). Наконец, существовал ещё дореволюционный учебник Челпанова. Но последний больше касался традиционной логики и совершенно не касался символической (математической) логики. Но, конечно, так далеко мы не лезли, я ограничивался лекциями. Но первые лекции мы не записывали на магнитофон (да и магнитофона-то поначалу не было). Мама по мере своих сил помогала мне. Но именно с лекционным материалом были основные проблемы.
То обстоятельство, что у лектора была одна рука, даже то, что он пользовался микрофоном, который падал при выкладках на доске большинства положений лекций, а качество звучания его голоса (похож на голос нашего учителя физкультуры Сергея Васильевича Кузьмина) снижалось, не способствовало усвоению материала. И то, что он говорил очень быстро (характерная черта украинцев), тоже не способствовало адекватному его восприятию. Случалось, что конспектировать его лекции, находясь в аудитории, было совершенно невозможно. Пока у меня ни появился магнитофон, мама вместе со мной находилась в аудитории. Она пыталась делать нечто вроде стенограммы лекции. Но я и при её диктовке испытывал затруднения при восприятии материала. И всё же постепенно некоторое понимание приходило.
Вот примерная тематика лекций: предмет и значение логики; процесс познания: что такое логическая форма?; что такое логический закон?; логический анализ языка: язык как знаковая система и его семиотические аспекты, основные категории (типы) языковых выражений: имена, предикаторы, предложения; понятие: объём и содержание понятия, операции с понятиями (операции с классами: сложение классов, умножение классов, дополнение, диаграммы Венна), операция деления понятия, операция определения понятия (определения номинальные и реальные, остентивные), отношения между понятиями; суждение структура суждений (субъект, связка, предикат), простое категорическое суждение, виды суждений: общее, частное, выделяющее), отношения между суждениями, модальные суждения (деонтическая модальность, алитическая модальность, эпистемическая модальность).
Семинары проходили в соответствии с тематикой лекций. Но уже тут возникали затруднения. На первом же семинаре я высказал сожаление по поводу того, что плохо слышу его лекции. А он спросил: "А у тебя есть слуховой аппарат?" Я сказал: "Нет, я же не глухой совсем" (у нас тогда было представление о том, что слуховыми аппаратами пользуются лишь глухие, как например, Михаил Фёдорович Москалёв. Но вот даже Старченко располагал более достоверными сведениями, и в дальнейшем мы этим воспользуемся). Ну, а на самом семинаре он задал мне вопрос: "О каких категориях языковых выражений можно сказать, что они истинны или ложны?" Я, видимо, не подумав хорошенько, ответил: "Имена". На это Старченко с присущей ему иронией ответил: "Вопрос поняли, но ответили неправильно". Дальше произнёс: "Столовая №8". Разве можно об этом выражении говорить, является ли оно истинным или ложным? Вот благодаря рассуждениям подобного рода я пришёл к осознанию того факта, что истинными или ложными могут быть только предложения. Последующие семинары для меня проходили в том же духе, как и семинары по математике. Однако здесь я мог чаще подавать голос, потому что на первых порах мы выражались естественным русским языком. Предстояло сдавать экзамен.
Общий курс истории (всеобщей истории) читался в течение трёх семестров. Он состоял из нескольких разделов. Соответственно лекции в разное время читали разные преподаватели. Первым из них был Лев Павлович Ващук. Его лекции я на магнитофон не записывал, пытался конспектировать их в аудитории. Но некоторый след эти лекции оставили. Здесь речь шла о первобытнообщинном строе.
С 23 сентября появился новый преподаватель Алексей Алексеевич Вигасин.
Это специалист по Древнему Востоку, Как впоследствии выяснилось, по Индии. Но как лектор он был не слишком квалифицированным. Несмотря на то, что он был ещё достаточно молодым, дикция у него была плохая, точно он постоянно жуёт хлеб. Большую часть лекций, которые он читал, я записывал на магнитофон. Оплошность с моей стороны представляла запись первой его лекции. Дело в том, что первоначально лекции по всеобщей истории читались один раз в неделю (по субботам) в течение четырёх часов (две пары). Это означало, что после записи на первой паре надо было перевернуть кассету и записывать дальше. Но у нас в тот момент плёнки было только на одну пару. Но, как выяснилось позже, Юра Сливченко тоже записывал эту лекцию на магнитофон. Но я узнал об этом позже. А когда я рассказал об этом папе, он отреагировал на это так: "Вот ты изучаешь логику, а мыслить логически не умеешь. Надо было спросить у него кассету, чтобы переписать вторую лекцию". Да, я как-то об этом не подумал, потому что растерялся. (У меня нередко получалось так, что до каких-то мыслей о том, как надо было бы действовать, догадываюсь значительно позже. В народе это положение выражается более кратко и ёмко: "Хорошая мысля приходит опосля"). Дело тут не в логике как науке, а в малом жизненном опыте. Но этот опыт приобретается по мере того как человек живёт и развивается. Но в этом развитии ошибки тоже случаются. Этого, увы, избежать нельзя.
А, по большому счёту, может быть, я и правильно сделал, что не стал в тот момент спрашивать у него кассету. Позже он давал мне некоторые свои записи, но оказалось, что звучат они плохо. Видимо, слишком велика разница уровня записи между нашими магнитофонами. Но, как оказалось, сам факт наличия магнитофонной записи это ещё полдела. Самым сложным делом здесь является конспектирование лекции. И тут со всей остротой встал вопрос, как вообще производить конспектирование лекций. Казалось бы, раз сделана магнитофонная запись, можно писать всё подряд. Но, как оказалось, если у лектора не всё в порядке с дикцией, то никакой магнитофон её не исправит. Если чего-то недослышал, то уже не будет записи всего подряд. Во-вторых, ещё в тот момент, когда происходило посвящение в студенты, нам была дана памятка, в которой среди прочего было написано: "Не пытайтесь писать всё подряд. Ищите главное". Сразу же возникает вопрос, как это главное найти в едином потоке мыслей лектора, если это происходит в аудитории? Непонятно. А в случае магнитофонной записи такая возможность появляется. Однако при этом пишется не дословный текст, а его пересказ. Позже я прочитал, что слепоглухой, впоследствии доктор психологических наук, профессор Александр Васильевич Суворов, говоря о способах восприятия им учебного материала в период обучения в университете, назвал этот этап "популярным изложением" материала лекции. Однако следует заметить, что условия у нас с ним были разные: у него либо через специальные средства общения со слепоглухими (дактилология, то есть, специальная пальцевая азбука глухих и слепоглухих), либо с использованием брайлевской перепечатки лекций (незрячие в массе своей были этого лишены), а я находясь постоянно в аудитории, слушая лектора при ослабленном слухе (нужно понимать, что ещё не начал носить слуховые аппараты), и только магнитофон выступал в данном случае в качестве посредника. Но даже и при таком подходе на конспектирование лекции уходит много времени, потому что, как правило, даже если лекция читается на определённую тему, и даже если эта тема одна, то объём материала может быть очень большой. Между тем, понимать этот материал было нелегко, так что в отдельных случаях требовался перевод с русского на русский (конечно, никто такого перевода не предоставит, но он происходит мысленно), чтобы понять, о чём говорит лектор. Последнее, в частности, относится и к истории.
Но здесь история не представляла никакого интереса именно потому, что у лектора была плохая дикция, а это делало лекцию скучной и ужасной.
Примерная тематика лекций: периодизация истории Древнего Востока; история Древнего Египта; культура Древнего Египта; народы передней Азии в III-II тысячелетиях до н.э. (здесь речь шла, в основном, о языках народов Древнего Востока); народы Передней Азии во II-I тысячелетиях до н.э. (Восточное Средиземноморье, Карфаген, Тиро-Финикийское царство, Израильско-Иудейское царство. Последняя лекция была по истории Древней Индии. О Китае специальной лекции не читалось. В конце семестра сдавали зачёт по истории Древнего Востока.
Лекции по истории Древней Греции и Древнего Рима читала Маргарита Александровна Кондратюк. В отличие от Вегасина, у неё была более чёткая дикция. Это, по крайней мере, позволяло лучше понимать содержание лекций. Но материал был более сложный. Здесь, помимо самих лекций, нужно было изучить ряд произведений классиков марксизма-ленинизма. Это, прежде всего, ряд разделов из книги Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства" ("Греческий род", "Образование Афинского государства", "Род и государство в Риме); работа Маркса "Формы, предшествовавшие капиталистическому производству" (Античная форма собственности).
Труд Энгельса надо было конспектировать. К счастью, он был издан и по Брайлю, это четыре толстых тома. Мне довелось лишь частично их читать. Но работа совсем неконспектабельная. Впрочем, это относится к трудам всех великих мыслителей они писали свои труды не для студентов-первокурсников, а для образованных людей, стремящихся расширить свой кругозор. Здесь, как и в других шедеврах мировой философии, истории и социологии, нет ни одного лишнего слова, которое можно было бы исключить при написании конспекта. Всё важно, всё нужно, всё к месту. Но самое ужасное заключалось в том, что предметом оценки было не столько знание работы, сколько сам факт наличия конспекта. Впрочем, вскоре мы услышим мнение одного из ведущих наших профессоров о том, что конспект это лицо студента. То есть, надо понимать так, что конспект это письменная иллюстрация знаний студента. Трудно с этим не согласиться. И вот пришлось моим родителям писать эти конспекты (а уж мне диктовать на это не было никакого времени). Но преподаватель не собиралась меня опрашивать, Ей нужен был именно мой конспект. Лишь тогда, когда она его увидела (он был даже не отпечатан на пишущей машинке, а написан моими родителями от руки), она успокоилась. Кстати, это был единственный подобный случай за все годы моего обучения в университете. И ещё одно замечание: моим родителям приходилось конспектировать и некоторые лекции, так как я явно не справлялся с таким большим объёмом работы. Но конспектирование это можно было назвать весьма условно. Они-то как раз, пользуясь магнитофонной записью, писали всё подряд. Но продиктовать мне такие "конспекты" не было никакого времени, так что полного конспекта лекций у меня не было.
Примерная тематика лекций: периодизация истории Древней Греции; Греция в период третьего-второго тысячелетия до н.э.; образование Спартанского государства; образование Афинского государства; социально-экономический строй греческих полисов в классический период; культура древней Греции; основные проблемы эллинизма.
Далее рассматривали историю Древнего Рима, примерная тематика лекций: периодизация истории Рима; этруски и их культура; Рим в период республики; Рим в период империи (принципад, доминат); кризис и падение римской империи.
Предстояло сдавать экзамен.
Лекции по истории КПСС и семинары в нашей группе вёл профессор Владимир Александрович Лаврин. Примерная тематика лекций: "Манифест коммунистической партии" К. Маркса и Ф. Энгельса первый программный документ марксизма; ленинский план создания партии, образование РСДРП(б); большевики в период первой русской революции 1905-1907 годов; аграрный вопрос в период первой русской революции; национальный вопрос; большевики в годы реакции; большевики в период нового революционного подъёма; Первая мировая война, военная программа российской социал-демократической партии большевиков; ленинская теория социалистической революции; Февральская (1917) и Октябрьская революции.
Семинары проходили в соответствии с лекционным курсом. Однако было бы неверным думать, что для подготовки к семинарам было достаточно воспользоваться лекционным материалом, хотя и он тоже имел своё значение. Оно могло бы быть более весомым, если бы и эти лекции тоже записывались бы на магнитофон. Но, к сожалению, договориться об этом с Лавриным не удалось, а потому приходилось пользоваться иными источниками. Это, конечно, произведения Маркса, Энгельса, Ленина. Это большой сборник "КПСС в резолюциях и постановлениях". наконец, это учебник "История КПСС " под редакцией Б.Н. Пономарёва. Было ещё такое пособие "Лекции по истории КПСС". на них я обратил внимание начиная с темы "Аграрный вопрос". В какой-то мере обращение и конспектирование этих "лекций" компенсировало мне отсутствие магнитофонных записей. Что касается моих выступлений на семинарах, то в ту пору сказывалась известная робость. Так я выступил на первом семинаре по "Манифесту". А по "Ленинскому плану" мне конкретно был задан вопрос о деятельности русской организации "Искра". Но именно этот вопрос как-то "прошёл" мимо меня. А на лекции об этом говорилось. И опять я вынужден сказать: если бы делалась магнитофонная запись, то было бы более полное конспектирование лекций, а, значит, и такой важный, но не столь ощутимый внешне вопрос был освещён и понят мною. Сейчас же Лаврин сказал по поводу моего отрицательного ответа: "Плохо".
Было ещё одно выступление. Но, как оказалось, этого было слишком мало для того чтобы претендовать на автоматическую сдачу зачёта. Предстояло сдавать зачёт, и мы увидим, что это событие происходило не без драматических эпизодов, которые, как оказалось, коснулись и меня.
Лекции и семинары по диалектическому материализму в первом семестре вёл доцент Стефан Алексеевич Пастушный. С самого начала он запретил записывать свои лекции на магнитофон. Правда, обратился к нему не я (у меня в то время и магнитофона не было), а Юра Сливченко, и ему Пастушный отказал. А когда у меня появился магнитофон, я счёл неуместным обращаться к нему за разрешением. В какой-то мере компенсировало то, что читал он достаточно чётко. Более того, в отдельных случаях казалось, что он не академическую лекцию читает, а поёт на оперной сцене тенором: отдельные понятия, категории, классы философских явлений он пропевал, очевидно, полагая, что так студенты лучше поймут. Впрочем, "петь" на лекциях он в дальнейшем прекратил. Нам ещё дважды доведётся с ним встретиться, и во время этих новых встреч окажется, что прежнего "поющего" Пастушного сменил более спокойный и рассудительный человек. Но всё это я увижу позже. Сейчас же основная тематика лекций была: место философии в системе мировоззрения, её предмет; критика натурфилософского и позитивистского подходов по вопросу о месте философии; особенности философского метода и его отношения к методам специальных наук; основной вопрос философии; партийность философии.
В конце семестра у нас состоялась студенческая научная конференция, охватывавшая основные разделы этого микрокурса.
Мне лишь однажды удалось выступить на семинаре, да и то лишь потому, что ценой огромных усилий смогли заполучить на дом одну современную книгу по рассматриваемой тематике. Всего этого было недостаточно для автоматической сдачи зачёта.
Но я старался сказать всё, что мог. К последнему семинару, предшествовавшему зачёту, пришлось готовиться особенно тщательно. Помогла Света Сидорова, предоставившая свой доклад для прошедшей студенческой конференции "Органическое единство объективности и партийности марксистской философии". Я написал под диктовку конспект этого доклада. Выступление понравилось Пастушному. Но этого было слишком мало для того чтобы получить "зачёт" автоматически. Поэтому и пришлось сдавать зачёт вместе со всеми.
Примерно такая же тематика лекций была по курсу "Введение в специальность". Лекции читал профессор Василий Сергеевич Молодцов. Его лекции я понимал лучше всего. На магнитофон их не записывал. Конспектирование получалось непосредственно в аудитории.
А Гриша Титаренко говорил мне, что его лекции не имеют никакого смысла. Он даже договаривался до того, чтоб хорошо бы сделать такой пульт, включив который, можно было бы отключить голос Молодцова. Такие разговоры казались мне совершенно несерьёзными. Они выглядели детскими и, как я полагаю, были не достойны серьёзного человека, собирающегося заниматься философией. И всё же Гриша считал, что все или большую часть вопросов будет рассмотрена в процессе изучения курса истории философии. И всё равно, я думаю, что к его лекциям следует относиться так же серьёзно, как и ко всем остальным. Но по этому курсу мы не сдавали ни зачёта, ни экзамена. Тем не менее, он читался на протяжении всего семестра.
Лекции и семинары по биологии в этом семестре вёл Геннадий Михайлович Длудский. По этому курсу были особые сложности с учебниками. С одной стороны, различных учебников, как отечественных, так и переводных учебников зарубежных авторов было много. Но и они тоже отличались разной степенью подробности и точности изложения, разными требованиями, предъявляемыми к учебнику биологии для философских факультетов. Так у дедушки был учебник под редакцией канадского автора Вилли. Однако этот учебник использовать не рекомендовалось. А советовали пользоваться учебником под редакцией двух канадских авторов Вилли и Бертье. В этом учебнике содержится достаточно большое количество описаний различных биологических процессов. Читать о них было занимательно. Но для того чтобы по этому учебнику подготовиться к семинару, нужно проявить немалые усилия.
Основная тематика лекций была связана с клеточным строением живых организмов (клеточное строение, химический состав организмов, свойства белков, клеточное дыхание, фотосинтез, биосинтез белков), а также давались темы происхождение человека, эволюционные учения (Дюфон, Ламарк, Кювье, диспут Сент-илера и Кювье), микроэволюция, макроэволюция.
Однако лекционный материал воспринимался трудно. Лектор постоянно ходил (как я говорил, порхал) по аудитории, отходил от микрофона. А это отражалось на качестве записей. Другая сложность это знакомство с современными веяниями в биологии. В лекциях упоминались имена современных учёных. Надо хотя бы коротко представлять их взгляды. Это Лики, Лоренс, Осборн и др. Поначалу его лекции я на магнитофон не записывал, пытался писать конспекты непосредственно в аудитории. Но получалось плохо. Тогда я стал записывать эти лекции на магнитофон. Но и магнитофонная запись тоже не гарантировала стопроцентного понимания. И всё-таки делалось всё возможное, чтобы такое понимание вырабатывалось. И теперь надо было сдавать экзамен.
Лекции по психологии читал профессор Пётр Яковлевич Гальперин. Это один из выдающихся учёных, работавших в психологической науке. Ученик Льва Семёновича Выготского, во многом продолживший его учение. К тому же он был одним из тех, кто в своё время поддержал Ивана Афанасьевича Соколянского в его работе со слепоглухими детьми. В те годы эта сторона не так активно освещалась. (Мне, например, стало известно об этом сравнительно недавно, в 1994 году, когда в рамках подготовки методических рекомендаций для работы с незрячими детьми со сложными комплексными нарушениями я стал активно читать и штудировать книгу другого выдающегося психолога, непосредственно занимавшегося проблемой слепоглухих, доктора психологических наук Александра Ивановича Мещерякова "Слепоглухонемые дети"). Точно так же принимал он участие в обучении четверых слепоглухих на факультете психологии МГУ. Во многом исповедовал оригинальную теорию. Например, считал, что нет плохих студентов, есть плохие преподаватели (сейчас, по прошествии многих лет, я подобный подход разделяю: в самом деле, читая лекции по своему предмету, преподаватель должен заинтересовать студентов, увлечь своим предметом у Гальперина это было). Также не разделял принципа: "Не ошибается только тот, кто ничего не делает" считал это утверждение глупостью. Во всяком случае, говорили, что может всем студентам в группе поставить "пятёрки". Но именно по этой причине его не допускали до принятия экзаменов. Последним занимались его ученики, аспиранты. Впрочем, мне непосредственно сдавать экзамен не довелось. Забегая вперёд, я уже сейчас могу сказать, что мне довелось сдать зачёт и экзамен автоматически (по некоторым предметам такое тоже допускалось).
Примерная тематика лекций: о предмете психологии; психика как форма высокоорганизованной материи; тропизмы; инстинкты у животных; формирование навыков у животных; особенности человеческой психики (психологические последствия антропогенеза); ориентировочно-исследовательская деятельность человека, переход от чувственной и наглядно-образной деятельности к мыслительной, этапы формирования чистой мысли.
Семинары вёл ученик Гальперина, Бурген Анориевич Вартанян.
Молодой, энергичный человек, весьма темпераментный и эмоциональный. Но одновременно он высказывал свою правду-матку. Надо сказать, что именно он впервые попытался посеять в наших душах сомнение относительно верности и всеобщности марксизма. Он предупреждал, что если мы и дальше останемся на позициях "Учение Маркса всесильно, потому что оно верно", мы рискуем остаться на дилетантском уровне, а также догматиками, а это в современных условиях не допустимо. Не знаю, как к этому его замечанию отнеслись другие, но мне было страшно. Страшно, прежде всего, за него.
Сами же семинары проходили не так, как по истории КПСС и по диалектическому материализму. Учение Гальперина считалось эталоном психологии, а потому семинары, в основном, либо дублировали лекции, либо на них обсуждались проблемы, очень близкие к тем которые рассматривались на лекциях.
В середине ноября состоялась контрольная работа по психологии. Готовиться к ней нужно было не только по лекциям, но и по книге Гальперина "Введение в психологию". Эту книгу нам удалось заполучить в библиотеке на пятнадцать дней. И вот в течение этого времени бабушка и папа по очереди начитывали её на магнитофон "Дайна". И вот буквально в два последних вечера перед контрольной я слушал эту запись. Что я усвоил из книги, сказать трудно. Но то, что такой капитальный труд был предпринят моими родителями, говорит о том, насколько они "болели" за меня, и я за это им благодарен. А на следующий день состоялась сама работа. Отвечал я устно (даже по Брайлю писать не довелось). Был один вопрос "Кризис психологии". Я ответил на этот вопрос. Но было очевидно, что для Вартаняна я представляю интерес и как объект психологического исследования. А потому он задавал мне вопросы, выходящие за рамки курса. Я на них отвечал. И это в какой-то мере решило мою судьбу, по крайней мере, на этот семестр.
Занятия по немецкому языку вела преподаватель Инна Алексеевна Архипова. Тут ещё такая деталь. Помимо учебных текстов, нам нужно было заниматься также и практикой. Во-первых, это фонетика (было здесь также пособие Миловидовой). С ним надо было работать в лингофонном кабинете: вот как раз эти прослушивания исходного текста, затем собственная запись повтора того, что услышал, а затем прослушивание этой записи.
На занятиях мы читали учебник. Тут мне большим подспорьем было то, что в течение предшествующего периода мною были переписаны тексты фактически за весь первый семестр. Но особую сложность составляло чтение газет. В нашем случае это была коммунистическая газета "Neues Deуtschland". Уже поистине притчей во языцех является длинное немецкое предложение. Наибольшую сложность представляло написать его. Здесь не мог помочь магнитофон, так как ни одно слово не должно быть упущено: нельзя было догадываться, но нужно было точно передать содержание предложения. Приходилось также писать контрольные работы. Я их писал, а в конце занятия зачитывал Инне Алексеевне свою работу. Таким образом и шла аттестация.
Такова общая картина моей успеваемости в этот период.
24. Из моей коллекции (опера "Сицилийская вечерня")
Автором этой оперы был Верди. Думаю, что это одна из самых замечательных его опер. Думаю также, что она представляет собой одно из самых выдающихся произведений девятнадцатого века. Ведь в это время музыка должна была удовлетворять трём основным качествам: гармония, мелодия и ритм. Опера "Сицилийская вечерня" вполне удовлетворяет этим требованиям. Историческим фоном, на котором разворачивается действие, была борьба сицилийцев против французов. Но, как и во всяком литературном произведении, была здесь и своя интрига. Главными героями здесь были герцогиня Елена и её придворный врач Прачида.
Данная запись была сделана на фестивале "Флорентийский музыкальный май (1951 год). Наиболее значимыми здесь были Мария Каллас в роли Елены и Борис Христов в роли Прачиды. Хор и оркестр театра "Коммунале" (Флоренция).
Здесь интерес представляет всё: и музыка, и вокал, и балетные вставки, которые характеризуют так называемую "большую" оперу. Возможно, большое количество арий, ансамблей, балетных вставок тормозят развитие сюжета. Но одновременно это позволяет проследить историю жанра в лучший период его развития.
Всё это свидетельствует о значительности этого музыкально-драматического произведения. Конечно, сильнее всех здесь была Мария Каллас. Наиболее заметным номером было здесь знаменитое болеро Елены.
25. Моё чтение в первом семестре
В этот период я получил две книги.
Прежде всего, хотел бы сказать о книге А. Розова "Полина Виардо-Гарсиа". Это книга о великой испанской оперной певице XIX века Полине Виардо-Гарсиа. Будучи испанкой по национальности (её отцом был известный испанский тенор Мануэль Гарсиа), она внесла вклад в музыкальную культуру разных стран. Прежде всего, она пела в итальянском оперном репертуаре (в операх Россини, Беллини, Доницетти, ранних операх Верди). Её голос (контральто или меццо-сопрано) был не обычен. Он удовлетворял всех, даже самых взыскательных слушателей. Особенно много внимания уделяет автор пребыванию певицы в России. Ведь, оказывается, в Санкт-Петербурге в то время существовал итальянский театр. Ведь парадокс заключался в том, что русская аристократическая публика русскую оперу третировала (вспомним в этой связи, что музыку оперы Михаила Ивановича Глинки "Иван Сусанин" они называли "кучерской"), предпочитала итальянскую музыку. В этой связи голос Виардо пришёлся как нельзя кстати. Но, в отличие от других исполнителей, она обратила внимание и на музыку русских композиторов. Она и сама была композитором и даже писала оперы. Уйдя со сцены, она занялась педагогической деятельностью и воспитала немало выдающихся оперных певиц. Она была очень красива, так что в неё влюблялись многие видные деятели культуры.
Широко известно, какое сильное потрясение испытал Тургенев, встретившись с Виардо. Он в течение долгого времени жил в её доме. Может быть, именно благодаря этому о Полине Виардо знают у нас люди, далёкие от оперы и оперного искусства.
А мы словно оказались в лоне культуры девятнадцатого века, в том числе, и в мире литературных и музыкальных салонов девятнадцатого века. Всё это делает книгу Розова "Полина Вардо-Гарсиа" очень интересной.
В это же время я читал книгу Юрия Королькова "Феликс значит "счастливый". Это книга о Дзержинском. Уже задолго до этого в то время, когда мы только научились читать, одна из первых прочитанных нами книг была посвящена этому человеку. В младших классах школы доводилось читать "Рассказы о Феликсе Дзержинском" Юрия Германа (кстати, именно с них начинается моё знакомство с творчеством этого писателя, автора таких разных произведений, как "Рассказы о Феликсе Дзержинском", "Россия молодая", трилогия "Дело, которому ты служишь", "Дорогой мой человек", "Я отвечаю за всё"). Однако в этих рассказах, очевидно, написанных для младших школьников, не даётся целостной характеристики Дзержинского как человека и как партийного и государственного деятеля. Прослеживаются лишь отдельные эпизоды из его жизни. Наиболее известным из этих рассказов был "Восстание в тюрьме" (этот рассказ стал предметом специального изучения на уроках литературы в шестом классе). Или мы узнаём о том, как, находясь в тюрьме, Дзержинский организовал своеобразные занятия гимнастикой среди товарищей по несчастью, а также его просветительская деятельность (молодой человек под руководством Дзержинского приступил к изучению философии Гегеля). Вначале я подумал, что там была опечатка. И тем более, что при письме Гегеля можно легко исправить на Гоголя. Но почему-то с этим не спешили. В беседе профессора Пуховского по обществоведению упоминается, что Гегель кого-то из великих монархов учил. Так я это понял, что Гегель учил Александра Македонского. Но потом оказалось, что не Гегель, а Аристотель был учителем Александра Македонского. Последний, как и сам Александр Македонский, жил в древние времена. И всё же через некоторое время многое прояснилось.
Автор Юрий Корольков в своей книге показывает человека как целое. Он фактически в художественной форме рассматривает биографию Дзержинского. Мы в самом начале видим его пятнадцатилетним подростком в Вильно, где живёт его семья. Здесь происходит его первая стычка с человеком, который впоследствии не мало попортил крови в отношениях между советской Россией и Польшей с Пилсудским. Здесь его кроме того, посещает первая любовь. Но его возлюбленная была тяжело больна туберкулёз лёгких. От этой болезни она умерла.
А потом он ведёт революционную работу в своём районе, куда переправляет запрещённую литературу, во всём районе Королевства Польского и Литвы. Фактически возглавляет всю политическую работу партии большевиков в этом районе. За свою деятельность он попадает в тюрьму, откуда ему удаётся бежать за границу. Но эмигрантская среда не приняла его, хотя он оказывается в руководстве заграничного бюро большевиков. Жизнь его изобиловала драматическими эпизодами, арестами и побегами из тюрем и ссылок. В то же время, в ходе своей деятельности он особое внимание обращает на выявление и разоблачение провокаторов. Именно это последнее определило сферу его деятельности. После революции он становится руководителем Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией (ВЧК). Эти страницы сейчас читаются как детектив. А кульминацией этой борьбы было убийство левыми эсерами германского посла Мирбаха, 6 июля 1918 года, что означало провокацию войны, а для этого молодая советская республика была не готова. В этой обстановке он сам едва не оказался пленником мятежников.
Потом он работает на хозяйственной работе, возглавляет ВСНХ (Высший совет народного хозяйства). И тут его опыт, который он получил в период работы в ВЧК, тоже оказывается весьма важным и ценным. И он в ходе этой работы раскрывает более полно свой организаторский талант. К сожалению, тяжёлая работа и жизнь до революции, полная опасностей последующая его жизнь и борьба существенно подрывают его физические силы. В расцвете творческих сил он тяжело заболевает и умирает. Но эта жизнь и эта борьба являются примером для других борцов за дело революции. Вот какое значение имеет эта книга.
Зимняя сессия
А. Зачёты
26. Первый зачёт история Древнего мира - Древний Восток
Уже в начале декабря сообщили, что 15 декабря будет зачёт по истории Древнего Востока. К этому моменту, как только лекционная часть закончилась, мы приступили к подготовке по истории Древнего Востока. Различие между зачётом и экзаменом заключается в том, что к зачёту, как правило, нет фиксированного списка вопросов. Тем не менее, готовность здесь должна быть такой же, как и на экзамене. Я при подготовке во многом рассчитывал на лекции. Перечитывал свои конспекты. Но, как я уже говорил, я не попал на последнюю лекцию по Индии, а Китай нужно было изучить самостоятельно.
С учебниками у нас была большая проблема. Те учебники, которые Вигасин рекомендовал на своей первой лекции, на вынос не давали. У дедушки была "Всемирная история", но при ближайшем рассмотрении оказалось, что для подготовки к зачёту это вряд ли может считаться приемлемым пособием. Вообще "Всемирная история" является прекрасной книгой для расширения кругозора. В некоторых случаях, читая о той или иной прошлой эпохе, испытываешь ощущение, будто читаешь хороший детектив или добротное литературное произведение вообще. Сказанное, впрочем, не относится к истории Древнего Китая. Всякие периоды, различные Западные и Восточные Чжоу превращают историю в бухгалтерию. Вряд ли от такого чтения в голове что-нибудь останется, особенно если принять во внимание, что этот раздел совершенно не освещался в лекциях, что не позволяло иметь какую-то базу, отправляясь от которой, можно было бы развить первоначальные знания.
Когда мы читали материал по истории Китая, мы видели различные географические названия, которые относились к местностям, которые тогда входили в состав территории Китая. Запоминать это всё было очень трудно. Другой проблемой для подготовки к зачёту была Индия. В единственной лекции по истории Индии ничего не говорилось о выдающихся произведениях древнеиндийской литературы поэмах "Махабхарата" и "Рамаяна". А мы, читая об этом во "Всемирной истории", пытались восполнить этот пробел. Но вот что любопытно: от всего этого в памяти осталось только одно имя: одного из героев "Махабхараты" звали Дхритарштра. Я пытался написать конспект пересказа "Махабхараты". Но от всех этих названий уходило целостное представление о произведении.
Конечно, использовал я и материалы лекций. Поскольку большую их часть я конспектировал с магнитофона, постольку мои конспекты были достаточно подробны, так что заниматься по ним было вполне возможно. А любопытно, что когда я читал свои конспекты вслух (а к такому способу освоения материала я прибегал постоянно, так как считаю, что тем самым материал гораздо в большей степени остаётся в памяти), мне казалось, что откуда-то издали я слышал голос Вигасина. Подобное случалось и при подготовке к другим зачётам и экзаменам.
Юра дал мне магнитофонные записи некоторых лекций. Однако их было трудно понять. И непонятно, в чём тут дело: то ли в качестве его магнитофонов, то ли в качестве используемых им кассет (он пользовался обычными кассетами С-60). Во всяком случае, в дальнейшем если я и пользовался чужими магнитофонными записями, то это, как правило, были преподаватели.
И вот наступило 15 декабря. Зачёт состоялся уже ближе к вечеру. Мы пришли в аудиторию, а затем пришёл и преподаватель. Билетов не было. Преподаватель каждому задавал по одному вопросу. Мне достался вопрос "Культура древнего Египта" (как раз вторая лекция, которую я не записал). Вопрос вообще нетрудный. Кое-что из Олиного конспекта лекции я извлёк. Как оказалось, многие аспекты я осветил правильно. Но преподаватель спросил о литературе. А о том, какая там была литература, у меня не было ни малейшего представления (до первого тома "Всемирной литературы", который назывался "Поэзия и проза Древнего Востока", руки не дошли).
И, как ни горько это было, всё же пришлось признать, что этого вопроса конкретно я не знаю. Тогда преподаватель спросил: "А религия?". Но этот вопрос был достаточно хорошо освещён в лекции. Я на него ответил. Преподаватель же провозгласил: "Зачёт".
Так я сдал свой первый зачёт.
27. Консультация и зачёт по психологии
Последний семинар по психологии был во многом не обычен. Во-первых, Вартанян, как истинный психолог, предупредил, что мы рискуем оказаться на уровне дилетантов. Надо, говорил, существенно повысить свою активность. А ещё говорилось, что теперь предстоит сдавать зачёт. Но, по сути дела, он был прав. Потом он сказал, что у него есть билет на концерт некоего американского поп-ансамбля (позже мы узнаем, что это за ансамбль). Этот билет он готов был обменять на пластинку Эдварда Кеннеди (Дюка) Эллингтона. А потом он спросил, чем объяснить интерес к подобного рода ансамблям.
Я сказал что-то невнятное. Но потом добавил, что, очевидно, необычность звучания. А он сказал, что перед зачётом проведёт консультацию. Чтобы мы не скучали, и чтобы набрались энергии, он пригласил нас как бы к себе на квартиру.
И вот наступила эта самая суббота. Для нас это был тяжёлый день. Вообще эта история началась гораздо раньше. В конце ноября был один из этапов молодёжного похода по местам революционной, боевой и трудовой славы советского народа. Нет, конечно, это нужно, но всё-таки это нужно сделать более основательно и в свободное от учёбы время. У нас в ту достопамятную субботу были все четыре пары. Но особенно тяжёлым было то, что именно в субботу (вне очереди) состоялась лекция по истории КПСС. У студентов отделения научного коммунизма была ещё лекция по ИМРКД истории международного рабочего и коммунистического движения. И вот после этого встретились с лектором по истории КПСС. Как раз на четвёртой паре и была эта лекция.
Лаврин был взбешён в связи с тем, что из-за похода сорвалась именно его лекция. От этого он ещё больше рассвирепел. Что-то кричал. А это усиливало и без того высокое напряжение. Но потом всё-таки и он успокоился (во всяком случае, сделал вид, что успокоился). Во всяком случае, лекция всё-таки состоялась.
Но что же нам делать? Ведь надо же было ехать на эту консультацию. Мы поехали на автомобиле. Ехать довольно далеко, в Краснопресненский район, на улицу Матвеевскую. Удивительно, что доехали мы туда довольно быстро. Расположились в довольно просторной комнате. Эту консультацию я записывал на магнитофон, так как по своей значимости она могла бы быть приравнена к обзорной лекции.
Во время этой консультации ряд студентов получил "зачёт" автоматически. В их числе был и я. Но я воспринимал эту консультацию-лекцию как этап будущей подготовки к экзамену, который состоится в период летней сессии. Ведь мы будем сдавать экзамен. Фактически был кратко рассмотрен весь материал семестра. Вартанян прошёлся практически по всем вопросам курса.
У меня тоже был вопрос, который я и задал.
По окончании консультации наиболее дальновидные продиктовали список вопросов по математике. Эту диктовку я тоже записал на магнитофон. При этом повеселевшие товарищи говорили мне: "Запиши Олю, так как именно Оля Титова диктовала эти вопросы".
Но самое интересное произошло после консультации. Во-первых, Вартанян понимал, что наши студенты проголодались, потому что после четырёх пар они не успели поесть. А, во-вторых, появилась… чача. В этот момент Лёня Макшанцев, обычно не отличавшийся активностью на семинарах, тут довольно энергично спросил: "А сухого вина у вас нет?" Что ему ответили, я не помнил. Но мой отец, присутствовавший при этой сцене, потом не раз рассказывал этот эпизод, при этом возмущался по поводу такого нахальства. А я думаю, что это была небольшая разрядка перед дальнейшей подготовкой к экзаменам.
Но ещё продолжались зачёты. И об этом мы поговорим.
28. Встреча с Людмилой Николаевной
Ещё в тот момент, когда мы только собирались переезжать в Москву, родители, дабы меня успокоить, говорили, что наши ленинградские друзья будут приезжать к нам. И это, действительно, было так. Приезжали: Юрий Константинович, Сергей Ананьевич, Евгений Львович, а в дальнейшем и Дима. Особый вопрос для меня о хлебе. Тогда я считал ленинградский чёрный круглый хлеб самым лучшим, а московский столовый наоборот, самым худшим. Думалось, что наши ленинградцы будут привозить хотя бы по буханке ленинградского хлеба. Но этого не произошло. Однако в ряде случаев они приезжали, и вся квартира наполнялась необычайным ароматом, а это приводило к улучшению состояния, к возможности дальнейшей учебной и научной деятельности, к ощущению успешности этой деятельности.
Особый разговор о Людмиле Николаевне Боришанской. Она приехала к нам 17 декабря, на следующий день после зачёта по психологии. Когда она приехала к нам, я оставил все свои дела и пришёл в комнату.
Людмила Николаевна спрашивала меня, как мне нравится учёба. Я сказал то, что я думал тогда, а именно, что учёба в университете мне не очень нравится. Не нравится то, что я не могу самостоятельно читать литературу, что со слуха она почти всегда не понятна. Особенно трудно с логикой. Я практически ничего не понимаю из того, что мы там делаем. А ведь уже очень скоро мне предстоит сдавать экзамен. Наверно, было бы значительно легче, если бы основы логики изучались бы в школе.
Кстати в прежние годы (незадолго до моего рождения) основы логики, как и психологии, изучались в старших классах школы. И Людмила Николаевна тоже изучала логику в школе. И вот она рассказала один эпизод (потом она не раз его повторит).
На уроке учеников спросили: "Кулак эксплуататор народа, какое понятие единичное или общее?" Ученица отвечает: "Единичное, потому что у человека два кулака". Мне кажется, что здесь задача поставлена некорректно. Речь шла об определении понятия, а потому надо было говорить о реальном содержании понятия, а не о его объёме.
Впрочем, это я сейчас могу так здраво рассуждать, а тогда, возможно, понимал не намного больше, чем та ученица. Поэтому надо было следить за каждым словом, за каждым выражением, особенно в том случае, если оно не понятно.
Да и сам этот пример неудачен для того, чтобы "обыграть" на нём правила логики. Само же понятие это слово. Стало быть, делать здесь "из мухи слона" не имеет смысла. Освоение логики и демонстрация педагогом своего педагогического мастерства это две разные задачи, которые нельзя смешивать или взаимно заменять, ибо при этом никакая цель не будет достигнута.
А потом папа рассказал о вчерашнем эпизоде с Лёней Макшанцевым. Людмила Николаевна была этому очень удивлена. А папа до того уже успел рассказать об этом Владимиру Александровичу. Владимир Александрович сказал: "Ну, у гуманитариев такое возможно".
В таких разговорах и проходила наша встреча. И эта встреча была для меня живительным бальзамом на фоне того непростого, откровенно унылого, времени.
29. Приезд бабушки
Бабушка приехала 18 декабря. И это было приятно. Она приехала "болеть" за меня. Читала мне разную литературу. Помогала при составлении конспектов некоторых произведений классиков.
Можно сказать так: мы вместе сдавали историю КПСС, вместе постигали всеобщую историю.
А в дальнейшем мы именно потому вместе с моими родителями смогли поехать на каникулах в Ленинград, что бабушка оставалась в Москве и ухаживала за дедушкой. В Ленинград она вернулась уже в феврале, когда я начал свой второй семестр.
30. Зачёт по истории КПСС
Вообще-то я нарушил хронологию. Про зачёт по истории КПСС следовало бы рассказать раньше. Но в данный момент речь идёт не столько о хронологии, сколько о значимости события.
Было сказано, что зачёт будет происходить в часы семинарского занятия. Да и сам он будет проходить как обычный семинар. И опрос будет, как на обычном семинаре. Последняя тема была непосредственно связана с Октябрьской революцией 1917 года. К этому семинару я готовился обстоятельно, сделал подробную запись. В частности, предполагал выступить на тему "Всемирно-историческое значение Октябрьской революции". (На самом деле, как ни странно, такой темы там даже не значилось).
И вот начался этот самый семинар. Лаврин пришёл, поначалу даже, как будто, весёлый. И, точно из рога изобилия, посыпались фамилии тех, кто получал "зачёт" автоматически. Он прямо по списку прошёлся. И получалось, что большинство получало "зачёт" автоматически. Но оказалось, что среди этого большинства нет меня. Да что же такое? Стало быть, надо выступить. Но к такому варианту я оказался не готов. А Лаврин, закончив церемонию выставления зачёта "автоматом", сказал: "Но есть ряд товарищей, с которыми мы побеседуем". И начал опрос. Этот опрос проходил не непосредственно по теме нынешнего семинара, а вопросы задавались произвольно и могли касаться любого раздела, который изучался в течение семестра.
Но тут случилось происшествие, которое в буквальном смысле наэлектризовало обстановку. Возмутителем спокойствия был Юра Полуэктов. Он пришёл из политехнического института. Там уже историю КПСС он сдал. И решил, что у него всё в порядке. А Лаврина он не предупредил, а общался с его заместителем. И тогда Лаврин спросил: "Кто ему поставил зачёт? Надо бы этого Полуэктова как следует наказать". Как уж там его накажут, я не знаю. Я сам совершенно запутался.
А Лаврин рвал и метал. Он кричал: "Кто вам дал право совершать такие действия в обход заведующего кафедрой и вашего лектора?" И пригрозил, что теперь все освобождения на философском факультете будет проверять лично. Я же был ни жив, ни мёртв от страха. Самое худшее заключалось в том, что я не знал, что я должен именно делать. А у Полуэктова была 120-часовая аттестация, а у нас 200-часовая. И Лаврин сказал: "Я вам не перезачту. Сдавайте зачёт вместе со всеми". Стало быть, сейчас он зачёт не сдал, потому что был не готов. А я не понял, что и мне надлежало сдавать зачёт. Короче, сидел как зритель, хотя на самом деле, должен был быть непосредственным участником события.
Сегодня из всех "штрафников" только Лёня сдал зачёт. Тогда я спросил: "Так что же, и мне тоже надо сдавать зачёт повторно?" Лаврин это подтвердил. А я только теперь это понял. Как, однако, всё это глупо!
А почему сразу не догадался? Я что, возомнил о себе, что я какой-то особенный? Нет, но я не понял, что должен сделать это сбило с толку такое обилие "автоматчиков", что подумал, что это касается и меня.
После того как этот семинар прошёл, мама подошла к Лаврину и сказала, что со мной нужно вести дело несколько иначе. Он сказал: "Хорошо!" Ничего иного сделано не было. Мне осталось только лучше подготовиться.
Дома мы повторили кое-какие вопросы. И сейчас я уже чувствовал себя более уверенно.
На следующий день я пошёл сдавать. Состоялся такой же семинар. И тут я понял свою ошибку: сейчас, как и на обычном семинаре, я стремился ответить то, что я знаю. Таких возможностей было две, и все они были связаны с третьим съездом РСДРП(б). Ещё раз повторяю: сейчас всё происходило так, как если бы это был обычный семинар. Конечно, небольшая шероховатость в моём ответе была (отвечая по программе и уставу партии, я в обоих случаях упустил пункт об оказании личного содействия партии), но всё-таки это не повлияло на общее содержание ответа. Лаврин в целом был доволен и сказал: "Зачёт".
Потом он ещё говорил с другими. Потом я в очередной раз спросил о магнитофонной записи, а он сказал: "Ну, я же верчу головой, отворачиваюсь" (получалось, что он не отрицает, но и не даёт разрешения на запись). Так этот вопрос и не был решён, а я по-прежнему пытался писать конспекты непосредственно на лекциях.
Тем не менее, зачёт был сдан. И это был первый и единственный раз, когда я сдавал зачёт со второй попытки. В дальнейшем все последующие зачёты я сдавал только с первой попытки.
И теперь остался ещё один зачёт, а потом самое трудное и самое ответственное экзамены. О них мы теперь и поговорим.
31. Зачёт по диалектическому материализму
В тот же день, когда была первая попытка сдачи зачёта по истории КПСС, я сдавал диалектический материализм. Сдавал не со своей группой (так случилось). И эта группа, как оказалось, двенадцатая, группа диалектического материализма и логики, очень сильно мне сочувствовала, оказывала помощь и моральную поддержку, так что, я думаю, моё последующее появление в ней тоже было неслучайным. Они давали свои конспекты, и под мамину диктовку я их писал у людей запись получалась более подробной, чем у меня. Кроме того, мне давали экспресс-консультации по тем вопросам, где у меня были наибольшие затруднения.
И вот, казалось бы, чувствуя себя едва ли не полностью сражённым на неудачной попытке сдачи зачёта по истории КПСС, я пошёл сдавать диалектический материализм. Пастушный принимал зачёт. Задал мне всего один вопрос. На этот вопрос можно было ответить совершенно элементарно, даже не прибегая к первоисточнику. И я ответил. А Пастушный, поставив мне в зачётную книжку "зачёт", высказал предложение: "Вам надо почаще выступать". Я посетовал, что есть трудности с освоением литературы, он сказал: "Ну, а если лекционный материал?" А я сказал: "Для этого мне нужно записывать лекции на магнитофон, затем сделать подробный конспект. Только в этом случае я мог бы выступать". Пастушный сказал: "Подумаем". Замечу, что со следующего семестра лекции по диалектическому материализму читал у нас другой преподаватель Александр Владимирович Панин. Его лекции и спецкурсы я буду записывать на магнитофон и конспектировать. Как окажется впоследствии, он сыграет весьма выдающуюся роль в моей последующей студенческой и аспирантской жизни, за что я ему бесконечно благодарен. Обо всём этом речь впереди. А сейчас начинаем рассказ о первых моих экзаменах в университете.
Б. Экзамены
32. Новый год
Отвлечёмся немного от дел учебных. Хотя, если честно, полностью отвлечься от них не удавалось. Надо было законспектировать последние лекции по истории.
Но вот заканчивался год 1978. Для меня он был по-настоящему боевым. Произошло самое главное событие: я поступил в университет, начал свою учёбу. Папа приобрёл автомобиль, и это воспринималось как покорение Москвы.
Между тем, накануне Нового года резко похолодало, да так, что, казалось, Москва и Сибирь, точнее, Якутия, поменялись местами, Морозы были такие, каких ни до, ни после наблюдать не приходилось. Дневная температура воздуха опускалась до -35 градусов. Не очень добросовестные люди утверждали, что по ночам температура опускалась до -52 градусов. Даже для Москвы это казалось уж слишком чересчур.
От этих якутских морозов спасались при помощи газа, который зажигался на кухне. По этой причине лекции конспектировал на кухне: приносил туда магнитофон, кассету, письменные принадлежности. Магнитофон включался в сеть на уровне холодильника. Такова обстановка, в которой доводилось конспектировать последние лекции по истории.
На этом фоне происходила подготовка к празднованию Нового года. Готовилась подобающая в таких случаях еда. После того как бой кремлёвских курантов возвестил о начале Нового года, смотрели по телевизору новогодний "Голубой огонёк".
Потом я ушёл к себе. Писал мемуары, Сделал обзор погоды за декабрь 1978 года. Со следующего дня подготовка возобновится.
33. Подготовка по истории
Но недолго мне довелось расслабляться и наслаждаться праздником. На самом деле, наступал самый ответственный этап подготовки по истории. Большая часть вопросов должна была быть подготовленной по учебникам и первоисточникам.
У нас это была "Всемирная история". Но там история Древней Греции и Рима была изложена по периодам. Можно было в буквальном смысле утонуть в этом безбрежном бескрайнем море фактов. Конечно, все они были интересны. Но это хорошо тогда, когда имеешь возможность погрузиться в него, что называется, с головой. Последнее может быть лишь при чтении художественной литературы, но никак не при подготовке к сдаче экзаменам на первом курсе. Так мы с большим трудом прочитали про Пелопоннесскую войну и Пунические войны, в частности, вторую Пуническую войну.
Вечером 2 января приехала Оля. Она привезла университетский учебник. Поэтому некоторые вопросы мы проходили по этому учебнику. Но очень мало было того, что мы в нём находили. требовалось читать нечто более серьёзное, чтобы ответить на предлагаемые вопросы. Будь побольше времени, следовало бы некоторые разделы записать на магнитофон, а потом даже законспектировать. Но времени на всё это не было. Поэтому ограничивались лишь тем, что читали и, в лучшем случае, повторяли наиболее важные аспекты, отдельные события, происшедшие в описываемый период.
Утром следующего дня Оля на короткое время уехала. Но вечером она в общежитие попасть не смогла. Она заночевала у кого-то. А у нас была, начиная со следующего вечера. В течение следующего дня попытались прослушать лекцию. Но проблема в том, что магнитофон снова стал как-то странно работать.
Но, как бы там ни было, вопросы в целом были пройдены.
34. Первый экзамен история древнего Мира Греция и Рим
И вот наступило 5 января. В тот день мы поехали в университет на машине. Прибыв туда, мы сразу же прошли в здание, разделись, поднялись на наш одиннадцатый этаж. Вошли в аудиторию.
Через некоторое время пришла Кондратюк, и экзамен начался.
Мне достался билет, в котором были следующие вопросы:
1. Социально-экономический строй греческих полисов в классический период.
2. Завершение периода республики в Риме и переход к империи.
Объективности ради следует сказать, что ответ был не вполне удачный. Первый вопрос достаточно полно освещался на лекции. Я достаточно легко с ним справился. Однако к этому вопросу Кондратюк задала дополнительный. Я в своём ответе отметил, что античная форма собственности это собственность на землю. Она спросила, чем характеризуется эта форма собственности. Я ответил: "Каждый гражданин может и должен быть земельным собственником". Она спросила: "Кто это сказал?" Я ответил: "Маркс". Она спросила: "В какой работе?" Я ответил так, как расслышал: "Формы, предшествовавшие капиталистическому обществу". А она меня поправила: "Не обществу, а производству". Тем самым я выдал себя с головой: самое главное, я показал, что эту работу я не читал. Впрочем, на этом в тот момент внимания не заостряли.
Второй вопрос был сложнее. Дело в том, что лекция на эту тему не записалась (внезапно "сели" батарейки, так что вместо лекции Кондратюк слышался Буратино), то есть, запись звучала ускоренно, что и создавало такой эффект. Но из-за этого мой ответ на этот вопрос был неполным. Меня это огорчило. Но кое-что из этой лекции я извлёк. И говорил в соответствии с тем, что удалось извлечь.
После того, как я закончил подготовку, пошёл отвечать. Но ввиду тех шероховатостей, о которых я уже говорил, реальный ответ оказался не таким, как ожидался. Но и этого я поначалу не понял.
Более того, я был очень рад тому, что сдал этот экзамен. А маме она сказала: "Ну, контуры он осветил". И я подумал, что это означало одобрение, а, значит, и желанную "пятёрку". А мама сообщила: "Почему же тебе поставили "четвёрку"? Как "четвёрку"? Тут я был огорчён. Но оказалось, что "четвёрка" это не самое плохое. К тому же были неточности в ответе. Но частично они были следствием недослышания.
Но надо было об этом подумать. И добиваться того, чтобы все лекции записывались на магнитофон, в том числе, и на магнитофон "Filipps" (а я не подумал о том, что папа мог уже отдать его Биллу) Но, как оказалось, в дальнейшем, по крайней мере, в течение нескольких последующих дней снова папа брал у Билла "Filipps". А затем папа использовал его для своих записей. Но сейчас приходится признать, что экзамен по истории Древнего мира я сдал на 4. Одновременно приходится признать и то, что мало внимания обращалось на индивидуальные особенности восприятия материала.
Возможно, кафедра истории Древнего Мира исторического факультета к нам, философам, относилась предвзято. Это было видно и на примере сдачи этого экзамена нашей группой. Только один Гриша Титаренко получил ""Отлично". Но мне кажется, что не без некоторого лукавства здесь было.
Кроме того, слишком мало было времени для изучения материала. Если сравнить со школой, там большое преимущество. Так в шестом классе мы изучали историю Древней Греции с декабря по март, а Рима с марта по май. Здесь же на всё отводилось немногим больше месяца. Кроме того, не принималось во внимание то, что многими история по-прежнему воспринималась через призму художественного творчества. Сейчас же изучение истории Древнего мира казалось откровенно скучным и неинтересным делом. Иначе вряд ли бы наши студенты в таком количестве и так откровенно опаздывали на лекции.
У нас будет история философии. Однако в этом случае будет меньше политической истории, больше философии. Но как раз о философии мы практически и не говорили, преобладала всё-таки политическая история, то есть, то, что мы привыкли называть исторической наукой.
Но по-настоящему не повезло Шахрудину Сиидову. Он получил "двойку". В 12-й группе то же самое случилось у Наташи Яблоковой, дочери профессора кафедры атеизма Игоря Николаевича Яблокова. Впрочем, я думаю, она могла себе такое позволить. Кстати, "двойку" она получила и по математике. А по логике "отлично". Вот это уже подозрительно. Оба её родителя работают в университете: отец на кафедре атеизма, а мать малоприятная женщина на кафедре исторического материализма. Позже она нам призналась, что на занятии по иностранному языку надо было рассказать на французском языке о двадцать пятом съезде КПСС. "А как тут на французском языке рассказывать, если по-русски не знаешь?" Впрочем, она могла и рисоваться, позировать. Сама-то по себе она девушка неплохая, ко мне относилась хорошо, даже дала свои шпаргалки по логике. На следующий год перешла в нашу группу, а потом специализировалась по кафедре исторического материализма. А к моменту поступления в аспирантуру стремительно поднялась вверх. Но это уже другая история, к нам никакого отношения не имеющая.
Ну, а у нас этот экзамен был сдан.
Придя домой, я отдыхал. А затем слушал оперу (об этом я расскажу в разделе "Из моей коллекции). Писал мемуары. А дальше начинается подготовка ко второму экзамену.
35. Подготовка по математике
На следующий день я начал готовиться к экзамену по математике. Вообще экзамен состоял из двух частей теоретической и практической, то есть, решения задачи. Теоретические вопросы были сформулированы таким образом, что ответы на них напрашивались сами собой. Это казалось вполне логичным. Ведь в математике словесных выражений не так уж и много. Верно, они характеризуют явления, которые описываются с помощью математических объектов. И, казалось бы, предельная краткость вот что должно быть зафиксировано в математических предложениях. Это необходимо учесть. Поэтому я предполагал отвечать так, как если бы уже находился в аудитории, где я сдаю экзамен.
Впоследствии один профессор, о котором я расскажу позже, именно так рассматривал экзамен по своему предмету (не математика как таковая). А я на первые вопросы стал отвечать споро, бойко. Я пытался на каждый из этих вопросов дать краткий ответ. А мама взяла учебник и стала читать мне соответствующие параграфы, что было по этому вопросу. И выяснилось, что там было очень много разъяснений, касающихся этих исходных понятий, и это надо принимать во внимание.
И как ни мало было времени, всё же пришлось писать ответы на вопросы. Это не были шпаргалки (у меня и в мыслях не было пользоваться шпаргалками), хотя я знал, что некоторые студенты, даже отличники, занимались их изготовлением (мне довелось с некоторыми из них познакомиться), но сам я никогда об этом не думал и не помышлял. То, что я писал ответы на некоторые вопросы по математике, свидетельствует лишь о стремлении закрепить материал, попытаться представить его так, как если бы я уже отвечал его на экзамене. Значит, это была своеобразная репетиция к экзамену. Я делал такие записи. Потом достали конспекты, я их прочитывал, в том числе, и маме вслух.
Так мы прошли большую часть вопросов всего их было 20 или 25. Но всё-таки некоторые вопросы оказались непрояснёнными. Это было связано с теорией множеств, отчасти с алгебраическими операциями.
36. Консультация по математике у Елены Юрьевны
10 января в Москву приехал Сергей Ананьевич. У него была командировка. Ночевал он у нас. А на следующий день прямо с утра мы вместе выехали на автомобиле. Нас папа довёз до Казанского вокзала, а Сергея Ананьевича повёз дальше.
С погодой происходили странности: если в начале января была холодная морозная погода, то к 10 января наметилась оттепель. Как раз в эти дни температура поднималась до +1 градуса.
Когда мы приехали на Казанский вокзал, то обнаружили, что на платформе было много снега. Даже трудно было представить себе, что находишься в Москве. Видели поезд Москва-Душанбе. И подумалось, как бы было хорошо уехать куда-нибудь подальше от этих морозов. Наивный человек: я думал, что раз это юг, значит, тепло круглый год. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что зима в отдельных регионах Таджикистана более сурова, чем у нас, что в отдельных районах морозы могут достигать -50 градусов. А летом, да, жара, о какой на севере и не подумаешь. Но сейчас надо не отвлекаться, а думать об экзаменах. И всё же голове не прикажешь: мысль появляется, но проходит какое-то время, все посторонние мысли уходят, а остаётся только главная. Вот хотя бы в тот же Таджикистан поехать (так и не поехал). Но надо понимать, что никаких условий для такой поездки не было.
Сейчас нам предстояло ехать на станцию Удельная. Оказывается, в Подмосковье тоже есть станция Удельная. Тётя Зина как-то раз сказала, что там жил Пастернак (на самом деле, дача Пастернака находилась в Переделкино). Но для нас было важно, что здесь находится дача Елены Юрьевны.
Удельная находится на Казанской дороге, точнее, в районе Быково. Возможно, мы эту станцию проезжали в 1970 году, когда ехали в Анапу. Но так как наш поезд был дальнего следования, то он на такой станции не останавливался, а первую остановку делал в Рязани. Сейчас же мы ехали на электричке, которая останавливалась довольно часто. Но всё равно далеко не полностью запомнил путь следования, а потому полной железнодорожной дистанции привести не могу. Из наиболее значимых могу привести Ждановскую, Плющево, Люберцы, Малаховку.
И вот мы прибыли в Удельную. Елена Юрьевна накануне звонила и подробно объяснила, как найти её дачу. Надо было пройти 250 метров. Тут только и заинтересовало, как мама это определит. Дело серьёзное, но я был намерен пошутить. Мама в тон мне говорила примерно так, как это было у героев сказки Маршака "Кошкин дом" в том духе, что повернём направо, там будет канава. Но на самом деле, никаких канав нам даже и не попадалось. А недалеко от дома Елена Юрьевна нас встретила. В доме было не слишком жарко, но достаточно тепло, словом, здесь было всё, что характерно для зимнего дачного дома.
И, конечно, в центре нашего внимания было непосредственно занятие, имевшее целью определить, чего я достиг в ходе предшествующей подготовки.
Но по ходу выяснилось новое дело. Я взял с собой все свои записи, сделанные за последнее время, и вот надо было выяснить, насколько правильно я понимаю суть вопроса. Вот, например, ассоциативность алгебраических операций, что это такое? Сочетательный закон, а это что такое? Выходит, со школьных лет я так этого и не понял. Началось даже не с проверки моих знаний. А, скорее, с решения задачи. Только эта задача была чисто символической, лишённой каких-либо числовых выражений, но представляющей собой цепь логических операций. И вот я пытался произвести доказательство, опираясь на имеющиеся знания. Елена Юрьевна поначалу не вмешивалась (вместе с Еленой Юрьевной на даче находился её маленький трёхлетний сын Алёша, который, ни будь у нас тогда математических проблем, был бы в центре внимания во время нашей встречи), предоставив меня самому себе, чтобы я мог бы сам прийти к решению. Я о чём-то таком думал, что-то, видимо, беспорядочно писал, но в итоге ничего не получилось. Только совместными усилиями мы эту задачу решили. И отсюда появился такой вывод: любая математическая логическая задача для меня оказывается трудной. Но в таком случае, как я собираюсь сдавать завтра экзамен? А как возможна моя дальнейшая учёба? А своё ли место я занимаю? Эти мысли в буквальном смысле в считанные секунды промелькнули в моей голове в тот момент. Конечно, этих слов сказано не было (ведь это могло бы ещё в большей степени повредить мне), но факт оставался фактом: такие трудности имели место. Но одновременно вставал вопрос, как в таком случае я буду сдавать экзамен? Вот этих пунктов в учебнике Дорофеевой не было (надо полагать, они считались материалом школьной программы). Об этом я знал от Зинаиды Андреевны и Елены Юрьевны. Я всё же доказал. И Елена сказала: "Блестяще" (потом этот закон мне ещё раз придётся доказывать). Были и другие пункты, которые нами детально разбирались. И с ними был некоторый разговор.
В середине дня был вкусный обед. Вслед за обедом мы немного ещё позанимались. На сей раз больше внимания уделили теории вероятностей. Дело в том, что тогда на какое-то время статистика привлекла моё внимание, а потому вопросы, связанные с теорией вероятностей, особенно касающиеся дискретной случайной величины, казались мне интересными. Однако так было до тех пор, пока речь шла именно о дискретной случайной величине. Когда же (уже в следующем семестре) заговорили о непрерывной случайной величине, где все эти понятия интерпретировались более сложно, этот интерес очень быстро иссяк. Но этот интерес, как оказалось, носил чисто созерцательный характер.
На самом же деле, мне куда интересней было наблюдать за поведением Алёши. В то время на даче был Алёша, младший сын Елены Юрьевны. Ему было три года. Были ли у него игрушки, я не знаю (я приехал сюда ради определённых целей, а именно ради подготовки к экзамену по математике, а потому мне нельзя было ни на что отвлекаться). Сам же по себе факт существования у Алёши игрушек не вызывал сомнения: какое же детство без игрушек? Но, с другой стороны, три года это возраст, когда ребёнок уже вышел из своей кроватки, манежа, коляски (правда, в некоторых случаях дети могут оставаться в подобном состоянии. Но это в большей степени относится к больным детям, имеющих проблемы с передвижением, детям-инвалидам. К счастью, ничего подобного не было у Алёши), а потому для него на первый план выходит проблема общения с живыми людьми с родителями и другими людьми. Тем более, для ребёнка досадно, если такого общения не происходит. Нечто подобное наблюдалось у Алёши. Ему скучно, потому что он сидел дома, а его никто никак не занимает. Я по мере возможностей прислушивался к тому, что он делал. Но даже это в его положении было так мило, что после такого контакта хотелось спросить: "А почему я не ребёнок?" Конечно, образ Алёши не вошёл в придуманный мною институт детства. Если бы это произошло, он занимал бы в нём ведущее место. Он в таком случае занимался бы своей игровой деятельностью. Но такому ребёнку доступны лишь те её виды, которые допускают его постоянное пребывание в кроватке. Я пытался перенести эти представления на Алёшу Елены Юрьевны и умилялся. Он по-своему, по-детски, как бы говорил мне: "Не беспокойся, всё будет в порядке. Сдашь ты свой экзамен". И я мысленно благодарю Елену Юрьевну и Алёшу за то, что они вселили в меня такую уверенность.
После обеда было продолжение занятия. Мы совершили прогулку. Вместе с Еленой Юрьевной дошли до Быково. Воздух был чудесный. Всё было очень хорошо. Совершив такую прогулку, мы всё же вернулись в Удельную.
Вскоре подошла электричка, которая увезла нас в Москву. Казалось, что обратное путешествие прошло ещё быстрее.
От вокзала до дома ехали по калужско-рижской линии. Когда мы проезжали станцию "Площадь Ногина", мама сказала: "Площадь Ногиной". Да, я был благодарен Елене Юрьевне за помощь и поддержку и готов был выразить свою благодарность даже таким способом.
Нам ещё раз доведётся побывать в гостеприимном доме Елены Юрьевны в Удельной. Это произойдёт через два года.
37. Второй экзамен математика
12 января мы сдавали экзамен по математике. Как всегда, встали рано, позавтракали, а затем поехали. Папа довёз нас до университета. Мы немного прошлись. Затем поднялись на одиннадцатый этаж. Пришли в аудиторию, где сдавали экзамен.
Пришла Дорофеева. Пришла Зинаида Андреевна. Тут следует пояснить. Я сдавал экзамен Зинаиде Андреевне, а не Дорофеевой. Почему? Тут о многом нужно догадываться. В общем даже короткое общение с Дорофеевой показало, что у меня с ней не установился нормальный контакт. Конечно, мы придерживались принятых норм, но не более того. Для того чтобы существовал нормальный контакт, нужно взаимное с преподавателем понимание. У меня тут была своя специфика, которую тогда я и сам толком осознать не мог, но опытные преподаватели, обладающие к тому же способностями психологов, не могли этого не увидеть. К тому же двойственная терминология, применявшаяся Дорофеевой при определении фундаментальных математических понятий (а ведь ещё в старших классах средней школы нас учили, что, во всяком случае, в математике не должно быть какой-либо двусмысленности при раскрытии фундаментальных понятий. А Дорофеева это допускала. Вдобавок проявилась небрежность оперирования терминами всё это порождало недоверие. Поэтому нужен был другой преподаватель, у которого отсутствовали бы эти недостатки, и который был бы способен учесть особенности конкретного студента. К числу таких преподавателей как раз и относится Зинаида Андреевна. Правда, как оказалось, сам факт присутствия в аудитории Дорофеевой приходилось учесть. Это сказалось в том, что некоторые вопросы Зинаида Андреевна формулировала с использованием терминологии Дорофеевой. Но я не сразу это понял.
В самом начале Зинаида Андреевна спросила меня: "Как у вас дела с алгеброй?" Но я сказал что-то неопределённое. А Зинаида Андреевна сказала: "Так я вас алгебру буду спрашивать".
Зинаида Андреевна продиктовала мне вопросы:
1. Суперпозиция функций, обратная функция, класс элементарных функций.
2. Задача.
У нас в самом начале были сомнения: не было формального определения обратной функции. Вопреки всем установленным канонам, я обратился за разъяснением к Зинаиде Андреевне.
Но Зинаида Андреевна сказала, что специального определения не требуется. Когда мы говорим об обратной функции, надо поменять направление стрелок. Но ситуация у нас получилась не совсем обычная. Как и для всех экзаменов, я приготовил тетрадь, чтобы писать ответ. Но не рассчитали. Ответ на первый вопрос я написал, а на решение задачи бумаги не хватило. Юра Полуэктов предложил несколько листочков обычной бумаги. Но Зинаида Андреевна сказала, что это не пойдёт. Поэтому задачу пришлось решать устно, благо она не была непосредственно связана с вычислениями, а носила, скорее, логический характер. Судя по всему, ответ выглядел вполне удовлетворительным.
При ответе на задачу я позволил себе некоторую вольность. Я сказал: "Данное множество представляет сбой группоид, более того, он ассоциативен". Вольность заключалась в том, что я употребил выражение "и даже более того" (обычно такое выражение употреблял в разговорах папа). Но, в конце концов, на вопрос я ответил. Однако это было только началом. Далее Зинаида Андреевна задала дополнительные вопросы. Они касались тех разделов, которые мы изучали в течение семестра. Интересно Зинаида Андреевна сформулировала закон Де Моргана. Во-первых, само имя Де Моргана не упоминалось. Во-вторых, формулировка тоже отличалась от той, что мы с Зинаидой Андреевной писали. Дабы удовлетворить Дорофееву, Зинаида Андреевна предложила такую формулировку: "Дополнение к произведению равно сумме дополнений". Это я как раз сообразил. А вот само доказательство было непростым. Когда я его начал, в какой-то момент запнулся. Тогда Зинаида Андреевна сказала: "Сейчас я от вас уйду, а вы думайте". Я думал. Через некоторое время Зинаида Андреевна ко мне подошла, и я доказал этот закон. А затем несколько вопросов было по теории вероятностей. Это соответствовало тому, что мы повторяли с Еленой Юрьевной. На эти вопросы я ответил. В результате я получил 5. Когда мы с Зинаидой Адреевной вышли в коридор, она сказа моей маме: "Ну, Елена Юрьевна хорошо выдрессировала его". А когда вечером мама звонила Елене Юрьевне и, в частности, передала ей эти слова, она сказала: "Это всё Андрюша". И это было признанием того, что я это сделал.
Но всё-таки я считаю, что в том, что это произошло, заслуга не Дорофеевой, а Зинаиды Андреевны. Так случилось, что Зинаиде Андреевне экзамен сдала и Оля, но уже тут Дорофеева была не довольна. Зинаида Андреевна поставила ей 4.
Итак, два экзамена мы сдали. После этого в тот день у меня была прогулка, я также послушал оперу. А дальше надо готовиться к следующему экзамену.
38. Подготовка по биологии
После того как я сдал экзамен по математике, мы начали готовиться к экзамену по биологии. Ну тут были свои особенности. Прежде всего, не все лекции я записывал на магнитофон. К тому же не все из записанных лекций были законспектированы.
Дело в том, что на семинарах рассматривались темы, которые со слуха воспринимались тяжело. Учебная литература тоже была малодоступна. Имело значение и то, что в биологии применялась довольно сложная терминология. Это особенно касалось клеточного строения живых организмов. Основной учебник, который нам было рекомендовано пользоваться, был написан канадскими авторами Вилли и Берье. Этого учебника, возможно, и в университетской библиотеке не было. У дедушки был учебник или пособие, автором которого был один Вилли. Год издания был тоже не вполне подходящий. Да и терминология была довольно сложной. Поэтому пришлось обратиться к школьному учебнику.
Этот учебник значительно изменился. Материал излагался в большей степени с учётом особенностей восприятия его отдельными категориями учеников.
Но Длудский считал, что учебник Вилли и Берье нам в большей степени подходит, так как, по его мнению, материал располагался более компактно. Но вот мы обращаемся к школьному учебнику. Мы взяли учебник под редакцией Полянского по Брайлю, (а любопытно, что среди авторов отсутствовало имя Брауна, которое присутствовало в учебнике, по которому мы занимались в десятом-одиннадцатом классах). С содержательной точки зрения учебник был проще, в то же время, суше, тем не менее, такие вопросы, как "Фотосинтез и биосинтез белков" были столь же сложными, как и в одиннадцатом классе.
Одновременно упростился материал по проблеме происхождения жизни. Всякое упоминание о гипотезах Сванте Орениуса и Владимира Вернадского о вечности жизни и ранее приводившиеся факты о следах жизни на Марсе сейчас не упоминаются, как вводящие в заблуждение. Зато теперь было приведено определение жизни, данное Энгельсом в "Диалектике природы". Это представлялось особенно важным.
Со всем этим справились. Словом, все сложные проблемы решались. А мама прочитала мне конспекты лекций, которые она писала сама (у меня, к сожалению, не было для этого времени). Из этих лекций я узнал, что, например, Длудский побывал в Полинезии. Побывал он там, конечно, не как турист, а участвовал в экспедициях по биологической части. Это неудивительно. Судя по всему, он хорошо владел английским языком, общался с американцами без переводчика, учил их уму-разуму (по его словам, ему даже доводилось встречаться с маститыми учёными-американцами, ничего не знавшими про теорию Дарвина). Так что его поездка и участие в экспедициях в Полинезии вполне возможны. К сожалению, обсуждаемые непосредственно в этих лекциях проблемы мне оказались не понятны. Но могу сказать, что впервые я услышал об экологии.
В конце концов, получалось, что при всей сложности отдельных вопросов всё же могу сказать, что подготовка по биологии проходила несколько проще, чем подготовка по математике. Таким образом, этот экзамен мне вполне по силам.
39. Третий экзамен биология
19 января мы сдавали экзамен по биологии. Как всегда, встали рано. Позавтракали. Затем поехали в университет. Приехали. Пришли в аудиторию. Вскоре и преподаватели пришли. Прежде всего, это был Длудский. Сам продиктовал мне вопросы:
1. Основные положения теории Ламарка.
2. Основные свойства биологических полимеров.
Надо сказать, что оба вопроса особой сложности не представляли, но по объёму были довольно большими. По каждому из них я мог бы написать небольшое сочинение. Я имел полную возможность воспользоваться этим, тем более, что на этот раз бумаги мы взяли достаточно, Правда, тетрадь не сшили, поэтому листы пришлось располагать в соответствии с логикой изложения.
Ко мне подошла незнакомый преподаватель. На теорию Ламарка она особого внимания не обратила. Я немного прочитал по этому вопросу, после чего она предложила мне перейти к следующему вопросу. Казалось бы, это до какой-то степени обнадёживало. Но оказалось, что всё сражение было впереди.
Голос у неё был певучий, даже в какой-то мере убаюкивающий. Но, как сказала мне мама, по возрасту она была похожа на мою бабушку. Вопросов она мне не задавала, но пыталась заговорить меня некоторыми общими рассуждениями. Тем самым она продемонстрировала свою склонность к некоторым приёмам, которые применяют философы. Грешным делом я подумал: "Вот ведь пристала", но, конечно, вслух этого не сказал (хватило ума).
Второй вопрос, более сложный, она тоже лишь начала слушать, но до конца дочитать не дала. Те вопросы, которые она мне задавала, как казалось, были призваны сбить меня с толку. Об этом свидетельствовал тот факт, что она задала мне вопросы, которые, по её мнению, носили не столько биологический, а, скорее, философский характер. И, надо сказать, пробиться к сути вопроса сквозь цепь философских рассуждений было нелегко. Как казалось, какого-либо отношения к биологии это не имело. Но тем не менее, я, насколько это позволяют мне мои знания и моя смекалка, и на эти вопросы отвечаю. Но, как это ни сложно было, всё же я ответил в том числе, и на её каверзные вопросы.
А затем она спросила, могут ли вещества, находящиеся в живых организмах, оказывать влияние на нас. Это тоже было трудно, но, тем не менее, надо было отвечать. И я ответил утвердительно. И она сказала: "Ставлю вам "Отлично". Так я сдал свой третий экзамен.
А рассказывали, что наиболее строгим экзаменатором был преподаватель Забелин. Таня Кожемякина как раз сдавала именно ему. Она готовилась по американскому учебнику, по её словам, "художественная литература" (не удалось узнать, на русском языке или на английском: последним она неплохо владела). Но этот строгий экзаменатор тоже поставил ей "пятёрку".
Таким образом, остался последний четвёртый экзамен логика. С Длудским нам доведётся встретиться на четвёртом курсе, на кафедре диалектического материализма, где он читал спецкурс "История эволюционных учений". Но об этом в своё время
40. Подготовка по логике
И вот настало время подготовки к следующему сложному экзамену к экзамену по логике. Вообще подготовка началась задолго до начала кампании по подготовке к другим экзаменам. Незадолго до начала студент Володя Леньшин передал нам свои конспекты по логике (он вёл их достаточно добросовестно и достаточно подробно, несмотря на то, что он магнитофоном не пользовался). Помог мне Гриша Титаренко своими шпаргалками (оставалось только удивляться, как у человека хватает времени: ведь речь идёт не о коротких записях, которые могли бы считаться намёками на ответ, а о фундаментальных логических исследованиях), а также дал нам на время свой учебник Д.П. Горского. Помогла и Наташа Яблокова, которая два экзамена сдала на 2, а логику, ко всеобщей неожиданности сдала на 5. Но, как бы там ни было, но я благодарен был всем за такую помощь.
Дело в том, что это самый сложный экзамен, и к нему надо как следует подготовиться. По этой причине Старченко посоветовал нам сделать его последним. Однако консультация по логике состоялась у нас ещё до Нового года, то есть, до того как было принято соломоново решение сделать этот экзамен последним. Но Старченко почему-то в этот день не пришёл. Несколько раз ему звонили. Сам он, как сказали, заболел, а потому прийти не может. Поэтому предложили пойти на кафедру и обратиться к кому-нибудь из преподавателей. Обратились к Бочарову.
Сама консультация была объёмной. Во-первых, она была в аудитории № 1-поточная. Это означало, что консультация проводится не только для одной нашей группы (правда, потом окажется, что именно для одной нашей группы проводился семинар именно в этой аудитории. Но это произойдёт на четвёртом курсе, о чём речь впереди). Особенным был и стиль проведения консультации. Он наводил на мысль о том, что надо было взять магнитофон и записать её, чтобы потом сделать подробный её конспект. Но даже предположить было невозможно, насколько редкая возможность предоставлялась нам во время этой консультации получить если не исчерпывающую информацию, то, по крайней мере, именно те сведения, которые и нужно было изложить на экзамене. Но это сделано не было.
Однако не по всем вопросам "прошёлся», а по наиболее сложным. И эти наиболее сложные вопросы касались логических форм. В то же время, речь шла также об основных категориях языковых выражений. Коснулся он и темы "Пропозициональная функция" (не знаю, рассматривалась ли эта тема на лекции, я услышал о таковой впервые). Кое-что по этому вопросу нам разъяснил Бочаров.
Но полноценная подготовка началась тогда, когда мы непосредственно приблизились ко времени сдачи экзамена. И тут в ход пошёл весь материал, который был мне доступен.
Должен сказать, что, читая учебник Д.П. Горского, я всё-таки почувствовал, что логика всё-таки нужна (до этого я недолюбливал логику). Да и написан он был на вполне нормальном и удобоваримом русском языке (это вполне понятно: ведь учебник Горского предназначался для студентов педагогических институтов. Но именно это, как ни странно, не устраивало кафедру логики. Нам же рекомендовали учебник Горского и Таванца, изданный в год моего рождения, в 1956 году (учебник Горского был издания 1963 года, года моего поступления в школу). Обычно принято думать, что чем ближе книга учебного или научного плана к нашим дням, тем лучше. С логикой же дело обстояло иначе. Так учебник Горского и Таванца был менее понятен (во всяком случае со слуха), но считалось, что он более философичен. Однако его не выдавали на вынос, потому читать его можно было только в читальном зале. У дедушки была книга Таванца "Суждение". Но это уж слишком специальная, не учебная книга. Сейчас при подготовке к экзамену учебник Горского и Таванца мы не читали. Лишь при подготовке к летней сессии удалось договориться с библиотекой о том, что папа переснимет те разделы которые, непосредственно относятся к подготовке к экзамену. Но, повторяю, сейчас этого не произошло.
А ещё Зинаида Андреевна предоставила нам для подготовки "Логический словарь" под редакцией Кондакова. Кое-что полезное мы прочитали и там. Так и проходила наша подготовка к экзамену по логике. И теперь надо было его сдавать.
Но, как оказалось, это всё-таки было нелегко. И вот сейчас мы об этом и расскажем.
41. Четвёртый экзамен логика
И вот наступил день 25 января. В этот день мы сдавали экзамен по логике самый сложный экзамен зимней сессии. И так случилось, что этим экзаменом была у нас логика.
Встали мы рано. После завтрака самостоятельно поехали в университет. На автобусе доехали до станции "Проспект Вернадского", а на метро до станции "Университет". Пришли в наш корпус, вошли в аудиторию.
Через некоторое время пришёл Старченко. И тут началась весёленькая церемония "извлечения" билетов. Юра Полуэктов вытащил билет. Что-то его там не устроило. А Старченко сказал: "Что, не нравится? Возьми другой". Мне же билет достала мама.
Первый вопрос: операции с понятиями, диаграммы Венна; второй вопрос: отношения между суждениями".
Первая часть первого вопроса особых проблем для меня не составляла. Раз в математике уже говорили об операциях с множествами, речь идёт лишь о другой терминологии. Сложнее было с диаграммами Венна. Эту часть вопроса он меня и не спрашивал. Мне был дан вопрос "Выделяющие суждения". Его я постарался вспомнить, но тут память меня подвела. Ценой огромных интеллектуальных усилий я вспомнил формулу "Все N суть все P". Я про таковые что-то слышал. Я вспомнил, что об этих суждениях говорилось на лекции. И давалась формула, которую я привёл выше. А Старченко сказал: "Но по-русски так не говорим". Тут я стал вспоминать, что было на самом деле. И тут он мне кое-что подсказал. Вообще-то этого не должно быть. Но иногда всё-таки и такое бывает. И тут он сказал: "То, что вы сейчас сказали, называется общим суждением. "Русская" формула такого сужения выглядит так: "Все N и только N суть P".
Потом он предложил мне привести пример. Я долго думал над этим примером. И мне пришёл в голову такой пример: "Некоторые дети дошкольного возраста и только они посещают детский сад" (чем я и доказал, кто я такой детсадовец). Но он спросил: "Пример какого суждения вы привели?" Я не понимал, о чём он спрашивает. Я сказал: "Выделяющего". А он сказал: "То, что вы сейчас сказали, называется частным суждением". А я был ни жив, ни мёртв от стыда элементарных вещей не понимаю. Потом был ещё вопрос "Пропозициональная функция". Но на лекции (конечно, я этого не сказал) этого вопроса не рассматривали. Короче, этого вопроса я не знал.
Следующий вопрос "Эпистемическая модальность". Что-то я по этому поводу сказал, но, видимо, недостаточно уверенно. И я подумал, что это "двойка". Как мне казалось, по всем признакам, это была "двойка". Но оказалось, что "четвёрка". И я готов был целовать ему ноги (но, конечно, до этого дело не дошло). По окончании экзамена я облегчённо вздохнул.
Мы вышли из университета и пошли домой. Так я сдал экзамены своей первой сессии.
Вечером позвонили Зинаиде Андреевне. Я отчитался. Отдельно поблагодарил за то, что она научила меня основам теории множеств. Это мне помогло справиться с одним из вопросов при подготовке. Зинаида Андреевна пожелала мне дальнейших успехов в учёбе. Я её поблагодарил.
Итак, я могу сказать, что в целом благополучно сдал свою первую сессию. Она показала, что я вполне могу учиться в университете. Это и подтвердилось.
Эти экзамены говорят о том, что, если я сумею организовать свою подготовку, причём не только непосредственно в период подготовки самой сессии, а на протяжении всего семестра, я смогу сдать экзамены ещё лучше.
А сейчас после экзаменов начинаются долгожданные каникулы. Но, завершая рассказ об этом напряжённом периоде, поговорим о его культурной составляющей, без чего сам этот процесс был бы унылым, рутинным.
42. Из моей коллекции (оперы: "Борис Годунов- запись 2, "Роберт-дьявол", "Адриана Лакуврёр").
Об опере Модеста Петровича Мусоргского "Борис Годунов" я уже говорил ранее. Сейчас поговорим о данной записи. Она во многом не обычна. Кроме того, это первая полная запись оперы "Борис Годунов", сделанная за пределами СССР. Исполнителями оперы являются: Борис Христов; Николай Гедда; Людмила Лебедева; Людмила Романова; Василий Пастернак; Русский хор Парижа, оркестр французского радио, дирижёр Исайе Добровейн, запись 1952 года.
Главным героем этой записи, несомненно, был Борис Христов. Он пел три партии царя Бориса, Пимена и Варлаама. Надо сказать, что поёт он эти три партии так, как если бы это были три разных исполнителя настолько хорошо он справился с этой задачей.
Николай Гедда был замечателен в партии Самозванца. Но всё же финал они "смазали". У них опера заканчивается смертью царя Бориса, а сцена под Кромами сильно урезана. В финале пророческие слова Юродивого Николки, предсказавшего судьбу России на ближайшее время, отсутствуют. Идеологическая установка здесь вполне понятна. Но музыка здесь не пострадала. Это говорит о силе русского искусства. Главным героем здесь является не царь Борис, а народ. Так было у Пушкина, так же было и у Мусогского. Данная запись воспроизвела редакцию Н.А. Римского-Корсакова. Впрочем, сейчас в этой редакции опера исполняется и в России.
Об опере Джакомо Мейербера "Роберт-Дьявол" я впервые услышал, читая комедию Гоголя "Ревизор": вспомним, что голодный Хлестаков, бесцельно проболтавшийся в безуспешной попытке заглушить голод (вот до чего довела человека роковая страсть к карточной игре) возвращается в трактир, в свой номер, и ему ничего не остаётся, как насвистывать из "Роберта" и из "Женитьбы Фигаро".
И вот я с удовольствием узнаю, что запись оперы "Роберт-дьявол" была в коллекции дяди Миши. Сейчас после очередного экзамена (после математики) я с удовольствием её послушал. Содержания оперы я не знаю, но музыка и вокал здесь дают примерное представление о том, что там происходит. Музыка выдержана в традициях классического стиля девятнадцатого века, это можно сказать и об оркестровых фрагментах, и об обрисовке вокальных партий.
Исполнителями оперы были: Борис Христов; Рената Скотто; Джан-Франко Манганотти; Стефания Маллагус; хор и оркестр фестиваля "Флорентийский музыкальный май", дирижёр Нино Сондзонно. Запись по трансляции 1968 года (частная запись).
Несомненно, здесь все исполнители были на высоте. Особенно заметен здесь был тенор Джан-Франко Манганотти. Его звонкий с металлическим оттенком голос, несомненно, запомнился всем, кто слышал эту запись.
"Адриана Лакуврер" это опера совсем другого плана. Автором её был композитор Франческо Чилеа. Он жил в конце девятнадцатого до середины двадцатого века. Видимо, наибольшей известностью пользуется его опера "Арлезианка" (к сожалению, у нас её нет). Но, видимо, и "Адриана Лакуврер" тоже достаточно известная опера. Исполнителями оперы на наших пластинках являются: Монсеррат Кабаллье; Хосе-Мария Каррерас; хор и оркестр "Гран-театро Лицеа" (Барселона), 1972 год (частная запись).
Здесь сильнейшее впечатление производит пение Кабалье и Каррераса. Да не просто пение, но и актёрская игра. Ведь её героиня актриса. И её игра (второй акт) никого не оставляет равнодушным. А Каррерас в роли Морица Саксонского покорил слушателей не только своим великолепным голосом, но вполне искренним изображением влюблённого человека. Его ария и участие в ансамблевых номерах оставили самое благоприятное впечатление.
На последней стороне пластинки были записаны сцены из оперы Верди "Травиата" с участием Монсеррат Кабалье и Хосе Каррераса.
Думаю, что тем самым музыка разных эпох здесь соединяется, составляя несомненное гармонически единое целое.
Побываю я в Барселоне. Но до театра "Лицеа" мне так и не довелось добраться. Но когда я слышу о нём, мне представляется и музыка Чилеа, и великие певцы Кабалье и Каррерас. И кажется, что и сам там побывал.
43. Моё чтение в период зимней сессии
В этот период я получил роман Михаила Барышева "Особые полномочия". Это книга о Вячеславе Рудольфовиче Менжинском, помощнике, а затем преемнике Дзержинского на посту председателя ВЧК (ОГПУ). Книга написана примерно в том же ключе, что и ранее рассмотренная книга Юрия Королькова "Феликс значит счастливый". Но если в первом случае автор предпринял попытку написать биографию Дзержинского, то здесь акцент делается на послереволюционном периоде жизни и деятельности Менжинского. Вначале это его деятельность в финансовых органах, где в частности, он воспрепятствовал вывозу за рубеж денег русских промышленников и тем самым исчезновению их из страны. Потом Менжинский принимал непосредственное участие в операциях по отражению военного похода Антанты против молодой советской республики, раскрытии контрреволюционных организаций: "Национальный центр" в Москве, операция "Трест", поимка и арест Бориса Савинкова, борьба против происков врагов, пытавшихся убить руководителей советской делегации на генуэзской конференции. В результате деятельности группы Менжинского теракты против руководителей делегации удаётся предотвратить. Но остатки террористических групп ещё существовали, в частности, белогвардейского подполья (мы, например, узнаём о ликвидации племянницы Кутепова, Марии Владиславовны Захарченко-Шульц, готовившей взрыв на Лубянке). Книга заканчивается назначением Менжинского на должность председателя ОГПУ. Это назначение произошло после смерти Дзерижнского.
Зимние каникулы
44. Возвращение дедушки
За всеми этими перипетиями, связанными со сдачей сессии, я как-то совсем потерял дедушку. Он ещё находился в больнице. Но я, к своему стыду, даже не задавал вопросов, не интересовался состоянием его здоровья. Однако подсознательно чувствовал: если бы не дедушка, то неизвестно, был бы я студентом философского факультета.
Но вот наступили зимние каникулы. Первое событие, происшедшее во время этих каникул, как раз и было связано с возвращением дедушки. Его привезли 26 января. Ему ещё предстояло долечиваться дома.
Как раз в этот день я конспектировал материалы, которые были мною записаны на магнитофон во время консультации по психологии. Казалось бы, о каком конспектировании может идти речь во время каникул? Но в моём случае и такое было в порядке вещей ведь времени катастрофически не хватало. Тем не менее, когда дедушка узнал, чем конкретно я занимаюсь, он был немало удивлён: консультация это краткие ответы на вопросы, которые возникают у студентов. А я ещё, видимо, не мог объяснить, в чём особенности этой консультации, почему я должен это конспектировать.
А что же сказать о дедушке? Было такое впечатление, что выглядит он бодро. Увы, это было лишь первое поверхностное впечатление. Более того, судьбе было угодно, чтобы я видел его таким в последний раз.
На следующий день мы должны были уезжать в Ленинград. Но что произошло, об этом наш рассказ ещё предстоит.
45 Путешествие из Москвы в Ленинград
На следующий день мы уезжали в Ленинград. Ехали втроём: папа, мама и я. Бабушка оставалась с дедушкой. На первых порах казалось, что всё идёт хорошо. Были сборы, были последние приготовления. Но мы не ехали на метро (ах, если бы мы им воспользовались!)
По пути на вокзал мы заехали к тёте Зине. Она снабдила нас хорошей колбасой. И вот мы поехали. Тут кто-то из высоких приезжал, а потому пропускали кортеж. Папа потом говорил своим знакомым, как мы опаздывали. Кто-то нас обгонял, кто-то объезжал. Но когда мы приехали на вокзал, до отправления оставались считанные секунды. А когда мы пришли на платформу, поезд нам показал "хвост". Короче, мы опоздали.
Таким образом, пропали хорошие билеты. Вот и с нами это произошло. Никаких вариантов не просматривается. Правда, шёл поезд на Псков. Через Ленинград он не шёл. Но думалось, что можно доехать до станции Бологое, а там пересаживаться на поезд, следовавший в Ленинград. Я думал, что вообще удастся догнать наш поезд. Но это было совершенно наивное предположение.
Между тем, объявили про поезд Москва-Осташков. Но тут, похоже, вообще ничего общего не было. Этот город находится в Калининской области. Здесь родился последний русский классик, композитор Сергей Васильевич Рахманинов. Со временем стали проводить фестивали в его честь. Но всё это будет потом. Сейчас же всё это воспринималось мною как досадное недоразумение. Между прочим, папа сказал мне, что его сосед по очереди как раз брал билет на Осташков. В итоге папа получил билет на поезд, но на следующий день. А сейчас мы сели на метро и вернулись домой. Так вместо отъезда в Ленинград мы ещё оказались в Москве, а дедушка об этом ничего не знал.
Итак, мы провели дома оставшуюся часть дня и начало следующего. По радио передали песню "В моей душе покоя нет" из кинофильма "Служебный роман" (экранизация пьесы "Сослуживцы", весьма популярной в те годы).
В ту пору и песня эта пользовалась такой популярностью, что передавалась по радио едва ли не каждый день.
После этого уже на метро мы поехали на вокзал. Тут каких-либо приключений не было. В положенное время приехали на вокзал. Сели в поезд. И поехали.
Само же путешествие прошло без приключений. Мы ехали скорым поездом №24-"Юность". В пути делали остановки на станциях Калинин. Лихославль, Вышний Волочок, Бологое, Угловка, Окуловка, Малая Вишера.
И вот мы прибыли в Ленинград, на Московский вокзал. Отсюда поехали на улицу Бабушкина. Метродистанция выглядела следующим образом: "Площадь Восстания" (переход к поездам Невско-Василеостровской линии), "Площадь Александра Невского", "Елизаровская", "Ломоносовская".
Сейчас мы оказались в комнате бабушки. Здесь мы ночевали. Так началась наша ленинградская жизнь.
46. Встреча с Сергеем Ананьевичем, Ириной Валентиновной и Серёжей
На следующий день мы попытались попасть к Татьяне Валентиновне. Дело в том, что они с Юрием Константиновичем недавно получили квартиру в новом доме и пригласили нас к себе.
Этот дом находится на Светлановском проспекте. Как предполагалось, чтобы туда попасть, надо доехать до станции метро "Площадь Мужества".
И вот мы вышли из дома, а дальше поехали на метро. Метродистанция выглядела следующим образом: "Ломоносовская", Елизаровская", "Площадь Александра Невского", "Маяковская" (переход к поездам Кировско-Выборгской линии), "Чернышевская", "Площадь Ленина", "Выборгская", "Лесная", "Площадь Мужества".
И вот мы вышли на станции "Площадь Мужества". А дальше как добираться? Идём пешком. Идём довольно долго. Решили сесть на трамвай №40. Этот трамвай ходил. в те края ещё в 60-х годах, когда мы с мамой ездили на третье УПП. Тогда эта поездка воспринималась как почти кругосветное путешествие: в самом деле, мы ехали по Васильевскому острову, по Петроградской стороне, а уже оттуда попадали в Выборгский район. Тогда я любил такие длинные поездки: в самом деле, сели на "кольце", мягкие сиденья, трамвай не спеша катит чем ни комфорт! Воистину времена меняются, а маршруты трамваев могут оставаться почти неизменными. Вот что значит стабильность. И вообще существует мнение, что чем стабильнее в государстве ходит железнодорожный транспорт (а трамваи тоже относятся к железнодорожному транспорту), тем стабильней жизнь в государстве. Мне кажется, трудно не согласиться с такой точкой зрения. Но у нас далеко не всегда так. Но вот маршрут сорокового трамвая пример редкой стабильности транспорта. Правда, сейчас поездка на трамвае выглядит уже не так комфортно, как тогда.
Сейчас мы проезжаем всего несколько остановок на завершающем этапе путешествия. Поэтому вполне понятно, что народу здесь много. Оттого и ощущение некомфортности поездки.
Кажется, нашли дом. Входим. Надо подняться на десятый этаж. Однако дом этот во многом такой же, как и наш дом в Москве на улице Обручева. Лифт не задействован. Обычной нормальной ("белой") лестницы нет. Приходится подниматься по чёрной лестнице. Слава Богу, пока там никого нет мусоропровод не задействован, так что вони нет, поэтому подъём проходил более-менее нормально. Но что именно и в квартире может никого не быть, это как-то не пришло нам в голову (видимо, и час не был назначен).
Впечатление такое, что дом ещё вообще почти не заселён. Начало в общем малоутешительное. В целом такое впечатление, что мы попали не туда (подумалось и об этом). Идём по "чёрной" лестнице, как у нас, если лифт не работает. Да и вообще весь свой путь мы прошли без помех. Но было ощущение какой-то опустошённости.
Стоим. Не помню, был ли звонок. Но так или иначе никто не откликается. Но приходится снова заходить на эту "чёрную" лестницу и топать уже спускаться. Так мы входим в дом и выходим из него. А потом подумалось, а тот ли это этаж. Но два или три раза мы входили в дом и выходили из дома. И снова никакого ответа. Потом снова выходим на улицу, снова заходим в дом, снова поднимаемся и снова доходим до квартиры. И снова тот же результат.
Снова выходим на улицу. И тут до нас доходит, что мы не там ищем. Но уже чувствуется некоторая усталость, и, в то же время, о возвращении на улицу Бабушкина не может быть и речи.
И снова мы садимся на трамвай №40, доезжаем до станции метро "Площадь Мужества". Оттуда мы доезжаем до станции "Невский проспект". Мет6одистанция выглядит следующим образом: "Площадь Мужества", "Лесная", Выборгская", "Площадь Ленина", "Чернышевская", "Площадь Восстания" (переход к поездам Невско-Василеостровской линии), "Маяковская", "Гостиный двор" (переход к поездам Московско-Петроградской линии), "Невский проспект". Вышли на станции "Петроградская", и тут вышли на улицу, пошли в магазин, купили спиртное.
А дальше пошли в сторону улицы Константина Заслонова. Так мы пришли к Сергею ананьевичу и Ирине Валентиновне. Кажется, тут нас ждали (наверно, папа позвонил и договорился на случай, если нам не удастся попасть к Татьяне Валентиновне).
Угощение было хорошее. Но, главное, была музыка. Я впервые услышал записи ансамбля "Boney M.". Первая же композиция показала, что перед нами довольно своеобразная группа. В её музыке (во всяком случае, собственной оригинальной музыке) чувствуются особые, только этой группе присущие, ритмы и мелодии, в которых чувствуется своеобразный национальный восточный элемент. А к какой стране принадлежит эта группа? Говорили про остров Ямайка. По внешнему облику, говорят, они похожи на малайцев (на обложке французской пластинки их фотография, на которой они предстают в обнажённом виде, в набедренных повязках. В нашей стране по лицензии тоже была выпущена пластинка. Но, конечно, они не могли быть представлены в таком виде. А когда они приезжали в СССР, и телевидение снимало их концерт, они могли быть только в цивильных европейских одеждах). В то же время, говорят, что этот ансамбль американский. Да, они поют на английском языке, но отдельные слова как бы из других языков, в частности, из немецкого.
Во всяком случае, популярность этого ансамбля была необычайной: искали их кассеты, делали переписи на отечественные и японские магнитофоны. Не избежали этого и мы.
Это был именно тот ансамбль, о котором нам говорил Вартанян. А вообще, слушая эту пластинку, я мог почувствовать, что за пределами нашего мира есть ещё другой мир, намного лучше, (такое чувство появлялось и в дальнейшем, когда приезжал в Ленинград к нашим знакомым, и когда мы слушали записи зарубежных эстрадных исполнителей на хорошей технике). И, конечно же, возникает желание слушать их ещё и ещё, а для этого надо переписать эти записи на свои кассеты для воспроизведения на своём магнитофоне. Но очень часто оказывается, что своя техника слабее, чем та, на которой запись была услышана впервые. Значит, здесь допускаются два варианта: либо копить деньги и приобретать аналогичную технику, либо сохранить в своей голове и в своём сердце хорошее воспоминание об услышанном, не помышляя о том, чтобы появилась своя техника подобного рода. В конце концов, мы приобрели японскую магнитолу. Но произошло это тогда, когда основная мода на такого рода записи сошла на нет. Но всё равно приятные воспоминания остались. Об этом речь впереди.
Вот такая пластинка была у Сергея Ананьевича. потом он переписал часть этой пластинки на кассету, и мы слушали её на наших магнитофонах. Но я могу точно сказать, что такого эффекта, который испытал тогда, сейчас уже не было.
Ещё слушали пластинку Нат Кинг Кола. Но теперь это был совершенно иной репертуар. Помимо традиционного национального, он пел и французский репертуар (например, одну из популярных мелодий Ива Монтана), а также латиноамериканский (причём эти песни он пел на испанском языке).
Эту пластинку Сергей Ананьевич в дальнейшем тоже переписал на кассету. А ещё слушали пластинку шведского ансамбля "Abba". Впрочем, тогда я ещё этого не знал. В сознание впечаталась только одна композиция (кстати, по этой композиции я узнал эту запись, когда прослушивали переписанную запись уже на нашем магнитофоне).
Мы также послушали пластинку "Оркестровые фрагменты и хоры из опер (оркестр под управлением Ламберто Гардекли). А поводом для появления этой пластинки было непременное желание Ирины Валентиновны иметь и слушать хор из оперы Верди "Набукко" (она сказала "Навуходоносор"). Ещё в 1971 году она обратилась ко мне, чтобы я попросил у дяди Миши передать эту пластинку. Мы оба были наивными людьми: я вследствие ещё относительного малолетства, а Ирина Валентиновна вследствие чего? Неужели она рассчитывала на то, что дядя Миша как бы ради меня даст эту пластинку и она достанется ей. Вопрос ещё в том, в каком виде эта запись будет? Не слышал я, чтобы эта запись существовала бы как-то отдельно. Как и следовало ожидать, дядя Миша отказал. Но Ирина Валентиновна не из тех, кто отказывается от желаемого. И вот Сергей Ананьевич привёз из Парижа эту пластинку, где как раз этот хор был. Сейчас могу сказать: действительно, и музыка завораживающая, точно написанная самим Богом, и вокал, и слова. Но на меня большое впечатление произвёл хор из оперы Доницетти "Лючия Ди Ламмермур".
А ещё мы слушали начало сценической кантаты Карла Орфа "Кармина Бурана". Однако это исполнение было менее ярким, чем, например, чехословацкое.
Сергей Ананьевич поделился с отцом своей болью. По его словам, Ирина Валентиновна не ценит его увлечений джазом и поп-музыкой. Она предпочитает филармонию и всё, что связано с классической музыкой. Но всё это выражается в форме диктата. Отец с сочувствием отнёсся к этому.
Серёжа был резов, но мил. Ему было пять лет. Он играл со своими игрушками. А отец учил его пускать "огоньки" (что под этим разумелось, не знаю).
Но вот пришло время возвращаться домой. Ехали на трамвае №16. Доехали до Гранитной улицы. Затем пересели на трамвай №48. Добрались до станции метро "Ломоносовская". Затем вернулись домой.
47. В школе
Одной из причин, почему мы поехали в Ленинград во время этих каникул, был наш визит в школу. А для чего мне нужно было попасть в школу? Помимо посещения "родных стен" была и чисто прагматическая причина: мне нужно было достать хотя бы во временное пользование пособие "Система обозначений по математике, физике и химии" (в Москве в библиотеке его не было, там-то и посоветовали обратиться в школу). В своё время у меня были две книги "Системы", в которых как раз и содержались описания обозначений, как они пишутся по Брайлю. В то время она была почти не нужна, за исключением структурных формул по химии. Но тогда каким-то образом вышли из положения. И вот после переезда В Москву с собой эти книги мы не брали. Тогда казалось, что они не понадобятся. Но когда я поступил в университет, где, в частности, уже на первом курсе изучались основы высшей математики и формальной логики, оказалось, что требуются некоторые специальные обозначения, которых не было в школьных курсах математики. В РЦБС была вторая часть "Системы" атлас плоскопечатных обозначений по математике, математической логике, программированию. Но тут я мало, что узнал. Вся надежда возлагалась на библиотеку.
И вот на следующий день после встречи с Сергеем Ананьевичем мы с мамой поехали в школу. На трамвае доехали до Гранитной улицы, а от Гранитной улицы дошли до проспекта Шаумяна, а уж оттуда пришли в школу. Встретились с Розалией Францевной. Но она нас разочаровала: в библиотеке сейчас вообще нет "Системы". Она сказала, что сейчас они что-то меняют, и создаётся впечатление, что её как бы и не было.
Потом мы прошли в учительскую. Здесь встретились с Валентиной Петровной и Надеждой Николаевной. Они были рады моему приходу. Уже знали, что я поступил в университет. Их интересовало, как я приспособился к учёбе в университете. Я сказал, что лекции записываю на магнитофон, а затем конспектирую. А Надежда Николаевна спросила, как я сдавал экзамены. Я рассказывал Надежде Николаевне про сочинение. Каждую тему она комментировала. "Этическая проблематика в романе Чернышевского "Что делать?" "Ну, когда ты станешь мудрым, ты можешь на эту тему диссертацию писать" (как увидим, диссертацию я напишу, но совсем на другую тему). "Проблемы коммунистического будущего в произведениях Маяковского" "Ну, это от противного, это непросто". "Человек и история в романе "Война и мир" "Вот это твоё". Сама же Надежда Николаевна рассказала про свою дочь Машу. А я помню эту Машу ещё трёхлетним ребёнком, как она пищала, требовала к себе внимания. У неё были проблемы со здоровьем. Её периодически возили на лечение в Кисловодск. Не знаю, были ли у неё проблемы с интеллектом. Если они и были, то Надежда Николаевна предпринимала все усилия к тому, чтобы их последствия если и не свести на нет, то, по крайней мере, минимизировать. В таких случаях перед ребёнком ставятся две задачи. Во-первых, доказать, что он, по крайней мере, не хуже других. А вторая задача превзойти своих сверстников. Надо сказать, что нечто похожее было и у меня, хотя нарушения интеллекта у меня точно не было. Но можно сказать в целом: если есть какое-то отклонение (не имеет значения, какое: физическое ли, интеллектуальное ли), ребёнку приходится нелегко: насмешки, а то и прямое физическое насилие являются постоянными спутниками на его пути в школьные годы. Далеко не всем удаётся преодолеть последствия такого состояния. Но, во всяком случае, Надежда Николаевна рано приучала Машу к написанию изложений или даже сочинений по прочитанной художественной литературе, в том числе, например, по мифам Древней Греции. И всё же такой подход следует рассматривать как односторонний. Между тем, школа потому и преподаёт как гуманитарные, так и точные науки. Но ни в ту, ни в другую крайность впадать здесь не следует. Иначе может случиться то, что однажды случилось с Машей, о чём как раз и поведала Надежда Николаевна во время нашей нынешней встречи. Ведь сейчас Надежда Николаевна рассказала, что недавно Маша вознамерилась пойти на Курчатовские чтения. Надежда Николаевна отговаривала её, указывая на то, что ей ещё рановато. Но Маша всё-таки пошла. Когда же Надежда Николаевна её спросила, о чём там шла речь, Маша только сказала: "Вышел старик и говорил так" (видимо, она как-то это изобразила). А содержательная сторона была, видимо, для неё не понятна. То же самое могу сказать о себе и я: для меня жизнь учёного представляет собой, скорее, жизнь просто человека или литературного героя. Собственно научная сторона для меня менее доступна. Это можно объяснить гуманитарным стилем моего мышления.
Много говорили мы и с Валентиной Петровной. Я сказал, что сдал экзамен по биологии на 5. А она констатировала, что я не подвёл. Больше мы с Валентиной Петровной не встречались.
Конечно, уже сейчас интересовались моими планами. Так как у меня были проблемы со слухом, решили, что я буду устраиваться поближе к загорской школе. Информация о четырёх слепоглухих, учившихся на факультете психологии МГУ, уже дошла и до нашей школы. Но нам в ту пору и в голову не приходило, что моя жизнь каким-то образом может быть связана с проблемой слепоглухих. Я ведь, как и большинство, полагал, что слепоглухие это люди, которые совсем не видят и совсем не слышат. А я не вижу, но всё-таки как-то слышу. Но вот это "как-то" и ставит вопрос, насколько мой слух адекватен. Но всё равно нам и в голову не приходило, что я должен искать работу среди слепоглухих (этот вопрос впервые прозвучит на пятом курсе в связи с контактами с преподавателями кафедры тифлопедагогики дефектологического факультета Ленинградского педагогического института имени Герцена).
Ну, о Загорске я даже и не мыслил. Я сейчас думаю, что вряд ли это был бы для меня наилучший вариант. А я во время встречи в школе сказал, что думаю специализироваться на кафедре эстетики (тогда ещё не представлял себе, чем бы я там занимался). А Надежда Николаевна подумала, что я поступил на факультет психологии, но я сказал, чту учусь на философском факультете. И тут она решила, что это сложно.
И это было всё. Больше мы ни о чём не говорили. А потом мы вышли из школы. Пошли на автобус №26. Доехали до станции метро "Площадь Александра Невского", а оттуда до станции "Ломоносовская".
По радио услышали потрясающее сообщение: Аятолла Хомейни вернулся в Иран. Начиная с 1978 гона сообщения о событиях в Иране не сходили с первых полос новостной ленты, теле- и радиоэфира. А теперь стало ясно, что шах Мухаммед Резах Пехлеви был свергнут. В результате он бежал в Парагвай. Между тем, именно в Парагвае нашли прибежище бывшие диктаторы. Был здесь Аммин, бывший президент Уганды, снискавший печальную славу "африканского Гитлера", развлекавшегося вместе со своими родственниками стрельбой с применением артиллерии. В дальнейшем бежал туда и Сомоса под покровительство парагвайского диктатора Альфреда Стресснера. Но перед тем, как бежать, шах назначил премьер-министром своего ставленника Бахтияра. С э6ого момента в стране развернулась гражданская война. И вот в тот день, когда мы ходили в школу, из Парижа после 15-летнего изгнания вернулся лидер духовной оппозиции, Аятолла Хомейни. Как оказалось, он возглавил исламскую революцию, которая окончательно свергла шахский режим. И теперь в Иране республика, но исламская.
А где отец? Почему я его так долго не вижу? Не знали, что и подумать. И только в самом конце дня он объявился. Был ли он пьян, я не знаю. Но когда он пришёл, он принёс с собой нечто. Я не мог понять, что происходит. А он протягивает мне стакан и говорит: "Пей! Этот напиток интересный". И, в самом деле, необычный запах (чем-то напоминает запах нашатырно-анисовых капель или тмина), и сладкий вкус. Это была пепси-кола. Вот что дала нам разрядка напряжённости с ИЗА: в ряде городов страны стали строиться небольшие заводы по производству пепси-колы. Спору нет, она вкусная. И даже подумалось, что если что и было интересного в этом году, то как раз связано с пепси-колой. А то, что отец где-то отсутствовал в течение продолжительной части дня, не смогло уменьшить положительные впечатления от этого.
48. У Татьяны Валентиновны
Итак, поздно вечером отец вернулся домой, угостил меня пепси-колой.
Утром следующего дня поначалу у всех нас настроение было мрачное. Мама была не довольна тем, что отец исчез без предупреждения, большую часть дня он общался с Владимиром Петровичем. Как потом оказалось, до этого он побывал-таки у Татьяны Валентиновны. Во всяком случае, разведал, как на самом деле, можно туда попасть. А это означало, что он открыл для нас этот путь. Он хотел бы вернуться, но это случилось уже довольно поздно. К тому же он заснул в трамвае, когда ехал в сторону станции метро "Ломоносовская". Таким образом, сам того не подозревая, он оказался в Рыбацком. А сообразил это лишь тогда, когда трамвай уже прибыл туда. И тут уже на такси он приехал на улицу Бабушкина. Так закончилась эта его эпопея.
А что делать дальше? Поначалу мы сидели дома и никуда не двигались. Вообще-то нас ждали у Татьяны Валентиновны. Мы немного ошиблись: мы поднялись на десятый этаж, а надо было на одиннадцатый. Но теперь всё было понятно. Мы поедем к Татьяне Валентиновне.
А что делать в первой половине дня? Не сидеть же, в самом деле, дома? И вот поразмыслив хорошенько, всё же вышли из дома. Решили погулять по центру. Дошли до станции метро "Ломоносовская", доехали до станции "Площадь Восстания". Потом вышли на Суворовский проспект. Пришли в пельменную, которая, как оказалось, находится недалеко от Московского вокзала.
Впервые ел пельмени со сметаной (до этого с маслом). Ещё не так давно я бы этого не принимал. Почему? Дело в том, что молочные продукты: молоко (кипячёное), творог, сметану, кефир, простоквашу я не любил, хотя в первые годы жизни я, по воспоминаниям родителей, говорил: "Бутылочку" (имея в виду, конечно, бутылочку кефира). Не вызывали приятия кислый привкус, запах, казавшийся сродни навозу или калу маленького ребёнка. По этой причине творог я воспринимал только в виде сладких сырников или ватрушки, причём очень сладких, сдобренных ванилином и изюмом. Сметана исключительно продукт, который добавляется для придания дополнительной остроты, например, в щи. И вот теперь попробовал сметану с пельменями. Неплохо сочетается, поэтому такой продукт я принял. Тогда я впервые почувствовал, как это вкусно. Мама шутя сказала: "Здесь тебя всегда ждут".
Мы ещё прогулялись по центру города, а потом поехали домой. Дошли до станции "Невский проспект", перешли на станцию "Гостиный двор", доехали до "Ломоносовской". Пришли домой. Перекусили. Передохнули. А потом поехали к Татьяне Валентиновне.
Оказывается, мы совершили две ошибки. Первая заключалась в том, что мы ехали до "Площади Мужества", а надо было ехать до "Политехнической". Это следующая остановка. А от "Политехнической" можно ехать по-разному. Можно было ехать на трамвае. Мы же пошли пешком через Сосновский парк. Там было хорошо. И воздух был более чистый и свежий. В дальнейшем не раз будем так ходить. С этими походами в дальнейшем будут связаны интересные истории. О некоторых из них я в дальнейшем расскажу.
Пришли в дом. Лифт по-прежнему не работает. Идём пешком по "чёрной" лестнице. Поднялись на одиннадцатый этаж. Пришли в квартиру. Всюду чувствовалась новизна: ощущался запах свежей краски, лака, новой мебели словом, впечатление было такое, что люди поселились здесь надолго.
Вообще было очень приятно. В будущем мы не раз будем встречаться на этой квартире и находить здесь хороший приём. И немало замечательного будет во время наших поездок в Ленинград. Один из таких эпизодов был во время нынешней нашей встречи.
И вот теперь уже с удовольствием я рассказывал об учёбе, о первых экзаменах. Когда я сказал Татьяне Валентиновне, что на один из вопросов, на который должен был ответить я сам, ответил профессор, она сказала: "Ну, и ничего страшного".
Сегодня "гвоздём" программы были пельмени. Вот я только что рассказывал о том, как хорошо мы провели время в пельменной. А у Татьяны Валентиновны мы имели возможность отведать её собственные домашние пельмени. Это сопровождалось её рассказом о некоторых эпизодах её юности, когда в составе студенческого строительного отряда она находилась на целине.
И вот эти воспоминания, а также рассказ о работе на Сахалине, куда она попала по распределению по окончании института, были для неё очень дороги.
Но всё-таки был здесь некоторый предел. Мы должны были уходить на следующее мероприятие.
И снова говорили о моей учёбе. Все выразили удовлетворение уже самим фактом моего поступления в университет. Москва по-прежнему не воспринималась мною как родная. И вот я слушаю по радио романс П.И. Чайковского (это фортепианное произведение, которое на этот раз было исполнено в переложении для фортепиано и флейты). Я воспринял этот романс как один из аккордов моего прощания с Ленинградом и одновременно как призыв возвращаться в Ленинград по окончании курса.
И тут вспомнилось, как я впервые услышал этот романс. Это было в 1975 году в момент моей зубной болезни. И вот теперь в новом исполнении я слышал этот романс, и опять символ: теперь это уже моя родина, Ленинград.
И я навсегда запомню это время: теперь я буду вспоминать этот романс, а вместе с ним и свою родину. Вот здесь мне хорошо.
А что в Москве? А там только учёба. Но разве этого мало? Выходит, мало. Нужны положительные эмоции. А для того чтобы они проявились, нужен источник этих положительных эмоций. А это встречи, контакты, общение с людьми, посещение примечательных мест, походы в гости. К слову, всё это будет, в том числе, и в этом году. И об этом мы тоже будем говорить.
Но вот всё это произошло. Сейчас мы ночевали у Татьяны Валентиновны. Это была наша последняя ленинградская ночь.
49. Возращение в Москву
И вот настал день, когда надо было возвращаться в Москву. Мне по-прежнему не хотелось. Мне хотелось остаться в Ленинграде. Хотя разумом я понимал, что это не только невозможно, но у меня есть долг, который нужно исполнять моя учёба в университете. Но чувства мои по-прежнему противились этому. Впрочем, я уже, как будто, научился, как бы закусив губы, делать вид, что принимаю судьбу. И, тем не менее, на душе было тяжко. Очень не хотелось покидать обстановку, людей, которые, как оказалось, были мне дороги. Но, повторяю, долг в данном случае пересиливал.
Итак, утром следующего дня мы вернулись на улицу Бабушкина. А в положенное время поехали на Московский вокзал. Приехали. А поезд уже стоял. Мы сели. А затем поехали.
Сама поездка была какой-то унылой. То ли с самим поездом что-то случилось, то ли происходили ремонтные работы на железной дороге, но только мы слишком часто останавливались. Даже трудно было сказать, сколько было таких остановок. Самое ужасное заключалось в том, что стояли мы подолгу. Но не было слышно, чтобы проходили встречные поезда. Так что же, оснований для опоздания не было? Но что-то ведь произошло? Что это было? Но никто не разъяснил. Оказалось, что кто-то сказал: "Ну к ночи приедем". Всё равно в два часа этот поезд вернётся в Ленинград, но уже под другим номером 516. А сейчас это был наш любимый скорый поезд №9. Мы безнадёжно выбились из графика. Сколько времени мы ехали до станции Бологое? Наверно, столько, сколько должны были ехать до Москвы. И только после Бологое поезд несколько прибавил скорости, но вернуться в график не было никакой возможности. Мы опоздали на два часа. На такси приехали домой. Так продолжилась наша московская жизнь.
В тот момент, когда мы приехали из Ленинграда, бабушка ещё находилась в Москве. Она сообщила, что машину снова разбили. Папа уже собирался вернуться раньше, чтобы разобраться на месте и принять меры. Но вскоре его уверили в том, что проблема не такая сложная, так что мы смогли вместе вернуться в Москву в одно время.
50. Культурная жизнь на зимних каникулах
В этом разделе я расскажу о двух концертах. Оба они состоялись во время нашего пребывания в Ленинграде. Первый из них состоялся в Большом зале Ленинградской филармонии имени Д.Д. Шостаковича. В концерте приняли участие: симфонический оркестр филармонии и пианист Владимир Виардо.
В первом отделении прозвучали: М.П. Мусоргский. "Рассвет на Москве-реке" (вступление к опере "Хованщина"); В. Калинников. Первая симфония.
Во втором отделении прозвучал концерт №2 для фортепиано с оркестром С.В. Рахманинова (солист Владимир Виардо).
Всё это произведения великолепные. Слушая "Рассвет", представляем себе Московское утро. Но в музыке то и дело слышится напряжённость (она возрастает по мере исполнения, предвещая большую народную драму). Это и понятно. Только через двадцать лет я услышу эту оперу в театре. Но об этом в своё время.
О композиторе Василии Калинникове я знаю очень мало. Он умер молодым, в возрасте 35 лет, в самом расцвете творческих сил. Его первая (и, видимо, единственная) симфония свидетельствует о большом таланте. Возможно, она предвосхищает музыку XX века. Но сама она представляет собой размышление о могучих силах, которые таятся в русском народе.
В концерте №2 С.В. Рахманинова для фортепиано с оркестром, думаю, то же ожидание великого передела мира. Уже в первых тактах ощущается тревога за судьбу этого мира, потому что он не может быть прежним. Вместе с тем это тема борьбы добра со злом. Добро победит зло таков вывод из этой музыки, такова позиция автора.
Я хотел бы несколько уклониться в сторону от рассказа о концертах, чтобы сказать несколько слов об удивительной встрече, которая произошла у меня во время этого концерта. Я встретился со своими одноклассницами Надей Веселовой и Леной Лапиной. Кажется, все мы были рады этой встрече. Лена показалась мне значительно возмужавшей (если, конечно, такая характеристика применима к молодой, уверенной в себе девушке). Она училась на немецком отделении филологического факультета ЛГУ. А Надя никуда не поступила, пила. Она продолжала работать на пятом УПП, но в цехе.
На следующий день в Большом зале филармонии мы слушали концерт Михаила Плетнёва. Плетнёв в ту пору был "восходящей звездой" на нашем музыкальном небосклоне. Тогда он одержал победу на конкурсе имени П.И. Чайковского, а в дальнейшем стал крупнейшим пианистом и дирижёром национального симфонического оркестра России. Ему подвластна едва ли не вся музыка земного шара. Во всяком случае, такое впечатление производит каждое сыгранное им произведение. Этот концерт снимало телевидение, но запись мы так и не видели.
Но уже одно то, что побывал на этом концерте, оставило самые приятные впечатления. Таковы события моей культурной жизни в этот период.
51. Из моей коллекции (опера "Оберто")
Это первая опера Верди. Так как это был ещё совсем молодой композитор, находящийся на стадии ученичества, он написал эту свою оперу в традиционном для того времени стиле.
Опера того времени представляла собой сочетание арий, дуэтов, терцетов, не всегда непосредственно связанных с основным сюжетом и не всегда оправданными. Но по мнению современных критиков, это был своего рода костюмированный концерт. (сказанное, впрочем, относится не конкретно к опере "Оберто", а к опере как явлению в целом). Опера "Оберто" не сумела избежать влияния этих особенностей тогдашнего стиля оперной музыки. Но, тем не менее, она позволяет понять, как проходил путь композитора, как он шёл к тому зрелому периоду, который мы все знаем и ценим.
К сожалению, я совсем не помню исполнителей. Могу только сказать, что эта запись была сделана в 1977 году по трансляции из оперного театра Болоньи фирмой ITL.
Судя по всему, исполнители молодые, и им ещё предстоит большое будущее.
Второй семестр
52. Начало
6 февраля мы с мамой ходили в университет. Смотрели расписание. Оказалось, что у нас появились новые учебные предметы. Соответственно появились и новые преподаватели. Стало быть, с ними надо договариваться о магнитофонной записи лекций.
Встреча с первым из них была уже на следующий день. Это был профессор Арсений Николаевич Чанышев. Он читал у нас историю зарубежной философии (ИЗФ). О самом этом курсе и об этапах его изучения я расскажу в разделе "Успеваемость". Здесь же я скажу о преподавателе. Весьма колоритная личность. Он является автором или соавтором оригинальной теории соотношения философии и мировоззрения. Его книгу мне довелось просматривать в рамках подготовки к семинару по диалектическому материализму в прошлом семестре. Но из неё я решительно ничего не понял из-за обилия в ней вычурной терминологии во всяком случае, не предназначенной для первокурсника.
Что же касается его лекций, то они достаточно сложны. Голос весьма своеобразный, черкасовско-сахаровского толка. Тем не менее, давались эти приёмы ему, судя по всему, с трудом, так как, были у него проблемы со здоровьем бронхиальная астма, вследствие чего после едва ли не каждой произнесённой им фразы ему приходилось откашливаться.
Однажды, когда особенно нерадивые студенты расшумелись, он сказал: "У моего сына приступ бронхиальной астмы". Не нужно быть особенно проницательным, чтобы понять: приступ бронхиальной астмы был у него самого. Так что следует восхищаться тому мужеству, с которым он продолжал свои занятия. Но он, видимо, считал это самым обычным делом. Самое главное в нём это тяга к его профессиональным обязанностям.
Я сразу же стал записывать его лекции на магнитофон и конспектировать, обращая внимание не столько на дословное повторение зафиксированного в конспекте и слов лектора, сколько на содержание. Между прочим, мои конспекты его лекций были, наверно, самыми подробными. Для Лёни Макшанцева мы переписывали лекции Чанышева на рулоны на скорости 9,53 см/сек.
В заключение этой заметки хотел бы сказать следующее (об этом я узнал совсем недавно из книги архимандрита Тихона (Георгия Шевкунова) "Несвятые святые"). Оказывается, отец Арсения Николаевича был монахом. И ещё он был глубоко религиозным человеком. Знал я, что он пишет стихи на философские темы (иногда он вставлял их в лекции). Но они касались непосредственно того курса, который он читал Восточная и Античная философия и философия Средневековья. Но Архимандрит Тихон свидетельствует, что немало было стихов и религиозного содержания. Конечно, в то время эта сторона деятельности человека не приветствовалась. Но, тем не менее, сам по себе этот факт приоткрывает совсем иные стороны, грани человеческой души. Сейчас его, к сожалению, уже нет с нами. Но память о нём навсегда сохранится в сердцах тех, кому доводилось с ним общаться. Вот одним из них был и я.
Лекции по диалектическому материализму читал доцент Александр Владимирович Панин. Это человек, обладавший такой скороговоркой, что казалось, что это не лектор из униве6сжтета, а спортивный комментатор типа Владимира Маслаченко.
Впрочем, мне не доводилось испытать неприятные последствия этого его лекции я записывал на магнитофон, а потом конспектировал.
Ещё одним предметом была у нас физика. Её читал профессор Борис Иванович Спасский. Это уже достаточно старый профессор. Он мямлил. Дикции практически не было никакой. Я записывал его лекции на магнитофон, но практически и это не помогало: практически понять из этих лекций что-либо было невозможно. В дальнейшем нам довелось с ним встретиться на втором и четвёртом курсах.
Наконец, о начале лекционного курса по истории. Лектора звали Софья Леонидовна Чешко. Она говорила вполне понятным голосом. Лекции она читала примерно половину семестра. Я все их записывал на магнитофон. Но, по иронии судьбы, удалось законспектировать лишь самую первую не было никакого времени. (Странно звучит, не правда ли? у студента нет времени для того чтобы законспектировать лекцию но таков парадокс нашей жизни). По этой части курса в апреле сдавали зачёт. А до этого был ещё коллоквиум. Готовиться к нему приходилось по учебникам. По этой причине конспектировать лекции времени не было. И приходилось переписывать их на "Дайну". Но ни одной из них мне не довелось законспектировать.
Из других событий, относящихся к учёбе: как раз 6 февраля приезжал дядя Толя Заволодский, приятель папы. В своё время у него тоже был магнитофон "Весна". И сейчас он консультировал нас, в том числе, и по поводу его эксплуатации.
В середине апреля магнитофон "Весна" пришлось сдавать в ремонт. Аналогичного магнитофона нет. Билл снова дал нам свой "Filipps". А Борис Абрамович подсказал, что продаётся магнитофон "Спутник-403". Его мы и купили. Но уже с самого начала стало ясно, что этот магнитофон весьма низкого качества.
Наконец, к этому времени относится третья, самая важная услуга Билла: через него нам удалось достать для меня мои первые слуховые аппараты. Об этом мы тоже в своё время поговорим. А сейчас начнём рассказ по порядку.
53. Будимир Николаевич Пятницын
Он не был нашим преподавателем. Более того, он не работал в университете. Но он был философом. Однако моё заочное знакомство с ним состоялось ещё в 1965 году, когда я, ученик второго класса, открыл учебник по арифметике под редакцией А.С. Пчёлко и Г.Б. Поляк. Я прочитал на титульном листе: "Редактор по Брайлю Б.Н. Пятницын". И фамилия мне сразу запомнилась. А как его зовут? Я сам придумал ему имя-отчество, и оно казалось мне вполне естественным Борис Николаевич. В таком виде я представлял себе его в моих детских неписанных мини-спектаклях (в них я изображал, говоря разными голосами, авторов учебников, редакторов: например, Александр Сергеевич Пчёлко, Александр Михайлович Кривущенко), которые я разыгрывал сам с собой в то время, поочерёдно изображая голосом каждого героя. Я прочитал о нём в 1971 году в сборнике "Система обозначений по математике, физике, химии", когда узнал, что он является философом и одновременно членом комиссии при ЦП ВОС по математическим знакам. И вот теперь я узнал его настоящее имя Будимир Николаевич. Такого имени-отчества я никогда прежде не слышал. Оно как бы определяло суть работы и жизни этого человека. В самом деле, что значит "Будимир"? Это значит "Буди Мир", то есть, работай, ставь и решай проблемы, утверждай себя как личность, побуждай мир к решению своих проблем и проблем твоих собратьев по судьбе. Владимир Александрович рассказывал нам о нём. Вообще это человек, достойный отдельного разговора, потому что необычным в его жизни является всё, начиная с имени-отчества. Он незрячий. Закончил московскую школу для слепых детей. Учился в московском университете (уже не узнаю, на каком именно факультете на математическом или на философском). Ещё будучи студентом, помогал своим собратьям по судьбе. По словам Владимира Александровича, организовавшего нашу встречу, у него было много звукозаписывающей аппаратуры. Позже, узнав о существовании специального магнитофона для слепых, я мог бы подумать, как было бы хорошо заполучить такой магнитофон. Мысленно даже представлял себе, как я уже имею такой магнитофон, вхожу с ним в любую аудиторию, не спрашивая даже разрешения, включаю запись и получаю запись высокого качества. Подумалось даже, как в таком случае могла бы измениться моя судьба. Но всё это из области фантазий. Да, специальный магнитофон для слепых у меня появится, но произойдёт это много позже. А судьба моя была такой, какой она и была. И об этом мы ещё будем говорить.
И вот в воскресенье в середине февраля 1979 года мы к нему поехали. Жил он неподалёку от телецентра. Но почему Владимир Александрович настойчиво рекомендовал мне познакомиться с этим человеком? Я всё ещё нуждался в моральной поддержке со стороны более опытного товарища. Среди студентов в этом качестве выступал Гриша Оскарян (в дальнейшем будут и другие). Но нужен был человек, который многое в этой жизни повидал и многого достиг.
Именно таковым оказался Будимир Николаевич Пятницын. Однако наше знакомство произошло задолго до встречи. Вот только что я рассказывал о том, как я заочно познакомился с Пятницыным. Но столь же опосредованным было поначалу его знакомство со мной. По его словам, мой дедушка обратился к нему с вопросом, мог ли бы он прочитать письмо первоклассника. Его, Пятницына, поначалу это удивило. Он готов был предположить, что дедушка предложит ему прочитать письмо академика (какого академика, можно предположить: единственным незрячим академиком в нашей стране был Лев Семёнович Понтрягин. Не так давно я прочитал, фрагменты из его воспоминаний о том, что в школьные годы после потери зрения он всё-таки освоил систему Брайля. И можно было предположить, что он написал какое-то письмо моему дедушке. Но всё оказалось совсем не так). А Пятницын спросил дедушку: "А на каком языке написано это письмо?" Дедушка сказал: "На брайлевском" (некоторые люди воспринимали нашу систему письменности для слепых как особый язык). То была поздравительная открытка, на которой я или мой отец написали поздравление бабушке с днём восьмого марта (кстати, одно из таких поздравлений сохранилось, и я его видел в 1997 году, незадолго до нашего возвращения из Москвы в Санкт-Петербург). По словам Пятницына, это поздравление было написано без единой ошибки, да ещё к тому же каждая фраза начиналась с большой буквы (напомню, что в русской брайлевской графике заглавная буква обычно не употребляется, хотя существует признак большой буквы). Да, это и был мой первый класс. С той поры прошло пятнадцать лет, а он запомнил это моё письмо, представил себе, как трудно даётся ребёнку этот важный навык и оценил по достоинству полученный результат. Не знаю, предполагал ли он, что наши дороги пересекутся ещё раз (а предполагал ли я, что это произойдёт? тоже трудно сказать). Вот теперь, во всяком случае, это произошло. Он уже маститый философ, а я первокурсник, едва ступивший на эту тропу, делающий лишь первые робкие шажочки. Но это не была нравоучительная встреча, а именно передача некоторого жизненного и научного опыта от старшего и более компетентного к младшему менее сведущему человеку.
Но всё, что до сих пор говорилось, было, если можно так выразиться, исторической подготовкой. Сама же встреча началась с происшествия. У Пятницына была собака (какой породы, не знаю). Не могу сказать, что была она большая и грозная, но крикливая и, я бы сказал, гиперактивная (в последнее время много говорят о гиперактивном ребёнке, а я утверждаю, что гиперактивным может быть и домашнее животное). Да и кличка собаки полностью соответствовала её характеру звалась она Геллой. "Мастера и Маргариту" я тогда ещё не читал (это произойдёт в 1988/1989 годах). Поэтому Пятницын мне намекнул, что это один из персонажей романа "Мастер и Маргарита". Так вот эта Гелла, едва мы вошли в квартиру, бросилась ко мне, явно пытаясь сразу запрыгнуть ко мне на колени. Я не был готов к такому проявлению её чувств, испугался и тут же грохнулся на пол. Увидев такое, Пятницын отвёл собачку в соседнюю квартиру, к матери. Только в таких условиях наша беседа могла состояться.
Можно сказать, что страх перед собакой у меня сохранился по-прежнему. При этом пугал меня не только собачий лай, но и попытки собаки войти со мной в тактильный контакт. Преодолеть этот страх не удалось и до сих пор.
Но, конечно, главное это наша беседа. Сейчас уже трудно представить себе в логической последовательности, о чём мы говорили (я был ещё слишком неопытным, чтобы додуматься до магнитофонной записи нашей беседы, да и возможности для этого не было). Наша беседа касалась буквально всего, что так или иначе было связано с жизнью незрячего студента, а в будущем учёного. Он не пытался читать нравоучения, не навязывал своё видение жизни словом, он не представлял собой унылого зануду.
К этому времени уже стала появляться тифлотехника, призванная помочь незрячему облегчить жизнь. Вот, например, он показал маленький американский письменный прибор для слепых. Этот прибор ему подарила лично сама королева Великобритании Елизавета Вторая, когда он был в Англии.
Его научные интересы простирались в сфере логики. Это и стало поводом для его сотрудничества с моим дедушкой. А именно областью его научного интереса была вероятностная логика. Кроме того, превосходное владение английским языком позволяло ему не только читать иностранную литературу по специальности (кстати говоря, немало её издаётся по Брайлю в Англии и США), но и вести активную переводческую деятельность. Так он перевёл на русский язык с английского ряд работ, касающихся методики использования специальных математических символов незрячими. Кроме того, он вёл и редакторскую работу, касающуюся подготовки к печати по Брайлю учебников по математике. Ему также принадлежит редактура фундаментального труда грамматики английского языка под редакцией Грузинской, изданного по Брайлю с пометой "для учащихся школ слепых детей" ещё в 50-е годы. Он знал едва ли не всех наших преподавателей-философов.
Узнав, что я пользуюсь магнитофоном для записи лекций, он сказал, что я имею на это право. Если же мне будут запрещать записывать лекции на магнитофон, чтобы я обращался прямо к нему, он же поможет мне отстоять свои права. Я его за это поблагодарил, но, к счастью, у меня таких ситуаций не было. Проблема была в другом: многие преподаватели привыкли во время лекции ходить по аудитории, а тем самым они уходили от микрофона, что снижало качество записи. Объясняться же подчас было очень трудно: видно, сила привычки у них "перевешивала" понимание действий, связанных со спецификой данного конкретного студента.
Он сказал, что выписывает из США много книг по Брайлю на английском языке, что библиотека при конгрессе США специально занимается изданием научной литературы для слепых шрифтом Брайля. Остаётся только сожалеть, что ничего подобного нет у нас.
Мы сказали, что по Брайлю ничего нет по логике. А он сказал, что есть учебник Д.П. Горского. И он мне его подарил. Я, по крайней мере, при проработке некоторых вопросов в рамках подготовки к экзамену им воспользовался. Кстати, этот учебник он тоже редактировал при подготовке его к изданию по Брайлю.
На том наша встреча и закончилась. Больше мне не довелось с ним встречаться, хотя однажды я был очень близко от него, во время конференции по логике и методологии науки, которая проходила в сентябре 1982 года в Паланге. Но он знал о моих делах, пытался содействовать моему поступлению в аспирантуру, для чего обратился в ЦП ВОС к заведующей отделом культуры Нонне Илларионовне Куличёвой. А она повелела на неё не ссылаться. В 1988 году, когда я впервые стал группоргом в первичной организации работников интеллектуального труда, Пятницын попал в мою группу, но так случилось, что я ни разу не смог созвониться с ним по телефону. А в июне 1988 года я узнал, что он умер. Остаётся только сожалеть, что такого замечательного человека не стало. И наш долг помнить о нём.
54. Микроболезнь
Все последующие дни, казалось, ничто не предвещало никакой беды. И вот утром в субботу появился флюс. Это предупреждение: больной зуб стал проявлять себя. Он пока ещё не болел, но там явно было что-то нехорошо. Во всяком случае, папа настоял на том, чтобы я в тот день в университет не ходил. Он отвёз туда магнитофон, и лекции мне записали. Я же в тот момент лечился при помощи марганцовки. Её использовали в качестве полоскания, основного средства лечения. Какое-то действие она оказала.
Уже на второй день мне полегчало. А затем я приступил к своим обычным занятиям.
55. Собрание первичной
Но настало время рассказать о том, как я становился активным членом ВОС, и как я вообще приступил к общественной работе. История эта будет достаточно длинной. Сейчас я коснусь только самого её начала.
В начале октября 1978 года, в самый разгар нашей "картофельной" экспедиции, мы пошли в нашу первичную организацию ВОС. Она называлась тогда первичной организацией работников интеллектуального труда (РИТ).
Со мной разговаривала секретарь (поначалу был настолько робок, что даже не сообразил, что надо познакомиться, по крайней мере, узнать, как её зовут). Она спросила все мои данные. Вообще была очень подробная обстоятельная беседа. И думалось, что попал к добрым хорошим людям, и так будет всегда. И, действительно, в первичной организации РИТ города Москвы я всегда буду находить тёплый ласковый приём.
Сейчас, однако, казалось бы, такой предварительной беседой всё и закончилось. Очень долгое время меня не тревожили. И вот в конце марта нам позвонили и пригласили на собрание. Оно проходило в Центральном доме культуры (ЦДК) ВОС на улице Куусинена. Так как мы туда поехали на машине, мне трудно говорить о дороге. Правда, не без некоторого ехидства папа сказал, что мы проехали мимо американского посольства. Странным и неоднозначным было отношение моего отца к Америке. С одной стороны, фактически всю сознательную жизнь он был поклонником американского джаза. Билл был фактически его единственным московским другом. В то же время, в минуту откровенности, присущей застолью, он не без гордости говорил, что, проезжая мимо американского посольства, всё время показывал ему фигу. Значит, в глубине души он их осуждал. И есть, за что. Но эта тема выходит за пределы рассматриваемой нами сейчас проблемы.
В дальнейшем мы освоили путь до дома культуры ВОС на метро. Он представляется мне более впечатляющим.
О самом же собрании у меня сохранились весьма смутные воспоминания (ведь тогда ещё у нас не было качественной аппаратуры, на которую можно было бы сделать запись и затем обрабатывать её). Однако могу сказать, что среди прочего там обсуждалась ситуация: человек жил в Мытищах, а работал в Москве. И в связи с этим стоял вопрос о его членстве в первичной. Но как разрешилась эта ситуация? Этого я в тот момент не понял. Столь же эмоциональным было обсуждение вопроса о председателе первичной. В ту пору, как мне впоследствии рассказывали, когда председателем ЦП ВОС был Зимин, крайне негативно относившийся к первичной организации работников интеллектуального труда, он пытался провести в качестве председателя угодное ему лицо. И ещё я помню, что председатель (его звали то ли Николай Иванович, то ли Николай Евдокимович) довольно жёстко реагировал на критику со стороны выступавших. Позже я о нём узнал. Это был тот самый Гапеев, который ещё в 1973 году прославился тем, что опубликовал в журнале "Наша жизнь" статью "Мифическая психология", в которой, как ему казалось, он разгромил психологию слепых в качестве науки. Статья наделала много шуму, была продолжительная дискуссия, в ходе которой выяснилось, что тифлопсихология всё-таки нужна. Но имя он себе сделал. И вот
дослужился до поста председателя первичной организации, а затем и московского городского правления ВОС. Об этом мы также, возможно, будем говорить.
Сейчас же можно сказать следующее: собрание оставило заметный след в жизни организации и в жизни незрячих студентов. Много проблем, которые требуют первоочередного обсуждения и решения.
Для меня же это было только начало. В дальнейшем собрания нашей первичной организации как в Москве, так и в Санкт-Петербурге станут для меня событиями огромной важности, на которых я узнавал о событиях в жизни нашего общества, обсуждение которых позволит мне раскрыть мою собственную общественную позицию. Именно это я постараюсь показать в дальнейшем.
56. Первый приезд бабушки
Это событие произошло как раз в тот день, когда состоялось наше собрание. Бабушка приехала вечером. В Москву она прибыла скорым поездом №13. Его как раз только-только ввели в этом году. Бабушка приехала с первым поездом этой серии. И было в этом что-то особенное. Мама и папа встретили её на Ленинградском вокзале.
Несомненно, приезд бабушки внёс какую-то особенно праздничную атмосферу, которая питала мою жизнь. Это было тем более важно, что именно в эти дни произошло событие, которое, как оказалось, имело роковые последствия. Но об этом в своё время.
Бабушка читала мне необходимую литературу, да и просто ободряла меня. Однажды она вместе с мамой пришла ко мне в университет. Мама провела её и показала ей наши поточные аудитории.
На этот раз пребывание бабушки у нас было недолгим. 15 апреля она уехала. Это произошло в тот момент, когда я сдавал свой первый зачёт. Но об этом тоже в своё время.
57. Роковая болезнь дедушки
Что происходило с дедушкой после его возвращения из больницы? Вернулся ли он к своей научной работе? К своему стыду, я этого не знаю слишком был поглощён своей учёбой. И, наверно, уже никогда не узнаю. Но на этом фоне вспоминается следующий эпизод: когда однажды я пришёл из университета, я не смог не высказать удивления в связи с утверждением Панина о том, что классификация форм движения материи, выдвинутая Энгельсом, уже устарела. А как это так он всё-таки классик, но классик не может устареть. А дедушка сказал: "Это неправильно". Он не стал далее развивать эту мысль, но позже я понял: тем самым он хотел сказать, что ничего вечного, неизменного не существует, всё подвержено изменениям. Увы, это был первый удар по моим представлениям о вечности и стабильности мира. И классики устаревают.
Но для меня эта проблема не была закрыта. Пожалуй, это был последний эпизод, когда я видел его как настоящего учёного. Но я знал, что и в это время к нему приходили его ученики.
Но вот в конце марта его состояние здоровья резко ухудшилось. Впрочем, в чём это выражалось, я тоже сказать не могу. Как впоследствии говорила мне бабушка, он ещё мечтал побывать на двадцатилетнем юбилее своей кафедры. Но вот не довелось.
Я занимался своими делами конспектировал очередную лекцию. Но я не мог совсем не слышать происходящего, а происходящее было ужасно: я слышал очень громкие жуткие крики и стоны "ой-ой-ой". Как опять же рассказывала мне впоследствии бабушка, к нему приезжали три бригады врачей "скорой помощи", чтобы везти его в больницу. Его пытались одеть, но малейшее прикосновение вызывало невыносимую боль, и он кричал. А врачи, не добившись результата, уезжали. Приезжала следующая бригада. И вот тогда, когда я услышал этот крик, мною самим стало овладевать отчаяние. И подумалось: "Неужели это его конец?" И как так случилось, что великий учёный стал немощным человеком? И этот великий человек испытывал невыносимую боль.
Дело осложнялось тем, что именно в этот момент у нас вышел из строя лифт. И остаётся только гадать, как удалось связаться с мастерами, как им удалось быстро отремонтировать лифт. Но это произошло. Последняя бригада сделала ему успокаивающий укол. Это и позволило его одеть, посадить в машину и увезти в больницу. Больше дома я его не видел.
А бабушке он сказал: "Это смерть" Но предстоит ещё борьба между жизнью и смертью, в которой, увы, смерть окажется победителем.
Вскоре после отъезда дедушки и родителей позвонил Билл. Он сказал, что будет делать всё возможное для того, чтобы дедушку вылечили. Как потом выяснилось, он звонил в больницу и разговаривал там с кем-то из администрации. И он пригрозил им, что если они не вылечат дедушку, он приедет и всех их зарежет. Моему отцу в связи с этим пришлось оправдываться, что это был не он, что он только что приехал в больницу.
Я только что сказал, что больше дома дедушку не видел, но дважды видел его в больнице.
В июле его выписали. До середины августа он находился дома. Потом его отправили в санаторий "Узкое". Но, как потом оказалось, он уже не вставал с постели. С конца августа у него резко поднялась температура, его снова отвезли в больницу. И уже теперь он из больницы не возвращался. Но обо всём этом речь впереди.
57. Вторая услуга Билла
В этом семестре магнитофон работал, в основном, нормально. По крайней мере, так было до апреля. Но вот однажды в апреле как бы не записалась лекция по диалектическому материализму, точнее, запись, вроде бы, была, но звук уж очень слабый, так что едва ли можно было что-нибудь услышать.
Второй раз такая же история произошла с лекцией по психологии. Когда мы с отцом стали разбираться, он сказал, что надо дожимать клавишу "Запись". Я думал, что это значит, надо надавить на неё сильнее. Я так и сделал, но результат получился такой же.
Тогда мы с мамой понесли магнитофон в лингафонный кабинет. Там мастер Анатолий Иосифович его посмотрел. Он спросил меня, как я включаю магнитофон при записи. Я сказал, что включаю клавиши "Запись" и "Воспроизведение" вместе. Оказалось же, что их надо нажимать по отдельности. Тем не менее, он взял магнитофон в ремонт. Когда же отец пришёл с работы, он принёс Биллов "Filipps". Ещё раз показал мне, как им пользоваться.
Со следующего дня мы делали записи на магнитофон "Filipps". В первый день запись сделали от сети отец его подключил в сеть в первой поточной аудитории, а вечером купил и поставил батарейки.
Два дня мне помогали Юра Сливченко и Слава Блинчиков. А на третий ни того, ни другого не было. И теперь мне приходится действовать самому. Проблема была в том, что через 45 минут надо было перевернуть кассету. Кое-кого отец попросил это посмотреть. С некоторыми небольшими шероховатостями это всё-таки произошло: в первом случае в какой-то момент дотронулись до моего плеча. Это означало, что надо выключать и переворачивать кассету. Это произошло немножко раньше того, как дорожка кончилась. Возможно, плёнки там было ещё, по крайней мере, на минуту. Но всё равно я поменял кассету, а то, что на первой стороне ещё осталась плёнка, обнаружилось при переписи. Впрочем, всё это у нас получилось.
Всего три дня я пользовался магнитофоном "Filipps", затем магнитофон "Весна" вернулся из ремонта. По крайней мере, до конца года я им пользовался. Но, как оказалось, отец не спешил возвращать "Filipps" Биллу. Билл дал ему для прослушивания некоторые свои кассеты.
В том числе, была запись шведского ансамбля "Abba", именно тогда имевшего у нас большую популярность. Запись этого ансамбля довольно часто передавали даже по радио. Мне кажется, что этот ансамбль вобрал в себе черты современной эстрады и фольклора разных стран. Заметны шведские, греческие, испанские и даже где-то присутствовали и русские интонации. Но, к сожалению, они пели на английском языке. И трудно было даже предположить, что это шведский ансамбль. Между прочим, говорят, что шведы были очень недовольны, что ансамбль "Abba" поёт по-английски. Но именно с них начинается эта традиция: все уважающие себя рок-группы поют на английском языке!
Кроме того, Билл дал отцу кассету с записями американского певца Билли Джёрелса. В ту пору это был ещё совсем молодой певец, как говорится, подающий надежды. То были первые его записи. Все их отец переписывал на наши кассеты, В дальнейшем, особенно во время наших путешествий и праздников, отец их включал. Это вносило известное оживление.
58. День рождения
23 апреля был день моего рождения. В том году мне исполнилось 23 года. И хотя занятия шли своим чередом, но всё же я мог немного расслабиться, тем более, что происходило нечто необычное.
Прежде всего, это был долгожданный звонок из Жлобина. Поздравила меня тётя Нина с днём рождения, пожелала успехов. Сказала, между прочим, что растит мне невесту. Сейчас она учится в пятом классе школы слепых в Шклове (а сама она из Гомеля). К сожалению, если бы на сей счёт были какие-либо серьёзные намерения, то этому следовало бы только радоваться.
Но возникал вопрос, насколько это приемлемо. Как возможна жизнь двух незрячих в качестве самостоятельной семьи? Судьба Нины Фёдоровы и её мужа, Александра Дмитриевича, а также супругов Бершадских показывает, что это возможно. А как в моём случае? Похоже, что для моих родителей этот вопрос не стоял. Более того, мы его даже не обсуждали.
Но не менее знаменательной была встреча гостей. Пришли Артамоновы: тётя Ксеня, Иван Матвеевич, дядя Валерик и Лена, а также тётя Зина и Иван Тимофеевич. Складывалось впечатление, что Иван Матвеевич и Иван Тимофеевич встретились впервые. Во всяком случае, я слышал, что Иван Матвеевич спросил Ивана Тимофеевича, в каком роде войск он служил. Сам Иван Тимофеевич показался мне очень образованным человеком. Он был достаточно хорошо осведомлён и в области философии, и в области логики. Во всяком случае, про булеву алгебру меня спросил. Это последнее привело к тому, что я ещё в большей степени стал его уважать. А в отношении себя я понял, что должен ещё больше заниматься, чтобы лучше понимать все эти вопросы.
Но одновременно предметом широкого обсуждения была ситуация в семье Артамоновых. И тут совершенно неожиданно, по крайней мере, для меня, проявила себя Лена. Замечаю, что в момент застолья взрослые часто жалуются на то, какая плохая современная жизнь. Ну, это кажется просто неким всеобщим штампом.
А Лена сказала: "Какая же она плохая? Вот у Леонида Ильича Брежнева она хорошая" Ну, про Брежнева в ту пору говорили многое. И язвительные шутки тоже были в немалом количестве. И анекдоты порой рассказывали. Но поразительно то, что мой отец, весьма с большим удовольствием рассказывавший такие анекдоты, на сей раз одёрнул её в том смысле, что маленьким детям тут следует помолчать. Конечно, Лена была уже не маленькая, ей уже было десять лет. Но, конечно, для ребёнка даже в таком возрасте такие разговоры были, по меньшей мере, преждевременны. Плохо, однако, что взрослые их вели при ней (я имею в виду дома). А вообще поругивать Брежнева и вообще наше руководство в то время почиталось хорошим тоном. Нередко передавались из уст в уста анекдоты, в которых высмеивались: манера речи, отдельные неудачные выражения, то, что он читал по бумажке. Ну, с последним я согласиться не могу. Попробуйте-ка поруководите такой огромной страной, да запомните всё тут никаких компьютеров не хватит. Так что предварительная запись текста и чтение его по бумажке (или, скажем, по органайзеру) я считаю вполне естественным.
Не помню, как сама Лена на это ответила (а она ответила), но известную напряжённость это внесло. К тому же вскоре она заявила, что ей надо делать уроки. Поэтому вскоре они ушли домой. Однако какой-либо сумятицы этот эпизод не внёс. По большому счёту, она права: надо сначала сделать дела, а уж потом веселиться ("Кончил дело, гуляй смело"). Именно так это было воспринято.
59. Первое мая
И вот наступил день первого мая. Могло случиться так, что это был бы обычный рядовой и даже скучный день. Но всё-таки случилось иначе. С утра во время завтрака смотрели по телевизору праздничную демонстрацию трудящихся. После завтрака я немного позанимался, конспектировал лекцию. А затем мы собрались и поехали.
Прежде всего, мы заехали к дедушке в больницу. Впрочем, в тот день я в палату к нему не заходил. Я сидел в коридоре, А родители встретились с дедушкой, а также с медперсоналом. Всё это вместе взятое продолжалось около часа.
А потом мы сели в автомобиль и поехали в гости. Мы были приглашены к Руслану. Об этом договорились уже давно. Мама всё рассказывала, где он живёт. А жил он в районе станции метро "Каховская". Мама говорила, что это не так уж и далеко от нас. Но для того чтобы попасть туда на метро, надо ехать через центр. Это метро находилось на Горьковско-Замоскворецкой линии. На метро мне так ни разу и не довелось туда попасть. Сейчас мы ехали на автомобиле. Проехали довольно быстро.
В центре внимания был магнитофон. Это японский магнитофон "Akai". Он стереофонический. У него достаточно мощные колонки и усилитель, такого мощного магнитофона я раньше не видел и не слышал ни у кого, хотя в некоторых случаях обладание японским магнитофоном считалось верхом благосостояния. Звук объёмный. Много кассет. Кстати, о кассетах. Отец рассказал Руслану, что я пользуюсь кассетным магнитофоном для записи лекций. Но он говорит, что мы записываем на импортные кассеты, хотя магнитофон советский (впоследствии некоторые осуждали меня за то, что я записываю на советском магнитофоне на импортные кассеты). Руслан спросил, какая ёмкость кассет. И тут я узнал, что существуют кассеты, на которых на одной стороне запись может продолжаться два часа "C-120". Отец сказал, что такими кассетами мы не пользовались (несколько таких кассет я видел у своей знакомой Люды в 1994-1996 годах), а мы пользовались кассетами "C-90". Руслан спросил, какие кассеты мы используем. Отец сказал, что пользуемся кассетами производства Гонконга. А Руслан сказал: "Гонкон плохие кассеты". Потом отец сказал, что недавно купили немецкие кассеты. А Руслан спросил: "А какая плёнка "Basf"? Отец сказал, что там плёнка другая (скорее всего, это "Agfa"). Тогда Руслан сказал: "Ну, так я вам дам". И не дал. А я понял, что иногда обещания даются не столько для того, чтобы их выполнить, а, скорее, для моральной поддержки. Вот я никогда себе такого не позволял. Обещанное старался выполнить, а если не смогу выполнить, то и не даю обещаний.
Всё это до меня доходило по мере того, как я жил, А вот сейчас я обнаружил, что записи многих зарубежных групп, да и вообще рок-музыки, особенно хорошо звучат именно на такой технике. Кроме того, сами эти записи разрушают прежнее представление о рок-музыке и рок-музыкантах. Ведь раньше они воспринимались исключительно только как уханье и грохот электроники (в этой связи вспоминается высказывание одного критика типа: "Слышится голос Высоцкого, заглушающего шум грузовиков"). Сейчас же оказалось, что в некоторых случаях они стремятся себя облагородить, используя некоторые инструменты симфонического оркестра, например, смычковые.
Именно эти записи я больше ни разу не слышал. Конечно, была отдана дань современным рок-ансамблям, в частности, записям ансамблей "Abba", "Boni M", а также записи оркестра Поля Мориа. Была еда, была выпивка.
Словом, всё, что было в обычный праздничный день.
Были здесь двое детей дошкольного возраста: Людин сын Сева и Русланова дочь Кристина. Люда с Севой собирались домой. Но Сева повёл себя хитро: ему явно не хотелось уходить домой, (ведь тут ему было вольно, а дома пятилетнему ребёнку было несладко, мама-Люда, видимо, воспитывала его весьма сурово (для молодой мамы, какой была Люда, это не типично), а это ему, всё-таки ещё маленькому ребёнку, было не по вкусу), а потому он сказал Ивану Тимофеевичу: "Скажи им, что я остаюсь у Кристины". Но Люда довольно быстро разгадала эти его намерения, а потому этого не допустила. И произошла очень некрасивая сцена: Сева плакал, вырывался, короче, сопротивлялся, а Люда, всегда казавшаяся воплощением кротости, тут проявила железную волю: она в буквальном смысле тащила его домой. Но уж это было неприятно. Более того, это вносило резкий диссонанс в атмосферу, которая до этого была приятной, праздничной.
И моя мама тоже не могла спокойно на это смотреть. Машину пришлось оставить ведь отец принял некоторое количество спиртного, а это было рискованно: пьяное вождение автомобиля опасно. Вот почему нам пришлось добираться до дома на автобусе. Оказывается, от станции метро "Каховская" идёт автобус №224, на нём мы и поехали домой.
61. Поездка в Красную Пахру
На следующий день с утра папа заехал к Руслану и привёз автомобиль. После этого мы собрались, вышли из дома, сели в автомобиль, затем сначала поехали к Люде. Они с Севой присоединились к нам. Взяли их морскую свинку. Не знаю, с какой целью её взяли с собой. Но вот эта морская свинка постоянно была предметом нашего разговора. Во всяком случае, кое-кто, в том числе, и у нас, держит их дома, считается, что они благотворно влияют на детей. Возможно, из этих соображений взяли сейчас в нашу поездку и её. Но она никак себя не проявляла, не издавала никаких звуков. Она тихо сидела в своём ящичке, а мне представлялось, что это ребёнок едет с нами, его поместили в переносной манеж. Но никаких серьёзных изменений её присутствие не повлекло. Так что фактически я ничего не заметил и узнал об этом только потому, что мне об этом говорили.
От дома Люды и Севы мы выехали на Калужское шоссе и поехали по нему. Не очень много мы продвинулись. Это был самый близкий пригород Москвы.
Когда мы вышли из машины, мне подумалось, что я попал в лес или на лесную полянку. Тишина, чистый свежий воздух, и, кажется, никого, кроме нас вот такая картинка представилась мне в то время.
Об этом населённом пункте я в дальнейшем узнал из книги маршала Жукова "Воспоминания и размышления". В то время, о котором он писал, это был один из форпостов обороны Москвы. Но ничего подобного, что напоминало бы об этом суровом времени: мирное небо над головой, мирная природа всё это буквально промелькнуло перед нашим взором.
Немногим более часа продолжалось наше пребывание в Красной Пахре. После этого мы сели в автомобиль и поехали к нам. Вместе пообедали мама приготовила вкусный обед.
После обеда я вернулся к своим занятиям конспектировал очередную лекцию. А Люда с Севой находились ещё у нас. Сева периодически приходил (точнее, прибегал) ко мне. Он мне не мешал, но создавал своеобразный эмоциональный колорит.
В ту пору я ещё не вполне понимал, какую разрядку вносит общение с маленькими детьми. Я, конечно, не противился этому, но и не проявлял активного стремления к тому, чтобы усилить их.
Вечером мы пошли их провожать. И тут папа, находившийся в состоянии праздничного веселья, затеял игру. Он изображал некоего крутого американца, называл Севу Джонни, а сам тоже избрал для себя какое-то американское имя. В эту игру он пытался вовлечь Севу. Но Сева, похоже, уже не склонен был играть. Его побуждали естественные потребности, о чём он недвусмысленно дал понять, едва мы пришли к ним н а квартиру. Пожалуй, это был наш последний наиболее яркий контакт с маленьким Севой. Шли годы. Он стал взрослым, работал помощником оператора в одной рок-группе. Служил в армии. У него появилась семья, сын Никита. С ним и с его семьёй я виделся изредка. А сейчас вернёмся к событиям, происшедшим во время моего обучения на первом курсе.
62. Третья услуга Билла
Теперь я хочу рассказать о событии, которое фактически изменило моё состояние, способ моего мировосприятия, а конкретно помогло улучшить восприятие речи лектора, а также до известных пределов общение с людьми.
Внешне я оставался таким, каким я был и раньше. Но я плохо слышал, а это протянуло некую ниточку, связывающую меня с проблемой инвалидов более сложной категории слепоглухих. Впрочем, о такой связи я узнал значительно позже. Сейчас ничего подобного мне в голову не приходило.
Но что же произошло? Завершилась операция по доставке слуховых аппаратов. Всё началось ещё в сентябре 1978 года. Именно тогда в университетской поликлинике я был подвергнут более тщательному медицинскому осмотру. В целом, однако, ничего необычного этот медосмотр не выявил. Но обследование у отоларинголога (кстати, очень добросовестного и ответственного врача, доктора Логиновой) было проведено особенно тщательно. Она попыталась снова провести продувание уже по новой методике (через нос подавалась, струя воздуха под давлением, при этом слово "пароход", как это было в детской поликлинике, повторять не пришлось. Однако процедура оказалась в большей степени болезненной). Но и она тоже не дала положительного результата. Тогда впервые был поставлен вопрос о слуховых аппаратах. А мы-то полагали, что слуховые аппараты предназначены исключительно для глухих. Но вот теперь оказывалось, что не менее важны они и для слабослышащих слепых. Всё это произошло во время диспансерного дня. И такая встреча с врачом конкретизировала проблему. Врач спросила, есть ли у нас родственники или знакомые, имеющие возможность ездить за границу или живущие постоянно за границей. Мы ответили что-то неопределённое (к тому же ведь неясно было, в связи с чем задавался такой вопрос. Ведь в те времена такие связи особенно не приветствовались и даже могли оказаться препятствием для некоторых видов деятельности). И тут врач сказала, что мне с моим слухом нужен слуховой аппарат, да не один, а целых два, на оба уха. И лучше всего будет, если я эти аппараты буду носить постоянно, Но зарубежные аппараты более качественные. Про себя мы тут же подумали о тёте Свете. Но с ней мы фактически не общались с момента её отъезда в Италию в 1973 году. Значит, оставался только Билл. К нему папа и обратился.
После Нового года в результате сложных переговоров, в которых участвовала и тётя Паша, имевшая через своего мужа, полковника медицинской службы Фёдора Стефановича, а также по своей работе в железнодорожной поликлинике связи в медицинских кругах, удалось договориться с врачом из института имени Гельмгольца.
Там подобрали оправу для очков (предполагалось, что аппараты будут в очках). И вот в середине апреля аппараты были получены. Мне дали их опробовать. Конечно, звуковой фон сразу значительно расширился. Я слышал даже те звуки, которых не слышал ранее. Но вкладыши, которые были в комплекте с аппаратами, мне не подошли после того, как аппараты надели, вкладыши сразу же выскакивали из уха. Поэтому пришлось делать индивидуальные вкладыши.
Уже в мае мы поехали в лабораторию слуховых аппаратов на Воробьёвском шоссе. Там вначале сделали слепок со слуховых отверстий моих ушей. А через несколько дней вкладыши были готовы.
Так появилась возможность носить слуховые аппараты. Не всё было легко. Но надо различать пользование слуховыми аппаратами и уход за ними. Я пользовался аппаратами в соответствии с их назначением. Но то, что касается ухода за аппаратами, то есть, их чистка, установка батареек это так и осталось мною не освоенным. Здесь нужна помощь со стороны людей, которые знают, как именно это нужно делать.
Вспоминаю свой первый день со слуховыми аппаратами, когда я пошёл в университет. Я всё хорошо слышал. И не только слышал, но и реагировал должным образом на слова. Так, помимо лекций и семинаров в тот день состоялось комсомольское собрание, на котором обсуждалась предстоящая летняя сессия. Выступали как студенты, так и некоторые преподаватели. В соответствии со своей манерой, некоторые из них сопровождали свои выступления шутками. В таких случаях я, как и все, смеялся. И вот Старченко в этой связи сказал: "Марков так страстно смеётся".
Теперь в университете я постоянно пользовался слуховыми аппаратами. Конечно, бывали здесь и промахи (не сразу, например, правильно определяли, где отказ батареек, а где засорение от серы) и ошибки (к сожалению, без этого нельзя), но в целом использование слуховых аппаратов способствовало улучшению моего восприятия лекционного и иного материала. А когда я конспектировал лекции дома с магнитофона, я аппаратами не пользовался. Звука магнитофона в то время казалось достаточным. Но в дальнейшем я пришёл к тому, что и при работе с магнитофоном я пользовался слуховыми аппаратами.
63. Приобретаем магнитофон "Спутник-403"
С того момента, как стали случаться промахи в работе магнитофона, встал вопрос если и не о замене, то, по крайней мере, о дополнительном запасном магнитофоне. И хотя тогда, в апреле 1979 года, магнитофон был отремонтирован (так и неизвестно, что тогда сделали), но всё же надо было думать, как решить эту проблему. Ещё в самом начале обучения в университете, я спрашивал Гришу (а кого я ещё мог спросить), какой магнитофон для этих целей наиболее подходящий.
Меня особенно интересовали магнитофоны со встроенным микрофоном, так как именно эта характеристика, как казалось, позволит мне обрести большую самостоятельность (в самом деле, сел на место, вытащил из портфеля магнитофон, микрофон устанавливать не надо, он находится внутри магнитофона, включил его, и запись произошла). Особенно будоражили воображение шпионские романы, где шпионы пользовались сверхмощными магнитофонами и диктофонами со встроенными микрофонами, способными записывать на большом расстоянии. А то и из соседнего дома. Конечно, существовала ли в действительности такая аппаратура на самом деле, полной ясности нет.
Но установка выносного микрофона составляла для меня большие затруднения, несмотря на то, что со мной проводили необходимую учебную работу, мне всё же требовалась помощь. Но Гриша Титаренко сказал мне, что такие магнитофоны существуют и у нас, но они довольно низкого качества. В чём-то он был прав. А насчёт диктофонов он сказал, что удивлён (я рассказал про "Filipps"), что они стоят так дёшево. По его словам, диктофон должен стоить порядка 800 рублей, И вот рассказал про тот чудо-магнитофон (или диктофон), на котором, по его словам, я на одной кассете записывал бы весь университетский день. Но об этом я в то время не мог даже мечтать.
В тот самый день, когда наш магнитофон был сдан в ремонт, Борис Абрамович сказал, что продаётся магнитофон "Легенда", который, по его словам, хоть на шею можно вешать. По его словам, очень удобный для записи.
Впрочем, тогда мы этой информацией не воспользовались. А сейчас же он сообщил, что в магазине "Журналистика" на проспекте Вернадского продаётся магнитофон "Спутник". Это тот самый магнитофон, который я видел у Ларисы Михайловой. Такой же магнитофон был у Гриши Оскаряна. И все они в один голос его хвалили. Но моему отцу сказали, что "Спутник" снят с производства. А вот теперь, оказывается, он вновь появился. И папа его купил. Это более компактный и лёгкий магнитофон. Сделан он под "Filipps" Билла. Но он двухскоростной. Имеет всего одну клавишу "Запись" и рычаг, являвшийся главным переключателем. Он выполняет все основные функции - "Перемотка", "Воспроизведение". Чтобы проделать перемотку направо, надо включить этот переключатель, держать, отведя его вправо. Перемотка налево затруднена, происходит медленнее, а удержание переключателя должно быть более продолжительным. А ещё этот магнитофон чаще портит кассеты, так что на них образуются "бороды", то есть, плёнка выступает из кассеты, а это искажает запись вместо нормального человеческого голоса звучит "Буратино", а через несколько секунд звук вообще прекращается. Однако при этом управляться с этим магнитофоном было легче, чем с магнитофоном "Весна".
Несколько сложнее ставится и вытаскивается кассета, но, в конце концов, и эта проблема была преодолена. Но звук этого магнитофона имел намёки на "Filipps". Однако рычаг от постоянного включения/выключения примерно через два года слетел.
Когда попытались его использовать (а произошло это тогда, когда попытались переписать на него некоторые лекции для Юры Сличенко), оказалось, что первые 15 минут магнитофон воспроизводит с нормальной скоростью, а через 15 минут вместо нормального голоса звучал "Буратино". Поэтому пришлось нести его в ремонт. В период подготовки к сессии.
Но потом я многие лекции записывал на магнитофон "Спутник" и даже конспектировал их. Приходилось также конспектировать лекции, записанные на магнитофон "Спутник", на "Весне" и наоборот, записи, сделанные на магнитофоне "Весна", на "Спутнике". Ни тот, ни другой вариант нельзя считать нормальным, но иногда, повторяю, приходилось идти и на это. Несоответствие объяснялось наличием разных по качеству головок у этих магнитофонов.
Со второго курса я стал записывать на "Спутник", а конспектировал на магнитофоне "Весна". А на третьем курсе я полностью перешёл на магнитофон "Спутник".
А в конце третьего курса рычаг переключения на этом магнитофоне лопнул. Ни одна мастерская не бралась за такой ремонт запчастей такого рода нигде не было. В 1982 году магнитофон отвезли в Минск. Только в 1986 году проблему удалось решить. В том же 1986 году я короткое время пользовался магнитофоном "Спутник". Более активно он использовался в 1987 году, когда мы пытались записывать телефонные разговоры.
Такое положение существовало до 1988 года. В дальнейшем этот магнитофон прекратил существование.
А сейчас продолжим рассказ об учёбе.
64. Успеваемость во втором семестре
Лекции и семинары по математике по-прежнему вела Алла Владимировна Дорофеева. Должен, однако, сказать, что моё положение было неопределённым.
Дело в том, что большую часть времени Зинаида Андреевна болела. По этой причине у нас состоялось фактически лишь одно занятие. Потом было ещё одно занятие с Еленой Юрьевной. А потому я был в значительной степени предоставлен самому себе. Я ходил на лекции, записывал их на магнитофон, конспектировал, но с семинаров Дорофеева меня отпускала моё пребывание на них было совершенно бессмысленным.
Я не всё понимал из того, что делают остальные. В то же время, как-то раз она сказала моей маме, что я должен работать над собой. Велись также переговоры с Борисом Абрамовичем. Он думал привлечь к работе со мной аспирантов. Но, видимо, и этого не получилось. В апреле Зинаида Андреевна поправилась.
После этого всё-таки состоялось несколько занятий. Но эти занятия уже не могли иметь решающего значения. Это отразилось на результате экзамена я, не сдавая, получил "Автоматически". Но об этом позже.
Примерная тематика лекций непрерывная случайная величина: метрическое пространство, предел числовой последовательности, теоремы о непрерывности, типы разрывов, производная, дифференциалы, интегралы, дифференциальное и интегральное исчисление, теория вероятностей для непрерывной случайной величины математическое ожидание и дисперсия для непрерывной случайной величины, счётность множеств, теорема о счётности множества подмножеств данного множества, парадоксы теории множеств. Мне представляется, что только последние два-три вопроса имеют какую-то связь с философией.
И так случилось, что на этом математика исчезла из моей жизни, но отношения человеческие с математиками от этого не прекратились.
Но появилась физика. Лекции по физике читал профессор Борис Иванович Спасский. О нём позже нам рассказывал профессор Молчанов. Оказывается, в молодости он писал отдельные статьи, в которых он обвинял Эйнштейна в идеализме (имелась в виду его теория относительности). Но, видимо, тогда иного пути сохранить жизнь для занятий наукой просто быть не могло. Сейчас он был уже очень стареньким. По этой причине дикция у него была плохой.
Однако лекции он читал, сказав, что учебников нет, что задач не будет (хотя вывод формул был). Но по причине плохой его дикции лекции его никто не понимал, а потому на лекциях стоял такой шум, как на хоккейном матче в Канаде, даже если опираться на телевизионные репортажи, которые довольно часто показывались в то время. Но в таких условиях курс лекций был прочтён почти полностью.
Основная тематика лекций: механика (понятия скорость, пройденный путь, ускорение, законы движения, работа и мощность, понятие энергии), электродинамика (закон Ома, теорема Гауса-Остроградского, теория Максвелла).
Его обманули студенты. Ему сказали, что 12 мая лекции уже заканчиваются. Тогда он поверил, но разбираться нам придётся на экзамене, который будем сдавать на втором курсе.
Логику по-прежнему вёл Анатолий Александрович Старченко. Предваряя свой нынешний курс, он отметил, что у многих оценки были завышены. Но сделал он это своё сообщение весьма остроумно. Он сказал: "Вы ещё политэкономию не изучали, потому не знаете, что такое кредит. Так вот имейте в виду, что ваши хорошие оценки по логике во многих случаях были получены в кредит. И вам ещё придётся его подтвердить".
Я старался обратить на это внимание. Но в целом особых изменений в характере моей подготовки не произошло.
Забавный случай произошёл у меня на лекции. По непонятной причине после прихода в университет у меня стал появляться ужасный кашель, а горло при этом не болело. Но этот кашель отражался на качестве моих магнитофонных записей. Так получалось едва ли не на всех лекциях. В то же время, кашлял и сам Старченко. И вот однажды, когда кашель у меня особенно разбушевался, Старченко спросил меня: "Ну что, Марков, простудился?" Я сказал, что немного. Он дал мне таблетку. Это была довольно сладкая таблетка с запахом камфары. Но в то же время, тот же самый Старченко, к величайшей неожиданности наших студентов, проявил жёсткость, когда кто-то из них опоздал на продолжительное время. Так вот он этого студента выгнал из аудитории. Такой жёсткости от него никто не ожидал. Видно, довели его до такого состояния.
Основная тематика лекций: непосредственные умозаключения, опосредованные умозаключения, простой категорический силлогизм, его фигуры и модусы, логика высказываний, система натурального вывода, индукция (популярная индукция, индукция через простое перечисление, индукция через отбор, элиминативная индукция), умозаключения по аналогии, теория доказательства.
Теперь возникла сложность при работе с литературой. Дело в том, что тот учебник Д.П. Горского, который мне подарил Пятницын, оказался неприемлемым. В большей степени признавался учебник Горского и Таванца. Но его в библиотеке не выдавали на вынос. И только в период подготовки к экзамену удалось договориться с библиотекой о том, что отдельные страницы учебника отец переснимет на РЭМе. Это и позволило сдать экзамен.
Однако на протяжении семестра приходилось довольствоваться конспектами лекций и некоторым учебным материалом. Но для подготовки к семинарам надо было читать избранные труды русских логиков. Но этого я сделать не мог, (а, может быть, не хотел?), так что приходилось рассчитывать на "авось". Между тем, помимо семинаров, была и контрольная работа. Что-то такое я написал, прочитал ему свою работу. Конечно, результат был не вполне положительный. Но Старченко понял, что со мной нужно заниматься индивидуально. Этим мы займёмся на следующий год. А сейчас особую проблему составила тема "Логика высказываний, система натурального вывода". Вообще-то эта тема уже ознаменовала выход за пределы традиционной формальной логики и переход к логике математической. В обычных учебниках эта тема не освещалась. В учебнике (белорусском) для МВД. И ещё рекомендовался учебник "Элементы математической логики и теории множеств" Слупецкого и Барковского. Вся эта литература могла быть проработана только в библиотеке. Но условий для нормального громкого чтения в университетской библиотеке не было, и получалось, что подготовка сходила на нет.
На семинарах, поначалу я, как и в прошлом семестре, не мог никак выступать. Поэтому поначалу я просто слушал, что делают другие. Сложность создавало и то, что тяжело воспринималась символика, нетрадиционная манера подачи информации на лекциях, больше рассчитанная на использование доски, нежели на привычный способ восприятия словесной речи. И с этим вопросом тоже предстоит разбираться во время подготовки к экзамену.
Лекции по истории Средних веков читала доцент Софья Леонидовна Чижкова. Чем-то она напоминала Кондратюк, но была значительно мягче. На лекциях особое внимание обращалось на проблемные вопросы: предмет истории Средних веков, само понятие "Средние века" (оказывается, и здесь существует немало дискуссионных вопросов, которые как бы ломают прежние представления), феодальный строй и его специфика в Средние века (оказывается, и тут историческая реальность разрушала привычные, основанные на чтении художественной литературы, представления о феодальном строе, в частности, феод изначально не был полной частной собственностью феодала, мог быть передан другому владельцу), средневековый город, антисениориальные движения в городах, построение сословных монархий в Средневековой Европе, реформация и контрреформация церкви, первые буржуазные революции (Нидерланды). В середине этой части курса был коллоквиум на тему "Формирование государства раннего Средневековья". Так случилось, что конспектировать лекции я не мог (не хватало времени). Эти лекции переписывались на магнитофон "Дайна". Но и послушать эти записи тоже времени не хватало. По этой причине для подготовки надо было читать учебную литературу. Кое-что мы здесь предприняли, и это, по крайней мере, позволило лучше подготовиться.
Итак, для всех остальных коллоквиум это письменная работа на тему "Создание государства у франков". Со мной же Софья Леонидовна беседовала. Я отвечал на вопросы, то есть, это был уже предзачёт или даже предэкзамен. Споткнулся я только на значении одного термина. В целом же отвечал успешно.
После коллоквиума чтение лекций продолжилось в обычном ключе. До конца марта Софья Леонидовна читала у нас лекции. В конце марта появился новый преподаватель. Кто это был на самом деле, я так и не узнал он не представился (или я не расслышал?) Гриша Титаренко назвал его просто "мужик", но тут, мне кажется, он был не прав. Голос был весьма примечателен, выдавал благородного, образованного, интеллигентного человека. Да и материал был подготовлен таким образом, что представлял собой достаточно стройную систему, которая давала достаточно ёмкое и полноценное представление об эпохе, ставшей предметом изучения в рамках этого курса.
Примерная тематика лекций: предмет истории Нового времени, английская буржуазная революция семнадцатого века (различные движения ливеллеры, диггеры, луддиты), американская революция и образование Соединённых Штатов Америки (США), французская буржуазная революция восемнадцатого века, революционные движения в Европе в первой половине девятнадцатого века (Франция, Германия). На этом изучение исторической науки в этом семестре закончилось. Теперь предстояло сдавать экзамен. Это произойдёт в следующем семестре, то есть, уже на втором курсе.
Изменения произошли и в процессе изучения курса истории КПСС. Лекции по-прежнему читал Лаврин. Мне не удалось договориться о записи его лекций на магнитофон. А ведь некоторые лекции содержали настолько важный и поистине уникальный материал, который прочитать где-либо было почти невозможно, так что магнитофонная запись и конспектирование могли бы здесь быть большим подспорьем. Между тем, на следующий год я узнал, что другой незрячий студент первого курса философского факультета записывал его лекции на магнитофон. Правда, у него был японский магнитофон со встроенным микрофоном, (более мощным, так что ему необязательно было находиться вблизи преподавателя). Мне же этого сделать не удалось. Даже тогда, когда он диктовал вопросы для экзаменационных билетов, пришлось накрыть микрофон мешком, и только при такой конспирации удалось сделать запись.
Лекции и семинары были через неделю, да и хронологически охватывали меньший период. Именно лекция о книге Ленина "Очередные задачи советской власти" была последней в первом семестре. Далее следовало: Восьмой съезд РКП(б) переход к политике "военного коммунизма", Девятый съезд РКП(б) переход к нэпу, работа Ленина "Детская болезнь "левизны" в коммунизме", ленинский план построения социализма в СССР, Четырнадцатый съезд ВКП(б) курс на индустриализацию, Пятнадцатый съезд ВКП(б) курс на коллективизацию сельского хозяйства.
Семинары тоже проходили через неделю. К первому семинару по работе Ленина "Очередные задачи советской власти" мы не подготовились. Против нашего ожидания, Лаврин не стал особенно нас ругать. Просто к следующему семинару пришлось подготовить больше вопросов.
Для меня самым примечательным событием была подготовка реферата "Всемирно-историческое значение образования СССР". Замечу, что рефераты по истории КПСС на первом курсе не сдавались преподавателю, а зачитывались непосредственно на семинарах. Для меня это был единственно возможный шанс написать и выступить на семинаре с рефератом. Нужно сказать, что к этому вопросу я готовился достаточно основательно. Была прочитана вся рекомендованная литература, а также проработан материал учебника под редакцией Б.Н. Пономарёва. Кроме того, ещё в период подготовки к празднованию 50-летия образования СССР по радио передавалось много передач, посвящённых национальному вопросу и примеру его решения в нашей стране. Так что все условия, казалось бы, были соблюдены. И вот в конце марта состоялось моё выступление. Не могу сказать, что оно прошло "на ура", но всё-таки в этом случае ответ был оценен положительно. Однако Лаврин отметил, что надо было показать идеологическую борьбу по этому вопросу, что, по его мнению, было освещено не в достаточной степени. Как оказалось, это была характерная черта мне легче было показать реальную историю того или иного процесса, но я не мог осветить идеологическую борьбу не удавалось найти подходящий материал и надлежащим образом его применить, а то и времени не хватало, чтобы этот вопрос отразить. Но так или иначе мой реферат был оценен в целом положительно.
Следующий семинар был посвящён ленинскому плану построения социализма в СССР. Это знаменитые последние ленинские работы: "О кооперации", "О нашей революции", "Как нам реорганизовать Рабкрин?", "Лучше меньше, да лучше", "Странички из дневника", "Набросок плана научно-технических работ".
Наконец, последний семинар был по работе Ленина "Детская болезнь "левизны" в коммунизме". В общих разработках эта тема не рассматривалась. Соответствующую методичку Лаврин издал отдельно, а потому вопросы здесь диктовались и прорабатывались отдельно. Но, несмотря на всё это, я подготовился по этому вопросу.
Так закончился курс истории КПСС, относящийся ко второму семестру. И теперь предстояло сдавать экзамен.
В этом семестре мы начали изучать историю зарубежной философии (ИЗФ). Это большой курс от глубокой древности до наших дней, который мы будем изучать три с половиной года. Сейчас мы приступили к первой части курса философия Древности и Средневековья. Лекции по этой части курса читал профессор Арсений Николаевич Чанышев. Он объявил целую программу, которую намеревался реализовать в процессе чтения лекций, а для нас изучения курса.
Но, внешние и внутренние обстоятельства не позволили ему эту свою программу реализовать в полном объёме. Заботился он и о том, чтобы уложиться в срок. С этой целью он по субботам стал читать дополнительные лекции.
Основная тематика лекций: философия как высший тип мировоззрения; философия Древнего Востока Китая (Лао-Цзы, Конфуций и конфуцианство); Индии (ведическая предфилософия, развитие философии в упанишадах, дакшаны чарвака, ньяя, вайшешика, санкхья и йога); прафилософия Египта, Шумеров, Вавилонии; предфилософия Эллады (Гомер, Гесиод); милетская школа (Фалес, Анаксимандр, Анаксимен); элеаты (Ксенофан, Парменид); пифагорейцы (Пифагор, Филолай, Архит), Эмпедокл, Анаксагор, старшие софисты (Протагор, Гордий),· младшие софисты (Продик), Сократ и сократические школы (киники, мегарики, киренаики); Левкипп и Демокрит (жизнь и сочинения, материализм Левкиппа-Демокрита, теория причинности, политические взгляды); Платон (жизнь и сочинения, идеализм Платона, гносеология и логика Платона, политические взгляды Платона).
Семинары в этом семестре вёл Никита Евгеньевич Покровский. Мне кажется, что в какой-то мере он похож на Пастушного. В целом же он придерживался методики Чанышева. По каждой теме фактически проводились два семинара. Но на просеминаре мы фактически знакомились с теми мыслителями, чьи труды мы изучали.
На семинарах обсуждались конкретные вопросы, делались доклады. Мне довелось сделать несколько таких докладов. Например, "Диалектика Дао", по Лао-Цзы (китайская философия), развитие философии в упанишадах (индийская философия). Тут я старался воспользоваться советом, который дал мне Пастушный использовал лекционный материал. Мы также читали первый том "Антологии мировой философии", где помещались отрывки из трудов философов древности. После завершения изучения Восточной философии у нас была контрольная работа.
В неё вошли как общие вопросы (как раз они были освещены в лекциях), так и вопросы по трудам конкретных философов. И тут оказалось, что некоторыми вопросами я не владею. К их числу относилась и проблема происхождения философии. Как оказалось, именно этот вопрос вошёл в мой зачёт. А сейчас я его не знал.
При переходе к древнегреческой и древнеримской философии мы пользовались учебником "Античная философия" под редакцией В.Ф. Асмуса. Но, хоть это был учебник, но воспринимался он со слуха крайне сложно всё-таки университетский философский курс не то же самое, что школьный, во многом кажущийся ближе к художественной литературе. Это особенно касалось философии Гераклита, а также некоторых других философов.
Семинары у нас закончились Эмпедоклом. Всё же остальное нам предстояло осваивать самостоятельно. Сейчас же предстояло сдавать зачёт.
Лекции по диалектическому материализму читал Александр Владимирович Панин. Он говорил так быстро, точно вёл репортаж о футбольном матче в духе Наума Дымарского или Владимира Маслаченко. Но вопросы обсуждались вполне философские, так что тут я все лекции записывал на магнитофон. Лишь благодаря этому стало возможным их конспектировать.
Основная тематика лекций: о природе философских категорий, материя и формы её существования и атрибуты: движение, пространство и время, части и целое, форма и содержание (эти последние будут более детально рассмотрены на втором курсе).
В начале семестра предполагалось, что семинары будет вести Григорий Афанасьевич Кузнецов. Это эколог, но в ту пору это направление не пользовалось особой популярностью у сильных мира сего в философии.
В дальнейшем к нам пришёл другой преподаватель Виктор Васильевич Ильин. Это молодой учёный, но, как говорили, достаточно плодовитый писатель (каждый год выпускал по книге). Как и Кузнецов, он был настроен критично, во всяком случае, не допускал догматического повторения того, что говорят на лекциях (а мною-то при моём ограниченном запасе литературы лекция воспринималась как последнее слово в науке). Но, во всяком случае, он требовал ко всем вопросам подходить творчески, не признавал "вечных истин", короче, был истинным диалектиком, в противоположность разного рода метафизикам и догматикам. И он предложил нашим студентам принять участие в дне научного творчества в связи с юбилеем выхода в свет книги Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Но мы, наша группа, в этом дне научного творчества не участвовали.
Я тоже ещё был весьма далёк от того, чтобы принимать участие в таких конференциях. В конце семестра надо было сдавать экзамен.
Нам довелось немного познакомиться с книгой С.Т. Мелюхина по теме пространства и времени. Позже я узнал, что он является заведующим кафедрой диалектического материализма философского факультета. Мы с ним встретимся на пятом курсе, а также в период обучения в аспирантуре. Но что было сейчас? Понять эту книгу было совершенно невозможно: постоянное присутствие не только физики, но и математики (через каждые строчки дифференциал, интеграл, факториал). Там постоянно присутствовали формулы. Словом, не будучи физиком, перешедшим в область философии, вполне свободно оперировал категориями философии и физики. Ну не мог я на основе этой книги подготовиться к семинару. По совету Ильина я и некоторые семинары записывал на магнитофон, в частности, по проблеме пространства и времени. А сам я выступил по вопросу и вовсе далёкому от моего мировосприятия. Я говорил о теории относительности Эйнштейна. Дело в том, что Панин посвятил этому вопросу две лекции, которые я, при всей сумбурности восприятия, сумел достаточно подробно законспектировать. Именно это позволило мне выступить, да так, что моё выступление продолжалось едва ли не весь семинар. Этим я и раскрыл свои способности. И так получилось, что это способствовало успешной сдаче мною экзамена.
По психологии лекции по-прежнему читал Гальперин, а семинары вёл Вартанян. На лекциях мы рассмотрели фактически три формы психической деятельности воображение, мышление и память.
Была контрольная работа. Мне, во всяком случае, достался вопрос о сновидениях. Я рассказывал то, как это происходит у меня. В дальнейшем рассказы о сновидениях и видениях, то есть, видимых сновидениях, которые я ощущал уже в период своего пробуждения, я буду включать в свой дневник, который с некоторых пор предстанет как более частное продолжение моих мемуаров.
Именно эта работа способствовала моему дальнейшему продвижению, во всяком случае, на этом курсе. На сей раз нам предстояло сдавать экзамен. Но так получилось, что я сдал его "автоматически". Получил 5.
На занятиях по немецкому языку продолжали читать учебник тексты, в основном, из студенческой жизни, тексты о Москве, а также о городах Германской демократической республики.
Каких-либо проблем не возникало. Однако надо было активизировать подготовку. Именно это и произошло.
Такова характеристика моей успеваемости в этот период.
65. Культурная жизнь во втором семестре
В этом разделе я расскажу о двух событиях культурной жизни.
В феврале 1979 года в Большом театре Союза ССР была поставлена опера Георга-Фридриха Генделя "Юлий Цезарь". Этой постановке придавалось особое значение.
Во-первых, впервые на российской (советской) оперной сцене была поставлена опера Генделя, написанная в начале восемнадцатого века. Наверно, большинством слушателей Гендель воспринимался как камерный инструментальный композитор (может быть, некоторые припомнят его ораторию "Ксеркс", которую, думаю, навеки обессмертил своей записью великий Карузо).
А тут опера, да ещё и на сюжет, который воспринимается нами через призму трагедии Шекспира. И можно было ожидать, что опера будет по трагедии Шекспира. Однако это не так. Самого Юлия Цезаря мы видим ещё довольно молодым. Это ещё юный римский полководец, который ещё только приобщается к искусству будущего великого стратега. Что же касается его роли в опере, то, как мне показалось, у него даже не было своей арии. Музыка, характерная для начала восемнадцатого века. Оркестр, по существу, камерный. Но, к сожалению, при всём этом не обнаруживаем ни одной запоминающейся мелодии, которую бы напевал, насвистывал или как-то ещё воспроизводил.
Тем не менее, слушая эту оперу, мы погружались в атмосферу этой музыки. 'всё-таки опера прекрасная, её хочется слушать снова и снова. Особенно красивая музыка была во втором акте.
В апреле мы слушали в Кремлёвском дверце съездов оперу Пуччини "Чио-Чио-Сан". В опере приняли участие выдающиеся артисты Большого театра: Маргарита Ниглау (Чио-Чио-Сан) и Евгений Райков (Пинкертон).
Мне кажется, что исполнение было замечательным. Вся опера была пропета ими верно. И они вполне могли соперничать с итальянцами. В целом это произвело хорошее впечатление.
Заметим, что в течение семестра мы сделали записи двух опер: оперу М.И. Глинки "Иван Сусанин" с участием Беллы Руденко и Евгения Нестеренко, и дирижёр Марк Эрмлер (запись по трансляции из Большого театра Союза ССР) и оперы Пуччини "Богема" с участием Лучано Паваротти и Евгения Нестеренко (трансляция из театра "La Scala" (Милан), дирижёр Карл Клайбе). Однако эти записи я не включаю в раздел "Из моей коллекции", так как они были сделаны на плохой плёнке. Воспроизводить их было сложно был риск обрыва плёнки.
66. Моё чтение во втором семестре
Прежде всего, я хотел бы сказать о сборнике "Воспоминания о А.Н. Толстом". Когда мы его заказывали, мне прочитали в тематическом плане издательства "Просвещение", что это были воспоминания о Льве Николаевиче Толстом, Но оказалось, что речь идёт об Алексее Николаевиче Толстом. Впрочем, ни того, ни другого я тогда не знал, а потому знакомство с ними было для меня интересно. Должен сказать, что наша школьная программа по литературе имеет тот существенный недостаток, что хотя на уроках проводится подчас скрупулёзное изучение литературного произведения, но лишь в той мере, в какой оно является частью экзаменационного билета. А духа произведения, того, какое значение оно имело в жизни писателя, фактически почти не изучалось.
В частности, это относится к жизни писателей Толстых. Ну, в отношении Алексея Николаевича Толстого более-менее ясно. В нашем случае изучение его романа "Пётр первый" было скомкано. А роман-эпопея Льва Николаевича Толстого "Война и мир" изучалась в десятом классе, но и тут личность писателя не усматривалась. А, между тем, связь характера произведений и фактов биографии писателей определённо существует. Но вопрос в том, как излагать биографию. Казалось бы, наиболее естественным был бы хронологический принцип год за годом, а, может быть, и день за днём. Но, наверно, мало таких биографий можно найти на прилавках книжных магазинов или на полках в библиотеке. Это и понятно: ведь при всей кажущейся естественности такого способа изложения биография превратилась бы в простое собрание фактов, а психология писателя, его поступки, влияние их на его творчество за этими фактами не прослеживается.
Очевидно, более продуктивным здесь является другой подход: это воспоминания людей, близко знавших писателя, наблюдавших разные этапы его жизни и творчества. Эти воспоминания собираются, отбираются наиболее существенные. Именно по такому принципу построен сборник, который мне довелось прочитать.
Этот сборник является результатом коллективного труда писателей (К.И. Чуковский, Всеволод Рождественский, Валентин Берестов), актёров (Клавдия Пугачёва, Ираклий Андроников), жён писателя (Дымшиц-Толстая, Крандиевская, Людмила Ильинична Толстая).
Из этих воспоминаний мы узнаём различные черты жизни и творчества писателя. У него была непростая судьба. И литература не сразу стала его призванием. Он получил техническое образование, интересовался и живописью (кстати говоря, знакомство с Крандиевской и последующая его женитьба на ней была как раз результатом его увлечения сначала живописью, а затем и литературой). И вот он поступает в школу художника Егорнова. Но до этого у него появляются первые литературные опыты "Волжские рассказы", в которых он пишет о нравах и вообще жизни мелкопоместного дворянства Заволжья. Эти рассказы заметил Владимир Галактионович Короленко, который предрёк ему большое будущее. И Короленко оказался прав. Алексей Николаевич Толстой является автором разных по жанру и охвату произведений. Вот наиболее известные из них: "Золотой ключик или приключения Буратино" (можно сравнивать с "Приключениями Пиноккио" Карло Коллоди), знаменитая трилогия "Хождение по мукам", роман "Пётр первый" и связанные с ним произведения. Каким образом создавались эти и другие сочинения писателя, в какой мере факты жизни оказали влияние на его творчество обо всём этом мы можем прочитать на страницах этого сборника.
Вениамин Каверин известен нам, прежде всего, как автор романа "Два капитана". В то же время, предметом его творчества была жизнь человека в 20-е, 30-е, начало 40-х годов. Совсем другому времени посвящён его роман "Двухчасовая прогулка", помещённый в журнале "Литературные чтения" №№1, 2 за 1979 год. Это роман о людях науки, о трудной их жизни, о "подводных камнях", которые им приходится преодолевать в поисках истины. И хотя учреждения и организации являются результатом творческой фантазии автора (академия биологических наук), но ситуации вполне жизненные. Автор с сочувствием относится к тем, кто ищет и находит истину в науке, но ему глубоко противна подлость, стяжательство, которые прослеживаются и здесь. В то же время, он выражает поддержку молодым учёным, которые в условиях отсутствия поддержки со стороны сильных мира сего пытаются искать и, в конце концов, находят эти истины. Но автор говорит и о том, что только объективное научное исследование, не "привязанное" к разного рода внешним факторам типа кумовства, родственных связей, протекции могут служить основаниями для достижения истины.
В журнале "Литературные чтения" №№4, 5 помещён роман Владимира Тендрякова "Расплата". Ситуация вопиющая: сын убил отца, но произошло это не умышленно, а совершенно случайно. На этом фоне ставится вопрос: можно ли убивать для того, чтобы жить нормальной жизнью. Прямого ответа автор не даёт. Но каждый решает этот вопрос для себя сам. Этот роман предлагает один из вариантов решения этого вопроса.
В журнале "Литературные чтения" №2 за 1979 год был помещён роман Андрея Золотарёва "Вместо завещания". Кто такой Андрей Золотарёв? Это незрячий рабочий одного из московских УПП ВОС. Возможно, он наделил своего героя чертами, которыми обладал сам. Его герой незрячий рабочий, уже достаточно пожилой человек, надомник, группорг. Но в прошлом он литератор. Во время войны был контужен, а затем тяжело ранен, в результате чего и потерял зрение. Рассказывает автор и о семье героя. У него уже взрослые дети сын и дочь, оба к моменту начала повествования психологи. Но сын так и не смог защитить диссертацию. Его жена, сын-школьник и собака Джага вот тот коллектив, который вполне помогает наполнить жизнь человека смыслом и позволяет ему жить. В этом, думается, и проявляется жизнь. И об этой жизни рассказывает на страницах своего романа Андрей Золотарёв. Для его героя работа это возможность почувствовать себя частью жизни. Но возраст, болезнь подтачивают его силы и здоровье. Он тяжело заболел, а затем умер. И только тут сын понимает, как много значил для него отец, над которым он прежде насмехался, имея в виду его работу. Разбирая бумаги, он обнаружил записи отца, которые и составляли его воспоминания. И вот эти воспоминания он и опубликовал. Это и составило его духовное завещание к потомству. Тем самым он сохранил память о своём отце, благодаря чему все узнали об этом человеке. Так связь поколений не прервалась, жизнь продолжается.
Читая этот роман, я обратил внимание ещё на один момент. Здесь описывается поведение собаки Джаги, которая до этого убежала, но её вернули. Вот жена героя собиралась печь творожную запеканку. Уже подготовила тесто, но на какое-то время отлучилась. А Джага нашёл это тесто и съел его целиком. А потом он уже устраивался на своей подстилке, явно собираясь отдыхать. А хозяйка увидела, что её тесто исчезло, сразу поняла, что Джага его съел. Конечно, она была недовольна. Но не это привлекло моё внимание. Фраза автора о том, что Джага устраивался на подстилке, подсказала мне песенку в духе моих детских видений: "Малыш устраивается на подстилочке, малышу ты не мешай. А когда же он устроится, с малышом ты поиграй". Конечно, эти мысли больше касались кошек и, как оказалось, мышей, но не в меньшей степени и собак тоже.
Летняя сессия
А. Зачёты
67. Первый зачёт история Средних веков
Случилось так, что зачётная сессия у нас началась раньше обычного. Это было связано с тем, что у нас разная аттестация по истории Средних веков: у нас, философов, зачёт, а у студентов отделения научного коммунизма экзамен.
Для нас это создавало лишнюю головную боль, потому что всё происходило в тот момент, когда занятия ещё продолжались. Для кафедры же истории Средних веков такой разницы не было. Все готовились одинаково по одним и тем же вопросам. В отличие от истории Древнего мира, здесь лекции имели мало значения. Нужно читать учебную литературу. В этой связи библиотека пошла на беспрецедентный шаг: нам дали двухтомник по истории Средних веков. Основной материал мне читали. Мы также переписывали, например, лекции по истории Нового времени, когда мы читали учебную литературу для подготовки к зачёту.
Конечно, если бы было время, то лекционный материал тоже мог бы быть использован. Но многие вопросы касались истории отдельных стран, в частности, Германии, Франции, Италии, Испании, Англии, Нидерландов. Отдельными вопросами были сведения, касающиеся истории азиатских стран (Индия, Китай).
В то же время, обращалось внимание на масштабные исторические процессы, на которые, например, в школьном курсе вообще не обращали внимание (например, тридцатилетняя война). Но нужно было вычленить ключевые моменты из того, что я слышал. Устный пересказ, как это было до сих пор, сейчас делать почти не удавалось. Дело осложнялось тем, что сдавать зачёт надо было в вечернее время.
И вот 15 апреля после занятий мы пошли сдавать зачёт. Софья Леонидовна принимала его одна. Она сама продиктовала мне вопросы. Материал по первому вопросу ("Кризис рабовладельческой римской империи") остался у меня ещё с прошлого семестра. Поэтому казалось, что изложить его будет очень просто. Более того, он запомнился почти дословно ещё по лекции прошлого семестра, когда мы говорили об истории Древней Греции и Рима. Мне настолько хорошо запомнилась лекция Кондратюк, что я был готов повторить её почти дословно. Именно это я и сделал. Возможно, если бы у меня было больше опыта, я бы выработал некоторое общее представление. Но такой возможности тогда не было, а потому приходилось довольствоваться тем, чем мы в тот момент располагали.
Но ещё Ващук нам говорил, что университетский преподаватель отличается от школьного учителя тем, что он параллельно ведёт и исследовательскую работу, в частности, разрабатывает какую-то тему. А это значит, что он вырабатывает по конкретному вопросу свою особую специфическую точку зрения, отличающуюся от точки зрения другого лектора. И если эти точки зрения сталкиваются, для студента это может привести к некоторым неприятностям. К счастью, у меня таких неприятностей не было, но у моих товарищей бывали, и мне довелось оказывать помощь в разрешении ими этой неприятной ситуации, о чём я расскажу в дальнейшем. Но тогда я был ещё неопытным юнцом. Но, к счастью, Софья Леонидовна не стала заострять внимание на том, что я излагаю не её точку зрения, возможно, поняла причину, почему так происходит. Она лишь задала мне два наводящих вопроса. Тут, надо сказать, у неё (а, может быть, и у кафедры истории средних веков) существует особая точка зрения на историю происходивших процессов от конца истории Древнего Мира до начала истории Средних Веков. Суть этой точки зрения, если формулировать её кратко, заключалась в том, что в процессе перехода от рабовладельческого строя к феодальному произошла социальная революция. Но эта революция не единовременный акт. Она продолжалась на протяжении 500 лет, и не существовало такой политической силы, которая способна была этот процесс ускорить. Вот эти вопросы она у меня и уточнила.
А ответил я так, как только что сказал. Таким образом, зачёт я сдал. И на этом изучение истории Средних веков у нас закончилось. И на этом мы с Софьей Леонидовной расстались. На следующий год мы будем сдавать экзамен по истории Нового времени.
68. Второй зачёт ИЗФ
Вся последующая зачётная сессия проходила в положенное время, то есть, в мае. Наиболее важным здесь был зачёт по ИЗФ. При подготовке по этому предмету, правило, согласно которому студент в случае активной работы на семинарах в течение всего семестра, мог получить зачёт "автоматически", не работало. Но я фактически выступал на всех семинарах, так что, как будто, беспокоиться было не о чем.
Однако на последнем семинаре произошёл неприятный разговор между Покровским и Таней Кожемякиной. Она вдруг попыталась учить преподавателя, как нужно принимать зачёт. Разговор у них был достаточно эмоциональный. В результате Покровский, человек более-менее спокойный и уравновешенный, на этот раз пригрозил, что на зачёте будет не один, будет лектор Чанышев, а с ним ей не удастся так легко рассуждать на тему, как нужно принимать зачёт.
А через несколько дней выяснилось, что в нашу группу на зачёт придёт Чанышев (он сам на последней лекции это сказал: "Я обязательно приду в вашу группу"). И это не были пустые слова. Если Чанышев придёт на зачёт, то бурного выяснения отношений не миновать. Так и произошло.
И вот зачёт начался. Все мы дрожали мелкой дрожью. Все понимали, что если Чанышев придёт, шутить он не будет. И, действительно, он кричал на всю аудиторию. ' Всё из-за одной студентки не слишком ли много чести? Впрочем, тогда такие мысли мне в голову не приходили.
Отвечать довелось Покровскому. Он задал мне вопрос. А вопрос этот в самую точку "Проблема происхождения философии". Это тот самый вопрос, на который я не сумел ответить на контрольной. Сейчас же буквально накануне нам удалось в библиотеке на один день получить журнал "Вестник МГУ", серия "Философия", где как раз была помещена статья Чанышева "Виды мировоззрения и генезис философии". Я её прослушал и постарался представить себе две концепции происхождения философии мифогенную и гносеогенную. И вот на этот вопрос довелось отвечать на зачёте.
Я без каких-либо проблем написал ответ. И вот я уже собираюсь идти отвечать. Надо сказать, что с появлением слуховых аппаратов я стал слышать много больше. И получилось так, что попал в самый момент выяснения отношений между Чанышевым и Таней. Моего голоса не хватало, чтобы их перекричать. Пришлось дождаться, когда у них наступит пауза и только после этого начать отвечать. В противном случае они бы мне помешали отвечать. Я даже вынужден был переспросить: "А отвечать-то можно?" Покровский сказал: "Да". И я начинаю отвечать. Покровский был доволен.
Правда, несколько дополнительных вопросов он мне дал. На один вопрос ("Кто ввёл понятие "Апейрон"?) я ответил. А вот со вторым была заминка. Но всё же я ответил на него. Покровский сказал: "Зачёт". А Чанышев, бурно общаясь с Таней, всё же слышал мой ответ. И подтвердил.
Потом мы с мамой прошли в соседнюю аудиторию, где в это время находились мои однокурсники. Они продолжали трястись и дрожали мелкой дрожью. А мы с мамой их ободряли. Я рассказывал о том, как я сдавал зачёт. Возможно, мой рассказ и какие-то мамины слова укрепили у моих сокурсников уверенность, и это позволило им сдать зачёт. Больше ни в моей жизни, ни у моих сокурсников таких тяжёлых зачётов не было.
Б. Экзамены
69. Приезд бабушки
Это произошло 30 мая. Как раз к первому экзамену бабушка и приехала. И это вдохнуло в меня дополнительную силу. Быть может, именно в то время мы не так много занимались вместе, но уже одно её присутствие создавало ту атмосферу, которая позволяла подготовиться и сдать экзамены.
И теперь мы вместе уедем в Горьковское. Вместе мы будем до начала августа. Тогда по просьбе мамы и папы она на короткое время поедет в Москву. А потом вернётся, так что до конца лета и самое начало осени мы будем вместе.
70. Первый экзамен диалектический материализм
Наша подготовка по диалектическому материализму началась сразу же после того, как я сдал зачёт по ИЗФ. Вопросов было много. Далеко не все из них освещались в лекциях. К тому же, как мы помним, в первом семестре я не записывал лекции на магнитофон, поэтому не было возможности использовать лекционный материал. Тут приходилось пользоваться всем побочным материалом: я читал учебник под редакцией Константинова "Основы марксистско-ленинской философии", а также учебник Шептулина "Диалектический материализм". Приходилось читать и некоторые монографии, в частности, нашего будущего преподавателя Петра Васильевича Алексеева. А также некоторые произведения классиков марксизма-ленинизма. Впрочем, тут приходится говорить, что подготовка происходила в условиях небывалой жары. Но именно это позволяло чаще выходить на улицу, в частности, в лес, где мы садились на скамейку и читали и прорабатывали некоторые вопросы.
В один из таких дней мы сели в автомобиль и поехали по калужскому шоссе. Точного плана-маршрута у нас не было. Просто выехали за пределы Москвы и проехали Толстопальцево, Крекшино, Апрелевку, углубились дальше и доехали до местечка Зосимова Пустынь. Что-то там у нас случилось, во всяком случае, дальше ехать не стали. Мама настояла на том, чтобы мы вернулись в Москву. Так и было сделано. А позже папа сказал мне, что мы находились всего в 13 км от начала Калужской области. Больше в те места заезжать не доводилось.
Ну, а моя подготовка шла своим чередом. И вот наступило 1 июня. В этот день наша группа сдавала первый экзамен диалектический материализм. Принимал его Ильин.
Надо сказать, что принимал он его тяжело. Задавал много вопросов, ответы на которые были не столь очевидны. Передо мной отвечала Оля Хомушку. Ей явно было трудно, так что ни на один вопрос она ответить не смогла. Ильин задавал ей более простые вопросы, но и тут она ответить не смогла. Видимо, у неё была "двойка". Наверно, была и пересдача, и она сумела решить свою проблему.
Всё это время я готовился. Так или иначе, я прочитал весь ответ. Мои вопросы были:
1. Предмет и метод философии;
2. Теория отражения.
Дополнительных вопросов не было, хотя оба вопроса не были для меня лекционными: материал для первого вопроса я ещё не записывал, а лекцию, в которой содержался ответ на второй вопрос, мне не удалось записать на магнитофон (как раз на той лекции магнитофон дал сбой в том смысле, что клавиша "запись" не включилась). Но по учебнику Шептулина мы этот вопрос проработали основательно. И получилось так, как я сдавал первый вступительный экзамен по истории, то есть, я прочитал примерно половину ответа на первый вопрос, после чего преподаватель сказал: "Достаточно, переходите к следующему вопросу". Я и перешёл. Некоторые моменты страха, связанные с неудачным ответом предыдущего студента, сохранялись, но отвечал я бодро. Ильин и тут сказал: "Достаточно". Так оказалось, что свой первый экзамен я сдал на 5. И теперь я могу сказать, что до конца своей учёбы в университете я все экзамены сдавал на 5. Но всё же мы будем о них говорить, потому что психологическая подготовка по-прежнему оставалась, так что преодоление страха всё ещё проявлялось, а потому рассказ об экзаменах в данном случае не является хвастовством, а повествованием о том, какой был страх, и как я сумел этот страх преодолеть.
Мне довелось услышать кое-что из того, о чём говорили другие.
Следующим нашим экзаменом была математика. Её я не сдавал. Возможно, ввиду сложности тех вопросов, которые рассматривались в течение семестра, решили пойти на то, чтобы поставить мне результат "Автоматически". И когда я вошёл в аудиторию 9 июня, это событие произошло. И тогда сложилась ситуация, когда всю сессию я мог сдать досрочно.
Но из-за двух вопросов по логике я не смог этого сделать. Поэтому в нашем распоряжении была комфортная подготовка по истории КПСС. Таким образом, подготовка и сдача экзаменов проходила без спешки. К рассказу об этом я сейчас и приступаю.
71. Второй экзамен история КПСС
Как я уже говорил, лекции по истории КПСС я не записывал на магнитофон. Последние лекции точно надо было бы записывать, так как в них материал излагался более компактно, тогда как в учебнике он был "смазан". Но, несмотря на то, что я сам лично просил у Лаврина разрешение записывать лекции на магнитофон, он, видя, как я конспектирую, категорически запретил запись. Говорят, что это его право. Всё же нужно было записать вопросы билетов. Их он диктовал на последнем семинаре. Я вторично спросил его разрешение сделать магнитофонную запись и вторично получил отказ. И тут я мысленно пожалел, что нет у меня достаточно качественного магнитофона со встроенным микрофоном, способного записывать на достаточно большом расстоянии. И всё-таки сделать запись удалось. Правда, для этого пришлось накрыть микрофон мешковиной (не знаю, кто до этого додумался). Но выбора не было.
К счастью, в то самое время появился магнитофон "Спутник", а магнитофон "Весна" был в ремонте. Однако из-за разницы головок запись, сделанная на магнитофоне "Весна", на "Спутнике" звучала значительно тише, так что впервые при конспектировании я пользовался слуховыми аппаратами.
И вот это как раз была запись списка вопросов к экзаменационным билетам. Подготовку я начал с того, что написал вопросы. В качестве отдельных вопросов были выделены некоторые ленинские работы: "Шаг вперёд, два шага назад", "На дорогу". Были здесь и другие произведения Ленина. Основной же исторический материал я брал из учебника под редакцией Б.Н. Пономарёва.
10 июня в нашей группе была консультация. Она, скорее, напоминала беседу общего характера. Но всё-таки некоторые методические советы он дал. После консультации я позвонил Свете Сидоровой и рассказал ей о том, как прошла консультация, мы обменялись впечатлениями по поводу того, как осваивать материал.
Впечатление такое, что учебник Б.Н. Пономарёва даёт практически полную картину истории КПСС, и ничего иного дополнительно здесь не требуется.
И вот наступило 12 июня. Именно в этот день мы сдавали экзамен по истории КПСС. Как водится, когда Лаврин вошёл, он разложил на столе билеты, и каждый брал билет, на вопросы которого он собирался отвечать. А всё-таки Лаврин наблюдал за тем, как я пишу. Когда я получил билет, он просил, чтобы меня посадили на задний ряд, чтобы я своим письмом не мешал другим.
Мои вопросы были:
1. Ленин о трёх этапах развития русской социал-демократии (по работе "Что делать?");
2. Разгром партией "новой оппозиции".
На первый вопрос я написал ответ очень быстро. Что же касается второго вопроса, то к ответу пришлось готовиться более тщательно. Это как раз был тот материал, который освещался на последних лекциях. Наличие магнитофонной записи и хорошего конспекта позволило бы подготовиться лучше. Но пришлось довольствоваться тем, что прочитал в учебнике и запомнил, слушая лекцию.
И вот я пошёл отвечать. Первый вопрос не вызывал у него никаких возражений он только уточнял формулировки Ленина. Ответ на второй вопрос тоже каких-либо возражений у него не вызвал. Ни один из ответов не пришлось давать полностью. Убедившись в том, что я знаю ответ на вопрос, Лаврин останавливал меня словами: "Достаточно, переходите к следующему вопросу". А когда я отвечал на второй вопрос, он сказал: "Достаточно". А буквально через секунду: "Отлично".
Конечно, я был доволен. А вот Юре Полуэктову не повезло. Он сам сказал, что знает только 40 вопросов. Отвечать отказался. Ему пришлось пересдавать осенью.
У нас же фактически остался последний экзамен логика. О нём мы сейчас и расскажем.
72. Третий экзамен логика
После того как я сдал экзамен по диалектическому материализму, появилась возможность досрочно сдать логику. Но были два вопроса, которые не позволяли этого сделать.
Именно поэтому решили не форсировать события, спокойно подготовиться и сдать вместе со всеми. К тому же 12 дней я готовился по истории КПСС. Таких сказочных условий не было ни до, ни после этого. А что же с логикой? И что же это за вопросы, из-за которых я не мог рискнуть сдать экзамен досрочно?
Это "Система натурального вывода" и "Понятие о логике предикатов". Систему натурального вывода нам читали на лекции. Но я в ней ничего не понял. Самое главное, я не понял, что здесь надо доказывать теоремы, как в геометрии. Они носят символический характер, но именно это мне было не понятно. И доказательства тоже были не понятны.
Надо было обратиться к знающим людям за разъяснениями. И это была Таня Кожемякина, которая на втором курсе специализировалась на кафедре логики. А ещё сын Зинаиды Андреевны и Александра Сергеевича Кузичевых, Андрей, который приходил к нам и провёл со мной несколько занятий.
А насчёт логики предикатов я вообще не помню, читалась ли она у нас. Но само по себе это не имеет значения: определённые темы студент обязан прорабатывать самостоятельно это обычное нормальное явление. Но когда я открыл учебник Горского (а там всё-таки был один параграф, посвящённый логике высказываний и логике предикатов), я не то, что не понял, о чём идёт речь, я вообще не понял, как некоторые символы вообще читаются и снова обратились к Андрею. Он, сколько мог, пытался мне помочь, хотя у них совсем другая система изложения и понимания логики вообще (математическая, которую как раз и проводил мой дедушка). Но оказалось, что логика предикатов станет предметом нашего обсуждения и на следующий год, и на этой почве мы будем встречаться с Андреем. Но, к сожалению, понимание ко мне так и не пришло. Остальные вопросы таких затруднений не вызвали. Их, конечно, надо было повторять. И тут как раз папа переснял некоторые страницы из учебного пособия Горского и Таванца. Вот это всё-таки наше, философское, не математическое. И хоть и тут далеко не каждая строчка понятна, но это, по крайней мере, написано на русском языке. И мама мне это читала, в том числе, и во время наших прогулок в лес. Так вот мы и готовились.
И вот до экзамена остался всего один день. Старченко обещал, что проведёт у нас консультацию. И вот мы пришли всей группой, а Старченко мог и не прийти. Оказывается, в другой группе он принимал экзамен. Но потом всё-таки на короткое время он пришёл, и ему задали несколько вопросов.
Консультация была очень короткой. Я тоже задал вопрос, но явно не тот, который был мне нужен. Я спросил насчёт дилеммы. Он дал краткий ответ.
Другие вопросы мы изучали все прошедшие дни.
И вот наступил день экзамена, 20 июня. Мы, как всегда, встали рано. К положенному времени прибыли в университет. Вошли в аудиторию. И тут выяснилось, что Старченко на экзамен не придёт.
Вместо него экзамен принимал Киреев. Он сказал: "Ничего страшного". И надо же было такому случиться: мама достала мне билет, а в нём тот самый вопрос, который вызывал у меня затруднения - "Логика высказываний, система натурального вывода". Второй вопрос касался видов научной индукции, третий вопрос задача.
Отвечая на первый вопрос, я использовал всё, что знал о системе натурального вывода, главным образом, из "Логического словаря" Кондакова. Тут всё в порядке.
Второй вопрос возражений не вызвал. А с задачей случилась история (правда, об этом я узнал уже в момент ответа). Мама мне продиктовала условие задачи. И вот я его зачитываю. А Киреев говорит: "Но у вас посылки неправильные". И вот, исходя из этих неправильных посылок, я решил эту задачу. И решил её правильно. Это был второй подобный случай в моей жизни. Первый, напомню, произошёл в четвёртом классе, когда я неправильно записал числовые выражения примера по арифметике, а решил его правильно. А тут вот через 11 лет подобное случилось при сдаче экзамена по логике на первом курсе.
А Киреев, внимательно выслушав мой от4ет, торжественно провозгласил: "Отлично".
Тем самым я сдал все экзамены за первый курс.
Таким образом, моя учёба на первом курсе закончилась.
Так что же это всё означало? Это означало, что даже в условиях отсутствия специальной литературы по Брайлю учиться на философском факультете наравне со всеми вполне возможно.
И я продолжу учиться. А сейчас завершим рассказ о первом курсе.
73. У дедушки
Прямо из университета мы пошли не домой, а в больницу к дедушке. Он всё ещё был в больнице. Трудно сказать, каким было его состояние. Когда мы пришли к нему в палату, у меня было такое впечатление, что пришли в обычную комнату. Но он не лежал, а сидел. По словам мамы, он играл в шахматы. С кем? Похоже, с самим собой.
А медсестра ему напомнила, что надо принимать лекарство, что, мол, "потом доиграете". А потом началось наше общение. Я сказал дедушке, что только что сдал экзамен по логике. Я прочитал ему свой ответ.
И тут дедушка точно преобразился. И даже создалось впечатление, что он как бы вернулся в университет. Когда я прочитал ответ на первый вопрос, он спросил: "А кто ввёл систему натурального вывода?" Я этого не знал. Он сказал: "Немецкий математик Генцен". Странно, однако, что Старченко ничего нам об этом не говорил.
Так случилось, что это был последний раз, когда я видел того дедушку, бодрого и весёлого, каким мы его видели прежде. Одна встреча у нас ещё состоится, но это будет прощание.
Он пожелал мне хорошо провести время на каникулах, а затем вернуться и продолжить учёбу. Я его поблагодарил.
На этом первый курс и закончился.
73. Моё чтение
В этом разделе я расскажу только об одной книге. Это были записки княгини Марии Волконской. Когда я прочитал эту фамилию, сразу подумалось о декабристах. Так и было. Она была женой князя Сергея Волконского.
Книга представляет собой её воспоминания. Она была первой из жён декабристов, кто последовал за мужем в Сибирь. Именно о ней писал Николай Алексеевич Некрасов в поэме "Русские женщины". Там она представлена как героиня. Ещё совсем молодой она встретилась со своим мужем. Когда произошло восстание, когда оно потерпело поражение, а многие, в том числе, и её муж, должны были отправляться в ссылку в Сибирь, она могла бы отказаться от мужа, и никто бы из высшего света её не осудил. Но в том-то и дело, что до самого конца она была верна мужу. Но она была ещё слишком молоденькой. Читая её "Записки", я не увидел ничего особо героического. А то, что она последовала за мужем в Сибирь, было всего лишь следствием того, что она именно как жена должна была за ним последовать. Да и её муж в её "Записках" предстаёт как человек, раскаивавшийся, и теперь она приводит его слова о том, что он ничего не имел против священной особы императора, а хотел лишь улучшения жизни народа. Но он раскаивается в том, что не посоветовался с императором. Эти последние выводы меня сильно разочаровали. Но надо понимать, когда и при каких обстоятельствах эта книга писалась. После смерти Николая Первого осуждённым декабристам вышла амнистия, были возвращены дворянство и прочие достоинства. И они как бы выражали благодарность новым властям за прощение. Словом, здесь противоречие эпохи и движения декабристов. Вот об этом книга.
Так заканчивается рассказ о моём обучении на первом курсе университета. Оно доказало, что моя учёба в университете наравне со зрячими вполне возможна. В дальнейшем мы будем говорить о том, как она развёртывалась. А сейчас начинаются каникулы. К рассказу о них мы теперь и приступаем.
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №225103101179