Литавры?

Старый Иван Петрович, человек почтенного возраста и не менее почтенного слуха, сидел в своей любимой кресле-качалке, пытаясь уловить тонкие нюансы симфонии, доносившейся из старенького радиоприемника. Его слуховой аппарат, верный спутник последних лет, издавал тихий, но настойчивый гул, словно маленький, но упрямый жук, застрявший в ушной раковине.
"Вот ведь, - бормотал Иван Петрович, - раньше музыка была, а теперь что? Сплошной шум."
Он пытался сосредоточиться на звуках, но в голове его, как назойливые мухи, роились обрывки фраз из вечерних новостей. Киселев, этот неутомимый вещатель, с его вечной тревогой и апокалиптическими прогнозами, и Шапиро, с его едкими комментариями, словно два дирижера, управляли оркестром его мыслей, заглушая любые попытки умиротворения.
"Все плохо, Иван Петрович, все плохо," – вторил ему внутренний голос, подкрепленный интонациями Киселева. – "И экономика, и здоровье, и даже погода."
Иван Петрович вздохнул. Он знал, что его слух уже не тот. Годы, проведенные на шумном заводе, а затем и эти бесконечные телевизионные дебаты, сделали свое дело. Иногда ему казалось, что он слышит не музыку, а какой-то странный, ритмичный грохот.
Сегодняшний вечер был особенно показательным. Оркестр играл что-то торжественное, с мощными ударами литавр. Но в ушах Ивана Петровича эти удары сливались с чем-то другим, более глухим и тяжелым. Он напрягся, пытаясь разобрать.
"Что это за грохот?" – прошептал он, наклоняя голову. – "Будто кто-то... медный таз накрывает?"
Его жена, Анна Сергеевна, привыкшая к его странностям, лишь улыбнулась.
"Это литавры, Петрович. Оркестр играет."
"Литавры, говоришь?" – Иван Петрович недоверчиво покачал головой. – "А мне кажется, будто это тот самый медный таз. Помнишь, как мы в детстве играли? Вот так же звучало."
Он закрыл глаза, пытаясь представить себе ту детскую игру. Но вместо звонкого смеха и легкого стука, в его сознании возникали образы. Образы, навеянные не только слуховыми искажениями, но и другими, более приземленными вещами.
"Все из-за этого пальмового масла," – внезапно осенило Ивана Петровича. – "Вот ешь ты его каждый день, в колбасе, в печенье, везде! Оно же все внутри обволакивает, и слух тоже!"
Анна Сергеевна вздохнула. Она знала, что спорить бесполезно. Иван Петрович был убежден, что пальмовое масло – корень всех зол, от проблем с пищеварением до искажения звуков.
"Петрович, это просто литавры," – повторила она мягко.
"Да какие там литавры!" – Иван Петрович махнул рукой. – "Это же грохот! Грохот накрывающего медного таза.