Дверь часть xviii

Предыдущая часть http://proza.ru/2025/10/23/89
Дверь. Часть XVIII

Следующим утром все встретились на Пьяцетте.
- Сегодня последний день карнавала. Он утихает до следующего года, - сказал князь. – И людей стало заметно меньше. Просто погуляем по Венеции. Только вы не проходите между колоннами Святого Марка и Святого Тодаро.
- Почему, князь?
- Плохая примета. Венецианцы никогда так не ходят. В старые времена как раз между колоннами проходили публичные казни. Если кто-то пересечёт линию между колоннами, то это может навлечь на него беду.
- Ну, тогда обойдём их.
И друзья прошли слева от колонн. Но граф В., задумавшись, не слышал предупреждения князя, так как чуть отстал от группы. И он прошёл между колоннами…
Сразу же на набережной толпился народ. Кто-то призывно что-то громко кричал:
- Новинка! Новинка в Венеции! Дагерротип! Подходите! Подходите!
Несмотря на толпу, никто не решался вставать на указанное место, чтобы сделать снимок. Пара монахов укоризненно смотрела на происходящее. Один из них вдруг крикнул:
- Прекратите! Люди! Не смейте их слушать. Это всё от дьявола.
Все что-то кричали. Толпа разбилась на две конкурирующие партии. Одна была за монахов, другие против. Рома, Катя и Юля, улыбнувшись, переглянулись. Затем они смело вышли в центр толпы и Рома поднял руку. Всё замолчали. Рома остановился на точке, на которую указывал фотограф. Катя и Юля встали рядом. Фотограф скрылся под накидкой. Вспыхнул магний. Толпа опять зашумела. Следующий снимок был сделан уже с князем и графом.
- Когда будут готовы снимки? – спросил князь.
- Сегодня к вечеру. Куда вам доставить?
- В Палаццо Венециано. Только вы и пластину принесите.
- Хорошо, синьор.
После этой демонстрации, к фотографу выстроилась целая очередь из желающих сфотографироваться. Фотограф крикнул вослед уходящим русским:
- Синьор, вечером принесу. Сделаю пять отпечатков для вас. Бесплатно! 
Оставив позади площадь Святого Марка, они двинулись по набережной Скьявони. Слева показался Мост Вздохов.
- Князь, почему мост закрыт сверху? И почему он так называется? – спросил граф В.
- Граф, мост соединяет Дворец дожей и зал суда и здание тюрьмы. Мост не для прогулок. Сколько печальных вздохов осуждённых он слышал! Те, кого вели по нему, могли в последний раз бросить взгляд на весёлую Венецию. Сбежать из «Старой тюрьмы», Пьомби, то есть, Свинцовой тюрьмы, было невозможно. Потом построили «Новую тюрьму». Вот как раз этот мост и соединял их.
- А почему тюрьму назвали Свинцовой?
- Дворец дожей покрыт свинцовыми пластинами. Зимой в камерах тюрьмы ужасно холодно, а летом – невыносимая жара. То ещё местечко…
- И, что? Так никто и не сбежал отсюда?
- По преданию, только одному человеку удалось сделать это?
- Кто же он?
- Как кто? Джакомо Казанова!
- Невероятно, - проговорил граф. – Как же это ему удалось?
- Он пробил потолок своей камеры и выбрался на крышу. Но здесь есть разные версии. Поговаривали, что собственно побега и не было. Казанову, якобы, просто выпустили из Пьомби по прошению могущественных покровителей. Но почему-то в архивах есть записи, что крышу Дворца и тюрьмы в 1755 году ремонтировали… Именно в этом году Казанова сидел в тюрьме.
- Значит, всё-таки, легенда правдива?
- Я думаю, да, - проговорил князь, неотрывно разглядывая Мост Вздохов. – Ну, идёмте дальше.
Но прежде, чем двинуться дальше, Демидов оглянулся. К ним приближался какой-то человек большого роста. Лицо его было закрыто. Он подошёл к князю и сунул ему в руки пару сложенных листов бумаги. Человек поклонился и исчез. В связи с окончанием карнавала, людей стало заметно меньше. Видимо, гости начали разъезжаться. По лагуне и каналам туда и сюда сновали гондолы. Сидящие в них люди были уже не в карнавальных костюмах.
- Вот и закончился карнавал. Хорошо, что хоть на денёк успели, - сказал князь и лишь потом развернул полученные бумаги.
Он пробежал по одному из них глазами.
- Ну, всё отлично. Мой друг Сихирбаз подтверждает встречу. Завтра он встретит нас в 10 утра на набережной возле Фондако деи Турки. А вот второе сообщение для вас, Роман Михайлович. От одного из ваших управляющих.
Демидов передал Роме вторую записку. Рома прочитал её и обратился в Кате, Юле и графу.
- Господа… Несчастье…
- Рома! Что там? Что случилось? – с волнением спросила Катя.
- Анастасия Петровна умерла.
- Ох! – одновременно вырвалось у них.
- Кто такая Анастасия Петровна? Ваша родственница? – спросил князь.
- Нет, не родственница, - ответил Рома, - но это всем нам очень близкий человек. Если бы не она, неизвестно, что с нами бы всеми было. Это наша соседка в Москве. На Малой Ордынке… Вот что пишет Ретто, мой управляющий. С ней случился удар. К утру она умерла. Анастасия Петровна оставила завещание, по которому один из её дальних родственников унаследовал дом. Он тут же со всей мебелью решил выставить его на продажу. Так Ретто, молодец, от моего имени, не торгуясь, купил его. Как только вернёмся в Москву, надо будет переписать дом на меня. Но я уже владею им. Так, что тут ещё… Деньги Анастасии Петровны и имения в Тульской и Орловской губерниях передаются её дальнему родственнику… Дела идут хорошо… Ювелирная торговля процветает и т.д. и т.п. О делах моих технических предприятий Ретто обещает написать позже, но и там всё в полном порядке.
Все замолчали. 
- Вижу, эта Анастасия Петровна была вам дорога… Что же. Надо зайти в церковь. Поставить свечу за упокой.
- А разве здесь православные церкви есть? – спросил Рома.
- Да, есть. Сан-Джорджо деи Гречи. Не русская, но православная, греческая. Тут недалеко, - сказал князь и сделал знак свободному гондольеру.
Тот мгновенно понял призыв и пришвартовался у одного из мостков, на который был проход с набережной. Гондольер помог всем разместиться в лодке, оттолкнулся специальным шестом, взялся за весло и тихонько затянул весёлую венецианскую песню.
- Князь, кстати, а как письмо моего Ретто попало к вашим людям?
- Видите ли, Роман Михайлович… Этот ваш Ретто… Он же швейцарец. А такие люди известны Министерствам иностранных и внутренних дел в России…
- Так он вам служит?
- Да нет… Но он, видимо, предпочёл отправить это послание таким путём. Для ускорения, так сказать. Да и где бы обычная почта искала бы вас в Италии? Во Флоренции? В Ровиго? А тут письмо попало сюда по моим каналам. Вот так.
- Ясно…
Вскоре они высадились в восточном районе Венеции со звучным названием Кастелло. Именно в этом районе была расположена греческая православная церковь.
- О, - выдохнула Катя, - посмотрите на тот памятник, на площади.
- Что вас так удивило, Катя? – спросил Демидов. – Это памятник знаменитому кондотьеру Бартоломео Галеони работы флорентийца Андреа Вероккьо. Памятник установлен в середине 15-го века. Спасителю Республики, так его величали в Венеции. Галеони разбил войска Флоренции и Милана. За право создания этого памятника боролись Андреа Верроккьо из Флоренции, венецианец Алессандро Леопарди и Бартоломео Веллано из Падуи. Победил флорентиец.
- Да у нас в Москве, в Пушкинском музее… - начала было Катя, но Юля вовремя её одёрнула.
- Не понял вас, Катя, в каком музее? Впрочем, я давно не был в России…
Роман решил переключить внимание Демидова:
- Князь, а вы здесь и с немцами и австрийцами общаетесь?
- Служба такая, уважаемый Роман Михайлович. Что невозможно решить на официальном уровне, приходится как-то улаживать нам, таким же вот посланникам, как и я. От нас многое зависит. Вот с Блистательной Портой, то бишь, с Турцией, взаимоотношения у России не ахти. Вот-вот война разразиться может. Да ещё Англия и Германия её к этому подталкивают. Но с Сихирбазом, турецким посланником, лично у меня очень интересные, не побоюсь сказать, дружеские взаимоотношения. Вот завтра сами в этом убедитесь. Он ведь преинтереснейший человек, поверьте мне. А вот и греческая церковь. Заходим.
Церковь была возведена в последние годы существования Византии. И, казалось, что здесь ещё витал дух древнего государства. Все поставили свечи за упокой преставившейся Анастасии Петровны. Даже князь, который её никогда не знал.
Сгущались сумерки. Становилось прохладно. С лагуны налетел холодный февральский ветер.   

Рано утром все вновь встретились возле моста Риальто. Снова взяли гондолу, хотя идти до Фондако деи Турки было недалеко. Город почти вымер. Редкие горожане и немногочисленные приезжие спешили по своим делам. Гондольер быстро доставил путешественников к набережной, где был расположен дворец Фондако деи Турки, старый турецкий торговый дом. Он был грандиозен, не по размерам, но по своему изяществу и гармоничности. Изначально он был построен ещё в XIII-м веке для императоров Византии, которые здесь изредка останавливались. Затем он стал собственностью некоторых богатых семейств Венеции. А после падения Византийской империи, им завладела турецкая община города, которая веками вела активную торговлю со Светлейшей.
- Совсем недавно, - сказал Демидов, - только в 1838 году дворец перешёл в собственность города. Но мой друг Сихирбаз имеет свою резиденцию в соседнем доме. А вот, кстати, и он прохаживается по набережной, ожидая нас.
По набережной возле дворца расхаживал некий человек, по внешнему виду которого никогда нельзя было предположить, что он турок. Светлый костюм, тёмные ботинки, трость в руках. Роста он был высокого, немного смуглое лицо. Только феска на голове говорила о том, что… Впрочем, только что отгремел карнавал. Может быть, участник карнавала просто забыл снять феску? Гондола причалила к деревянному мостку. Человек помог всем выбраться из лодки, а потом они обнялись с Демидовым, по-дружески похлопав друг друга по спине. Чувствовалось, что они искренне рады встрече. Князь представил всех друг другу.
- Что же, господа, - на отличном русском языке сказал Сихирбаз. – Идёмте ко мне. Там и поговорим.
И турок с Демидовым впереди, затем граф и Юлией и Рома с Катей проследовали в узкую улочку слева от дворца, если смотреть со стороны канала. Улочка была очень тесной. Два человека с трудом могли бы в ней разминуться. Впрочем, таких улочек, вдали он площади Сан-Марко было много. Сихирбаз подошёл к одной из дверей. Он взялся за кольцо, висевшее на двери, и несколько раз ударил им в железную пластину. Дверь распахнулась почти мгновенно, словно за ней кто-то стоял и ждал сигнала хозяина. Этот кто-то был типичным турком, одетым в светлые шаровары, светлую рубаху и небольшим тюрбаном на голове. Он почтительно поклонился пришедшим и сделал несколько шагов назад, приглашая всех войти в тёмное помещение за дверью. Там почти царила темнота. Узкая лестница вела на верхние этажи здания, которое оказалось резиденцией турецкого посланника в Венеции. Сихирбаз первым начал подниматься по лестнице. Кто и как закрыл входную дверь, осталось неизвестным. Послышался лязг задвигающейся задвижки, и только тень метнулась куда-то вбок. Чем выше поднимались наши путники, тем становилось светлее. Наконец, они вошли в жарко натопленное помещение, размер которого совершенно не соответствовал их ожиданиям. Помещение было огромным. У дальней стены пылал камин, стены и полы были выстланы дорогими коврами, а вдоль стен стояли античные скульптуры и, удивительно, пара железных рыцарей. Часть стен были с книжными полками, всё больше с золотыми тиснениями. Профессорский кабинет, да и только. В комнате стоял ещё один слуга одетый по-турецки. Он внимательно ожидал приказания своего хозяина. Сихирбаз что-то сказал по-турецки, и слуга, сдвинув тяжёлую куртину в углу помещения, отправился выполнять приказания.
- Что ж, господа, - продолжал хозяин уже по-русски, - рад вас приветствовать в Светлейшей, - затем он обратился к князю. – А с вами, князь? Сколько же мы не виделись?
- Года, два, полагаю, - ответил Демидов. – Как раз после того случая, когда нам пришлось…
Но Сихирбаз поднёс руку ко рту, призывая Демидова не продолжать. Пришёл слуга с серебряным подносом. На нём стоял кофейник искусной чеканки и несколько фарфоровых чашечек. Консул жестом велел слуге удалиться.
- Для начала – кофе, господа и дамы. Здесь, в Европе, не умеют готовить его по-настоящему. Даже в «Флориане» на Сан-Марко. Попробуйте этот напиток. Он божественен. Только в Турции его делают правильно.
Консул сам разлил дымящийся кофе по чашечкам. Помещение наполнилось его неповторимым ароматом. Сихирбаз внимательно оглядывал пришедших. Особенно Юлю. От его взгляда ей стало не по себе. Наконец, завязалась беседа.
- Между прочим, мой друг выпускник Оксфорда.
- Как Оксфорда? – удивился граф, - а я думал, что в Турции… - но он не стал развивать эту мысль. За него продолжил сам Сихирбаз:
- В Турции это не приветствуется? Это хотите вы сказать? Турция отсталая страна? И вы, граф, будете правы. Увы, подобное образование не приветствуется в нашей Империи. Но наш великий султан Махмуд II много лет назад заложил основы преобразований. Мы сейчас стремимся в Европу, но не как завоеватели. Его сын, теперешний султан Абдул-Меджид I продолжил дело отца. Теперь у нас нет корпуса янычар, этого вечного источника смуты в государстве. Вот и меня отправили на обучение в Англию, где я был лучшим учеником, пардон, студентом в своё время. Погодите, придёт момент, и мы станем самой просвещённой нацией в Европе. Всё к тому идёт. И с Россией будут дружеские отношения.
- Какие там отношения, - вспыхнул граф, - вот-вот война начнётся…
- Но у нас много общего. И вы, и мы – Европа, и Азия одновременно. И вы, и мы пока отстаём от развитых европейских стран… Но стоит нам встать вместе!
- Никогда этого не будет! – снова сказал граф, - мы столь различны. У нас даже вера разная.
- Вера… Что есть вера? Набор догматов. Они у нас схожи. Разные, но схожи.
- Мы православные христиане, вы же – магометане, - не унимался граф.
Сихирбаз снова внимательно оглядел своих гостей. Он не стал развивать этот спор. Он только лишь произнёс:
- Есть нечто, что стоит особняком от веры.
И снова стал всех внимательно разглядывать. Особенно, Юлю. Князь, видимо, уже участвовал в подобных спорах с консулом, поэтому просто ожидал того, что скажет турок. А, тот прикрыв глаза, позвал слугу, который мгновенно появился, словно материализовался из воздуха. Хозяин снова отдал ему приказание на своём языке, и слуга снова бросился его исполнять. Сихирбаз отрыл глаза.
- В Оксфорде я изучал естественные науки. Но мне всегда казалось, что их формулы и выкладки неполноценны. Есть в нашем мире нечто, что стоит выше сухой науки. Да и веры… И вот, в какой-то момент, увлекшись изучением истории науки, я наткнулся на труды одного средневекового монаха, - проговорил консул и снова внимательно взглянул на Юлю, а потом перевёл свой тяжёлый взгляд на Рому. – Этим монахом был Роджер Бэкон.
Юля и Демидов переглянулись с удивлением.
- Ты мне никогда не говорил об этом, - задумчиво произнёс князь. – То, что ты увлекаешься магией, я знал, даже сам испытывал на себе некоторые твои возможности, я знал. Ты меня однажды отправлял в какие-то странствия. Но то, что ты знаком с трудами Роджера для меня новость...
- Мой отец был ярым сторонником султана Махмуда II. Реформы султана были восприняты в стране крайне неоднозначно. Но, благодаря им, я оказался в Оксфорде. После окончания курса я вернулся в Турцию. Но мой отец не подпустил меня ни к какой практической деятельности. Он определил меня на дальнейшее обучение в некоторых мистических кругах Востока. Я побывал в Персии, в Египте. Я совершил хадж в Мекку. После этого я побывал в Индии, где меня, как доверенное лицо принимал английский генерал-губернатор. Я провёл несколько месяцев на обучении на юге Индии, в Керале, в стране гор. Или, как называют её местные жители свой край – Малаялам. Причём, поскольку я не англичанин, ко мне там  относились не так как к ним. Их там рассматривали и рассматривают как политических завоевателей. Да так оно и есть. Конечно, ко мне относились как к чудаку-мусульманину, который решился постичь тайны древней Индии. Но не как к индусу-мусульманину. Там с этим очень сложно. Мусульман там недолюбливают, называя кровожадными варварами. Хотя неизвестно, кто более кровожаден – мусульмане или индуисты. Но меня там приняли в обучение! Я учил санскрит, читал «Махабхарату» на языке оригинала…
Пока Сихирбаз рассказывал, слуги накрыли стол. Чего там только не было. И изысканные венецианские блюда, и восточные сладости. Однако, самый первый слуга, с которым консул о чём-то говорил на турецком языке, пока не появился. Сихирбаз продолжал свой рассказ, которому гости внимали с удивлением:
- После Индии, я посетил самый юг Персии. Там, где сливаются Тигр и Евфрат, до сих пор существуют весьма странные общины, которых персы не трогают по неизвестной мне причине. Они исповедуют странные культы, и эти культы нисколько не мусульманские. Но они существуют! Там продолжают исповедовать язычество в весьма странном обличии. Вроде и мулла есть, но всё как-то своеобразно. Сам мулла участвует в странных обрядах, которые никак не вяжутся с исламом. Но я провёл у них достаточное время. И научился… Древней персидской магии.
- Я свидетель тому, - вставил Демидов слово в рассказ турка.
И Демидов достал из кармана большую розовую жемчужину.
- Сихирбаз создал условия, при которых я удалился из этого мира в Константинополь. Помните, я вам об этом рассказывал.
- Анатоль, я помню тот случай…
И турок вновь всех внимательно осмотрел. Потом всех пригласил за стол. Он сам всем налил вина, кроме себя.
- Амароне делла Вальполичелла. Лучшее вино этой части Италии. Хотя Италии, как таковой пока не существует. А меня простите, мне не дозволено. Давайте перекусим и продолжим нашу беседу. Я что-то вам должен рассказать…
После ужина, проходившего уже при свечах, которые предусмотрительно зажгли бессловесные слуги, все снова переместились в центр громадного помещения, к большому круглому столу, богато инкрустированного сценами древнегреческих мифов. Это казалось странным. Слуги принесли кальяны, благоухающие неведомыми запахами. Но дамы отказались от этого. А мужчины, включая Сихирбаза, с удовольствием втянули в себя дымные ароматы Востока. Турок продолжил свои рассказы.
- После Индии и Персии я вернулся в Истанбул. Отец за это время не потерял своего влияния на султана. Специально об этом говорю, потому что при дворе всемогущего султана смена фаворитов происходила и происходит постоянно. И вот я, молодой ещё человек с европейским образованием, прошедший обучение в Индии и Персии появляюсь пред светлые очи самого султана.
Юля вдруг почувствовала, что напряжение этого дома покинуло её. Она более не испытывала каких-то трудностей при взгляде на турка.
- Простите, господин консул, - прервала она его, - так чему же вы научились в Индии и в Персии?
- Ханым Джулия, - ответил турок, - Оксфорд и Кембридж, Сорбонна и Болонья – это современное светское образование. Но есть ещё и другая грань знания… Что может знать официальная наука о магии? Она её не воспринимает. Что может магия без знаний современной науки? Ничего. Отвечая на ваш вопрос, ханым Джулия, могу сказать так: я нашёл мостик между официальной академической наукой и областью, в которой главенствует магия. И на это меня натолкнули некоторые мыслители Средневековья. В частности, Роджер Бэкон. Я сутками проводил время в библиотеках Оксфорда. Особенно меня интересовали старые архивы, куда сейчас редко заглядывает профессура и студенты. Там, в дальних углах архивов, я нашёл один манускрипт, на первой странице которого было написано неизвестно кем и когда – Roger Bacon. Это была никому ранее не известная работа фраскинканца.
Юля и Демидов переглянулись.
- Работа была написана на латыни, которой я тогда не владел в должной степени. Я припрятал манускрипт и три месяца сутками изучал латынь, повторюсь, я ею тогда не владел в достаточной степени. Я изучал её по трактатам древних, по «Запискам о галльской войне» Цезаря. По речам Цицерона и другим античным авторам. И в тот момент, когда мне начали сниться сны, где я оказывался в древнем Риме и свободно говорил на латыни, я вернулся к этому манускрипту.
- Что же вы в нём нашли, господин консул?
- Я в нём нашёл детальное описание некоторых опытов, которые ставил Бэкон.
- Каких же? - спросил Демидов.
- Идёмте в мою лабораторию, - ответил Сихирбаз и встал.
Все тоже поднялись со своих мест в большом зале.
Консул пошёл в угол помещения. Там, рядом с камином, он приподнял тяжёлый ковёр, который закрывал стену. Там, за ковром, был маленькая дверка. Турок снял с груди ключ и открыл её. Он нырнул в узкий проход, и все гости последовали за ним. Наверх вела крутая винтовая лесенка. Все поднялись по ней и оказались в большой алхимической лаборатории. На специальных держателях крепились колбы и реторты. Горели газовые горелки, подогревая жидкости в сосудах. В лаборатории у стены стоял большой стол, на котором лежали старинные манускрипты и современные книги. Также там были листы с современными записями, которые, судя по всему, вёл консул. Он смахнул со стола все бумаги и пригласил гостей присесть. Когда все расселись, он встал у узкого оконца и снова пристально поглядел на Юлю и Рому.
- Итак, господа, вы в моей лаборатории, в которой я провожу некоторые опыты, суть которых, полагаю, вы сможете понять.
Он помолчал. Потом сказал следующее:
- Я не могу этого объяснить… Но как только вы появились у меня, я почувствовал некоторое волнение. Князь, Анатоль, прости, не ты явился причиной этих волнений. Мы с тобой знакомы много лет. Мы многое знаем… Такого, чего не могут знать посторонние люди. С моей помощью ты странствовал по времени и пространству. Тебе удалось побывать в Константинополе старых времён. До нас, до осман. Но сейчас моё сознание в трепете. Кто-то из присутствующих является тому причиной. Не пойму, кто… Пусть все сядут вокруг круглого стола. И пусть все откроются. Не закрывайтесь от моих вопросов, дамы и господа…
Все расселись вокруг большого круглого стола в центре лаборатории. Сихирбаз переместился к  винтовой лестнице и что-то крикнул по-турецки. Или по-арабски? Или на каком-то ином языке? В лабораторию вбежало шесть слуг, которые принесли шесть больших, вероятно, медных зеркал, которые они установили за спинами всех присутствующих. Затем они  же почти мгновенно принесли шесть маленьких медных зеркал, которые поставили на столе перед всеми. Зеркала были сориентированы так, что если взглянуть на маленькие зеркала, каждый из сидевших за столом мог многократно видеть себя в бесконечном ряду отражений. Через мгновение слуги исчезли. На лабораторных столах у стен в ретортах засветились кипящие жидкости.
Турок покачнулся и чуть не упал. Но он руками нашёл стол и сел рядом со всеми. В этот миг пришёл ещё слуга и принёс какой-то плоский чемодан, который положил на круглый стол. Ещё один слуга принёс поднос с тлеющими углями. Слуга поставил поднос в центр стола и сразу же скрылся. Сихирбаз открыл чемодан. В нём были отделения и в каждом отделении лежали свёртки и какие-то пакетики. Турок на всё это посмотрел, потом оглядел присутствующих и достал один из пакетиков.
- Дамы и господа! Сейчас может произойти нечто для вас и для меня самого  нечто удивительное. Я, признаюсь, сам не знаю, что получится. Когда я произвожу подобные действия один, я готов встретиться с неизведанным. Но нас сейчас здесь много. Вся атмосфера помещения возбуждена и растревожена присутствием разнородных стремлений и чувств. Миссис Джулия, у вам взываю. Что-то мне подсказывает, что ваше присутствие является определяющим. И что произойдёт с каждым из вас – мне не известно. Что произойдёт со мной самим – мне тоже неизвестно. Готовы ли вы к такой встрече?
Все молчали. Никто не ведал, что ответить.
- Миссис Джулия. Чувствую, что многое будет зависеть от вас. Ну, хорошо. Попробуем начать. Главное, не замыкайтесь. Постарайтесь открыть свои сердца и разум. Тогда соединение ваших мыслей синхронно смогут усилить возможный эффект. Главное, будьте готовы принять то, что может произойти.
И Сихирбаз перебрал несколько пакетиков из чемодана, остановился на одном, посмотрел, что на нём написано и вскрыл его. Все заворожено смотрели на то, что делает турок. А он взял щепоть из пакетика и бросил его на горящие угли, которые на подносе принёс слуга. Потом он открыл маленькую деревянную шкатулку, покрытую чёрным блестящим лаком, и которая неизвестным образом оказалась на столе. При её открытии вся лаборатория озарилась загадочным сиреневым светом. В шкатулке на тёмном бархате лежали два кварцевых шара со светло-жёлтыми прожилками. Рома обомлел. Такой же шар он нашёл в пещере на Монте Чимоне в пещере, когда прятался там от непогоды. Рома опустил руку в карман своего сюртука и нащупал там свой камень. Он был не просто тёплым. Он был горячим и слегка вибрировал. Сихирбаз вынул из шкатулки свои шары. Только сейчас все увидели, что в столе были сделаны небольшие углубления как раз под диаметр шаров из шкатулки. Углублений было три. В центре стола стоял поднос с тлеющими углями. Их поверхность подёрнула белёсая зола, под которой алел огонь.  Сихирбаз вложил свои два шара в углубления. Одно углубление было рядом с Катей, второй возле Юли. Вот туда он и поместил два шара. Углубление возле Ромы оставалось пустым. Рома не стал доставать свой шар. Пока не стал. Как только два углубления получили свои шары, угольки загорелись оранжевым огоньком, и пошёл сизый тягучий дымок, который заполнил всю лабораторию. Этот дымок заволок всех присутствующих. Все замерли в ожидании чуда.
- Откройте свой разум, - ещё раз сказал Сихирбаз. – Это древнехалдейский ритуал. Я проходил его несколько в Южной Персии. И с тобой, Анатоль, два года назад, мы делали то же самое. И ты побывал в Константинополе, откуда принёс свою жемчужину. Но тогда, если помнишь, у меня был только один камень. Мне за это время удалось найти второй. Не буду говорить, как. Мне его привезли не так давно. Я ещё с ним не экспериментировал. Закройте глаза, подумайте о своём сокровенном, - уже прошептал турок. 
Сиреневый свет в лаборатории уступил место голубому сиянию. Иногда раздавалось неясное потрескивание. Было непонятно, то ли это потрескивали угольки и порошок на подносе, то ли трескалось само пространство помещения. Потрескивание участилось и слилось в постоянный монотонный звук. Он внезапно прекратился и в лаборатории появился почти голубой эллипсоид, покачивающийся возле стола, за которым все сидели. По эллипсоиду прошла трещина, которая расширилась, и в помещении оказался средневековый монах. Он был прозрачен. Эллипсоид исчез. Монах прочно стоял на полу и слегка покачивался. Потом покачивание прекратилось, и контуры монаха словно бы сгустились, стали чёткими и определёнными. Все без страха, но с явным сомнением и удивлением рассматривали нового участника мероприятия. Монах пододвинул стул к столу и присел. Потом он заговорил сначала скрипучим, неясным голосом, но после нескольких неясных фраз, звуки его голоса нормализовались и стали внятными. Говорил он на непонятном языке, близком к немецкому. Это был древнеанглийский язык. Потом монах заговорил на более понятом английском языке. Юля стала хорошо его понимать и решила направить его монолог в более понятное русло.
- Кто вы, пришелец, - спросила она.
- Позвольте представиться. Роджер Бэкон. Францисканский монах.
- Так это вы, сэр Роджер?
- Собственной персоной…
Воцарилась тишина. Бэкон, помолчав, произнёс:
- Не хочу сказать, что вы меня звали, но так получилось, что вы меня пробудили от моего сна. Признаюсь, я пробудился с удовольствием. Давненько меня не вызывали. И куда же я попал? – почти игриво спросил францисканец.
- Сэр Рождер, вы в Венеции. Сейчас февраль 1854 года, - сказала Юля.
- Девочка, не называй меня сэр. Этим званием меня при жизни не наградили. Я просто монах. Называй меня фра Руджеро, раз я в Италиийских землях.
- Фра Руджеро, - сказал Сихирбаз, - раз так случилось, что вы попали к нам, а это, видимо произошло, что об этом мы все помышляли, можете ли вы рассказать о ваших опытах, которые вы проводили?
- Каких именно? Я проводил много исследований.
- О течении жидкостей, например, - предложил Рома.
- Жидкостей… Это так примитивно. Что есть материя? Это всё можно представить и посчитать. Я со своих молодых лет пытался всех убедить, что природу надо познавать с помощью расчетов. И меня не понимали.
- Но сейчас это все понимают, - вставил реплику Рома.
- Отрадно слышать. Значит, я был прав.
- Да, вы, фра Руджеро были правы. Сейчас в науке всё считается достоверным, если явление можно описать с помощью математики, с помощью расчётов.
- Это прекрасно! Значит, я не напрасно провёл отведённое мне время на земле.
- Не напрасно, фра Руджеро.
- Время, - задумчиво произнёс Бэкон. – Раз вы затронули это понятие, то хочу вам сказать, что время – это та же жидкость, которая течёт по жёлобу. А раз так, то, коли у жидкости бывают завихрения, то, я думаю, и у времени они, завихрения, могут быть. А раз так, то и время может течь в обратном направлении. Вот о чём я постоянно думал, когда меня бросили в темницу. Ах, как жаль, что я не смог до конца довести свои опыты. Мне не жаль, что меня лишили свободы. Мне не жаль, что меня лишили имущества. Мне в моей жизни жаль только того, что мои мечты не осуществились. Время ничто, только жизнь и мечты важны. А время ничто, так как её вихрь может перенести вас или меня назад или вперёд. Я это понял, когда рассматривал текущую из бочки жидкость по жёлобу. Закончим на этом. Отведённое время закончилось.
Фигура Роджера Бэкона стала нечёткой. Снова послышалось несильное потрескивание. И тут Рома, наконец, решился. Он сунул руку в карман. Там он нащупал практически раскалённый кварцевый шар. Руке стало больно, но Рома терпел. Он достал свой камень и аккуратно положил его в углубление в столе возле своего места. Фигура Бэкона стабилизировалась и замерла в ожидании продолжения опыта. Сихирбаз с изумлением смотрел на камень. Князь тоже.
- Роман Михайлович, откуда у вас этот камень? – спросил он.
- Я нашёл его в пещере на Монте Чимоне.
- Вот почему Я постоянно испытывал беспокойство во время нашего путешествия! Оказывается, всё время вы носили с собой ритуальный камень древних этрусков! Зачем же вы его взяли? Его надо было оставить на месте. Он принесёт вам разрушение. Я же говорил!
- Но я же тогда, на Монте Чимоне, ничего не знал! Князь, вы говорили об этом, когда кварцевый шар был уже у меня.   
Их прервал фра Руджеро.
- Я счастлив сейчас видеть все три камня вместе. Древнейшие сказания, древнейшая магия… Я вам сейчас что-то поведаю. В невообразимые времена земля была проста. Круглая поверхность плыла в равномерном течении времени. И великий космос устроен так же. Потом Божественной волей на земле появились стигматы. Их было три. Один был у нас, в Британии. Второй в Вавилоне. Третий в Италийских землях. И в каждом стигмате родились круглые кварцевые шары. Вот они, сейчас вы их видите все вместе. И время остановилось самым странным образом. Но потом оно снова, словно жидкость по жёлобу, потекло в своей нестерпимой жажде продолжения движения. Иногда, когда жидкость свободно течёт, несмотря на то, что ему ничего не мешает, оно всё равно испытывает завихрения и непроизвольно возвращается к своему истоку, создавая петли. Таковы Божественные законы. Их не в состоянии понять человек. Так всё устроено в нашем мире. Меня давно нет среди живущих на земле. Но вот я сижу перед вами. Почему? Потому что меня сюда принесло завихрение. И вас, сидящих за этим столом, может непроизвольно куда-то забросить. Сколько раз и с кем это могло произойти? Мне не известно.
- А мне известно, - сказал Рома.
- Откуда вам это может быть известно, мой юный друг? – спросил фра Руджеро. – Даже мне это не известно…
- Вам, может быть не известно, но… - Рома не стал продолжать.
Рождер исчез, растворившись в сумраке. Голубое сияние лаборатории угасло. Шары в углублениях стола обменялись почти незаметными искорками. Стало темно, будто наступил внезапный зимний вечер. За окном завыл ветер с лагуны. Угли на серебряном подносе совсем угасли. Сихирбаз позвал слуг, которые принесли горящие свечи. Хозяин встал и подбросил поленья в камин. Они весело затрещали, отдавая собранное в них тепло и свет. Сихирбаз сел на своё место и посмотрел в зеркало перед собой. Все сделали так же. Каждый увидел многочисленные отражения в параллельно стоящих зеркалах. Многочисленные, уходящие в бесконечность. Опыт был не окончен. Вой ветра на улице прекратился. Только дрова потрескивали в камине. Но и они перестали быть слышными. В наступившей звенящей тишине каждый внезапно что-то ощутил…
 
Видение первое. Князь Сан-Донато.
Я князь. Я италийский князь. Флоренция – мой родной дом. Но я русский. Россия. Русь-матушка. Ты далека. А я где? Я здесь? На землях Италийских? Или я на Урале? Шум… Все беспокоятся. Ждут чьего-то прибытия. Я Демидов? Или я Демид Антуфьев? Сын мой – Никита Демидов. Я ли? Или он царя ждёт? Твоей ли волей или так распорядился сам Господь, что тебя, сына моего, Никиту, сам царь по-братски целует? Царский поцелуй коварен. Особенно Петров. Сегодня он целует, а завтра, чуть что, на плаху? Но нет. Сын мой, Никита, в гору пойдёт. По всей святой Руси имя моё – Демид зазвенит. Целая династия по всей стране заводи поставит. Тонны чугуна выльет. Города поставит. Нашим оружием врага побьёт. Демидов сын я. Демидово племя. Зеркало… Что там? Муть одна. 

Видение второе. Граф В.
Где я? Куда попал? Кто тут против моей Руси? Всех преодолею, со всеми справлюсь!  Никому не позволю принести урон моему Отечеству! Эх, силушка моя богатырская! Дайте саблю мне в одесную. Война с турком будет. Или с немцем. Да не един я таков. И полк мой не один. Целые армии молодцов-рубак  Юлия, жена моя! Душа моя! Сердце моё! Как же так Бог распорядился, что слились мы с тобой в едино. В едино тело, в едину душу. Да только вот в зеркале я ничего не вижу. Плывёт изображение. Почему не вижу я там ничего? Чудно…   

Видение третье. Юля.
Что со мною будет? Я больна, видимо, скоро умру. Для чего жила? Какая польза от меня моей России? Господи! Дай мне сил выжить. Почему в зеркале за моей спиной проспект широкий? Университет? Машины едут? Тверская ли это улица? Парк над Москвой-рекой? Мост стеклянный? Увижу ли его снова? Иду… Выхожу на мост. Чёрная вода подо мной. Где же граф? Куда же он делся? Почему его нет рядом? Дверь впереди светиться. Нельзя мне туда одной. Сзади чёрная пустыня. Подо мной сквозь стеклянный пол вижу чёрные воды. Справа кто-то стоит. Слева кто-то стоит. Лица светлые, а чуть повернутся – тлен за ними. Куда мне? К двери сил нет подойти. Назад тоже нельзя. Кто это меня за руку берёт? К двери светящейся тянет? Рома! Тянет меня. К двери подводит. К двери светлой подводит. Не могу я туда. Без графа-то. Но Рома дверь открывает. Свет оттуда так в глаза и бьёт. Больно. Глаза открываю. На той стороне мама. Руки ко мне протягивает. Мама! Я здесь! Не могу к тебе. Сил нет. А Рома-то меня прямо к двери тянет. Толкает меня туда. К маме. Я и иду. Как? Рома! Я ты? А Катя?

Видение четвёртое. Катя.
Я женщина. Муж мой, Роман. Люблю его! Люблю до потери сознания. Он смелый. Он добрый. Он трудится на благо нашей семьи. Чтобы Петруша, сыночек наш, рос и стал достойным человеком для всех. А я уж всем им опорой буду. Я без него не могу. А коли ему что потребуется, так я всё до последней капельки крови ему, Ромочке, отдам. И Петруше. Куда они, туда и я. Я женщина. Я жена. Я мать. Я иначе не смогу. И не буду. Куда ж я без них? Куда ж они без меня? Дверь светящаяся впереди. Открыта. Мне туда? А Рома? Коли он туда не пойдёт, то и я не пойду. С ним останусь. И Петруша с нами… 

Видение пятое. Роман.
Я простой русский человек. Как все мы. А что сие означает? Да сильнее всех я! Ни враги, ни демоны со мной совладать не смогут! Сильнее всех, оттого что я просто русский. Кто сильнее меня? Да никто. Может, и не древний я богатырь… Я просто русский. Вот и всё… Сколько сил и желаний у меня! Я смогу. Я сделаю. И Катерина мне поможет.

Что узрел Сихирбаз в это время, осталось неизвестным.

Дурман рассеялся. Все сидели вокруг круглого стола. Все пришли в себя. И тут Сихирбаз заговорил…
- Я не знаю, что вы видели? Реальность ли это была? Я видел, что два больших корабля, на одном был флаг Османской империи, на другом Российский флаг Корабли приблизились, соединились бортами, и два адмирала скрепили пожатием рук союз. Что это было? Не ведаю. Сейчас в жизни всё не так. Война будет, полагаю, между нами. А сейчас хочу сказать об ином. Юлия, чувствую в вас иную силу. Не могу дать ей определение. Роман… Жжёт меня мысль о тебе. Не простой ты человек. Вижу, в вас неограниченные возможности. Что сейчас ощущаете?
- Господин консул, мне трудно дать определение своему состоянию. Чувствую, будут перемены. У всех нас. Только бы силы найти превозмочь беды. Только бы выход был из сложившегося состояния.
- Роман Михайлович, - продолжил турок, - вижу у вас впереди тёмный и извилистый путь. Но свет впереди есть. Надо только правильно выбирать дорогу. Вот что я решил. Пока не могу знать, поможет ли вам это моё решение. Три стигмата земли, три точки, породили три кварцевых шара. Они магические. Много веков они существовали сами по себе. Первый шар был найден в Англии. В графстве Уилтшир. Олд Сарум – так назывался небольшое поселение, где тысячелетия назад этот шар использовался для разного рода обрядов. Камень высоко ценили, так как с его помощью можно было призывать силы нижнего мира. Ко мне он попал самым странным образом. Обучаясь в Англии, я много путешествовал по стране. Однажды я заночевал на постоялом дворе в Олд Саруме. Ночью я услышал зов. Я вышел на холм возле древнего укрепление. Оно представляло собой огромный холм с плоской вершиной. Ночь была безлунной, и звёзды были разбросаны по всему небу. Я стоял, поражённый великолепием, созданным Всевышним. Снизу, по крутому склону холма ко мне приблизился светлый лик. Я подумал, что это Джибриль, посланец Аллаха. Он протянул мне длань и вложил мне в руку первый камень. Потом я странствовал по югу Персии. Там в пустыне, на гребне бархана я встречал рассвет. Перед самым восходом светила, ко мне опять явился светлый лик. Другой, не как в Олд Саруме. Это был Исрафиль. Он вручил мне второй шар. Два стигмата земли, два камня. Он мне сказал: «Ищи третий стигмат. Ищи третий камень». Но он не сказал где и как искать. Я долго ждал, я долго искал. И вдруг эта встреча. И вы, Роман Михайлович, достаёте третий камень из третьего стигмата. Может вас направил сам Микаиль? Так вот что я решил. Я передаю вам все три камня. Пусть они хранятся у вас…
Рома не знал, что ответить на такие слова и такой поступок Сихирбаза. Он взял три камня, сложил ладони вместе. В них лежали три кварцевых шара, касаясь друг друга. Иногда они обменивались искорками.

Внезапно, видимо, переутомлённая длинным, насыщенным и волнительным днём и всеми случившимися событиями, Юля побледнела словно полотно и потеряла сознание. Из уголка её рта скользнула тоненькая струйка крови.
- Джулия! Джулия! – вскричал граф, - что с тобой? Драгоценная ты моя!
- Что с ней? – заволновались все.
- Ох, ты беда-то какая, - закричал граф, - лекарства-то мы с собой не захватили!
Консул закричал, призывая слуг. Они вбежали, подхватили Юлю и положили её на широкую кушетку возле камина.
- Господа, прошу вас, приведите её в чувство. А я побегу в нашу гостиницу. Там жизненно необходимые лекарства. Я мигом! Тут недалеко.
- Давайте пошлём слугу! – предложил Сихирбаз.
- Я сам! Слуга не найдёт лекарства.
- Граф! Ночь! Будьте осторожны! – предупредил Демидов.
И граф, стремглав, понёсся по лестнице вниз. Впопыхах, он не обратил внимания на то, что схватил плащ Романа, а не свой. Внизу слуги уже открыли входную дверь, и граф скрылся в узком проходе переулка. Венецианская ночь царствовала на улице.