Первый дневник 73-74

Предисловие

Заглавия в общей тетради с красной обложкой, которая чудом сохранилась - даты. Начат дневник в 1973-м году, 52 года назад. Первый мой дневник. Это был четвертый курс Саратовского политехнического института, хотя тяга к литературе жила с самого детства. Жизнь казалась настолько интересной, что хотелось записывать каждое мгновение. Это началось еще в Карелии, малой родине, там уже хотел описать не только свою жизнь, но еще Иисуса Христа. У нас была бабушкина библия, толстый фолиант с большими красными заглавными буквами в начале абзаца. Там, видимо, и прочитал это имя. Бабушку Полю, мамину маму, увезли в дом престарелых на Валаам после нашего отъезда на юг в ноябре 1963 года. Библия осталась в Карелии. Сестра Таня с папой уехала раньше, 12 июля, и прислала посылку душистых донских яблок – в ящике с дырками. Я успел закончить первую четверть пятого класса в городе Лахденпохья. Тот путь на юг помню до сих пор: как гуляли с братом по Ленинграду, взяли эскимо; как в Мичуринске впервые попробовал сахарную вату; как упал с третьей полки, ехали в общем вагоне. Такое было первое путешествие.

В Саратове ходил в областную библиотеку, брал книги, не связанные с учебой, конспектировал их: проза, стихи, древняя история и многое другое. Была жажда литературных знаний. Но учеба и друзья отнимали много времени. К учебе относился легко, хотя способности были, отвлекали друзья и книги. На меня глядели, как на отличника, но я не оправдывал ожиданий. Поступил на «отлично», кроме четверки по сочинению, отсюда и тщетные надежды деканата. К сожалению, школа и родители не смогли привить мне трудолюбие в учебе, мне давалось все легко за счет способностей, а этого слишком мало в вузе.
И диплом с названием «Стенд малых барометрических высот» защитил на «четверку». Руководитель ожидал от меня большего. Преддипломную практику проходил в КБ, связанном с вертолетостроением. Секретность была такая, что я не знал, чем занимается завод «Комбайн». Оказывается, выпускал авиатехнику.
Вот такая предыстория. Пишу я для себя, чтобы перечитывать иногда по истечении лет. Но если кто-то прочтет, то найдет некоторые моменты советской жизни. Здесь – факты. Ложного – ничего нет. Мысли тоже являются фактом, потому что заносил их сразу, чтобы не забыть, или то, что еще не забыл. Придумывать что-то о своей в жизни, приукрашивать – в голову не приходило. Опыт показывает, что некоторые люди свое прошлое придумывают заново, делают родовую сказку. Мои родители, простые люди, говорили всегда только строгую правду, это отпечаталось в генах их детей. Но с детства я страдал провалами памяти, мог забывать имена людей, с которыми общался неоднократно, даже в течение лет. Тогда не понимал, в чем причина. Теперь диагноз, точнее, причина - этиология понятна: связано с детскими травмами головы. Возможно, это – вторая причина, заставившая взяться за дневник. В тексте могут быть только современные примечания, так как прошло полвека. Каждое слово из семидесятых годов прошлого века постараюсь сохранить.
Итак, первый дневник.


28.04.73.
Начать писать дневник я задумал давно, но решился только сейчас. Молодость - это пора мечтаний, но ведь придет и время, когда эти золотые мечты и надежды уступят место воспоминаниям. По крайней мере, буду знать, с какой душой я вступал в жизнь и, кто знает, может быть, и не буду сожалеть о потерянной безвозвратно дороге жизни, по которой мы идем для того, чтобы уйти навсегда. Я думаю, ТЫ не будешь сожалеть, что я все-таки совершил этот героический поступок, и задача в том, чтобы не оставить этот дневник в забвении.
Я обращаюсь к Тебе, пятидесятилетний или, может быть, еще больше, Просняков Анатолий Петрович.

Итак, дневник начат. Постараюсь сделать все возможное, чтобы из него не получилось автобиографии.
Кстати, сейчас совсем не время писать лишнее. На шее висят два проекта. Один уже давно нужно было сдать, да и другой, по следящим системам, пора сдавать.
Этот семестр я, как обычно, кроме прошлого, изрядно запустил. Правда, перешел в исследователи. Сначала приняли на условии, что должен сдать все экзамены за АТМ (автоматика и телемеханика – название специальности) и, сверх того, за исследователей. Те экзамены сдал нормально, хотя схватил две тройки: по следящим системам и импульсной технике. После каникул сдал экзамен по дифференциальным уравнениям и на законном основании вступил, как выражается Женя, в элиту студенчества.
У меня сейчас, как говорится, все дороги в науку открыты: закончишь институт - берут в аспирантуру, как и всех исследователей. Меня могут и не взять с моими оценками. Причем, без экзаменов и т.д.
Но у меня сейчас никаких стремлений, никакой мечты определенной, видно, потому, что до этого все самотеком как-то шло: окончил школу, сразу же – в институт. И в институте то же самое: жил от сессии до сессии, только к сессии начинал учиться, привык в школе ничего не делать.
Итак, я кое-какое вступление написал. Сегодня уже 2-е мая, а начал писать 28-го апреля, почти каждый день потихоньку. Вчера сходил на демонстрацию, решил пройти всю до конца. Денег, как обычно, не было. С Володькой Ткачевым поели на последний рубль, даже отпраздновать было не на что. Сегодня решили сходить к его брату, тот разжалобился, дал пятерку, так что праздник мы все-таки сегодня отметили.

20.05.73.
Итак, сегодня уже двадцатое. Время летит с ужасающей скоростью. А проекты оба – на нуле. Хорошо, хоть экзамен первый будет только 8-го июня. Сегодня опять весь день проболтался с теннисом, да и вчера весь вечер. И ведь знаю, что надо учиться, так нет – тяну, тяну, как будто и спешить некуда. Правда, меня мое чувство никогда не подводило. Перед сессией чувствую, что время пришло, и начинаю яростно учиться – сводить концы с концами. Но, думается, что сейчас оно запаздывает. Хорошо, хоть сдал экзамен по вариационкам, да к тому же еще на пять баллов. Портланд – тоже пятерик. А Шеф схватил четверку. Одно слово – ГП.

Современное примечание. Портланд – прозвище Вовы Ткачева, одногруппника, а Шеф – Женя Шевченко, он учился в группе ГП (гироскопические приборы). Студенческие друзья. С Женей сражались на рапирах, он их купил, насытившись фильмом "Ромео и Джульетта", смотрел его 45 раз и меня вытягивал на сеансы, я - поменьше, 22-25 сеансов. "Теннис был настольный, в помещении столовой железнодорожного техникума, не так далеко от нашего общежития. Там были другие друзья-игроки.

3.06.73.
А сегодня уже третье. Осталось сдать зачет Александрову, отчитаться по телемеханике и… оба проекта, да, еще по автоприводу зачет. А до экзамена пять дней. Послезавтра нужно будет сдать все зачеты и проект по следящим системам, иначе будет очень худо. Женя говорит, что уже поднимается рассвет, так что пора спать. Завтра уйма работы.

Современное примечание. Дневник – хорошая форма психологической разгрузки: пожаловался – стало легче. То, что сейчас вызывает улыбку, тогда казалось карой небесной. Не надо было лениться! Александров – доктор наук в 35 лет, он вел исследовательскую группу. Сейчас, думаю, академик.

29.09.73.
Сколько времени уже прошло! И ни одной строчки. Сколько дел, сколько событий. Коротко.
Был в лагерях – отслужил свое, правда, всего лишь месяц. Сдал госэкзамены и стал лейтенантом. Но самым основным воспоминанием остаются каникулы дома.
Незабываемая краса Сибири, тайга, Байкал, сибирские реки и даже сибирский воздух, и тот кажется совсем другим – свежим и ароматным; поистине, и воздух родины нам свеж и приятен. Но, скорее всего, такое впечатление от Сибири потому, что она напоминает Карелию. Карелию, о которой столько рыдал и мечтал после разлуки.
А сейчас вновь – институт, вновь – учеба, но… но уже пятый курс. Хотя дел все равно невпроворот: за один месяц – октябрь - нужно сделать два проекта и курсовую работу. Ну, а там – время покажет!

18.02.74.
Заглянул в предыдущую писанину: все учеба и проекты. На самом деле все было не так. Учеба была на втором плане. На первом – ничего: болтался по Саратову, ходил в кино, играл в теннис, в шахматы. Учебой занимался в «свободное» время, а когда поджимало время перед сессией, тогда начинал яростно подчищать «хвосты» и делать проекты. Но, как обычно, я не рассчитывал время или просто ленился, поэтому первые один-два экзамена я пропускал. А отсюда и плохие отметки. Нужно отметить, что в перерывах между сессиями еще пьянствовал и писал стихи, лучшего занятия не находил.
После того, как выгнали из общежития из-за Женьки, сменил уже пять квартир: из трех выгнали из-за Женьки, из одной сами ушли – из подвала, да и то, из-за того, что уезжали в лагеря.

И вообще, о четвертом курсе у меня воспоминания только хорошие: во-первых, много людей увидел – где, как и чем живут; потом, прошлой зимой у меня даже был маленький роман, длившийся всего один вечер. Тоже интересно вспомнить. И еще хорошее воспоминание: весной, вернее, уже летом, когда жили в подвале, в один вечер или заигрались в шахматы (могли с Женькой сыграть за день 45 партий) или стихи писали, не помню, но просидели до самого рассвета и решили отправиться за город – встречать солнце. Еще только начинало светлеть на востоке, когда мы вышли из дома.
Утро было такое приятное, тихое, теплое. Так хорошо было идти по свежему воздуху, даже не чувствовалось, что не спали всю ночь. Забрались далеко за город – на гору. Оттуда такой изумительный вид открывался! Внизу, в долине – город, а за ним восток алеет. А на небе – все цвета! На западе тучи еще лилово-черные, ближе к востоку тона светлее, верхние тучи уже краснеют от лучей солнца, а нижние еще темно-серые, и все постепенно с востока окрашиваются в розовый цвет. Очень хорошие воспоминания! А потом солнце, желто-розовый шар, стало, сначала медленно, а потом быстрее, показываться из-за горизонта. Птицы вокруг поют, заливаются, да еще воздух такой чистый, свежий, ароматный. Чудесные воспоминания!

Как обычно бывает у людей: плохое в памяти стирается, и остаются лишь хорошие воспоминания. Когда я ехал после лагерей домой на поезде, то познакомился с девушкой, она ехала до Ангарска, рядом с Иркутском. Поезд был до Красноярска, поэтому в Красноярске мы делали пересадку. Денег было у меня очень мало, что-то около рубля, да и тот я потратил, когда мы гуляли по Красноярску. Бродили по улицам вдоль Енисея, любовались его быстрыми водами и сравнивали его с медленной величавой Волгой. Она тоже ехала из Саратова к своему будущему мужу.

Современное примечание: упомянул слово роман; видимо, имел в виду встречу с девушкой в предновогодний вечер, когда шел снег, было тихо и чудесно, встретились на улице, познакомились, она училась в девятом классе, звали Лилия, один раз поцеловались, проводил ее, но не до самого дома, поэтому больше не встретил, хотя прогуливался там в надежде встретиться. Почему не узнал адрес, непонятно. На той улице в частном секторе мы жили на квартире – сырая комната на двоих с Женей в полуподвале.

25.08.74.
Продолжаю. Об этой девчонке разговор я затеял не зря. Сейчас вспомнил, что денег у меня оставалось побольше, хватало заплатить до Иркутска. Общих вагонов не было. Мы простояли в огромной очереди часа два, когда подошел наш поезд. И хотя до кассы мне оставалось дойти около метра, пришлось лезть без очереди с другой стороны. Через головы людей я отдал деньги и билеты за нас обоих. Но назад пришел только один билет без сдачи. Сначала я ничего не понял, вылез из этой беснующейся толпы, но оказалось, что билет один. Оказывается, я в суматохе сунул вместо билета доплату за плацкарту до Красноярска. Я ринулся назад, но было уже поздно: сдачи не было. Или их положила себе в карман кассирша, воспользовавшись общей сутолокой, неизвестно;  самое главное то, что я остался без копейки в кармане, а до Иркутска еще сутки ехать. Положение было безвыходное.

Без копейки денег в незнакомом городе, правда, был билет в общем вагоне до Иркутска, но, как объяснили мне в справочном бюро, таких поездов не было. Хотя позже, когда все кончилось благополучно, выяснилось, что такой поезд все-таки есть, но согласитесь, что трястись сутки на голой полке с пустым желудком не очень приятно, да еще неизвестно, когда он придет, этот поезд.
Как бы там ни было, а для меня оставался один шанс для моего спасения; сейчас это почти смешно, но тогда я был в таких расстроенных чувствах, что этой шариковой ручкой вряд ли можно их описать, так как не считаю себя мастером по этой части. Оставалась эта девушка, совершенно незнакомая, если не считать того, что мы знали друг друга по имени. И я, сломя голову, кинулся к поезду. Она стояла на подножке и ждала меня.
- Ну, как? – был ее первый вопрос, но его можно было не задавать: по моей растерянной физиономии было видно все.
- Ничего не вышло, - был мой ответ. Валя, дай бог память, так я, кажется, к ней обратился. Боже, что у меня за отвратительная память, никогда не помню имена!
- Валя, - чуть ли не криком произнес я, - дай десять рублей мне, я отдам, я пришлю, и как это у меня получилось так?
Уже ревел прощальный гудок, и шипели, спуская воздух, тормоза. Я не могу сейчас без улыбки вспоминать о таком наивном своем поведении тогда. Валя протянула мне заветные деньги, и я дрожащей рукой выписывал на клочке бумаги, прислонившись к уже тронувшемуся поезду, ее адрес.
- Я напишу, я пришлю, обязательно пришлю, счастливо-о, до свиданья-а!
Гудок заглушил крики, и было видно только, как она махала из уходящего поезда мне рукой. До свиданья!

Современное примечание: это описано, насколько помню, в сборнике «Синдром любви». Интересно будет сравнить, так как дневник этот был затерян в архивах.
Вот ссылка, в рассказе назвал эту девушку Верой, возможно, так и было: http://proza.ru/2020/11/18/1412

19.04.74.
Сейчас исполняется 8 дней, как я приехал из Суровикино. Съездил с папой на три дня. Папа и сейчас там находится. Решил провести отпуск на юге, ну, а где на юге, как не в Суровикино? Там ведь для нас куча родных, знакомых, да и Суровикино для нас родное, ведь мы прожили там с 1963 года до февраля 1972-го – 9 лет! Папа с Таней – с июля 1963-го, а все остальные: мама, Валера и я – с конца октября этого же года. Галя оставалась в Карелии, в Лахденпохья; они с Мишей где-то в это время поженились. У папы рядом с Суровикино находится и его родина – хутор Минаев, по ту сторону Дона, где-то около Котельниково. Вот он и решил проведать родные места, родных, знакомых, съездить, если получится, на свою родину и найти брата Павла, который в последнее время жил в Красноярске*, тоже около Минаева.
В первый же день, сразу же после поезда, встретили Семена – завзятого пьяницу, папа вместе с ним работал; встретили в гастрономе, но - странное дело! – он находился в конфетном отделе, покупал дочурке. Папа же привык его видеть в винно-водочном отделе.
«Так проходит слава мира!» - пришли мне на ум слова из римской классики, но Семен тут же опроверг их, сказав, что завтра, мол-де, получка, и не грех бы обмыть встречу.
Поездкой я был доволен до такой степени, что до сих пор у меня нерабочее настроение.

Встречи… встречи.
Встреч у меня было много. Поезд, Волгоград, Суровикино…
Даже в поезде были встречи такие, что оставили и приятные и неприятные воспоминания, но об этом отдельный разговор.
Первая встреча была с Волгоградом, но там мы были около часа, так что в памяти остались лишь вокзал, новый красивый мост через железную дорогу, автовокзал, гастроном, в который мы забежали перед автобусом, да пломбир, который я доедал уже в автобусе. Потом дорога. Ничего примечательного, кроме того, что переплывали Дон на пароме; через Дон строится мост, недалеко от переправы. Папа мне указывал на него: вон, говорит, за поворотом столбы, но я своим близоруким взглядом так ничего и не увидел.

Через 3,5 часа были в Суровикино.
Суровикино – все то же, и люди - те же, что и были, только некоторые повзрослели, некоторые постарели, дети – выросли, а Суровикино такое же, какое было, когда мы там жили, только рядом с ДК выстроили Дом связи.
В Суровикино я был 2 года и 2 месяца назад, в феврале 1972 года, перед самым отъездом. По пути заезжал в Волгоград, погостил у Тани (в альбоме есть фотографии: меня провожают на вокзале, на мне неправильно одета шапка, стою рядом с Таней). В тот же день, в конце пути, у меня стащили совершенно новую шапку и такой же шарф, купленные Таней. А через две недели папа и мама переехали в Сибирь, в город Шелехов возле Иркутска.
А сейчас я вновь увидел уже не родные и все же родные места, где кончилось мое детство, где я взрослел, где учили меня уму-разуму, места, моя жизнь в которых окрашивается в воспоминаниях всегда в светлые тона, а неприятное затушевывается, стирается в памяти.

Правда, есть одно воспоминание, которое всегда вгоняет меня в краску. В десятом классе меня выбрали капитаном команды КВН, новогоднего КВН. Валентина Ивановна возлагала на меня большие надежды: я был у нее самым любимым учеником, и она считала меня самым способным в классе.

Интересно то, что когда мы приехали из Карелии, у меня была четверка по поведению: когда учился в Лахденпохья, я был очень вертлявым и хулиганистым, и меня невзлюбила учительница по ботанике. Так она выступала за то, чтобы поставить мне тройку по поведению – я всегда баловался на ее уроках. А учительница по русскому и литературе отстаивала меня, но все равно поставили четверку. Учительнице по литературе я нравился, ее звали, кажется, Надежда Ивановна; учительница по ботанике была нервная и злая, она оставила во мне неприятное чувство.
Собственно, в этой школе я проучился всего одну четверть, даже меньше – в конце октября, 26-го или 29-го числа, помнятся эти числа, мы уже мы уезжали в Суровикино.
В начальной школе наш класс вела Зоя Алексеевна, хорошая учительница, ее дочь Ира носила фамилию отца – Смирнова, Таня с ней довольно долго переписывалась. А самой ее фамилию забыл.
Начальная школа была в Пригородном поселке, располагалась в лесу, а лес карельский – самый красивый в мире, наверное.
Все эти места детства: Лахденпохья, Пригородный поселок, Сортавала, куда ездил один раз во втором классе. Мне выдали тогда под торжественный марш похвальную грамоту и книжку. Тогда же навестил Валентина с Эммой. Валентина, кажется, не было. А Сережка лежал, больной, в кроватке, весь в сыпи, у него, кажется, была дизентерия. Помню, около моста через залив пускали разноцветные ракеты в воздух, был праздничный день, 19 мая (День пионерии).

Когда учился в четвертом классе, мы, класса два-три, ходили в поход на озеро, до которого было 5 километров. Оно называлось, кажется, Голубиное. Помню, как шли по дороге, ловили рыбу, а потом жарили ее на огне костра.
Однажды ездили с папой и Таней на озеро, километров за 15-20, хотели поехать с мамой, но что-то случилось, и мама отказалась. Туда мы ехали на попутной машине, попутчики были разговорчивые, веселые. Папа сказал, что мы едем просто отдохнуть, и один из них посоветовал ехать на Кукушкино озеро. Помню отлично, как провели этот день. У рыбака взяли лодку-плоскодонку и катались по озеру. Вода была очень чистая и прозрачная, было видно все до дна. Кверху тянулись длинные зеленые нити водорослей, а сквозь эту чащу проплывали стайки окуней и плотвы. Я удил одной леской без удилища, один окунь сорвался, а больше ничего не поймал. Было хорошо видно, как рыбки подплывают к крючку с червяком, поэтому, видимо, я дергал раньше времени. Потом ловили окуней возле заброшенной мельницы на ручье: ставили сетку и гоняли окуней. Поймали одного. День был очень хороший, ясный, солнечный, и провели мы его хорошо.
Однажды папа взял меня с собой на работу. Он работал, валил лес, а я ловил рыбу на озере. Закинул удочку, сижу, жду. Вода прозрачная, как кристалл, видно все: дно, червя на крючке, и ни одной рыбешки нет! Потом подплыл окунь, взял червя и поплыл обратно. Тут, конечно, я дернул, что есть силы, и тот окунь был моим уловом на весь день. Потом я его запустил в чайник с теплым чаем, и он там плавал целый день, пока не пришли рабочие.

Помню очень много из своего карельского детства. Как ловил форель: поймаю одну и бегу домой, радостный, посажу в таз, она там плавает, а кошка ее ловит в тазу. Как гулял с детворой за железнодорожной насыпью, как ходил по грибы, как играл в казаки-разбойники, как первой весной первый раз ловили с Валерой форель еще в мутной воде на нитку с булавкой, и много чего еще – все это стоит у меня перед глазами, как будто я только вчера там был, участвовал в этих событиях.
Итак, с четверкой по поведению меня с трудом взяли в среднюю школу номер 1 – школа была образцовая. И такие люди им были не нужны. Помню первую встречу с Валентиной Ивановной Усковой, меня к ней подвела сестра Таня, добившаяся моего приема. С первого же дня Валентина Ивановна меня невзлюбила. Я уже говорил, что я был вертлявый, неспокойный, все время вертелся на занятиях, штанов мне хватало максимум на месяц: протирались на заду. И поэтому, чуть ли не с первого раза, как я появился в школе, на уроках Валентины Ивановны раздавался ее зычный голос: - Просняков!

Потом ее эта неприязнь ко мне сменилась хорошим отношением, а уже дальше, с класса восьмого, чуть ли не любовью ко мне, то есть, я становился ее любимым учеником. С класса восьмого ее окрик «Просняков!» сменился на «Анатолий!». Все это получилось так потому, что я учился хорошо, а с класса седьмого – более, чем хорошо: пятерок было больше, чем четверок.
Итак, на новогоднем КВН Валентина Ивановна возлагала на меня большие надежды. Почему – это уже известно. Собственно говоря, она и ратовала, в основном, за то, чтобы я был капитаном команды КВН класса 10В. И вот, когда был конкурс капитанов, мне задали вопрос: «Как туда добраться?». Куда – это не имеет значения. Немного юмора и сообразительности, и ответ был бы готов, или просто ответить пословицей: «Господи, болтливый язык до Киева доведет!», так нет, я начал путано, бестолково и долго объяснять, как туда добраться. В зале – смешки и шум, и я, красный, спускаюсь вниз. Когда меня спросили (Ленка Мануйлова с Сашкой Бреховым): «Что это ты так?», мне осталось только ответить, что, мол, народу много.
Так вот, когда вспоминаю этот случай, то у меня в груди возникает какое-то неприятное, ноющее ощущение, жжение, а лицо заливает краска стыда.

В Суровикино мы с папой первым делом зашли к бабушке Наталье, к бабушке Ноте, как мы ее называли еще в Карелии. Постарела. Перед этим сильно болела, да и сейчас была плохая, как она сказала – болят ноги, поясница, еле ходит. В Суровикино у нее трое сыновей, и никто из них не «может» ее приютить. Неужели это – удел старого человека? Ведь она вырастила их, своих сыновей, нянчила их, любила, и вот – итог. Правда, они ей помогают пищей, но денег не дают ни копейки. Ей приходится жить на свою пенсию – 20 рублей.
Затем мы направились к дяде Саше.

20.05.74.
Дневник мой из того, чем я его представлял, превращается в какую-то летопись моей жизни. Может быть, оно так и нужно, по крайней мере, не нужно будет когда-нибудь напрягать свою память: тогда-то случилось то-то, а тогда – еще что-то.
Мне нужно было бы дописать свое повествование о поездке в Суровикино, но сейчас некогда, допишу, когда будет время, а сейчас коснусь коротко. Пробыл я там – я, кажется, писал – до 11 апреля, 3 дня. Дни были насыщенные. Повидался с одноклассниками, почти со всеми, кто был в Суровикино, с родными и с самим Суровикино: съездил на кирпичный завод, сходил в свой бывший дом и обходил все Суровикино – куда только ноги носили, разве что за исключением Чудинки.
Папа ехал назад через Саратов, кажется, 26 апреля, по крайней мере, 30 апреля он уже был дома, и, кстати, как написала мама: нужно было освободить место для парника для огурцов, которое Миша завалил купленными дровами. Иначе говоря, папа попал сразу «с корабля на бал».

Папина поездка принесла неожиданные результаты. Когда он ехал на «юг», он мечтал найти брата Павла. Послал телеграмму в Красноярск*, но ответа не дождался и уехал к Колиной матери в гости. На обратном пути он ехал на автобусе до Котельниково, из разговора с попутчиками узнал, что брат его Павел живет в Котельниково. Приехав в Котельниково, обнаружил там кучу родственников, носящих нашу фамилию. А я-то думал, что мы с Валерой – единственные наследники фамилии «Просняков»! Подробностей я не помню четко – поезд стоял минут 20, а папа рассказывал много, поэтому не буду особо распространяться на этот счет, но самое главное то, что у нас оказалось так много родственников Просняковых! Это меня очень удивило и обрадовало. Папа передал мне от них гостинец – сушеной рыбы. Они все живут на Дону, одна семья, правда, в Волжском, все рыбаки. Рыбу мы с большим удовольствием съели за их здоровье.

Современное примечание: правильно название хутора – Красноярский, сейчас его население составляет полторы тысячи человек, а родина папы – хутор Минаев практически исчез с карты, живут пришлые.

На 1 Мая познакомился с Н. (П.Н.Н.)*.
Сейчас занимаюсь дипломом, начертил почти 4 листа; динамический расчет, в принципе, сделал, нужно писать записку, пока написал только введение, и то на черновую, то есть, все еще впереди, надо работать.
Что-то сегодня нет настроения писать, пока брошу до первого свободного времени.

Современное примечание: * - Надя Павлова звали девушку, знакомство продлилось четыре месяца до моего окончательного отъезда. От кого скрывал имя, непонятно. В будущем совершенно так же будет скрывать тайны своего сердца мой сын.

10.06.74.
Только что с завода, сейчас 18.20.
Написал охрану и экономики чуток. Защита будет 24 июня, по списку я иду четвертым, значит, примерно в 12.00 – 1.00 буду защищаться, если только сделаю этот диплом.
Осталось сделать: охрану труда подписать, экономику рассчитать, сделать технологию (!) полностью, хочу успеть.

21.08.74.
Осталась всего неделя! Через неделю опять отправляться в опостылевший Саратов. Но ничего не поделаешь. «Обстоятельства сильнее меня», - как сказал мальчик после отцовской порки. А ведь так хорошо быть дома, чувствовать постоянную заботу и внимание самых дорогих людей.
Завтра, то есть, сегодня уже, съезжу в Иркутск за билетом, и 27-го – ту-ту!
Вся жизнь идет, по моему убеждению, как и предполагал после десятого класса: школа-институт-работа. Все дальнейшее зависит только от меня.

10.12.74.
Почти ночь, 23.22.
Кстати, прошло ровно полгода с того времени, когда я зафиксировал в этой тетради последнюю студенческую запись. Вернее, полгода исполнилось ровно 5 часов и уже 6 минут назад, та запись была сделана в 18.20, да и студентом ли я был тогда – ни то ни сё: уже не студент, еще не инженер. Но сейчас я с полным правом могу сказать: «Я - инженер», и следуя заветам великого юмориста Райкина, почти забыл, чему учили в вузе (почти шучу). В той записи было написано, что через неделю – диплом. Это была счастливая ошибка: сдачу диплома передвинули еще на неделю. Но и это не помогло: защитился я прескверно. Я знал, что тройку мне поставят в любом случае, не меньше, да и в комиссии были все свои, но все-таки неудобно перед ними и ребятами. Оказывается, так я толком и не разобрался в своем «стенде малых барометрических высот» - так назывался дипломный проект.

Но, в общем, я доволен всей своей студенческой жизнью. Она помогла мне разобраться в жизни, в смысле ее, в самом себе; она научила меня разбираться в людях; она дала мне друзей. За это время были и неудачи и радости, сомнения, горести, разочарования, почти несчастья, и была любовь, была дружба, были легкие похождения и романы, то есть, была не только учеба в институте, но и учеба жизни. И теперь, когда я вспоминаю эти самые светлые дни моей жизни, горечь безвозвратно утерянного и глубокая тоска, безысходность охватывают мою душу – как эта фраза банально и пошло не выглядела бы, но это так.
Мне иногда кажется, что эти пять лет потеряны для меня впустую – ведь я мечтал и мечтаю (мечтаю, и это говорит человек в свои 22 с четвертью года) совсем о другом для меня призвании, но это неверно – на самом деле, я счастлив, я рад, что прожил именно эти пять лет, а не какие-нибудь другие. В общем, если что вспомню из студенческой жизни, то занесу в свой манускрипт, ведь я, кажется, и веду его только для того, чтобы потом было легче вспоминать.
Теперь дальше. Раз уж я все это веду в повествовательном тоне, то и буду события описывать по порядку.
Итак, диплом защитил 24-го июня. Все остальное время, до банкета, носился с обходным листом. Книг у меня не хватало в библиотеку. Если платить в пятикратном размере, на 45-49 рублей. Так с ними измучался, что когда выдали направление в приемной ректора, то я был вне себя от восторга.

27-го июня был банкет в ресторане «Театральный», что на улице Радищева. Банкет произошел с небольшой потасовкой с местными, проспектовскими. Описывать не буду, скажу одно: на меня глядели, как на героя. А ну-ка, вспомни, почему? В конце концов меня взяли за руки Валера Лактионов с подругой, куцеволовской сестрой, и повели провожать, хотя я очень хотел пойти с нашими ребятами: у нас ведь был запас помимо банкета. Потом  я поехал домой – после того, как мы разошлись с Валерой Л. – к Шефу. Там я ему рассказал о своем геройском поступке, отчего заслужил его похвалу: «Молодец, уроки не прошли даром». Кстати, что-то он мне не пишет, а, собственно, я этого и ожидал. Я бы ему написал, но нет адреса.

Современное примечание: странно, почему не упомянута Нина, одногруппница, которая была на банкете и на следующий день пошла со мной по пути у общаги, выражая свое восхищение: мол, как же она не замечала меня раньше, как достойного парня. Шеф – кандидат в мастера спорта по боксу, научил меня этому искусству. Из-за него-то меня и выгнали из общаги. Но именно его наука помогла защитить одногруппников на банкете. Вот такой и должен быть друг.

После банкета два-три дня был пассивный отдых, на активный не было денег: все истратили за три дня в промежутке от защиты диплома до банкета. Потом Женя Коваленко пригласил съездить на Волгу отдохнуть, поехали мы с Портландом со всей компанией; отдохнули хорошо. Пригласил-то он поехать нас в воскресенье, а в этот день у меня должна была состояться встреча с Надей. Но я решил, что эту встречу можно отложить, а на Волгу, на острова, да на три дня, больше никогда в жизни не предвидится поехать.

Так мы с ней и не встретились. Увиделись только в последнюю мою поездку в Саратов на улице: она выглядела свежо, загорелая, в каком-то ярком платье, была очень мила. Был август. Я договорился с ней встретиться, позвонить ей. Она сказала, когда работает – мы могли встречаться после ее работы. Она жила в Энгельсе, к ней ездить было некогда из-за диплома. Но к ней мы ездили вместе, и я знаю, где она живет. В общем, мы договорились с ней встретиться, но обстоятельства оказались сильнее меня. Вскоре мне было разрешено уехать работать в Иркутск, что мне оставалось делать? Я уехал.
Я ей писал стихи, правда, они не очень получились, но одно из них было выдержано в классическом стиле.

Ты помнишь ту первую встречу
Когда я был нежен и мил
Под пьяные звуки и речи
На танец тебя пригласил
Звенели бокалы и лилось вино
И сумраком было одето окно...

Дальше было немного, но не то, а продолжить в этом же духе дальше я не сумел. Или еще один:

На улице гармонь, играя,
Вселяла радость и покой.
Мы в этот вечер Первомая
Впервые встретились с тобой.
Как звать тебя? Меня Надеждой,
Другой не звали никогда…
В тот вечер ты моей надеждой
Осталась, Надя, навсегда.

Но, как видно, надежды мои не оправдались; теперь уже можно привести кусочек из совсем свежего стиха:

И что же сталось?
Все пропало.
Она осталась.
Я – по шпалам.

Итак, я все-таки ушел не в ту сторону. Ага, я говорил, что в это воскресенье, когда мы уехали на Волгу, я должен был встретиться с Надей, но – увы.
Четвертого или пятого июля Альберт Георгиевич Александров, зав кафедрой АТМ, очень хороший человек, благодаря ему я попал в исследователи, выдал нам дипломы, и я стал дипломированным специалистом.

12.12.74. Сейчас, правда, я специализируюсь по другому профилю, но это уже не важно. Начал писать, а писать некогда, уже половина второго, через 4,5 часа нужно вставать, а я еще не ложился. Впрочем, еще писать я мог бы и до этого, но решил написать фельетон насчет … (непонятное слово). Как будто бы получилось ничего, но нужно будет еще подчистить и дополнить. Пока.
Современное примечание: с Надей связана, как я решил потом, ситуация, когда две Нади на работе невзлюбили меня (одна моего возраста и молодая), это я назвал «Месть имен», старшую Надю укротил только стихами. Я бросил девушку, которой ничего не обещал, мы даже не целовались, но хорошо относились друг к другу. Дружили по-пионерски. Не было тогда мобильников. А из Москвы пришло разрешение на перевод в Госстандарт Иркутска. Мама звала в письмах, да и Сибирь понравилась мне, когда приезжал на каникулы. Не пришло бы разрешение на перевод, то остался бы отрабатывать три года в Саратове, жизнь была бы другой.

14.12.74.
Вчера написать ничего не смог, так как ночевал не дома. Продолжу.

6 июля у Пети Шарова была свадьба. Часа в два дня мы все (Валек (Валя Крапивин), Толик, Юрик Степановский с Ларисой (студенческая семейная пара), Валера Саржанов, Портланд, Мамонт, он же Валера Кравченко, он же Мормышка, Лида Шкрябина и я) собрались. Петя с невестой все еще объезжал окрестности Саратова – обычно новобрачные объезжают, осматривают и фотографируются на память у замечательных мест; в Саратове такими являются мост через Волгу, место приземления Гагарина (кстати, я там так и не был), наверное, памятник Чернышевскому у Липок и прочее.
В ожидании их мы пошли на Волгу. Волга была рядом, но здесь берег у нее был неприглядный. Был завален бревнами и прочим хламом, имел вид далеко не чистый. Вода у берега грязная, полно топляка. Но мы не расстраивались. Устроились на бревнах, поговорили – вместе нам оставалось быть сегодня-завтра, а дальше все разъедутся, и от студенчества останутся лишь одни воспоминания. Собственно, мы уже были не студенты, но еще и не инженеры – свободные люди с дипломом в кармане. День был хороший, ясный. Правда, если ясный день здесь, в Сибири, то это хорошо; но если такой день стоит в том же месяце в Саратове, то тогда можно раздеваться до трусов (но не нужно). Видимо, день был не такой уж и ясный, потому что мне не было жарко. Потом нам показалось, что кто-то машет от дома – свадьба проходила у Петиной тетки. Мы пошли туда, но оказалось, что обознались. Молодые приехали через полчаса. Нам Петя казался стариком, 26-ти лет, голова с залысинами. Теткин дом – обычный частный домик, каких полно в Саратове, но у него есть преимущество: стоит на берегу Волги, до нее – метров триста. Захламленный берег от дома не видно. Еще пришли Женя Коваленко и Валера Лактионов с сестрой.

Свадьба шла своим ходом. После первой рюмки за здравие молодых молодые вышли с подносом к столу, и им стали кидать червонцы; мы все вместе еле наскребли 11 рублей. Водки было много, и свадьба прошла хорошо. Я, правда, очень не напивался. Было несколько тесновато – комната была средних размеров, а народу – дай боже! Но в тесноте да не в обиде. К вечеру все разошлись – кто куда. Портланд с лактионовской сестрой ушел куда-то в темноту. Валек был еще с кем-то. Мы с Мамонтом и Толиком и с двумя бутылками водки направились к трамвайной остановке. Недалеко от остановки Толик и Мамонт поссорились. Толик (Палагин) потребовал, чтобы Мамонт отдал бутылку и отправлялся, куда хочет. Мамонт все порывался уйти обратно на свадьбу. Недолго думая, Мамонт вынул бутылку и кинул ее Толику, который находился в метрах трех от него. Бутылка описала полукруг и грохнулась на камни. Толика это потрясло, но Мамонт вовремя ушел, хотя мы еще его уговаривали этого не делать, несмотря на разбитую нашу мечту.
Мы с Толиком кое-как через час добрались до общаги. Шурик (Злобин) и Валек были уже там. Вскоре заявился и Портланд с бутылкой водки. Пришли Степановские и Лида Шкрябина. Поговорили, решили выпить, а было около трех ночи. Но тут заявился, наконец, Мамонт, весь грязный. Оказывается, он залез на какой-то вагон и уснул. У Волги проходила железнодорожная ветка к комбикормовому заводу. Проснулся, говорит, а вокруг ничего не видно, лишь только звезд мигает свет, и подумал, что состав этот увез ее за город. Спросил у каких-то мужиков, где находится, но все равно ничего не понял. Пришлось спрашивать, как добраться до центра. Кое-как выбрался из тех дебрей и на трамвае доехал до рынка, а там – на «десятке».
В общем, все собрались и в последний раз выпили. Переночевал в общаге.

На следующий день пошел к себе на квартиру, а там уже, оказывается, нас выселили. Пришлось вещи перетаскивать к Толику. Дело в том, что мы с Шефом договаривались жить у них только до шестого июля. У них происходила всеобщая покраска дома. Меня на квартире не было уже неделю – все время ночевал в общаге у Портланда, и Шеф тоже где-то в общаге обитал.
Вот они (хозяева) собрали наши вещички в наше отсутствие и сложили в сторону. Спать было негде до восьмого числа, поэтому сразу перешел к Толику. Два дня переночевал у него, и 8-го июля поездом отправился домой, предварительно сходив в свою лабораторию госстандарта, но там ничего не выяснил. Узнал только, что можно попозже приехать. Срок начала работы был первого августа.
Я, собственно, так и сделал. Из Иркутска я выехал 27-го августа, и зря: лучше бы выехал пораньше – тогда бы раньше вернулся сюда. Но кто знает, что может с нами случиться на следующий день? Иначе говоря: мне крупно повезло – родные пенаты после долгого отсутствия влекут больше, чем ненужная романтика. Поэтому я и говорил Толику Палагину в день отъезда из Саратова, что я почти счастлив, хотя, правда, в тот день мне так и не удалось уехать.

Ночь 20-21.12.74.
С 12 июля по 27 августа находился дома. За это время ходил с Сережкой на рыбалку довольно-таки часто, купался, заготавливал с Валерой, папой, Мишей дрова и т.д.
Отдельные интересные эпизоды есть, но как-нибудь потом, сейчас хочется спать, хотя сегодня можно было бы писать всю ночь. Завтра – суббота.

Заключение

Теперь-то, через полвека, знаю, что надо смолоду думать о себе, о своем будущем, о своем счастье, а я думал о других. Звала к себе мама, в Сибири оказались родные. Но и в Саратове была девушка, думающая обо мне, могла стать прекрасной парой. А я думал о маме и не мог думать иначе. Это неправильно. Поэтому Сибирь впоследствии превратилась в добровольную ссылку, а семейная жизнь после женитьбы – в домашний концлагерь. Я жил среди людей, люди меня ценили за активность, готовность помочь, выбирали на общественные должности. Профессия давала возможность менять работу, это была душевная потребность: познавать новое. Не только мама, но еще идея-фикс – литературное творчество - выстроили линию жизни так, что личному было места меньше, чем общественному. А все дело в воспитании. Я был советским человеком, совком, как презрительно называла людей моя теща, поэтому и думал о других. И перестроить меня даже нынешнее время не смогло.
Кстати, пьянство, которое отражено в дневнике, неумело, но искренне, тоже является характеристикой советской жизни. Пьянство не было моральным грехом, за пьянство не было наказания, у людей не было осознания, что наносят вред себе и окружающим. Государству было удобней иметь пьяный народ, поэтому водка и вино были доступны любому, могли пить дома и на работе, за это не выгоняли, хотя могли пропесочить на собрании. Из-за пьянства на работе я убегал от одних пьяниц к другим, сменив несколько предприятий, но только в 21-м веке работодатель стал выгонять без рассуждений за пьянство, и оно прекратилось, прежде всего, в сознании людей. Но интересно: почему же пьяный народ делал великие дела? Видимо, водка была в СССР не чета нынешней.

1974-й год – фактически еще студенческий, в душе жили воспоминания о студенческой жизни, в следующем году поеду к друзьям-лейтенантам в Белоруссию, студенческая дружба продолжится некоторое время. Ко мне, на Байкал, приедут одногруппники. Это и есть дружба – привязанность после общих занятий учебой, когда люди делятся своими планами и делами, помогают друг другу, помня светлое время. Но есть друзья другие. Я упомянул в дневнике Сережку-рыбака. Он был неженат, постоянно приходил к моим родителям, ожидая меня. Потом занимал разговорами, вытаскивал на рыбалку. Стал частью нашей семьи. Женился, приходил с женой и ребенком, хотя не так часто. Развелся, опять стал «жить» у нас. А у меня всегда  - творческое настроение: фотография, стихи, в дневнике упоминаю фельетон, который задумал написать. То есть, в голове – творчество. Но добрый дружок всегда рядом, он всегда говорит, говорит и говорит, у него всегда есть тема для разговора. Возможно, в этом дневнике Сережка еще будет упомянут. А мама моя всех кормит. Вы скажете: что ж, бывают такие занудные друзья.

Отвечу одно: бывают еще похлеще, поэтому дружить надо до определенного уровня, когда человек остается товарищем по увлечениям – по работе, по учебе, по спорту, но не допускать в семейную жизнь. Как только допустили до сокровенного – растопчут с улыбкой. Таков мой опыт. Это – небольшое отвлечение из будущего, которое наступит не скоро. А сейчас автор неумелого дневника – романтик в душе, но об этом не знают те, кто будут его приземлять с небес. Хотя Надя как-то сказала, когда мы гуляли по Саратову: «Толик, ты такой земной». А я витал в облаках.

Здесь продолжение "Первый дневник 75": http://proza.ru/2025/11/02/1581


Здесь "Дальневосточная весна": http://proza.ru/2025/02/08/1206