Сережкина судьба

Не спалось. Вагон старый, раскачивало на поворотах, трясло на ухабинах, будто в кузове машины, едущей по бездорожью. Знал ли это машинист? Наверное, но он не таксист, не водитель пассажирского автобуса, у него другие законы – расписание, добраться от точки А, в точку Б в такое-то время, без опоздания.
Женщина, сидевшая напротив меня, смотрела в одну точку, в полоску черного окна, не закрытого до конца шторками, в которой иногда мелькали фонари, освещавшие железнодорожные переезды, промежуточные станции. Ей не спалось. Думала ли о чем-то она в это время? Если да, то о сыне, с которым утром должна была встретиться. Встретиться, чтобы расстаться.

После контузии на боевых, он лечился в городской больнице, и вместо того, чтобы потом отправиться после этого домой – на короткий отпуск, отказался от этого. Он болел за друзей, остававшихся без него на передовой.

Мать не могла понять сына, как он мог так поступить, не сообщив ей вовремя о том, что был ранен. И только позавчера, нечаянно об этом он ей признался в телефонном разговоре. И она, бросив все, ехала к нему…

Виктор молча слушал ее разговор с соседкой. Узнал, что она вдовица. Ее муж погиб в Афганистане. Влюблены они были друг в друга, наверное, все десять лет, – с первого класса по десятый. Закончив учебу в школе, поженились, а в мае ее Сергей был призван в армию, в Афганистан и – не вернулся.

То, что ее фамилия Скоробогатова, узнал благодаря проводнице, проверявшей у пассажиров паспорта с билетами. Услышав, сердце у Виктора защемило: не Сережкина ли это жена?

Легонечко, когда женщины разговаривали, спросил, в каком году погиб ее муж: даты совпали со смертью его товарища. Ее сыну тридцать девять лет. Тоже совпало: он его видел только на фотографии. Присланной его женой в Афганистан. А когда узнал адрес ее проживания, еще сильнее защемило сердце Виктора. Да, этот тот – Сережка Скоробогатов, с которым он служил в учебной роте, потом были направлены в Кундуз, где располагалась их мотострелковая дивизия, в один взвод, в одно отделение. Он был пулеметчиком, Сергей – стрелком.

Первый их выход на боевую операцию по счастливой случайности прошел в июне, когда было жарко. В ущелье, переходя через арык, заросший кустарниками с обеих сторон, напоролись на душманский отряд. Семь шурави против большого скопления хорошо вооруженных и имеющих опыт партизанской войны душманов, глупая смерть, как и эффект от того минутного боя.

Холодная вода, обжигавшая ноги ледяным «кипятком», быстро добралась до костей всего тела, зубы не находили себе место, стучали барабанной дробью друг о друга, свело суставы колен и локтей. Как выдержали те полтора часа стояния без движения, уму непостижимо.

Спасло эхо взрывов, раздавшихся где-то рядом. Моджахеды сорвались с места и ушли.
Во скольких операциях участвовала их рота, батальон, полк, со счета сбились. Вместе с тем сопровождали колонны техники, прикрывали маршруты их движения через горные перевалы, арыки, зеленые зоны. Не раз сталкивались с душманами.

Файзабад, Кундуз, Панджшер – их центры, обеспечивающиеся оружием из Пакистана, «повстанцами-моджахедами», никогда не жившими здесь, и набивавших свои карманы американскими «зелеными», английскими фунтами, здешними афгани. Их премии оценивались жизнями шурави и афганских революционеров, их семей.

Приближался горизонт окончания службы, наполненный мечтами, и главной из них – вернуться домой.

В марте готовилась новая армейская операция на территории Файзабада. Их батальон поднимался на вершины Гиндукуша, переходя вброд арыки, впадающие в большую реку Кокча. Задача, занять господствующие высоты, взяв отряды душманов в клещи, не дав им выйти из окружения. Вся дорога «Кундуз – Файзабад», протянутая ниточкой внизу, была наполнена уничтоженной душманами техники: автоцистерн, грузовиков, афганских автобусов, пикапов…

В те дни операции, Файзабад мок под проливными дождями, чем выше поднимались, тем холоднее становилось солдатам. Их одежда, набухшая влагой, не только тяжелела от этого, а и превращалась в наждачную бумагу, натиравшая кожу до крови. На вершине, на которой устроили засаду шурави, лежал снег, покрытый ледяной коркой. Ветер-ураган пронизывал холодом до костей, продувая тело сквозь обледеневшие бушлаты. Кожа ладоней прилипала к железу оружия.

Двое суток просидели там. Двое! Сухари, галеты, рафинад, тушенка с перловой кашей, не давали организму той внутренней энергии, чтобы хоть бы на минутку согреть солдатские тела.

Команда на спуск уже не радовала, а больше пугала. Камни покрыты льдом, закрыты снегом. Несколько, впереди идущих ребят, сорвались вниз. Живы ли? Об этом не думалось, а только о том, чтобы самим не покатиться, собирая за собой ком из сослуживцев. Один солдат, идущий сзади, громко вскрикнув: «Мама», – упал. Замерз на ходу и умер... Поочередно они его тело, и еще трех других ребят, несли на себе. Виктор еще не знал, что одно из них было Сережиным. Только внизу, когда их положили в вертолет.

…Когда соседка по купе показывала фото своего сына, на одной из них, черно-белой, Виктор увидел портрет Сереги в военной форме.

На душе защемило. Еле сдержался, чтобы не показать этой женщине, что он не просто знал ее мужа, того двадцатилетнего паренька, а был его другом: полтора года служили в одном отделение.

Помогая спуститься с вагона этой женщине на станции, услышал громкий оклик: «Мама». Это был ее сын и Сергея. Виктора шатнуло, еле удержался за ручку вагона, чтобы не упасть. Не помня, как поднялся в тамбур, потом, зашел в купе. Уткнулся в подушку и плакал.