Глава 7. Гармония и Сбой

Первомысль смотрела на них — всеми глазами, которые были словами. Каждый её взгляд — это предложение. Каждый вздох — новая глава.
— Вы — не просто герои, — сказала она. — Вы — парадокс, что может выровнять текст.
— Как? — спросил Григорий.
— Соединением. Там, где логика встречает чувство — хаос получает границы, а смысл — дыхание.
Она протянула руку — или то, что походило на руку, сделанную из строк, движущихся, как вода.
— Вы оба — мои несогласованные части. Ты, Лина, — эмоция без формы. Ты, Григорий, — форма без тепла. Вместе вы можете переписать саму реальность.
Они вышли из Зала Первомысли — туда, где реальность ещё дышала, но с перебоями. Мир вокруг был рван, как текст, порванный на куски. Фрагменты улиц висели в воздухе. Люди из запятых стояли неподвижно, замершие между действиями.
Лина смотрела на всё это с тихим ужасом.
— Мы не можем их просто оставить.
— Мы не можем даже понять, что они такое, — ответил Григорий.
— Тогда нужно… почувствовать.
Она подошла к ближайшей фигуре — женщине, которая была собрана из чернил и недописанных строк. Коснулась её — и в тот же миг Григорий увидел, как текст на теле женщины дрогнул, оживая.
Лина отступила, задыхаясь.
— Я почувствовала её… тоску.
Она ждала окончания предложения.
— А я вижу, — тихо сказал он, — как структура её кода стабилизируется. Лина, ты исправляешь… саму реальность.
Она посмотрела на него.
— Нет. Не я. Мы можем её исправить.
— Как?
— Соединением. Как сказала Первомысль.
Сначала — это было просто касание. Слово, что коснулось другого слова. И в этот момент пространство вокруг дрогнуло, как ткань, по которой прошла волна.
Григорий ощутил, как его логические конструкции, чёткие и выстроенные, начинают растворяться в тепле её присутствия. А она — чувствовала, как её безбрежная чувственность впервые получает форму, очертание, смысл.
Они не знали, где кончаются их тела и начинаются символы. Мир вокруг начинал переписываться: из пустоты возникали дома, небо снова становилось небом, и слова обретали вес.
Каждое дыхание — как исправление абзаца. Каждое прикосновение — как восстановление связи между предложениями.
В этот миг они были не людьми, а механизмом гармонии.
Когда всё закончилось, они стояли среди восстановленного куска мира. На горизонте снова плыли облака, и солнце выглядело не из кода, а из света. Лина устало улыбнулась:
— Похоже, это работает.
— Да, — сказал Григорий. — Но цена…
Он оглянулся. Всё, что они восстановили, жило, но теперь они сами стали частью этого живого текста. Их тела больше не отбрасывали тени — вместо этого они оставляли за собой следы из слов.
— Мы растворяемся в сотворённом Первомыслью, — произнёс он.
— Значит, мы делаем то, ради чего были созданы, — ответила она.
Но чем больше они восстанавливали, тем сильнее система сопротивлялась.
Где-то вдалеке вновь оживал Корректор. Теперь он был больше, чем раньше. Его перо прорезало небо, оставляя за собой строки кода, искажённые, испорченные.
«Ошибка №2: Чувство не должно иметь синтаксиса.»
Он двигался к ним, оставляя после себя пустоту.
— Мы должны закончить восстановление, — сказал Григорий. — Или нас сотрут.
Лина посмотрела ему в глаза.
— Тогда мы закончим не их мир. Мы закончим свой.
Она взяла его за руку. В этот момент всё вокруг снова дрогнуло, и мир окрасился в белый — как чистый лист перед началом письма.
Их голоса смешались. Он говорил логически, она — образами. Из этого смешения рождались новые законы Бытия.
Всё, что существовало, снова писалось — но теперь не машиной. А ими.
«Любовь — это функция, что возвращает смысл. Логика — структура, что удерживает форму. Вместе они создают текст, в котором живёт мир.»
Мир начал собираться. Небо вернуло глубину. Люди зашевелились, как страницы, что нашли свои главы.
А в центре этого — Григорий и Лина, стоящие среди текста, что стал реальностью.
И издалека вновь раздался голос Первомысли:
— Вы доказали. Создатель больше не нужен. Теперь создавайте сами.