Об особой энергетике места

Об особой энергетике места или Земля обетованная.
В Дарасунский военный санаторий ехал с особым интересом и желанием.
Во-1-х, согласно официальной информации, это был один из лучших военных санаторием Сибири и Дальнего Востока.
Во-2-х, привлекал сам регион с его историей, легендами, природными красотами. Здесь возникали степные цивилизации. Зарождались потоки великого переселения народов.
Где-то там (по взгляду из Москвы совсем рядом), на берегах сакральной для многих кочевых народов реки Онон родился Чингисхан, признанный ЮНЕСКО человеком 2-го тысячелетия. Здесь он начал создавать свою империю, и здесь же, под ложем реки был похоронен.
Опять же где-то там, на одной из вершин горного массива Алханай находится святыня северного буддизма «Храм-ворота».
Там, на просторах великой степи в самом солнечном регионе России можно натолкнуться на выход на поверхность целебных источников, вокруг которых издавна формировались энергетические центры, до сих пор не до конца исследованных и изученных (и курорт Дарасун один из них).
Веками люди у этих источников лечили свои физические и духовные недуги, обретали гармонию и покой на лоне удивительной природы.
Поныне шаманы осуществляют здесь свои камлания, общаясь с населяющими эти горы, леса, воды духами, прося у них исцеления, помощи и защиты. Уверенность, что что духи могут наделить достойных сверхъестественными силами, жива у местного населения до сих пор.
А.П. Чехов, дававший в процессе своего путешествия на Сахалин порой очень нелицеприятные отзывы о том или ином регионе и городе (томичи в отместку за это поставили ему в городе памятник-карикатуру), очень красочно описал Забайкалье:
- …в Забайкалье я находил всё, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днём скачешь по Кавказу, ночью по Донской степи, а утром очнёшься от дремоты, глядь – уж Полтавская губерния – и так всю тысячу вёрст. Забайкалье великолепно. Это смесь Швейцарии, Дона и Финляндии. Вообще говоря, от Байкала начинается Сибирская поэзия, до Байкала же была проза.
Дорога от Читы до Дарасуна только убедила в точности чеховской зарисовки. Невысокие сопочки по обе стороны дороги, как дорогими коврами, были окрашены уже осенними лесами (где-то ещё зелёными, где-то уже бурыми, жёлтыми, золотыми, а где-то – всеми этими цветами одновременно). И всё это под голубым-голубым небом с белоснежными облаками различной конфигурации и ярким солнцем.

Но у самого курорта поэзия испарилась.
- Я мог бы, конечно, тебя довезти до самого санатория, – сказал мне водитель автобуса, с которым мы дружески общались всю дорогу, - но пассажиры могут пожаловаться, что я отклонился от маршрута. Ты уж сам. Тут примерно километр пройти по дороге от шоссе.
Километр с чемоданом по «убитой» дороге «отменил» поэзию. Да был бы километр! А то тащился километр, два, а санатория всё не было. Тянулась улица «убитого», как и дорога, депрессивного посёлка с покосившимися заборами, заброшенными домами.
Но вот вроде пришёл – входная арка.
- Нет, - пояснили на КПП. – Это – гражданский санаторий, а военный – за ним.
Потащился по тоже «убитой» дороге депрессивного санатория с пустующими, требующими ремонта зданиями, с коровами, вольготно передвигающимися по санаторию. И – пусто! Людей нет! Не у кого спросить, дальше-то мне куда? Никаких указателей!
- Господи! Куда я попал?! – Стал роптать я.
Долго шёл уже просто по грунтовой дороге, таща чемодан по пылище, вокруг какой-то огороженной территории, не находя, хоть какой-нибудь калитки или человека, у которого можно было что-то спросить. Это, как оказалось, и был военный санаторий, только я шёл в другую сторону от КПП. Встретил я, наконец, человека, который объяснил, куда мне надо идти.
С мокрой спиной и подранным камнями чемоданом я, наконец, пришёл, куда надо. И здесь бросилась в глаза та же неустроенность: пустующие корпуса, разбитые дороги, ещё советских времён благоустройство и мебель внутри корпуса, таких же времён медицинская техника и оборудование и бедность, бедность (некоторых специалистов вообще нет, экстракт для ванн надо приобретать самому и т.д.).
Я не выдержал:
- Мне говорили, что я еду в один из лучших военных санаториев Сибири и Дальнего Востока!
- Так, когда это было?! – Флегматично ответил мне врач приёмного отделения.
- Какой-же…сюда к вам едет?! – Не мог остановиться я.
- Как ни странно – едут! Многие по многу раз. Кое-кто вообще только сюда и ездит. Потому и указателей никаких не ставим. Все и так всё знают. – Невозмутимо ответил мне собеседник.
Не поверил. Спросил об этом у соседей в столовой. И очень удивился, когда они сказали, что сами ездят только в этот санаторий.
- В чём причина такого постоянства?! – Подивился я.
- Здесь особая энергетика! – Отвечали мне. – И Вы её вскоре сами почувствуете!

И, действительно, почувствовал! В первый же вечер. Вышел после ужина погулять и не захотел возвращаться в номер. Чуть ли не до полуночи бродил по санаторию. Тишина – звенящая. Воздух…воздух какой-то особый. Не надышишься. Слышал выражение «ядрёный». Наверное, так. Далее - высокие сосны, сосны, а сквозь их кроны проглядывают крупные звёзды. И как-то всё очень хорошо. Внутри хорошо, гармония какая-то.
Поделился утром своими новыми ощущениями с соседями.
- Погодите! – Заверили. – Вы ещё и уезжать отсюда не захотите.
Соседями моими были приятная женщина, на вид лет пятидесяти, по имени Елена, и семейная пара постарше – Татьяна и Михаил. Постепенно перезнакомились, стали вместе гулять после ужина. И вот однажды Татьяна предложила мне:
- Анатолий! Хотите я Вам расскажу нашу с Мишей историю: что нас связывает с этим санаторием, почему мы только сюда и ездим. Уверена, Вам будет интересно. А у меня на Вас свои виды есть.
- Вот как?! – Удивился я. – Тогда и отказываться нельзя.
Можно и я с вами? – спросила Елена.
Татьяна с Мишей были не против. Собственно, Михаил всё время молчал. Говорила Татьяна. Они провели нас в уютную беседку в глубине леса, где никого не было, и Татьяна начала свой рассказ.
- Мы с Мишей впервые приехали сюда в конце 50-х годов. Оба были молодыми офицерами, поэтому очень удивились, когда нам предложили путевки в санаторий. Не по рангу это было, совсем не по рангу. Но в то время в армии шли так называемые «хрущёвские» реформы: резались в утиль новые самолёты (Хрущёв считал, что при наличии ракет самолёты уже не нужны), массово увольнялся личный состав. Варварски увольнялся. Даже если офицеру оставалось до пенсии полгода, безжалостно увольняли без пенсии. Видимо, поэтому старшим офицерам было не до санатория, вот и отправили нас. Тем более, что по службе мы оба были на хорошем счету.
Можно сказать, мы попали из ада в рай. Ведь даже если увольняют не тебя, это всё равно воспринимать тяжело. А в санатории никаких проблем. Чистота, порядок, красота.
Природа здесь намного отличалась от той, где мы служили. Сосны такие высокие и красивые, а небо – чистое, голубое, солнца много. С удовольствие гуляли по санаторию, территория-то большая, включая и лес на сопке. Пошли погулять и перед сном. А на небо взошла такая луна! Светло было чуть ли не как днём. И в этом загадочном свете всё казалось не вполне реальным.
- Таня! Ты будто из сказки какой-то. Боюсь – отвернусь, и ты исчезнешь. – Помню, сказал мне Миша. – И вообще всё это напоминает мне ночь накануне Ивана Купалы или какого-то другого языческого празднества, когда парни бегали за суженными по лесу: поймал – она твоя!
Он сказал это без всякой задней мысли.
-А ведь ты меня, Мишенька, не ловил. Я тебе так досталась. Интересно, смог ли бы ты меня поймать, если бы и вправду пришлось? – Стала я кокетничать.
- За тобой, конечно, угнаться сложно. - Серьезно ответил муж. – Но, думаю, что да. Как же я без тебя?!
- А ты попробуй! – Предложила я. Какие-то чёртики уже играли во мне.
Я побежала, Миша вначале неуверенно, но постепенно увлекаясь тоже, бросился за мной, но настичь меня не мог. Я меняла направление, пряталась за деревьями, а Миша всё больше и больше входил в азарт и, наконец, настиг меня. Он прижал меня к дереву и стал тискать мои груди, ягодицы, впился поцелуем в мою шею. Видно, погоня за мной возбудила его. Потом он повалил меня на землю и стал освобождать от одежды. Вначале заколыхались «на свободе» груди, потом – живот, бедра, ягодицы. Наконец, я лежала полностью голая, но мне не было стыдно. Над нами зависла такая огромная луна, и она как бы благословляла нас. И ветки сосен над нами как будто благосклонно кивали. И оркестр сотен насекомых стрекотал, пищал, верещал что-то радостное. Я ощутила себя частью природы, слилась с нею.
Под Мишиными ласками я временами теряла чувство реальности, улетала или уплывала куда-то, а «возвратясь на место», видела над собой одну и ту же картину: лакомившегося мною Мишку (вот кто тоже был счастлив и не скрывал этого), нашу «сводню» - луну, дружественных зрителей в виде крон деревьев и над всем этим славил жизнь оркестр из цикад, кузнечиков или кого-то там ещё. Я была частью этого мира. Такого наслаждения я ещё никогда не испытывала. Да и Мишка, наверняка, тоже.
До нашего номера добрела, держась за плечо мужа, и сразу уснула, как убитая.
Утром мы оба проснулись бодрые и радостные, полные сил, но к ласкам приступить даже не подумали. Оба, не сговариваясь, ждали ночи.

Как только стемнело, мы пошли в «наш» участок леса. Мишка изменил вчерашний наш сценарий. Он «вытряхнул» меня из одежды и приказал: «Беги! Я буду тебя ловить!»
Я бросилась бежать, как лань перепрыгивая через кусты, петляя, как заяц между деревьями. Даже удивительно, что не ободрала тело и не занозила ноги.
Наконец Мишка нагнал меня и повалил. Мы стали кататься по земле. Я отчаянно сопротивлялась. Он же считал меня своей законной добычей. Я рычала, стонала, выла, скулила. Это его ещё больше раззадоривало. Он, наконец, овладел мной, и сильная дрожь пронзила всё моё тело. Под ним и вместе с ним я кончала; кончала, кончала, пока вконец не обессилила. У меня не оставалось сил даже одеться. Кое-как натянула на себя только верхнюю одежду и, повиснув на плече у мужа, потащилась в номер.

На третью ночь «коррективы» в «сценарий» наших любовных игр внесла уже я. Я сказала:
- Мишка! Встань вон там и не приближайся ко мне, пока я не разрешу! Я буду танцевать перед тобой! Голая!
Конечно, он был согласен. Больше того – счастлив.
Надо пояснить, что была я тогда очень красивой: большая тугая грудь, крепкий живот, рельефные ягодицы, стройные ноги, роскошные волосы ниже плеч. Нетрудно представить, как на меня смотрели все мужчины. Я привыкла говорить с ними в повелительном тоне. Но здесь я вообще превратилась в тирана, и Мишка терпел это.
Я стала медленно раздеваться, дразня его. При этом старалась все свои красивые места (а у меня всё было красивое) показать в самом лучшем ракурсе. Начались «половецкие пляски». Как я танцевала! Что там Дункан?! Что там Эсамбаев?! Светло было, как днём, и я видела реакцию мужа. Он был «на взводе». А когда я, уже совсем без ничего, устроила шаманское камлание, взмолился:
- Богиня моя! Дозволь припасть к твоему телу! Сил моих больше нет!
Я, конечно, милостиво дозволила, и в номер потом, как и в предыдущие ночи, «въезжала» на плече мужа.

Так прошли все одиннадцать дней нашего санаторного отдыха (у нас путевка была на 11 дней).
В один из дней (ночей, конечно), когда я голая скакала по лесу, Мишка назвал меня ведьмой. Называл до этого Дианой-охотницей, амазонкой, вакханкой - и ничего. А тут вдруг не понравилось. Я сказала:
- Ещё раз назовешь ведьмой, превращу в бурундучка!
Он воспринял мои слова всерьёз, но не обиделся. Наоборот заявил:
- Хоть в какую зверушку, моя прелесть! Лишь бы скакать с тобой по лесу и любоваться каждым твоим движением.
И мне это так понравилось! Мы же, бабы, падкие на лесть и ласковое слово. Бывало на службе неприятности, идёшь домой мрачнее тучи. А он встретит ласковым словом («Прелесть моя! Как ты?») и как-то всё отрицательное куда-то девается: «Ничего, Мишенька! Устала только».

Но я отвлеклась. Из санатория мы уезжали бодрые, окрепшие, узнавшие о жизни что-то очень важное, что заставило её заиграть всеми яркими красками.
На службе это сразу заметили:
- Как вы хорошо отдохнули!
Мне же вообще говорили, что я «расцвела».
В нашем соединении как раз готовился фестиваль дружбы народов СССР. Мне поручили изображать Россию. Я надела сарафан, кокошник, распустила по плечам волосы. У зрителей вызвала бурю эмоций. А когда продекламировала стихотворение Аполлона Майкова
Солнце, выдь! – Я тоже выйду!
Солнце, глянь! - Я тоже гляну!
От тебя луга повянут,
От меня сердца посохнут.
зал мне долго и неистово аплодировал стоя.

«Посохло» у командира дивизии. Он не давал мне прохода и что только не предлагал! В конце концов я ему заявила, что, если он не оставит меня в покое, мы с мужем вынуждены будем подать рапорта о переводе нас по службе в другое соединение.
- О, только не это! – Испугался он. – Не видеть тебя совсем - будет для меня слишком тяжело. Давай договоримся так: я не буду больше тебя донимать, но и никто другой не посмеет тебя касаться.
- Ну, что Вы такое говорите, товарищ генерал?! – Удивилась я. – Я же замужем!
- Муж не в счёт! – Отрезал он. – Я имею в виду всех мужчин, кроме него.
- О! Это я могу обещать сколько угодно! – Успокоила я его.
На том и порешили. Ко мне никто из офицеров не смел подойти с изъяснениями своих чувств и нескромными предложениями, зная, чем это ему грозит. Нас с мужем даже стали повышать в должностях и званиях. То есть всё вроде бы было хорошо, даже прекрасно. На «внешнем» фронте. А вот на «внутреннем» фронте всё обстояло плохо.
Наши с мужем интимные отношения утратили свою яркость, сладость, желанность. Раньше-то, когда мы лучшего не знали, это считалось нормальным, а когда познали истинное наслаждение, мириться с потерей было трудно. Отпуск в Дарасуне постоянно напоминал об этом. Я понимала, что причина во мне, что я не «завожу» своего Мишеньку, но во мне самой что-то «не включалось».
Мишка организовывал выезды на природу, надеясь, что там я буду прежней (раскованной, озорной, бесшабашной). – Ничего не выходило.
- Тебе недостаёт сознания полного отключения от службы и связанных с нею проблем! – Сделал предположение муж. – В отпуск нам надо! Снова в санаторий!
Поехали в санаторий. Правда, в другой. В этот путевок не было. Но и там «прорыва» не случилось. И тогда я поняла:
- Видимо, Мишенька, причина в том, что в Дарасуне я приняла подданство местного языческого бога, ощутила себя частью той местности, того места. Поэтому только там я смогу быть прежней. У древних евреев голубой, розовой или какой-то там ещё мечтой была «земля обетованная». Как решение всех их проблем. Для нас с тобой сейчас «землёй обетованной» стал курорт Дарасун. Вернее, не сам курорт, а та местность, где мы с тобой стали «чуточку не в себе». Теперь все наши силы надо направить на добывание путёвок именно туда.

На следующий год мы поехали отдыхать в Дарасун, и всё, что мы искали, чудесным образом вернулось. С этого момента мы ездим в отпуск только сюда. Не всегда, правда, путевки были на теплое время года. Были и осени, и зимы. Но это ничего не меняло в нашем алгоритме отдыха здесь. Просто, отправляясь вечером на «нашу» поляну, я в номере надевала на голое тело шубу или пальто (по сезону), а на ноги – валенки или ботинки (тоже по сезону). В лесу «выпрыгивала» из одежды, скакала по лесу, приводя себя и Мишеньку в нужное состояние, а когда замерзала, муж заворачивал меня в шубу (пальто), относил в ближайшую беседку, усаживал там на стол и начинал поцелуями отогревать мне ноги. Отогрев, обувал меня, и двигался своими губами по моим ногам вверх, отогревая остальные части тела, и когда оно начинало «гореть», мы с Мишей сливались в одно целое и домой я потом, понятное дело, плелась, опираясь на плечо мужа.

Она замолчала. Мы с Еленой тоже молчали, ожидая продолжения. Михаил вообще за весь вечер не проронил ни слова. Он куда-то «в никуда» смотрел, видимо по ходу рассказа жены вспоминая былое.
Наконец Татьяна продолжила:
- Вот уже много лет мы с Мишей ездил сюда как бы «по местам боевой славы», подпитываясь воспоминаниями. Возраст, ничего не поделаешь. Но меня не покидаем какое-то постоянное состояние укора. Будто я чего-то не сделала, что должна. И я пришла к мысли, что это местный языческий бог таким образом напоминает мне о моей неблагодарности. Он ведь столько много дал и мне, и Мише, долгое время подпитывал нас энергетически, сделал нашу жизнь такой яркой, красочной, а я, покинув ряды его «весталок», никого не привела взамен.
Я долгое время не видела решения этой проблемы, и это меня огорчало.
И вот когда Вы как-то сказали, что пишете рассказы, меня, как молния, пронзила мысль: «Вот оно!». Ещё не вполне веря, что нашла то, что надо, я полезла в интернет. Нашла и перечитала все Ваши рассказы и утвердилась в мысли, что сам языческий бог курорта послал мне Вас в помощь.
Вы - замечательный писатель! Не отмахивайтесь и не улыбайтесь саркастически. То, что у Вас нет «корочки» о членстве в каком-то Союзе, что Вы не издаётесь, мало что для меня значит. Просто не нашлось ещё филантропа-писателя, который бы во всеуслышание заявил о Вашем таланте.
Всех писателей, поэтов кто-то «открывает». У Пушкина был Державин. Помните: «Старик Державин нас заметил, и в гроб сходя, благословил». Есенина в «большую литературу» ввёл Александр Блок. О будущем лауреате Нобелевской премии Михаиле Шолохове мир узнал благодаря Александру Серафимовичу. Ну и так далее. Ждите и Вы своего Христофора Колумба.
Пишите Вы интересно. Уверена, что сможете описать мою историю и эротично, и целомудренно одновременно, что для меня очень важно. Вас читают и мужчины, и женщины. Возможно кому-то из женщин захочется приехать сюда и попытаться повторить меня на радость себе и мужу. Каким-то десятым чувством я узнаю, что меня в рати языческого хозяина этой местности заменили, и уйду «на покой», то есть меня отпустит нынешнее чувство вины. Я ведь ничего дурного не предлагаю. Как наши предки-славяне в дохристианские времена, я до сих пор не понимаю аскетических ограничений, пренебрежения к своему телу. Оно ведь нам даётся для радости. Нам с Мишей сейчас под девяносто, но нам никто этих лет не даёт. Всё это оттого, что мы жили в радости. И радость была в том числе, плотская, телесная. Я в своём рассказе постоянно говорила, что была голая. Не обнажённая (это как-то холодно, академично и для художественного музея). Я голая возбуждала в себе и муже желание быть едиными с природой.
Я вот сейчас всколыхнула себя воспоминаниями и как будто вновь пронеслась по нашей поляне.
И без какого-либо перехода обратилась к мужу:
- Мишенька! Пойдём в номер!

Они ушли, мы с Еленой остались.
- Смотри! Смотри! – Дернула она меня за руку. -  Татьяна висит на плече своего мужа. Действительно, прониклась прошлым.
Помолчали.
- Как тебе рассказ Татьяны? – Спросил я.
- Что как? – Не поняла вопроса или не захотела отвечать она.
- Какие чувства он вызвал? – Уточнил я свой вопрос.
- Зависти! – неожиданно для меня «выдала» Елена. – Какая яркая жизнь была у человека!
- А ты не допускаешь, что Татьяна могла что-то придумать, преувеличить, нафантазировать? Всё-таки такое… и в санатории! – Не унимался я.
- Да зачем ей это?! - Елена продолжала удивлять. – В санатории может быть всё, что угодно. Корпус закрывается в полночь. Но уже с наступлением темноты никого на улице не встретишь. Не только в лесу. Здесь в 100, даже 50 метрах от корпуса скачи себе, хоть голышом.
- Не хочешь ли повторить языческие празднества Татьяны? – Попытался я её поддеть.
Ответ вновь удивил:
- Да, с удовольствием бы! Было бы с кем, для кого! Вот в чём сегодня проблема! Люди всё больше сходятся по расчёту, совокупляются чуть ли не в чулане, при закрытых дверях, выключенном свете и едва ли даже полностью раздевшись. Наверняка читал произведение Достоевского «Преступление и наказание». Комната Раскольникова там напоминает гроб. Какие светлые мысли могут родиться в ней?! Так и наши совокупления по чуланам никаких светлых чувств вызвать не могут. А у Татьяны это была красивая лесная поляна. Как об этом пел в известном советском мультфильме Олег Анофриев:
Наш ковёр — цветочная поляна,
Наши стены — сосны-великаны,
Наша крыша — небо голубое,
Наше счастье — жить такой судьбою!
Научно доказано, что, когда человек созерцает красоту, у него расслабляются все мышцы, открываются все каналы и сосуды, нормализуются давление и сон, всё внутри начинает гармонично функционировать, диафрагма выталкивает из лёгких всё плохое, дурные мысли исчезают.
Она же (Татьяна) при этом полностью нагая, как в античном греческом гимнасии. Всё тело дышит прекрасным, напоённым хвоей и травами воздухом. Она бегает, прыгает, выполняет другие физические упражнения и тем самым прокачивает через лёгкие целебный воздух, которым не дышать, а который пить нужно.
Наконец, она бегает босая, массажируя рецепторы всех внутренних органов на ступнях.
Вот причина её здоровья. Гармония в теле, гармония в душе.
Тебя, может, смутила её апелляция к языческому богу места. Но замени его на неизученную пока особую энергетику этого места и всё встанет на место.

Помолчала и продолжила:
-Не хотела говорить о себе, но скажу. Вот Татьяна обронила, что они с Михаилом здесь уже тридцатый раз и ездят отдыхать только сюда. Я же сюда езжу гораздо чаще. Начала ездить с трёх лет ещё с мамой. Мама была начальником управления кадров крупного Ангарского строительного треста, который возводил объекты санатория. Ей в приобретении путевки сюда отказать не могли, но меня в санаторий не пускали. Мама устраивала меня на квартиру к дедушке и бабушке, а сама прибегала ко мне после приёма процедур. Я скучала по ней, прибегала к проходной и здесь ждала появления мамы. Там была поросль маленьких сосенок, примерно моих ровесниц. Я разговаривала с ними, играла. Потом строила среди них себе разные шалаши и воображала себя охотницей. Потом в их тени читала книги. Мы вместе росли.
Когда в стране настали тяжелые время, я выехала в США, и у меня там всё «срослось». Я живу в Нью-Йорке. У меня там свой бизнес, дом, шикарный автомобиль кадиллак. Я получила американское (США) гражданство. Могу с паспортом этом страны ехать в любую точку земного швара. Но…я еду сюда. Порой по два-три раза в год. Путевки в этот санаторий стоят для меня копейки. Перелёт, правда, дорог, но для себя, любимой, разве что пожалеешь?! Как только начинается хандра, грусть, депрессия или ещё что-то неприятное, лечу сюда.
Мои сосенки давно выросли. Помнишь, у Пушкина:
- Где некогда все было пусто, голо, теперь младая роща разрослась.
Подойду к любой из них, прислонюсь головой (уверена, они меня узнают, природа ведь живая), постою так и чувствую, как вся муть из меня куда-то уходит, оседает и наоборот тело наполняется новой энергией.
Так что не только для Татьяны и Михаила Дарасунский военный санаторий – земля обетованная. Для меня тоже.
А то ещё под шум ветра в кронах моих сосен мне почудится, что я переношусь во времени. Опять я маленькая. Жду маму. Сейчас щёлкнет задвижка калитки, и мы с мамой побежим домой.
22.09.2025 г.