Ступаю ногой за край парапета

Так как мать съехалась вместе со мной к отцу, от новых конфликтов в семье это не уберегло, наоборот, скорее предвещало. Мать упрекала отца в безучастии, он в ответ бросал что-то резкое о её вечном недовольстве.

— "Ты никогда не знал, что происходило у нас, тебе лишь бы быть со своими ****ями!" — кричала мать.  - "Ты просто уехал и оставил нас выживать в той сарайке! Ты думаешь, что все так просто?  Я одна тяну всё и всех на себе, всё постоянно сама, думаю за всех и все решаю! А ты даже не интересуешься, как у нас дела!"

— "Я звонил когда мог!" - вскричал отец, его голос был таким же озлобленным, с хрипотцой.  

- "Даа? Неужели! А вот когда я тебе звонила ты всегда орал мне в трубку чтобы я тебе не мешала, должно быть, развлекаться с твоими прошмандовками! Ты ушел, когда она (я) родилась!"

Была ли я их дочерью для них обоих? Нет, не была, или была — да сплыло. Они ненавидят друг друга. Но ещё печальнее — они не любят и меня, а если и любят, то любовью больной, уродливой, которая душит. Как мучительно стоит мне понимание того что моё существование для самых близких людей стоит лишь повода для брани. Они и забыли, что я – плоть от плоти их, что я тоже страдаю.

Вскоре, я слышу как они начинают драться, мать визжит не своим голосом:

 -"Убери руки!"

- "Пошла вон отсюда!" - выталкивает её отец из комнаты.

... Я затаила дыхание, на глазах наворачиваются слезы, вскакиваю с кровати. Мать зовет меня, а я продолжаю стоять в оцепении в дверях своей комнаты и выкрикивая дрожащим голоском: "не трогай её!" - повторяющийся случай что с сестрой, но теперь, я защищаю мать... Мне не хватает смелости выйти из комнаты, нет, я не хочу видеть их бойню как в позапрошлые разы... Мать приходит в мою комнату растрепленная и гневная. А позже, когда я выглянула, то увидела как отец сидит в своем кресле с кровью на левом виске. 

Как я это ненавижу... Ненавижу и одновременно с этим очень сильно страшусь. Они снова начали драться, использовать бранные слова, доводить друг друга, я ничего не могу, ни помочь ни уладить, ни высказать того что считаю о них. Я не встаю ни на одну из двух сторон, меня гнетет их присуствие, а когда они снова сходятся в одной комнате, мне становилось до дрожи беспокойно от мысли что если они снова спровоцируют новые конфликты, и последствия выйдут ужасными. После таких случаев, я стала чаще уходить на прогулки в одиночестве, даже если за пределами дома мне было скучно, я желала отсуствовать, не появлятся в квартире до позднего вечера. 

Кровь-то одна, да будто проклятая...

Почему для простого продолжение рода и поддержание существования человечества, столько условностей как любовь и тому подобное. Что это всё вообще значит? (Моя мать говорила что любви не существует, вероятно, потому что сама в ней разочаровалась,  но так бывает, что человек не верит в то, чего не познал, с чем не сталкивался, и никогда не видел лично).  Просто ведь эта условность ценится словно без нее невозможно существование крепкого союза. Но, разве генетическая предрасположенность к воспроизводству не является достаточным стимулом?... Разве любовь на самом деле не простое завуалированное желание обладать? Подчинить другого человека своей воле. А ревность – все это лишь проявление первобытного инстинкта сохранения своего "имущества".

*** 

Правда выслушивать их ссоры мне оставалось недолго.

Мой старший брат был  на передовой с самого начала войны. Прошло два года совместного проживания и моему глупцу-отцу словно что-то торкнуло, он часто начинал разговоры о наших политиках, о войне и долге.

- "Негоже отцу сидеть дома, пока сын воюет" - цитирует отец.

- "Ты где таких фразочек набрался? И главное - куда собрался? Воевать? Сиди, рухлять старая."

Но, он уже всё давно решил для себя. Даже помню, как пару дней он разбирал вещи, какие возьмет с собой какие нам в квартире оставит. Мать, с покрасневшими от слез глазами приходила к нему в комнату и несколько раз, не просила, а требовала одуматься. Наступали заморозки, меня не отпускали на улицу и мне оставалось продолжать прятаться в своей комнате, стараясь не слышать их криков, но по прежнему проникаясь ужасом происходящего. Я помню что в тот период мать часто напивалась вином и шла к нему в зал, уже жалобно умоляя его остаться, ради нас. - "Ну уж хоть младшую дочь вырасти до совершеннолетия! Почему ты снова хочешь свесить ребенка и все проблемы на меня?!" Он её не услышал, и контракт уже вскоре был подписан. Я видела его в последний раз стоящим в прихожей, на пороге войны. Я не могла поверить, что он уходит, было неожиданностью, что он сможет так твердо решить - уйти на войну отказываясь от возможности дожить до конца дней своих спокойными буднями. Я молилась о его скорой смерти, только чтобы матери было лучше, я думала, это успокоит её душу и ему самому не придется страдать, но всё стало только хуже.

***

Больших усилий мне давалось понимать свою мать. Она задыхаясь от зверского гнева, клялась, что убьёт отца. Уверяя меня, что он тиран и источник всех её бед. Когда пришло известие о его гибели на войне, я ожидала увидеть мерзкую для этой ситуации гримасу блаженства, освобождение от ненавистного бремени. Но вместо этого она зарыдала. Её слёзы текли рекой, затопляя комнату скорбью, которая показалась мне лицемерной, ибо она оплакивала того, кого ещё не так давно проклинала. Чего она хочет? Ну-же, он скончался, попляши, наплюй, так скажем, на могилу, почему сейчас ты льешь слезы? Она говорила, что смерть на войне принимает по другому. Но, я считаю что вне зависимости от условий, места, причины в которых умирает человек, исход всегда один. Мать была безутешна. Ей нужно было выговориться, излить душу в бессмысленных разговорах о войне, о его последних днях, о том, как всё могло бы быть иначе. Ей нужно было облегчение, пусть даже теша себя в безумных фантазиях о том, как его стоило покалечить, лишь бы он не сбежал на войну. Она однажды промолвила, что я способна её выслушать, что я понимающий психологию человек, может, даже я могла бы ей разобратся в себе. (что я считаю не так.)

- "Ты не глупая девочка."

- "Да ну, я совсем тупая - как пробка, я-я... Я деградант, прокрастинатор."

- "кто?! " -  Мать разразилась хохотом - "Вот тут то ты и спалилась, они таких слов не знают."

Я смолкла, хотя присуствовало чувство облегчения что я хоть как то смогла поднять ей настроение, хоть и не нарочно. Однако дальнейшие события, были вовсе не радостными. Матери с сестрой отца предстояло опознание, договоры насчет поминальных обедов, и тому подобное, мой старший брат был сопровождающим груза (цинковых гробов) из зоны действий той войны, и тоже поприсуствовал на "мероприятиях". 

(Только в те моменты, как та же организация похорон мать была собранной, и будто отстраняла от себя эти переживания, чтобы достойно похоронить своего бывшего мужа.)

***

Восьмого февраля мать уехала на арендованной машине моего старшего брата, и даже не предложила мне поехать вместе. Потом меня забрали  только на поминки. На похороны я не попала, т.к она не хотела, чтобы я была там. Со слов матери, там и места не было, пол-церкви его коллег и родных, мне, точно нечего делать в том обществе, пусть нас и объеденила одна беда, но горя с событий я так и не  почувствовала  (каюсь, что мне не было жаль родного отца, я даю вам право судить меня.)

...Лицо отца, застывшее в рамке, буравило меня взглядом с того света. Мне казалось, что передо мной разворачивается жутковатая сюрреалистическая картина, в одно мгновение ока показались мне  отвратительные монстры в лицах родни что облепила поминальный стол, чьи маски скорби скрывали истинные намерения и грязные помыслы. Я знала, что стоит только закончиться этой траурной церемонии, как они, позабыв обо всем, весело разбредутся по своим домам, чтобы предаться обыденным радостям и порочным утехам. Эта мысль вызывала у меня отвращение. 

Рядом со мной сидела  мать с потухшим взглядом, и  брат что сидел ссутулившись, ковырял вилкой в своей тарелке. Сестры, к слову не было, поездка обошлась бы ей довольно дорого и длительно, а к отцу она не питала особой привязанности, как и я.

Осиротели. 

Одна неизвестная мне тогда родственница по его линии, пододвинула к себе портрет, капая слезами на стекло, и раздался её пьяный вопль. Мерзкие рожица родственников мигом искривились в немой просьбе женщине заткнутся. Очевидно, что отец, как и другой любой  человек оставил после себя клубок неразрешенных обид и недосказанностей. Оно и видно, что некоторым, будто было все равно насчет его смерти, а пришли дабы не получить осуждения.  "А что на покойников обижатся, я только жизнь себе портить  буду"- ответила моя мать. - Соглашусь с ее словами, глупо держать обиды на тех кого уже нет. Но и оправдывать и лгать о его святости не имеет смысла, человеком он был не из хороших, с её ранних слов он бил её и их первенца (моего брата), изменял. После вовсе покинул нашу семью, но продолжал её преследовать и угрожать дабы она не устраивала личной жизни ни с кем другим. Я родилась после развода, и от родни по отцовской линии пошли слухи что я "нагуленная" но увидев меня только первый раз, на поминках, они стали заговариватся как же я на него похожа, "папина дочка" и тому подобное. Вот же лицемерие.

Когда все закончилось мы поехали на кладбище.

У могилы толпились мы - я, мать, мой брат, сестра отца (не желаю упомянать ее в записях своей тетей).  Я стою глядя на холмик свежей земли,  на крест, и дату на нем, дату его рождения и смерти, он прожил почти 50 лет. И за все мои собственные годы отец был для меня далеким образом, чем близким человеком, так должна ли я чувствовать скорбь? В моих ли обязанностях припадать на коленях к его гробу, мазая себя в грязи  и поттаевшему снегу, ударяя руками по венкам, холмику земли, пытаясь столь нелепо достучатся до его безвольного, родного тела, утопающим в земле? Он же мой отец,  но единственное чувство, что я испытываю это  облегчение. И я должна корить себя за черствость, за отсутствие любви к человеку, который дал мне жизнь. Но разве он был мне отцом?

Небывалое чувство, будто ледяной ветер пронизывает меня насквозь  откуда-то извне. Будто его душа, неприкаянная и злобная, пытается меня укорить, холодит он сердце мое своим презрением. Меня накрыло необъяснимым страхом без возможности облегчения даже дыхательной практикой, что то не давало мне сбросить его со своих плеч. Я уже надеялась приглушить чувство его гнева с того света, повторяя в голове: "прости, прости, прости меня..."  

Оглядывая кладбище, у меня невольно появилось осознание бессмысленности человеческой суеты. Зачем все эти усилия, если в конце пути нас ждет лишь небытие? Задумавшись о бренности существования, я не могу не вспомнить о мелочах, на которые мы тратим большую часть своего времени. Суета ради суеты – разве не в этом проходит наша жизнь? Бесконечная погоня за призрачными целями, тщеславными амбициями, мимолетными удовольствиями... Пока одни упиваются жизнью, утопая в роскоши и безделье, другие рыдают над остывшими телами своих близких прокляная судьбу за ее жестокость.  Кто-то только зачат, кого-то уже погребают. 

Почему жизнь, лишённая явного смысла, всё же обладает ценностью? И вот оно, в моей голове зародилась вполне себе мудрая, как мне кажется мысль: ценность жизни состоит лишь в том что мы осознаем ее хрупкость...

***

Проявление странностей моей матери не ограничивались. Каждое утро она отправлялась в церковь, но не за упокой души отца, а ставить свечи за упокой его сестре и матери. Она часто произносила что то вроде: "Чтобы им не достались выплаты." (Потому что - семья бичей и алкоголиков, у них там свои личные счеты, даже отец как то промолвился что не хочет чтобы им достались выплаты, на случай чего.)

А потом, не получив помощи свыше, она этим "свыше"  решила сделать меня. Мать уверовала, что я обладаю даром исполнения желаний. 

"Ты у меня особенная" - бормотала она, заглядывая мне в глаза взглядом  надежды, граничащей с безумием. Начинались наши паломничества по церквям. Меня откровенно говоря - таскали, по святым местам, заставляя шептать молитвы и просить о деньгах. Но в церкви я ощущала себя необычайно гадко, омрачать это святое место корыстными желаниями матери казалось мне величайшим грехом. Я соучастница порочного преступления. А пристальный, запечатленный на иконах святых взгляд всё это время словно был обращен на меня с немым укором... 

Началось гадание и наведение порчи на картах Таро. Она верила во всю эту бредь и насылание порчи. Говорила, что я должна помогать ей, твердя, что у меня нет другого выбора. А я не хотела быть частью этого, но и не могла противостоять матери. Лишь разок, когда я отказалась участвовать в ее "обрядах", она, моментально вспыхнув, высказывала мне о том что я на стороне его родни, что я желаю ей зла, назвав отродьем, что сильно ранило меня. Как теперь посметь заявить о себе, когда во мне течет кровь "подхалимов"?  Я же всего-навсего продолжение тех, кого презирают. Махнув на всё это рукой (видимо ей надоело), начало проявлятся полное безразличие матери к повседневным заботам, она не готовила, снова захломляла дом мусором, прямо как тот, что в поселке. Я старалась не обременять ее, искала утешение вне дома, проводя время со знакомыми (все таки подобие "друзей" своего возраста я нашла.) Для меня уже было обыденностью - проводить больше времени на улице нежели в квартире, мне было всё равно если обо мне спохватятся. Главное слово - если.

 Когда меня приглашали в гости, я  старалась наесться там впрок, зная, что дома в ближайшее время меня будет ждать пустой холодильник. Порой, находя купюру денег или рассыпанную на земле мелочь, я, подобно нищенке, судорожно подбирала эти деньги и  стремглав бежала в ближайший магазин или ларек, покупая себе хотя-бы выпечку. Для дома едой закупались либо мать либо я, но и набирали мы немного, порой, даже издевательски мелочно - бутылка сока, пакетик выпечки на один вечер, фрукты, и всё.

...А как то я мельком видела криминальные передачи по телевизору, В одном из выпусков какой то программы рассказали, как одна женщина, мать-одиночка сбросила своих двоих детей с 8 этажа своего дома. Когда её обнаружили, то она сидела на лавочке и пыталась выкурить весь табак из пачки, тем самым пытаясь покончить с собой таким образом, а прыгать вслед ей было, видите-ли страшно. Чудовищный поступок. Мать на то и сказала: "как же я порой понимаю это состояние, когда обречена, с детьми на руках, без своего мужчины..." - она даже подчеркнула эти слова, испустив из своих легких тоскливый вздох и устремив недолгий взгляд мне в глаза. Я боялась, сильно боялась что она решит меня убить - собственная мать, что моя кончина произойдет внезапно, от ее рук, я думала что я доставляю ей лишних хлопот, и она прикончит меня в отчаянии... Я хотела узнать что таится в её сознании, действительно ли, от меня планируют избавится или я беспокоюсь до бредней? Она моя родная мать, она же желает мне только лучшего, но кто знает, когда тебе воткнет нож в спину даже близкий, я не питала уверенности к членам своей семьи настолько, что даже подозрительный алкоголик из подворотни казался мне добродушнее.  

Но я доверилась мнению что ничего не случится. Только вот с каждым годом я убеждалась, что она стала  помешаной на мести, кошмарным, безумным человеком. Я случайно для себя словила ее "на горячем."

- "Да чтоб ты сдох!" 

Она водила острием кухонного ножа  по лицам на фотографии, родни отца, и после, как в судорогах стала  сгибалась и приподнималась над столом с каждым ударом, бешено, непрерывно прокалывать бумагу со звуками стука лезвия по столу. Сначала по его матери потом по его сестре. И шептала: "Чтоб ты сгнила...", "Чтоб тебе пусто было...", "Чтоб ты мучилась.."

Это уже была не моя мать. Это была какая-то другая женщина, с чужим, искаженным злобой лицом. Хоть я сознавала, что она давно не в себе, и смерть отца подкосила её, но то, что я видела сейчас, было за гранью. Это было что-то первобытное, что жило глубоко внутри неё и теперь вырвалось наружу. Я не могла не думать о том, что эта человеческая сущность, которую я когда-то знала, теперь стала чуждой и опасной. Как легко человек выходит из строя? Достаточно одного удара судьбы.

***

(Никто по ее прихоти не скончался, но большая часть денег достались ей, как она хотела: "моральная компенсация за все годы" и "по справедливости". )

И всё-же доверие - хрупкая и неустойчивая вещь. В список существ которым можно доверять люди не входят, а если они и подписаны, то точно в самом низу мелким почерком. Измученная годами одиночного воспитания, мать все же приняла решение, которое мне тогда показалось предательством. Мое будущее, подобно пожелтевшему листу - оторвали от родной ветви и бросили на произвол судьбы. Мне предстояло в очередной раз переехать, но уже навсегда, жить у знакомой женщины моего старшего брата. Да ведь и ранее я замечала частые уходы матери, она говорила, что всё мечется по выплатам и прочим финансовым вопросам, таким как задолжность отца по кварплате, (моя сестра и мой брат уже давно там не прописаны, но с них все еще требовали денег.) Но оказывается она шла на встречи и обговаривалась с женщиной к которой решила меня отдать. Устроив мое "удочерение" без опеки, и прочей бумажной волокиты.

Сдали меня не женатой ни разу даме, именуемой Х. Ей было лет за 40, детей она не имела. Когда мать сказала мне, что отдает меня к другой женщине, я не произнесла ни слова в ответ, хотя мои губы мелко задрожали, но звук так и не вырвался наружу. 

Куда теперь приткнутся мои мысли, и остатки детства, которое только что оборвали на полуслове...

Неужели люди так легко отказываются от тех, кого когда-то называли семьей?

***

Прошагав чуть дальше от столпища людей. Женщина взяла меня за руку  и повела за собой до своего дома, а я шагала рядом и часто озиралась, рассматривая незнакомые здания и улицы... Прибыв с ней в ее двор, я сразу почувствовала холодок, проскользнувший по спине. И тут то я понимаю, что назад пути отрезаны, теперь я вынуждена жить в крупном городе, с чужим мне человеком что не вызывает моего доверия, а она, кажется вполне рада мне.  Опекунша встретила меня с распростертыми объятиями и ласковой улыбкой, но даже это не смогло рассеять нависшее надо мной предчувствие. Когда она подходит ко мне мой разум в этот момент находится в плену  удушающего страха. Сейчас я готова была в тот момент занять себя разглядыванием грязи под ногами, лишь бы избежать ее взгляда. Я ощущала за собой долг, одним своим существованием, потреблением её пищи и средств, я становилась паразитом, вредителем в её жизни. Мне хотелось исчезнуть, лишь бы не чувствовать этой гнетущей зависимости.  Я боялась своей неспособности соответствовать ее ожиданиям. Меня преследовали ночные кошмары, но самым частым сновидением являлась предыдущая квартира без двери на петельках. Дом без защиты, без порога за которым можно спрятаться от мира. Внутри сплошная пустота, вся мебель попросту исчезла. Голые кирпичные стены, которые начинают неумолимо надвигаться и сжимать пространство вокруг меня. Стены сужаются. Я кричу, но мой голос тонет в этой безмолвной агонии. Дом пожирает меня заживо. Я просыпаюсь в холодном поту с мелкой дрожью в руках, смотря на потолок, стены, убеждаясь что всё это пространство меня не поглотит, но я не могу избавится от чувства тревоги просто так. У меня зарождался беспричинный страх к высоким, каменным зданиям. Когда я поднималась по ступенькам до четвертого этажа я часто задумывалась о том, что по сути, не было бы сейчас здания, то я нахожусь на приличном расстоянии от земли... А что если именно этот кафельный пол, с колотыми трещинами, словно нарочито напоминая мне о моем страхе - обрушится подо-мной? Да не дай Боже!

***

Кошмары преследовали меня во снах и наяву. Кошмар в сознательном состоянии назывался жизнью. Только я проснулась как в реальности было ничуть не лучше. Моя опекунша интересовалась в чем дело, но я всё отмахивалась.

 ***

Музыка Вагнера звучащая из динамиков старенького радиоприемника, заполнила  маленькую кухню, откуда доносилась известная композиция  "Полет Валькирий". Звучало внушительно громко. В то время как опекунша спокойно помешивала ложкой сахар в чашке чая. Честно говоря, я даже засомневалась, хорошо ли она слышит, ибо она напомнила мне глуховатую старуху, которая даже при столь оглушительном треске аппарата будет ворчать на то, что музыка играет слишком тихо. Она заметила что я пришла в кухню, дождалась, пока я сяду за стол со стаканом воды что я налила себе из графина, тут же начала утреннюю беседу:

– "Знаешь, а у меня эта музыка никогда не ассоциировалась с полетом. Скорее, с каким-то морским наступлением. Представляются корабли с пушками… такая мощь, натиск."

-"А мне почему-то кажется, что кого-то казнят."

Она сначала рассмеялась, но потом ее лик принял скептическое выражение, удосужившись поднять на меня серьезный взгляд переспросила: - "Казнь? Ну, в этом что-то есть. "Какая-то торжественная, наверное. Масштабная."

Неловко и спешно увиливая от темы, я  издала саркастичный смешок, как бы высмеивая собственную «глупость».  Торжественная казнь под Вагнера. До чего же я иногда додумываюсь! Хотя захотелось спросить себя - почему именно казнь? Слишком часто, да слишком легко, я превозношу смерть, наделяю ее каким-то зловещим величием. Почему даже в  будничном диалоге я так легко и непринужденно говорю о ней?

 ...Неоднократно, у меня появлялось острое ощущение приближения собственной кончины, будто она наступит весной. О беспокойном чувстве стали прокручиватся различные неприятные мысли, в мой разум словно всаживали острие ножа по самую рукоятку, и лезвие внутри меня сыпалось на кусочки, оседая в глубинах разума, подобно грязи что невозможно вымыть даже самыми едкими моющими средствами. Успела ли я счастливо прожить свое бытие, а не существовать в безмолвной тишине собственных страданий, о которых никто никогда не узнает? Никто не видел мою уязвимость, мои душевные муки что тяготят меня, а я так и не увидела ничего хорошего в своей ничтожной жизни, неужели на этой ноте она и оборвется?... Читая статьи, как справлятся с этой проблемой - многие делятся мнением, что стоит смириться и раскаятся перед Господом Богом. Но, имеет ли смысл не религиозным людям посвящать последние дни, месяцы своей жизни,  приближением к нему, молитвами, раскаянием. С чего вдруг вера в божеств должна успокаивать людей? Разве не очевидно, что наша жизнь зависит от нас? Это перекладывание отвественности своей судьбы, в руки неизвестности. Если есть предчуствие - надо обследоватся у врачей, если есть очевидные проблемы со здоровьем, быть осторожнее и не иди на риски и к перенапряжению, возможно, продлить жизнь еще получится. В чем суть ходьбы по церквям и храмам, молясь и надеясь чтобы Бог смиловался и забрал твою душу в несуществующий мир как - рай вместо ада? У меня всегда возникали мысли что верующие отдали себя на растерзание чужой воле, в надежде, что кто-то свыше решит за них все их ничтожные проблемы. Люди будто входят в свои веры ценой отказа от собственной воли, от критического мышления, от самой жизни. 

...Что-то я отвлеклась, так вот что по чувству - это тревожит меня, и беспокоит даже в обычные моменты присуствовала постоянная тревога... И это предчувствие, всё-же оказалось не просто-так.

                ***

Мир для меня лишен красок, а жизнь смысла. Зачем мне дана жизнь которую я не смогу сохранить себе? Сдавленый вхлип доносится из моей груди, слеза скатывается по щеке... Я способна испытывать эмоции  по типу замешательства и охватившей сейчас тоски, только потому что я - человек. Не "мёртвое" невоодушевленное тело, человек, что сгорбился под терзающей душу тяжестью бытия. Все кажется таким непонятным, я никого и ничего не понимаю, мне приносит страдание мое непонимание, мое бесцельное бытие в этой свободе. Даже мать что привела меня на свет, теперь не вызывает во мне теплых чувств и кажется чужой. Я не нужна ей, а себе - подавно. Что уж говорить - одна кровь и гены не гарантирует того что с так называемыми "родными" людьми вы не будете вести между собой также, как с чужаками - неловко, боязно, с безразличием. У всех людей своя точка зрения, и каждый готов ее отстоять, у каждого свой взгляд на жизнь, и каждый будет думать что она верна, каждый станет делать то, что удобно ему, уставшая мать сделала свой выбор в пользу себя отдав меня другой женщине, понять я ее могу, но простить - наврядли... Одно негласное правило людского бытия что я заприметила: природа человека - это быть эгоистом, если он не таков, значит он больной. 

...Я пошла в ванную комнату, умыть лицо и привести себя в чувства. Мельком взглянув на свое отражение в зеркальце: немного расширенные, как обезумевшие глаза человека что только проснулся от кошмара, в них могло бы читатся: ни-че-го. Черты лица заострились, кожа потеряла всякий румянец, а цвет болезненно бледный, померкший... - "Ну вылитое выражение Сальвадора Дали" - с  иронией бормочу я себе. - в прочем, так оно и выглядит. Внезапная боль в области груди напомнила о себе, я нагнулась над раковиной, ожидая, пока первые неприятные ощущения спадут.  Может, мне стоит покончить с собой? Освободить себя от мучений путем саморазрушения..

***

В марте, не проспав и часу, я всю ночь провела время сидя в одиночестве своей комнаты до рассвета. Как только ненавистная мне женщина наконец ушла на работу, я поняла, что  готова к осуществлению затеяного. Но ранее, я сознавала что хочу покончить с собой но не могла. Все мои жалкие потуги разбивались о трусливую мысль - "а что, если у меня не получится" а не - "всё же я не готова умирать..." Почти каждое утро (часов так 4-6) сопровождалось моими истериками, однажды, оставшись в один из таких моментов борьбы с собой, я стояла на коленях у входной двери в прихожей тщедушно ревела, думая: "а стоит ли оно того..." До чего же жалкой я казалась себе в эти моменты. На самоубийство идут отчаявшийся, на убийство - решимые, увы, я отношусь к первой категории.

***

Я добралась до озерного парка в нашем городе. А в голове всё тоже:

"Ради чего мне продолжать жить? Я заставляю себя делать это, но внутри я ощущаю что полностью опустошена, терпеть происходящее я больше не в силах, либо я скончаюсь от сердца, либо от своей руки прервав душевные и телесные страдания что тяготят меня день за днем. Все эти слова отвращения вкусят на губах, потому что жизнь далеко не сахар, жизнь - сущий кошмар, который не имеет ничего прекрасного кроме морального истощения с течением времени и бессмысленных действий чтобы заполнить её строки, так называемой своей биографией, прежде чем впасть в непрерывный "сон"... Моя критическая отметка усталости достигнута. Мне горько. Здоровье истрачено в молодые годы, а адекватного будущего у меня возможно не будет...  Хочется кричать и звать на помощь, но я знаю, что никому нет дела до малосущественной души вроде меня. 

Я делаю глубокий, и последний в своей жизни вдох, впервые делая попытки насладится воздухом что вскоре покинет мою грудную клетку. Осматриваю манящую водную гладь, что отблескивала изредко проникающими через тучи, лучами солнца. Я поднимаюсь, оперевшись локтями и задирая ноги на перила моста, удобно усиживаясь на них, прежде чем... Мое тело чувствует кратковременную невесомость, в процессе падения я прикрываю глаза. Уже оказавшись в воде, холодная жидкость окутала мои конечности прежде чем постепенно ухудшать слух. Мороз пробирается до костей и ощутим слишком сильно. Глаза застилает вода, что немного щиплет, а уходящий вид поверхности уже размыт. Я неожиданно для себя делаю вдох с открытым ртом, но из моего рта пошли пузыри, что поднимались кверху и тут же лопались. Легкие жгет, нос и уши заложены леденящей водой. Несмотря на предсмертные, неприятные ощущения, я почувствовала что это то, что возрадует меня. Это столь желанное чувство освобождения от собственных оков мук и жалкого тела. Неужели я так легко могла осуществить свою цель? Мое тело стало опускаться на дно. "Я должна была это сделать раньше..." - отзывается последняя мысль в моем разуме. И ведь разве можно винить меня за то, что я мечтаю о забвении, о сладком, безвозвратном небытии?