Печалька у Ростовцевых 4

На следующий день с утра я выхожу играть в крикет. На мне лиловое платье, и сам цвет его говорит о многом. Лиловый шелк как будто шепчет, развеваясь на ветру:
-Да, я теперь замужем… но на самом деле, это совсем, ну просто совсем ничего не значит…
Вместе со мною, в крикет играет Олег, сын Ростовцева. Это красивый, широкоплечий молодой человек лет около двадцати или чуть более того… У него бледно-голубые глаза, точь-в-точь как и у Ростовцева-старшего, густые темно-каштановые волосы, темные собольи брови, нос с легкой горбинкой, красиво очерченные губы. Я знаю его с детства, но мы почему-то никогда не дружили. Может быть потому, что Олег все свои зимы проводил в Петербурге, в гимназии, то время как моя семья безвылазно жила в Коломне.
И вот теперь Олег показывает мне, как нужно правильно держать деревянный молоточек, когда бьешь по мячу. Его рука скользит поверх моей и отпускает меня только тогда, когда сам Андрей Иванович останавливается неподалеку от нас и из седла своей лошади кричит своему сыну:
-Олежек! Ты готов?! Как вчера хотели, за зайцами…?
Олег вздыхает, отпускает мою руку, покорно говорит отцу:
-За зайцами, так за зайцами…

Когда оба Ростовцева уезжают со двора, я долго еще стою на зеленой лужайке, вертя в руках молоточек крикета, и думаю про себя:
-Если я хочу себе молодого любовника, то мне нечего ждать, когда князь Смирнитский захочет быть со мною… Если я хочу себе молодого любовника, у Андрея Иваныча есть сын Олег, и он живет совсем рядом, в третьем этаже поместья, и я могу видеть его постоянно, как только захочу…
От этих мыслей меня отвлекает хруст копыт по гравию подъездной аллеи, и я вдруг вижу перед собою ни кого-нибудь иного, как молодого князя Владислава Смирнитского верхом на длинноногом, породистом скакуне. Это тот самый Владислав, из-за которого Андрей Иваныч устроил мне давеча большую порку. Я снова делаю Владиславу глазки, благо Андрея Ивановича рядом нет…
-Они уже уехали? Я опоздал за зайцами? - говорит Владик, спрыгивая со своего жеребца…
-Да, они уж как полчаса назад уехали… хотите партию в крикет? - говорю я Владиславу. Он хочет, конечно же… И, поскольку я играю в крикет так же плохо, как и полчаса назад, молодой князь начинает учить меня, как нужно держать молоточек… и вот уже мои руки в его руках, его дыхание на моей шее, его тихий шепот в моих ушах…
-А Андрей Иваныч не прознает, что я вас тут крикету учу, Настенька? - говорит мне Смирнитский, с легким смешком…
-Ах, какие пустяки… - смеюсь я словам князя, нарочито храбро, не желая признаваться, что при мысли об Андрее Ивановиче у меня просто поджилки трясутся и начинается дрожь в коленях…
…и я даже сама не знаю, насколько это плохо, что с прошлой ночи я вдруг стала побаиваться Андрея Ивановича, и что, однажды побывав в его постели, я уже опасаюсь, что мне снова придется туда вернуться.
Когда человек, которому ты бесконечно доверяешь с самого детства, вдруг оказывается не добрым дядюшкой, а строгим и весьма требовательным супругом, это не просто пережить… ведь теперь я больше не смогу обнять моего дядю Андрея, как когда-то в детстве, и со слезами на глазах сказать ему:
-Дядюшка, меня папенька высек… дядюшка, пожалейте меня…
Нет, я никогда так больше не смогу сказать Андрею Иванычу… все наши с ним дружеские отношения в прошлом… отныне он мне не добрый дядюшка, теперь между нами все будет всегда, совершенно по-другому.
Эти мысли меня так огорчают, что на глаза мне сами собою наворачиваются слезы. Я щурюсь, чтоб Владислав не заметил моих слез, гляжу на солнце, чтоб слезинки в уголках глаз высохли побыстрее, и говорю князю Владиславу:
-Что-то я устала от крикета, Владик… Пойдемте лучше чай пить!
Мы идем к дому, и Владик пытается выпытать у меня, как прошла моя первая брачная ночь с Андреем Ростовцевым. Я бесконечно отшучиваюсь, не желая признаваться в том, что граф Ростовцев заметил нашу с Владиком взаимную приязнь, из-за которой мои ягодицы пострадали от розог…