Колдунья, Котёнок, Книга. Часть 1

   — Ты всё помнишь, верно?
   Старый Кот раздражённо хлестнул хвостом по облезлым бокам.
   — Ну, ну, не раздражайся! Давай-ка я ещё раз всё проговорю, ладно? Время у нас есть. Она будет проходить мимо через... дай-ка подумать! Ровно через тринадцать минут помноженные на два! Ах, как же славно получается! И день такой хороший, и с минутами я красиво подгадала!
   День действительно выдался прекрасный: тёплый, приветливый, а с лёгких облачков, неторопливо плывущих высоко-высоко, ничего не капало, не сыпалось, словно небо решительно попарило ноги и избавилось, пусть и на время, от вечного осеннего насморка, поливающего землю и всё, на ней находящееся, противным дождиком. 
   — Так и не скажешь, что сегодня последний день октября. Ох, чуют мои кости, что завтра всё будет серо, уныло и укутано туманом таким плотным, что и носа своего не увидишь, — с непонятным удовольствием сказала кроткого вида старушка. Была она дряхла и стара, и человеку знающему и наблюдательному при одном взгляде на неё стало бы ясно, что время пребывания старушки в этом мире идёт даже не на дни или часы, а на минуты. Если быть точнее, жить ей оставалось те самые тринадцать минут (не помноженные на два). Старушкин спутник и товарищ — чёрный когда-то Кот — тоже был старым и дряхлым. Его шёрстка порыжела, а шкура висела на коте уныло, неопрятно и мешковато, как старое пальто на вешалке. Эта умилительная парочка устроилась на скамейке, стоявшей у ворот городской больницы №1, и по старушкиному виду не похоже было, что привело её сюда волнение за заболевшего родственника. «Странное место для прогулок выбрала эта почтенная дама. Болезни, шум, суета, слёзы», — подумаете вы и будете, вроде бы, абсолютно правы! Но погодите, ещё немного, и вы всё поймёте!
   Как это ни удивительно, вокруг было пустынно и тихо. Не визжали сирены карет скорой помощи, не смеялись и не сплетничали выздоравливающие, тайком вышедшие на улицу, чтобы выкурить сигарету и купить в ближайшем ларьке бутылку вредной газировки. Не слышно было и взволнованных разговоров о самочувствии больных. Да что там! Даже сороки, жившие поблизости и отравлявшие жизнь больницы извечными пронзительными криками, утихли. Весь мир словно стал сценой для предстоящего действа.
   — Прекрасная, злобная девица! Я хорошо её подготовила! Она и так была не больно доброй и приветливой, а сегодня ещё узнала, что её жених ей изменил, чуть позже заведующий лабораторией вспылил и лишил её премии за какой-то придуманный грешок, дорогие, только что купленные сапоги порвались, а соседи снизу только что позвонили ей и сказали, что она их затопила! Она зла, как... как... даже слова не подберешь! Идеальный кандидат! Твоя задача проста, как формула ненависти: кинуться ей в ноги, она тебя, конечно, отшвырнёт ногой (да не криви морду, не шипи! подумаешь, ребро сломает! я вернусь и вмиг тебя вылечу!), и дело сделано! Всё, что нужно, чтобы она тебя коснулась. Пусть легонько, пусть сапогом или перчаткой! Да ты и сам всё знаешь, верно?
   Кот также раздражённо мяукнул, а внешность старушки тем временем претерпевала некоторые изменения: кротость, мягкость улыбки и ласковые морщинки уступали место жесткой и жестокой маске, которая и являлась истинным лицом старой Колдуньи (да, да, это была именно она!).
   — Ну вот, совсем немного осталось! — Колдунья злобно засмеялась. — Жалко никакой пакости соседке не успела сделать напоследок! Ну, ничего! Вот стану вновь молодой и сильной! Уууууу! — Колдунья так радостно и громко взвыла, что этот её вопль подхватили все собаки, живущие поблизости. — И ты помнишь про книгу, верно? Когда она вас с книгой возьмёт к себе домой, ты должен сделать так, чтобы она открыла её ровно через тринадцать часов, иначе я не успею измениться и приспособиться к новой жизни. Да, книга! Что тут у нас? «Тысяча и одна ночь». Сказки! Как забавно! Я стянула эту книжонку с прилавка, даже не рассмотрев её толком. Что ж, мне будет чем заняться эти тринадцать часов!
   Колдунья бесцеремонно спихнула Кота с книги (Кот недовольно мяукнул), без всякого интереса пролистала её, закрыла, посадила Кота на место, то есть на книгу, и закрыла глаза.
   — Забавный колдовской закон я когда-то открыла! Этот, с книгой! Люди наивно думают, что лишь в старых, написанных вручную фолиантах, может хранится нечто ценное, такое, как душа колдуньи! Вот потеха! А на самом деле всё намного проще! Главное, знать нужные заклинания! А книга... Всего лишь сосуд для ценного духа! Ну, пора! Ты готов? Тогда... — Колдунья, не открывая глаз, медленно провела рукой по тощему, старому кошачьему тельцу, а когда её ладонь дотронулась до кончика хвоста, старый Кот исчез, а на книге объявился маленький, трогательный Котёнок — худой, измученный и явно голодный (так и было! перед великим переходом в новые тела следовало поститься целую неделю! Коту всегда с трудом удавалось выполнение этого задания, но выхода у него не было, ведь его жизнь принадлежала Колдунье).
   Такого беззащитного и трогательного котёночка любой захочет взять в руки, накормить, пригреть и любить долго-долго, до самой смерти (чьей?). Котёночек был самым обыкновенным, вот только в глаза ему было лучше не заглядывать. Были они не мутноватые, доверчивые, как у всех кошачьих ребёнков, простите, детей, а ясные, злые, решительные (Кот хоть и считал себя жертвой колдовских чар, в добрых и хороших делах уличён не был).
   Колдунья хихикнула и побледнела. Черты лица её на мгновение стали девичьими, нежными и юными, но этот морок быстро испарился, лицо старухи окаменело, морщины разгладились, отчего злобная физиономия стала выглядеть ещё неприятнее, а потом неожиданно Колдунья исчезла. Лишь ворох старой, вонючей одежды остался лежать на скамейке. Но и он повёл себя крайне необычно: сам по себе свернулся в узелок и плюхнулся в урну, стоявшую рядом со скамейкой. А Котёнок слегка подскочил, словно кто-то уколол булавкой его крохотное тельце. Это душа Колдуньи резво переместилась в книгу и лёгким щипком дала понять коту, что основная часть дела сделана, и теперь всё зависит исключительно от быстроты кошачьей реакции и резвости лапок.
   Котёнок зевнул и вздохнул. Эти тринадцать минут были единственными свободными в его долгих жизнях. Если сложить эти минуты ожидания, сколько часов получится? Сколько раз он вот так ждал будущую хозяйку? Много, очень много! Он уже и забыл, когда и как он попал в услужение к Колдунье. Интересно, он пытался когда-нибудь сбежать от неё? Нет, память не сохранила такие подробности, но это и не важно. Котёнок неспешно и тщательно умыл мордочку и с удовольствием подставил её тёплому солнцу.
   А в это время мир понемногу стал освобождаться от замораживающих чар Колдуньи, любившей, чтобы её последние минуты проходили в спокойствии и тишине. И первым вестником ожившей реальности стал наглый, жирный голубь. Он с глупым курлыканьем слетел на тротуар и суетливо начал ходить перед скамейкой, выискивая семечки и крошки.
   Еда! Вот она, только лапку протяни! Котёнок сжался в комок. Время есть, сейчас он поймает эту птичку, быстро уймёт урчащий желудок, а всего лишь через полчаса, когда новая хозяйка уже будет под действием колдовских чар, он заставит её накрыть для себя роскошный стол! Но это будет позже, а пока можно и поохотиться! Котёнок поёрзал тощим задом, приготовился к прыжку и... Из-за лавочки неожиданно и неловко выпрыгнул большой, упитанный кот. Голубь, возмущённо завопив, быстро взлетел, а Котёнок разочарованно зашипел. Мог бы он говорить, он бы спросил, какие черти принесли сюда этого жирного негодяя (и это он сказал бы не об улетевшем голубе). Жирным негодяем был больничный кот Мурзик. Кормился он в столовой и, как убедительно врали поварихи, охранял оное учреждение от крыс. На самом же деле Мурзика  раскормили остатками завтраков, обедов и ужинов и поймать он мог разве летящий на пол кусочек варёной колбаски, к которой питал пламенную любовь, переходящую в страсть. Какие черти вынесли сытого Мурзика за ворота больницы и почему он вдруг решил поохотиться на голубя (нет, вот это как раз таки очень объяснимо: любая птица, смеющая ходить перед мордой любого представителя семейства кошачьих, рискует жизнью лишь потому, что не знает ответ на вопрос, описывающий её поведение: «А чего она?») осталось неизвестным, но кот, разочарованно мяукнув, уже собрался идти на полдник, как тут узрел нашего Котёнка и решил хотя бы ему задать трёпку. Потому как «а чего это он?» Время начинало поджимать, но Котёнок, обозлённый и расстроенный, был готов вступить в бой и искусать жирного негодяя за увесистые щёки, потому как было за что! За испорченную охоту и урчащий живот! За ожидание и вечную жизнь на посылках у Колдуньи! За... Котёнок запел песнь великой битвы, а Мурзик прыгнул на скамейку и...
   — Ах ты негодный кот! Разве можно обижать маленьких?
   Котёнка схватили нежные руки и подняли повыше, чтобы толстый Мурзик не смог до него добраться. Но Мурзик и не собирался позориться. Кот недовольно мяукнул (на самом деле он был рад, что ему не пришлось драться, ведь вступить в битву он мог бы разве за что кусочек варёной колбаски), неуклюже спрыгнул со скамейки и убежал на полдник, на который, как он уже знал, готовились восхитительные сырники.
   — Бедная крошка! Сильно он тебя напугал?
   Котёнок недоумённо посмотрел на свою спасительницу. Нет, это была не она! Не та самая, выбранная Колдуньей! Во-первых, она явилась слишком рано, прошло только семь минут, а во-вторых, это была не молоденькая девушка, а старуха, почти такая же, как и та, исчезнувшая, чья одежда сейчас подванивала в урне. Котёнок попытался вырваться, но привораживающие чары Колдуньи уже начали действовать, и старуха лишь крепче прижала его к груди.
   — Не бойся, маленький! Я не дам тебя в обиду! Ну-ка, дай на тебя посмотреть! Ах, какой же ты лапочка! Но худенький! Наверное ты есть хочешь, да? И к ветеринару тебя надо бы! Вдруг ты болен? Ах, Боже ты мой! Что же мне с тобой делать?
   «Отпустить!» — надрывался в крике Котёнок. «Отпустить немедленно! Пока ты не взяла в руки книгу с душой Колдуньи, всё ещё можно переиграть, отмотать назад! Брось меня! Ну! Скорее!»
   — Наверняка у тебя что-то болит. Или ты просто голоден? Ох, как же давно я не общалась с кошками!
   Старуха, не думая, что она делает (чары Колдуньи усиливали своё действие), взяла томик сказок со скамейки, положила его в сумку и спросила заплаканную девушку, выбежавшую из больничных ворот:
   — Извините, моя дорогая. Вы случайно не знаете, где здесь ближайшая ветеринарная лечебница?
   — Иди к чёрту, старая идиотка! — рявкнула девушка, а Котёнок издал противный вопль, словно пытаясь сказать: «Вот же она! Ей было предназначено стать телом для души Колдуньи! Но поздно! Слишком поздно! Книга у старухи, я у старухи! Это значит, что Колдунья очнётся в дряхлом теле, и поэтому меня ждёт знатная трёпка через тринадцать часов!»
   Котёнок плакал и пищал, а старуха, недоумённо посмотрев вслед злобной девушке, пробормотала:
   — И тебе не хворать, милая. Спрошу у больничного сторожа, может быть он знает про лечебницу?
   Сторож ничего не знал, но посоветовал старушке вызвать такси, потому как таксисты — парни ушлые и не только довезут кого угодно куда надо, но и подскажут, какие коновалы лучше всех лечат полудохлых котят.
   — И как я сама не сообразила! — сказала старушка и вытащила из сумки телефон (на томик сказок она внимания снова не обратила).
   И вроде бы нам с вами нужно проследить за старушкой и Котёнком, чтобы узнать, как всё обернётся, но, мне думается, сначала нужно поближе рассмотреть старушку, нарушившую планы старой Колдуньи и объяснить, почему последняя не смогла предвидеть её появление.
   Ольгу Ивановну Мешкову называли блаженной, старой дурой, эгоисткой и святой. Эпитет зависел от того, с какой стороной личности Ольги Ивановны знакомился говоривший. Нужно признать, что Ольга Ивановна действительно была человеком сложным и, можно сказать, загадочным. И поэтому всю свою жизнь она кожей ощущала то людскую любовь, то ненависть.
   В минуты предшествовавшие нашему знакомству с Ольгой Ивановной, пожилая дама энергично шагала по тротуару со скоростью необычной для себя (именно поэтому Колдунья и ошиблась в расчётах), словно быстрая ходьба могла усилить скорость и качество шевеления мозговых извилин и найти ответ на животрепещущий вопрос: Как объяснить внучке Маше, что деньги, отложенные на похороны, — это пока деньги Ольги Ивановны и распоряжаться она ими может по своему усмотрению.
   — Ба, ещё ни один человек не остался не похороненным! Что ты так волнуешься? А я бы быстренько эти деньги прокрутила и вернула тебе с процентами! — так взволнованно говорила внучка ещё утром, а когда Ольга Ивановна напомнила ей, что уже один раз она отдавала внучке свои «смертные» деньги (и где они теперь?), Машенька обиделась, прошипела сквозь зубы что-то, сильное напоминающее «старая скряга», и бросила трубку.
   Ольга Ивановна (а было ей всего лишь семьдесят пять лет) не собиралась умирать в ближайшие годы. Но это были её планы, а Господь Бог, как известно, иногда любит человеческие планы корректировать, а посему нужно быть готовой абсолютно к любому ходу событий. Это Ольга Ивановна поняла пять лет назад, когда внезапно ей стало плохо, сознание её милостиво покинуло, и очнулась она в больнице, где ей сказали, что она чудом пережила обширный инфаркт и на этом свете её удержали с огромным трудом. Ольга Ивановна вспомнила, что: «Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!» Вспомнила, осознала и решила подготовиться: с тех пор и лежал в старом, ещё бабушкином сундуке, аккуратный свёрток, в котором была стопочка денег, а также тоненькая тетрадка с расчётами всех необходимых расходов. Ольга Ивановна не поленилась и наведалась в ближайшее похоронное бюро, где вдумчиво выбрала всё, необходимое для отправки в последний путь. Покупать, конечно же, не стала, просто записала все цены в новую тетрадку. Но инфляцию никто не мог остановить, поэтому через год Ольга Ивановна снова посетила мрачное учреждение, на чистой странице заново написала список необходимого и добавила несколько купюр в свёрток. Но инфляция, ёлки-палки, не стояла на месте! И в тетради Ольги Ивановны аккуратным учительским почерком (когда-то Ольга Ивановна была учителем сольфеджио в музыкальной школе) были заполнены уже пять страниц с перечнем выбранного и ценами на мрачные товары. На третий год/визит в бюро Ольгу Ивановну запомнили, на четвёртый усадили пить чай с пирожными (в тот день хоронили владельца кондитерского цеха), а в пятый визит к Ольге Ивановне вышел сам владелец и предложил сотрудничество — снять Ольгу Ивановну в рекламе оного бюро.
   Стоит ли удивляться, что Ольга Ивановна, чья размеренная жизнь лишь за один день претерпела целых два потрясения (ссора с внучкой, пусть и не первая, но подобные разговоры всегда портят нервы, и неожиданное предложение, ведущее пусть и скромной, но известности), домой шла не медленно, бдительно вслушиваясь в биение сердца, а почти бежала, что, как мы уже знаем, и нарушило планы Колдуньи.
   Мне бы пора уже вернуться к повествованию, но погодите, хочу ещё рассказать, почему Ольгу Ивановну называли то дурой, то скрягой, то ангелом, то святой. Надо сказать, что род Мешковых (никто из женщин этого рода не брал фамилию мужа, да и мужья у этих женщин далеко не всегда были) был кем-то властным помечен как несчастливый, о чём всем девочкам рода (рождались только представительницы прекрасного пола) и сообщали, как только малявки начинали играть в принцесс и нерешительно мечтать о прекрасном принце. Ольга Ивановна хорошо помнила, как подобный разговор начала её бабушка — особа склочная, суровая, жадная, но любящая Оленьку до беспамятства.
   — Прежде всего, Оленька, ты должна заботиться о себе! Остальные пусть ждут! Не будь как твоя мать! — так говорила бабушка, а маленькая Оля не понимала, кого ей слушаться, ведь мама утверждала, что прежде всего нужно помогать другим, а уж о себе думать в последнюю очередь.
   — Мать у тебя дура! — настаивала бабушка. — Глянь на неё! Простодыра! Всё из дома выносит, всё отдаёт, включая саму себя! Честь девичью и ту проходимцу подарила! Нет, это забудь! Рано тебе ещё о таком знать!
   Но Оленька запоминала каждое словечко, а так как девочкой она была очень умной и наблюдательной, то видела, что бабушка во многом права. Нельзя вот так себя тратить, не оставляя самой себе ни крохи души. Так делала мама и растранжирила свою жизнь на мелочи, на случайных людей. Как потом уже поняла Олечка, не было в маме бабушкиной цельности, твёрдости, которые и позволили бабуле скряжничать до глубокой старости. А мама умерла даже не дожив до красивой цифры, до пятидесяти лет. И вот, с одной стороны излишне щедрая мама, с другой карикатурной жадности бабушка. С кого взять пример? Как жить? Эти вопросы Ольга Ивановна обдумывала долго и тщательно и вывела для себя некую формулу помощи: помогать, но смотреть на результаты. Принесёт ли благо эта помощь или лишь глубже закопает человека в его же проблемы? О своих выводах и необычных критериях Ольга Ивановна помалкивала, но делала всё по-своему, иногда, казалось бы, творя не логичные и глупые поступки, а то и жестокие, бессердечные поступки, поэтому окружающие говорили, в ней то бес просыпался, то ангел. На самом же деле Ольга Ивановна просто хранила свою цельность (поэтому и развелась с мужем, он ей попался маминого характера — открытый круглые сутки дом, накрытый стол и орава друзей — вот как он видел идеальную жизнь) и старалась балансировать на острие бритвы, которое и есть любая жизнь. И дочку постаралась воспитать, не впутывая в юную жизнь родовые проклятья и прочие легенды. И чудо произошло! Лизонька счастлива в браке, и муж у неё прекрасный! Вот только Машенька нехорошей выросла. Во внучке словно очнулась Олина мать, добавила в себя глупость и разнузданность и начала прожигать ещё одну жизнь. В какие только авантюры девчонка не ввязывалась! Какие только ветры не носили её по всему миру! И, как справедливо опасалась Ольга Ивановна, добром это могло и не закончиться.
   Но, думаю довольно рассказывать о жизни Ольги Ивановны и её родственников! Главное, вы поняли, что человеком она была интересным, к авантюрам не склонным, а Котёнка схватила почти машинально, ведь забота о слабом, равно как и порывистость поведения, прочно вписаны в саму суть любой дочери Евы.
Окончание следует.
©Оксана Нарейко