Девятнадцатое слова назидания Святость оленя и стр

Эта история произошла так давно, что никто не помнит когда. Этот фольклор, похоже, до сих пор живет в памяти казахских аулов, среди тюркских народов и казахов, живущих в других странах. Я услышал ее от одного акына и от моего деда. Что эта история? Пример? Хорошая она или плохая? Радость или горе? Или, может быть, совсем другая мысль? Пусть это будет выбором читателя. Кто найдет в ней урок, пусть возьмет его! Главное, чтобы каждый казах не забывал о том, что произошло! Пусть поймет страдания войны и вечно живет в мире!
События происходили в одном ауле на территории бывшей Российской империи, то ли в Оренбурге, то ли в Омске, то ли на Алтае. В общем, в Сибири, которая раньше принадлежала казахам. В этом ауле, спасаясь от притеснения русских, наш герой вместе с матерью бежал в лес и поселился в заброшенном доме. Чтобы не умереть с голоду, он охотился на зверей и пил воду из ручья. Российская империя прилагала все силы для ассимиляции, но, судя по нашим дням, у них это не очень хорошо вышло. Шли годы, и дом наполнился жизнью, обрел свое лицо. Он был полон шкур животных и птиц. Мать шила из них одежду для себя и для сына. Она восхищалась своей работой, но сетовала: "Эх, показала бы я это старухам из аула! Как ужасны времена!" Иногда она отправляла сына продавать изделия на базар через одну богатую русскую девушку, влюбленную в него. Та платила ему всего 10 тонн, или 10 медных монет. А отец девушки продавал их своим соплеменникам за огромные деньги. На все вырученные монеты бедняк покупал матери хлеб, муку и новые нитки с иголками.
Кто был у бедняги, кроме матери? Его отец умер еще до его рождения. Почему? Потому что был другой национальности. Русские отправили его душу в ад.
Когда сын уходил на охоту, мать готовила ему еду, давала в дорогу и, весь день делая одежду, ждала его у двери. Однажды, хотя в доме было вяленое мясо, она не была удовлетворена. В тот день мать сказала сыну: "Не ходи на охоту, сынок, ведь у нас есть еда! Зачем тебе выходить? Лучше отдохни!" Но он не прислушался к ее словам. "Хорошо, мамочка, завтра тоже отдохну", – сказал он и ушел на охоту. Охота была для него словно месть злодеям, убившим его отца. Это было похоже на подготовку к восстанию, чтобы его мозолистые, окровавленные руки были готовы к точному выстрелу.
В ту ночь его охотничья сумка была полна. Он наполнил тушами зверей двухметровую кошму. Чтобы облегчить ношу, он снял шкуры с волков и лис, выбросив их мясо как харам (запретное), и аккуратно связав птиц и немногочисленных зайцев, потащил их за собой. Он ушел дальше, чем обычно. "Джинн или призрак?" – подумал он, увидев какую-то тень, которая бегала туда-сюда. Он стрелял в пустоту, думая, что это волк, который хочет отомстить. "У страха глаза велики!" – успокаивал он себя, читая знакомые суры, держа нож в руке и зарядив ружье, и быстро шел, замерзая.
Может быть, это Бог испытал его жадность? Или случилось какое-то зло? Перед ним появился олень. Ах, его шкура сияла, как золото, освещая ночь, как день. Когда он ел мясо оленя в последний раз, он с трудом мог вспомнить вкус. Слова матери шептали ему в оба уха: "Охоться мало! Это живое существо, сынок, ты навлечешь на себя грех!" Но он подумал: "Все говорят, что олень – священное животное, а если оно священно, значит, и его мясо священно и вкусно!" Радостно выстрелив в оленя, который медленно шел к нему, он увидел, что это была олениха. Он понял это по молоку, которое шло из ее сосцов. До самого рассвета он искал ее детёнышей, но так и не нашел и вернулся домой с добычей. Когда на следующий день сын разделывал тушу, оказалось, что олениха была беременна. Тогда мать пожалела недоношенных оленят. Даже если бы они родились, они бы не прожили долго. Мать снова отругала сына за жадность. Она хотела ударить его, но было стыдно, ведь он уже был взрослым мужчиной, но и не бить его было нельзя, потому что он не слушал мать.
Время не стоит на месте. Оно быстро летело, и хотя мать нашего героя достигла преклонных лет, силы ее не покидали. Несмотря на то, что она была смелой казахской женщиной, ее материнское сердце хотело понянчить внуков. Но сын хотел сохранить чистоту крови, поэтому он был еще холост. Он не слушал советов матери: "Даже животное – живое существо! Не охоться слишком много!"
В тот день, чтобы избежать разговоров матери: "Хоть ту русскую женщину возьми в жены, она ведь до сих пор тебя ждет", он снова отправился на охоту и ушел дальше, чем в другие дни. Может быть, это было проклятием, потому что он заставил мать волноваться? В тот день ему не попался даже маленький заяц. Как назло, небо загрохотало, хлынул ливень, и ветер начал тихонько свистеть. Он шел и шел, и дорога казалась бесконечной, он весь вымок. Он привык к таким капризам природы, но в этот раз к ним примешались тревожные мысли. "Я ни за что не буду якшаться с русскими", – думал он, как бы он ни хотел сохранить чистоту крови, он был несчастным, который родился слишком рано и ничего не мог сделать.
Может ли материнское сердце не волноваться за своего ребенка? Она молилась и читала суры, желая ему благополучия. И вот снова перед сыном появился олень. "Значит, мои долгие поиски не были напрасны", – подумал он. Завтра он снова будет есть это вкусное мясо. Он взял ружье и, даже не прицелившись, выстрелил. Когда он подошел, то, о Боже, это была его единственная мать, которая накинула на себя шкуру животного. Он выстрелил так точно, что она не успела сказать своего последнего слова.
Сын в ужасе обнял свою мать, зарыдал, глядя то вниз, то на небо, понимая, что помощи нет, и произнес: "Если моя смерть от тебя, скажи, родная мама, зачем я родился от тебя? Открой глаза, моя дорогая мама! О, Боже, скажи, в чем моя вина? Твоя смерть пришла от твоего собственного сына? О, Боже, скажи, в чем моя вина, как мне жить без матери? Прости, прости, мама, сегодня-завтра я тоже приду к тебе!" Он плакал так, что слезы закончились, и пошла кровь. Он рыдал целые сутки, семь часов. С рассветом он начал рыть могилу для матери своими руками, не обращая внимания на кровь, которая текла из ладоней. Ему казалось, что это не его кровь, а кровь зря убитых животных и, самое главное, кровь его матери. Он почувствовал всю тяжесть. Не зря казахи говорят: "Если убиваешь святыню, порежь себе ногти!" Он похоронил ее в одиночку, прочитал за нее намаз.
Чтобы смыть кровь со своих рук и тела, он пошел к ручью. На этот раз он отнесся к обряду со всей ответственностью, набрал воды в кувшин и омылся. Он не чувствовал холода воды, его глаза были красными и выпученными, как у партизана, вернувшегося с войны. Чтобы исполнить последнее желание матери, он пошел к той русской девушке. Но все же отказался отдавать свое драгоценное азиатское тело, взял в руки ружье, сделал омовение и, не роя могилу рядом с матерью (земля все равно бы его не приняла), прочитал свой последний намаз, посвятил его матери и застрелился.
Был ли прочитан над ним последний намаз, джаназа, знал ли он, что самоубийство ведет в вечный ад? Неизвестно. Известно, что он хотел, чтобы его страдания закончились, но не только это! В ту ночь он не ссорился с матерью, он всю жизнь уважал ее и никогда не повышал голос. В конце концов, проклятие оленят ударило по нему? Послушал ли он зло? Увидев это, Бог забрал его мать в другой мир, а тело сына... кто его похоронил, неизвестно. Известно лишь, что из него медленно ушла теплота.
Одно небо, одна земля, но два разных мира. Бесконечная борьба за богатство и бедность! За священную землю на бумаге, за национальную идеологию! Вместо воды текла красная, не остывшая, священная кровь! Вместо белого снега шел черный, холодный пепел! Вместо кислорода – вонючий серый дым! Вместо щебета птиц, которые будят на рассвете, грохот оружия, который не дает уснуть, а если пуля попадет – вечная трава на земле будет кроватью! Вместо детского смеха – рыдания и слезы, вместо счастливой матери – одинокая вдова, которая заблудилась. Один за другим юрты сгорают, и вот еще один шанырак (очаг) пал, и это не может не ранить сердце!
Чтобы жить в мире, нужно быть сильным и умным!