Рассупонилась проблема Ромуальдыча
А пред ним, в кресле эргономическом, психолог молодой, Артём Витальевич. Лицо у Артёма Витальевича умное, очки в стёклышках толстенных, а в глазах — сумбур метрополитенный и недоумение.
— Ромуальд Петрович, — начинает психолог, бумагу листая. — Вы жалуетесь на… экзистенциальный вакуум и разлад с актуальным я. Это… как?
Ромуальдыч плюёт на пол, но промахивается, ибо попадает на ковёр.
— Вакуум-шмакуум! — гудит он, будто мотор неисправный.
— Жизнь моя, Артём Витальевич, в говне, прости господи. Тоска зелёная одолела.
Утром встану — хуже, чем вечером лег. Всё бестолку, всё ни к чёрту. Жена, Марфутка, на меня ворчит, как сивый мерин на овёс плохой. Внук, балбес, в компухтер тычет, словно дятел в сухое дерево. А я… я как тот пень замшелый на обочине. Ни тебе роста, ни тебе плодов.
Артём Витальевич судорожно глотает. Он обучен был работать с когнитивными схемами, а не с замшелыми пнями.
— Понимаю… То есть, вы чувствуете отсутствие личностного роста и социальной востребованности. Давайте применим технику «Колесо баланса». Вот, смотрите, восемь сфер жизни…
— Какое, на хрен, колесо? — Ромуальдыч тычет в диаграмму грязным ногтем. — У меня в жизни не колесо, а телега без колёс, в болоте застрявшая! И конь притомился, и возница пьян!
Психолог откатывается на своём эргономическом кресле, будто от дуновения сквозняка мощного.
— Хорошо, Ромуальд Петрович, хорошо. Давайте… давайте поищем ваш внутренний ресурс. Что вас радует? Что вас вдохновляет?
Ромуальдыч задумывается. Борода его шевелится, будто в ней мыши завелись.
— А вот раньше, — начинает он, и голос его мягчает, — баньку истоплю, дровец берёзовых накочу — аж душа поёт! Пар лёгкий, веничком хрясь-хрясь… А потом на крылечко, в прохладу, кваску холодненького… Щас баня газовая, пар из кнопки. Не то. Не пахнет.
Артём Витальевич вдруг оживляется. Наконец-то что-то понятное! Метафора!
— Так вы говорите, что утратили… аутентичный опыт! Ритуал! Тактильность! Это прекрасная осознанность!
— Какая, на кой, осазанность? — хмурится Ромуальдыч. — Я про баню говорю, а ты мне латинские слова в уши пускаешь.
— Но вы только что сами нашли решение! — восклицает психолог, вскакивая. — Вам нужно вернуться к этому ритуалу! К подлинному действию! Это и есть ваш ресурс!
Ромуальдыч смотрит на него молча, потом медленно поднимается. Тяжело, с хрустом, будто поднимают ворот колодца.
— Ресурс… — пережёвывает он слово. — Ресурс, говоришь… А ведь ты, парень, может, и не дурак. Только умом заумным зарос, как тот пень мхом. Ладно. Пойду я. Надо Марфутке дров наколоть. А то баба она хоть и ворчливая, а без горячей воды останется — совсем скуёт меня на обе ноги.
И он, кряхтя, рассупонился с дивана и пошел к выходу, оставив за собой стойкий аромат махорки, печали и чего-то неуловимо здравого.
Артём Витальевич остался сидеть в своём кабинете. Он посмотрел на свои умные диаграммы, на стопки книг по гештальт-терапии, а потом подошёл к окну. Внизу, во дворе, старик Ромуальдыч, не глядя, уверенно обошёл лужу, пнул брошенный мяч и зашагал своей тяжёлой, но уверенной походкой туда, где ему было нужно колоть дрова.
«Вот ведь, — подумал Артём Витальевич с лёгкой улыбкой. — Психолог я, блин, недоделанный. Он сам себе и клиент, и терапевт… и дрова колет. А я тут со своим «Колесом баланса»…»
И впервые за долгое время он почувствовал, что его собственная, городская и заумная, тоска немного рассупонилась и расталдыкалась по светушку.
Примечание * цитата из произведения Ильи Ильфа и Евгения Петрова :
«Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился…»
Свидетельство о публикации №225103101241
