Бабушка III

   Ошибки не было. Еще один бездушный лист бездушными фразами гласил о том, что между Еленой Васильевной и Алёной нет никакого родства. Отчаяние – ничего нельзя исправить; жалость к чужой ей девочке, не понимающей, куда делась «бабука», которая с рождения была для неё неотъемлемой частью её маленького мира; чувство непоправимой потери – у неё нет и никогда не будет ни внучки, ни внука - всё это крутилось в голове у Елены Васильевны в течение всего дня. И боль за сына - «Как я могла усомниться в нём? Ему-то каково во всей этой истории? Я обвиняла его в бездушии, не имея понятия, что с ним происходит».
   На другой день Елена Васильевна всё же решила, что сходит и объясниться с Настей. Хотя она обманывала себя – ей нужно было последний раз увидеть Алёнушку и навсегда распроститься с ней. «Сыну не нужен чужой ребёнок, и я не могу его предать» - сделала она тяжёлый выбор.
- Ува! Бабука писла! – ритуально выскочила встречать бабушку Алёна, и так же привычно полезла в пакеты. «Последний раз всё несу» - горько думала в магазине Елена Васильевна, когда делала обычные покупки и, как прощальный подарок, купила Алёне большого яркого зайца. Зайца у Алёны ещё не было.
- Кто это?! – радостно вытаскивая новую игрушку, спросила Алёна.
- Это зайчик, Алёнушка, мой тебе подарок.
- Ува! Зайцик! Какое цястье! – Алёна крепко прижалась к бабушкиным коленям в знак благодарности за подаренное счастье.
- Иди, детка, поиграй, а мы с мамой поговорим.
Она не ругалась, не обвиняла Настю ни в чём, она просто сказала, положив на стол бумагу из биолаборатории:
- Я всё знаю, Настя.
- Я ждала этого, - спокойным, без надрыва, голосом сказала Настя, даже не глянув на обличительный лист бумаги, - я ждала, когда Виктор обо всём расскажет Вам. Видно, это наконец случилось. Я много раз пыталась признаться в том, что Алёна не Ваша внучка. Я приношу свои извинения за то, что доставила Вам эту боль. Больше мне нечего сказать, кроме слов благодарности за то, что в самую трудную минуту Вы были рядом. Ваше присутствие мне очень помогало. Простите меня.
- Настя, но ведь она похожа на меня. Как такое могло случиться? – недоумённо спросила Елена Васильевна.
- Я очень хотела, чтобы она была похожа на Вас, - сквозь слёзы, улыбаясь, ответила Настя.
Елена Васильевна, не сказав больше ни слова, развернулась и ушла, не окликнув, не поцеловав, как это было всегда, Алёну, чтобы не рвать себе сердце долгими прощаниями. «Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё.» - молотком стучало у неё в голове, пока она шла домой. Дома, не раздеваясь, она рухнула на диван и продолжительным стоном наконец выплеснула всю горечь потери самого ценного, что может быть у человека. Алексей Григорьевич снял с жены верхнюю одежду, уложил, подсунув под голову подушку, укрыл пледом, сел перед ней на стул и спокойным голосом стал говорить:
- Мне, наверное, не так больно, как тебе. Но я тоже очень привязался к этой девочке. Ты сейчас думаешь о своей потере, и я знаю, как тебе сейчас тяжело. Но может следует свои мысли развернуть в другую сторону? Может тебе стоит подумать о том, что у этой маленькой девочки тоже сегодня случилась потеря? Это её первая и поэтому самая болезненная потеря. Она завтра, послезавтра, не найдя тебя, будет звать свою бабушку. Она будет её ждать и страдать от того, что бабушка не приходит.
Елена Васильевна притихла, успокоенная монотонным голосом мужа. Немного помолчав, Алексей Григорьевич продолжил:
- Настя много лет была для тебя дочерью. Вспомни, как она каждый день бегала к тебе в больницу, когда тебе делали операцию, как она переживала, как ухаживала за тобой уже дома. Мы все были одной семьей, мы все были родными, не имея кровного родства. А теперь Настя перестала быть твоей дочерью? Не отказывайся от неё и её дитя. Подумай, ей сейчас не лучше, чем тебе. У неё тоже потери. Так не лучше ли не терзаться, а оставить всё как есть? Кому от этого будет хуже?
- Вите, – неуверенно произнесла Елена Васильевна.
- Витя всегда останется твоим сыном. Но внуков у тебя уже не будет.
Алексей Георгиевич поднялся, сходил за таблетками от бессонницы и стаканом воды и подал это всё жене.
- Выпей, тебе нужно поспать и забыть до утра о своей трагедию. Утром мы вместе решим, что делать дальше. Спи и ни о чём не думай.
Слова мужа и принятая таблетка привели в чувство и немного успокоили разбитое в хлам состояние Елены Васильевны. «А я ведь, действительно, сейчас думаю только о себе. У меня, видите ли, горе, меня обманули в лучших чувствах, я несчастная. А Лёша прав – а как же Алёнушка? А в чём она виновата? И есть ли у меня право осуждать Настю? Она тоже жертва обстоятельств. Настя хотела ребёнка - это простое женское естество требовало от неё такого поступка. А сама я всегда была кристально чиста? Я законченная эгоистка! А ведь всё так просто, Господи, – люби кого любишь без оглядки на условности, отдавай тепло тем, кто принимает его, получишь втрое больше. Разве заливистый смех Алёнушки, её радостное «Ува! Бабука писла!» не есть та самая компенсация отсутствию кровного родства? Витя. А что Витя? Алексей и здесь прав – он всегда будет моим сыном». С этими мыслями и в твёрдой уверенности, что завтра она с полными пакетами сюрпризов для любимой внучки привычно пойдет на встречу с ней, Елена Васильевна уснула крепким сном. 

   На следующий день, с трудом дождавшись того времени, когда Алёнушка должна проснуться после дневного сна, Елена Васильевна стояла у двери квартиры и тщетно нажимала на звонок. Дверь ей никто не открыл. «Где они? Всё ли в порядке?» Она вспомнила, что всегда носила в сумочке ключи от этой квартиры и сейчас впервые решила воспользоваться ими. В квартире было тихо. «Алёнушка ещё спит?» - недоумённо подумала Елена Васильевна и на цыпочках прошла в её комнату. Там никого не было. Их не было нигде. Оглянувшись вокруг, она заметила, что квартира была пуста. Нет, мебель, предметы интерьера, ковры на полу – всё было на месте. Но на коврах не валялись Алёнушкины игрушки, не стояла на кухне её кружка, шкафы были пустые и только вчерашний заяц сиротливо лежал на диване. Настин номер был недоступен.

   - Мы найдем их, - вновь успокаивал Алексей Григорьевич безутешную жену, - Настя могла уехать к родителям. Мы сейчас позвоним её маме, она должна знать, где они.
Призывно звякнул смартфон, извещая о поступившем сообщении. Елена Васильевна кожей почувствовала, что сообщение было от Насти. Сообщение, действительно, было от неё. Елена Васильевна судорожно стала нажимать на все кнопки, пальцы не слушались, вдох-выдох, сообщение, наконец, открылось:
«Мы освободили квартиру. Спасибо за всё!».
Елена Васильевна какое-то время посидела со смартфоном в руках о чём-то раздумывая. Сейчас она была спокойна – они нашлись, они на связи, значит не всё потеряно. Она решительно набрала Настин номер. Настя не ответила. Елена Васильевна набрала СМС-сообщение: - «Настя, не смей, слышишь, не смей лишать меня внучки. Я обоих вас люблю, как родных. Скажи, где Вы находитесь, и мы с Алексеем Григорьевичем сейчас приедем за вами». Ответа Елена Васильевна не дождалась.

   Прошла неделя. Горькая, беспросветная тяжёлая неделя. Она порывалась позвонить родителям Насти, но мысль, что Настя не хочет общаться с ней, оставившая без ответа её звонки и сообщения, останавливала её. В конце концов, Алексей Григорьевич, видя страдания жены, сам набрал номер Настиной мамы. Они о чём-то долго говорили, после чего он подошёл к жене и сказал:
- Завтра едем в Москву, они у Настиных родителей.
- Стоит ли? – горько ответила Елена Васильевна, - Настя не хочет нас видеть.
- Алёна хочет нас видеть. А остальное обсудим на месте.
- Ты прав, как всегда. Сейчас всё неважно, кроме Алёнушки. Она ждёт меня, я это чувствую.
И вот Елена Васильевна с Алексеем Григорьевич мчатся по Московскому шоссе навстречу со своей внучкой.
   Дверь открыла Настя и удивлённо застыла в проёме. Из комнаты, словно колокольчик, прозвенел Алёнин голос:
- Это бАбуська писла?
Следом послышалось шлепанье её босых ножек, и Алёна появилась перед бабушкой.
- БАбуська! – она зажала бабушкины колени маленькими ручонками, не обращая внимания на раскинутые поклажи вокруг, - наконец-то ты писла. Я узе скуцилась.
Это была её бабушка. Ни бабушка Таня, как Алёна называла Настину маму, ни кто-то ещё – это её бабушка  без всяких оговорок и условностей.
   Когда слёзы высохли, и Елена Васильевна вволю насладилась тисканьем внучки, она с Настей ушла на кухню, плотно прикрыв дверь. И пока Алёнушка с дедом гавкали, выли и мяукали, эти две женщины разговаривали. Они плакали, смеялись и строили планы на будущее.  Они оба достойно прошли эту непростую ситуацию. А бездушная бумага из лаборатории врала, не усмотрев родства между бабушкой и внучкой.