Сердце матери - 2

Лейла была старшей сестрой Раушан — женщина с добрым сердцем и тёплым взглядом, в ней жила какая-то особенная мягкость — та, что приходит с годами и мудростью.
Она работала в небольшом книжном магазине в центре Костаная. Магазин был старый, с деревянными полками, где пахло бумагой и новыми книгами. Каждый день она приходила туда в восемь утра, открывала ставни и с любовью раскладывала книги, будто детей по местам.
А дома её ждали трое сыновей — уже взрослые, самостоятельные парни. Старший — только вернулся из армии, средний и младший учились в старших классах. Муж, Малик, работал механиком в автопарке, был человек немногословный, но надёжный.
 Дом их был скромный, но уютный, с маленьким садом.
Лейла встретила Ажар, как родную дочь:
— Ну, проходи, сестренка, — сказала она, помогая снять с неё пальто. — Отдохнёшь, наберёшься сил. Всё будет хорошо.
С первых дней Ажар окружили заботой. Малик, не вмешивался в разговоры, относился к ней с уважением, а Лейла, словно снова почувствовала себя матерью — готовила, следила за режимом, приносила фрукты, заставляла отдыхать.
Беременность шла спокойно, но для Ажар всё вокруг было новым и немного пугающим.
Первые месяцы прошли с лёгкой усталостью и редкой тошнотой — она старалась не жаловаться, просто больше отдыхала.
К середине срока живот стал заметным, и движения ребёнка впервые напомнили о себе.
— Смотри, шевелится! — радостно сказала Ажар как-то вечером, положив руку на живот.
Лейла присела рядом, приложила ладонь — и в тот же миг почувствовала лёгкий толчок.
— Вот озорница! Уже заявляет о себе, — засмеялась она.
С того дня они часто разговаривали с малышкой. Лейла приносила из магазина детские книжки с картинками, гладила ткань, из которой потом шила пелёнки, а Ажар читала вслух короткие сказки.
— Пусть знает, — улыбалась она.
Иногда, по вечерам, они выходили во двор — воздух был прохладным, пахло яблонями и влажной землёй.
Ажар сидела на лавочке, глядя на звёзды, и шептала:
— Как думаешь, апа, на кого она будет похожа?
— На тебя, конечно, — отвечала Лейла. — Такая же красивая и добрая.
К концу беременности Ажар стала немного отекать, ей тяжело было ходить, часто болела спина. Лейла заботилась о ней, как могла: приносила тёплое молоко, делала лёгкий массаж, уговаривала не волноваться.
— Главное, не думай о плохом, — повторяла она. — Всё идёт как должно. Ты — сильная, у тебя всё получится.
И действительно, в эти месяцы Ажар словно расцвела. В её глазах появилось мягкое, почти материнское сияние.
— А ты не передумала? — спрашивала Лейла. — Может, останешься у нас? Всё можно устроить.
— Нет, — тихо отвечала Ажар. — Я не могу. Мне надо вернуться к родителям. Они меня ждут.
Лейла вздыхала, не спорила. В глубине души она понимала — девочка уже всё решила.
Однажды вечером, Ажар сидела у окна, задумчиво глядя на темнеющий двор. Лейла, убирая со стола, заметила её затянувшееся молчание:
— Что-то ты грустная сегодня, сестрёнка. Всё в порядке?
Ажар долго не отвечала и с трудом начала разговор. Поставила кружку, сложила руки и тихо сказала:
— Апа… я много думала. Когда всё закончится…. Я хочу попросить тебя, чтобы девочка осталась у тебя. Не ищи меня, не рассказывай никому. Пусть думают, что это твоя младшая.
Лейла обернулась, не веря своим ушам:
— Что ты такое говоришь?
— Понимаю, — ответила Ажар, стараясь держаться спокойно. — Но у меня нет выбора. Как я вернусь в родной аул с маленьким ребенком? Родители… они не выдержат, если узнают. Пусть думают, что я уехала работать. А когда вернусь — просто скажу, что всё не получилось.
Лейла тяжело вздохнула и села рядом.
— Ажар, ты уверена? Это ведь не просто — жить с этим.
— Уверена, — тихо сказала она. — Я хочу, чтобы у Айнур была такая мама, как ты. Добрая, мудрая, сильная. Чтобы у неё была настоящая семья — отец, дом, заботливые братья, которые будут защищать её. Я не смогу дать ей этого, апа… А ты сможешь.
Лейла молчала, глядя на Ажар. В её глазах блестели слёзы.
— Ты говоришь так спокойно, но я чувствую как тебе больно.
— Да, — ответила Ажар, с трудом держа себя в руках. — Но эта боль — правильная. Я просто хочу, чтобы она жила счастливо. Даже если не будет знать, кто я.
Повисло долгое молчание. Тиканье часов и стук капель из-под крана звучали громко и перебивали эту тишину.
Наконец Лейла взяла её за руку и сказала:
— Хорошо, сестрёнка. Я обещаю. Айнур будет для меня как родная. Только знай — если когда-нибудь захочешь вернуть ее, я препятствовать не буду.
Ажар не смогла сдержать слёз.
— Спасибо, апа… — прошептала она. — За всё.

Лейла обняла её, прижала к себе, погладила по волосам.
— Не говори спасибо, — ответила она. — Как же тяжело тебе приходится родная.
Был март. Весна только начинала пробуждаться — снег еще лежал в тенях, но с крыш уже стекала талая вода, и в воздухе пахло сыростью.
Ажар проснулась рано, от лёгкой боли внизу живота. Сначала подумала — просто тянет, как бывало раньше, но вскоре боль повторилась, сильнее и глубже. Она сжала простыню, задержала дыхание.
— Апа… — позвала она громко.
Лейла сразу проснулась.
— Началось? — спросила, уже поднимаясь с кровати.
Ажар кивнула.
— Кажется, да…
За окном постепенно светлело, и город просыпался. Лейла быстро собрала сумку — документы, пелёнки, воду. Малик вызвал скорую. Всё было спокойно, но в воздухе чувствовалось напряжение.
В родильном доме пахло антисептиком и чистыми простынями. Медсёстры сновали по коридору, говорили коротко и уверенно. Ажар лежала на каталке, слушая отдалённые шаги и своё учащённое дыхание.
— Не бойся, девочка, всё будет хорошо, — сказала пожилая акушерка, поправляя одеяло. — Молодая, сильная, справишься.
Схватки усиливались, время, словно застыло. Казалось, весь мир сжался до одного дыхания, до боли, что приходила волнами.
Часы на стене показывали почти полдень, когда воздух прорезал первый крик. Маленький, звонкий, живой. Ажар заплакала — не от боли, а от облегчения.
— Девочка, — услышала она чей-то голос. — Здоровая, крепкая.
— Айнур… — прошептала она, протягивая руки. — Пусть будет Айнур. Свет моей души.
Малышку положили ей на грудь. Тёплая, крошечная, пахнущая молоком и новой жизнью — Айнур пошевелилась, сжала её палец крошечной ладошкой.
И в этот миг всё, что было до — боль, страх, стыд, долгие месяцы ожидания — исчезло. Осталась только любовь.
Лейлу впустили через несколько часов. Она вошла тихо, на цыпочках. Ажар лежала на кровати, укачивая дочь и улыбаясь — устало, но счастливо.
— Ну, покажи, — шепнула Лейла, подходя ближе.
Ажар осторожно отогнула уголок одеяла.
— Посмотри, апа… у неё твои глаза.
Лейла рассмеялась сквозь слёзы.
— И твоя улыбка.
Она прижала малышку к себе, ощущая, как маленькое сердечко бьётся под её рукой.
Первые дни она не могла оторваться от дочери. Гладила крошечные щёки, целовала ладошки, слушала дыхание. Мир сузился до этих глаз, до запаха молока, до тёплого биения сердца под её рукой. Дни летели незаметно. Дом наполнился теплом и звуками младенца. Лейла помогала во всём — готовила, стирала пелёнки, ухаживала за малышкой. Но каждый вечер, когда дом затихал, Ажар долго сидела у кроватки, не в силах оторваться от маленькой Айнур.
Уже несколько дней Ажар не находила себе места. Она понимала, что момент расставания неизбежен, но сердце не принимало этого. Каждый раз, когда она брала Айнур на руки, чувствовала, как внутри всё рассветает. Она не хотела потерять  это чувство — этот тёплый комочек счастья, ради которого теперь дышала, — но знала: так будет лучше для них обоих. Она делает то, что должна, хотя этим решением лишает себя самого дорогого.
-— Может, все-таки останешься? — тихо спросила Лейла. — Айнур только начала узнавать твой голос…
Ажар покачала головой:
— Нет, Лейла. Чем дольше я останусь, тем тяжелее будет расставание. Надо возвращаться. Проведем сорок дней и я поеду обратно.
Она посмотрела на колыбель, где спала дочка. Маленькие ресницы дрожали, губы еле заметно шевелились, будто во сне она что-то говорила.
— Смотри, как она похожа на тебя, — сказала Лейла с улыбкой, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Те же глаза…
Ажар подошла ближе, присела и осторожно погладила дочь.
— Я знаю, — прошептала она. — Пусть у неё будет жизнь, полная тепла. У тебя доброе сердце, Лейла. Я бы хотела, чтобы у Айнур была такая мама, как ты. И чтобы рядом были твои мальчики — они станут ей братьями, будут защищать и любить.
Лейла отвернулась, вытирая глаза.
Весна вошла в город по-настоящему — улицы подсохли, солнце стало ярче, а по утрам в окно доносилось щебетание птиц. Прошло сорок дней, и по традиции малышку окропили водой, в которую изначально положили сорок серебряных монет и укутали в новое одеяло.
Через несколько дней Ажар собрала свои вещи, документы, и аккуратно сложила в сумку конверт с фотографией, которую сделала Лейла: на ней маленькая Айнур спала, прижав кулачок к щеке.
Ночь прошла в молчании. Ажар долго сидела у кроватки, прижимая дочку к груди. Тяжело ей давалось расставание.
— Прости, родная… я люблю тебя, — шептала она. — Ты будешь жить, будешь счастлива. Прости, что не смогу быть рядом… Я делаю это ради тебя. Чтобы у тебя была семья, чтобы никто не осудил тебя за мой грех  — шептала она, гладя крохотные волосы.
Ажар обняла её крепко-крепко, потом посмотрела в последний раз на Айнур — и быстро вышла, не оглядываясь.
— Я приготовила тебе еды в дорогу, — сказала Лейла, стараясь говорить спокойно и немного отвлечь Ажар.
Ажар кивнула, но слова застряли в горле.  В груди всё горело, будто кто-то вырывал кусок сердца. Лейла стояла рядом, не находя слов. Только тихо сказала:
— Я позабочусь о ней, обещаю.
Каждый шаг давался тяжело, будто ноги налились свинцом. На пороге она обернулась в последний раз.
На улице было солнечно, но Ажар не чувствовала тепла. По щеке скатилась слеза — много слез пролила Ажар за последние годы, как в ее жизни появился Балтабай. Они выехали на вокзал. Город ещё спал, улицы были тихими, только редкие прохожие торопились по своим делам. Лейла сидела рядом, молча. Когда они подъехали к вокзалу, по перрону уже шёл гудок. Люди суетились, кто-то обнимал родных, кто-то спешил к дверям вагонов.
— Спасибо тебе, Лейла, — сказала тихо, глядя перед собой. — За всё. Я никогда не забуду.
— Не вини себя, — ответила Лейла, сжав её руку. — Ты всё сделала правильно, никто не вправе тебя судить. 
Они пошли вдоль перрона. Вокзал был шумный, но звуки будто проходили мимо неё. В голове звенела только одна мысль: «Я оставляю её».
Когда подошли к вагону, Лейла помогла поднять сумку.
— Пиши, если сможешь, — сказала она. — Просто пару слов, чтобы я знала, что у тебя всё хорошо.
— Хорошо, — ответила Ажар. — Айнур… не говори ей обо мне. Пусть думает, что ты её мама. Так будет правильно.
Гудок прозвучал снова — громче, резче. Ажар шагнула в вагон.
Стоя у окна, она посмотрела на перрон. Лейла махнула рукой, и в её глазах блеснул свет, похожий на слёзы. Поезд дёрнулся, заскрипели колёса, и город начал медленно отдаляться. Станция, серые крыши, люди на перроне — всё уплывало назад, будто стиралось.
Ажар смотрела в окно, пока не стало невозможно различить ни людей, ни домов. Только полоска пути, уходящая вдаль. И ей казалось, что где-то там, в доме Лейлы, тихо плачет младенец. И этот плачь, она будет слышать всю жизнь — где бы ни была.