Давид из Толедо Глава 3

(Предупреждение в данной главе присутствуют сцены жестокости)

С воскресенья Давид начал работать на кухне. В основном он занимался тем, что чистил овощи и просматривал зелень на отсутствие насекомых, что является важным требованием кашрута. Работа эта нудная и кропотливая: необходимо тщательно промыть и осмотреть каждый лист. Кроме того, он мыл посуду, таскал воду и дрова. Банкир Исаак часто принимал гостей, так что работы было много. Руки Давида от постоянного пребывания в воде покрылись морщинами, он заметно похудел уже через две недели, хотя кормили вдоволь. Тетушка его, женщина по натуре своей добрая, несколько раз пыталась поговорить с мужем о том, чтобы найти для племянника более престижное занятие, но безуспешно. Так провел Давид на кухне три мучительно тянувшихся месяца, изнемогая от скуки. Редкое свободное время ему разрешали проводить в домашней библиотеке, удивительно большой для того времени: здесь было почти двести книг, в основном религиозного содержания – толстенные манускрипты, содержащие многочисленные и запутанные правила и запреты, притчи, мнения мудрецов, комментарии на мнения мудрецов и комментарии на комментарии. Чтение было единственной отдушиной для Давида.

Всё изменило событие, случившееся той зимой в Йорке. Исаак направил туда своего помощника, маленького неприметного человека по имени Барух, чтобы потребовать деньги у одного из своих должников сэра Ричарда де Мальбиса. Сэр Ричард, большой любитель жить на широкую ногу, задолжал значительную сумму денег и срок выплаты давно прошел. Когда Барух прибыл к дому должника, тот встретил его бранью и заявил, что не выплатит вонючему жиду ни единого фартинга. Могучий рыцарь словно скала нависал над маленьким евреем. Барух попытался напугать Ричарда королевским правосудием, чем привёл того в бешенство.
- Ублюдок! Даже король не заставит меня заплатить твоему хозяину, убирайся отсюда, пёс!

На шум начала собираться толпа. Когда люди увидели, что спорят христианин и еврей, то послышались крики в поддержку сэра Ричарда и проклятья в адрес иудеев.
Барух, несмотря на страх и дрожь в коленях не отступал и ещё раз напомнил христианину о наказании за неуплату долга.
В ярости сэр Ричард набросился на еврея и ударил так сильно, что тот упал с крыльца дома на землю. Рыцарь проворно спрыгнул следом, схватил попавшийся под руку камень, и обрушил на голову Баруха град ударов и бил до тех пор, пока тот не перестал подавать признаки жизни. Ричард поднял вверх окровавленные руки. При виде крови толпа пришла в неистовство, раздались призывы к погрому. Монах-францисканец, взобравшись на стоявшую на площади телегу, произнёс гневную речь:
- Иудеи – проклятое и гонимое племя, на их руках кровь спасителя нашего, цепями долгов опутали они добрых христиан и с помощью тех слабовольных из нас, кто, поддавшись греху алчности, потакает им. Эти сатанинские отродья убивают английских детей и используют их кровь в своих нечестивых ритуалах. В Норвиче они замучили и распяли двенадцатилетнего мальчика. В Линкольне они растерзали младенца и ели плоть его, насмехаясь над святым причастием. Всюду пустили они свои злые корни. Если король не желает изгнать их прочь, мы должны сделать это сами! – голос его полный ярости звенел словно колокол. В белом своем одеянии он призывал разогнать опутавшую Англию тьму.

После его слов толпа, становившаяся всё больше и больше, направилась по направлению к домам евреев. По пути в неё вливались новые люди, словно ручейки в реку.
Эсфирь, дочь раввина Йорка, девочка десяти лет, вышивала в кресле у открытого окна. У неё получалась роза необыкновенной красоты. Никогда прежде она не делала столь хорошей работы. Донесшийся с улицы шум оторвал её от занятия. Выглянув в окно, она увидела стремительно приближающееся море людей. Вскочив, побежала она с криком к отцу. Началась паника. Евреи, в чём были, повыскакивали из домов и побежали по направлению к единственному месту, где могли надеяться получить защиту – королевскому замку.

Те из них, кто оказался недостаточно расторопен, попали в руки озверевшей толпы и были растерзаны и растоптаны. Комендант замка Том Уилшер, который присел было отдохнуть, очнулся от стуков в дверь и отчаянных криков. Выглянув из бойницы, он увидел столпившихся у входа евреев, умоляющих о помощи. Несколько секунд Том колебался: он не испытывал к иудеям никакой любви, но королевские приказы велели ему их защищать. Долг взял верх, и он отворил тяжёлые ворота, в которые тут же ворвались перепуганные мужчины, женщины и дети, едва не сбив его с ног. Запустив евреев внутрь, комендант отправился за подмогой, велев закрыть за собой ворота. Вскоре толпа окружила замок, снаружи до напуганных до ужаса людей доносились яростные крики. Атакующие попытались сломать ворота: кузнецы били их молотами, плотники принесли топоры, но прочные двери были им не по зубам.

Толпа росла и росла, под стенами вырос настоящий лагерь. Здесь появились торговцы, продающие вино и пиво, и вскоре происходящее напоминало что-то среднее между осадой и ярмаркой. Монахи самых разных орденов раззадоривали толпу и произносили гневные проповеди против иудеев.


Особенно выделялся знакомый нам уже францисканец. Он стоял в первых рядах и призывал гнев Господень на головы нечестивцам.
Молодой еврей по имени Хаим поднялся к бойнице и принялся кидать в осаждающих камни. Один из них угодил францисканцу точно в голову, тот покачнулся и рухнул на землю. Красная кровь потекла на белое его одеяние.

Через несколько часов вернулся комендант с отрядом солдат и с трудом пробился к замку. Он потребовал у евреев открыть ворота. Несколько человек направились было поднимать засов, но раввин Йорка Йом-Тов из Жуаньи сказал:
– Мы не можем доверять этому назаретянину, пусть он и пустил нас сюда, но кто знает, не изменил ли он своего мнения? И даже если он не желает нам зла, сможет ли он удержать толпу? Я так не думаю.
Речь его убедила остальных, и ворота остались закрытыми. Констебль повторил своё требование, пригрозив, что, если иудеи не подчинятся, они потеряют права на королевскую защиту, но и этот довод не изменил решение осаждённых. Тогда он велел послать за королевским шерифом.
Королевский шериф Джон Маршалл прибыл с войсками на следующее утро и взял замок в полноценную осаду. Шериф обратился с речью к иудеям, пообещав жизнь каждому, кто сдастся и согласится принять христианство. Ответа не последовало. Тогда он велел строить таран.
На третьи сутки у осаждённых кончилась еда, а главное — вода. Дети беспрерывно плакали, взрослые молились. Йом-тов собрал вокруг себя мужчин и обратился к ним:
– Не знаю, что произойдёт раньше: мы все умрём от жажды или они сломают ворота. Я вижу для нас лишь один путь: поступить как защитники древней Масады и самим отправить друг друга ко Всевышнему.
– Мы можем драться, в оружейной достаточно оружия, чтобы вооружить всех мужчин, – заявил один молодой еврей.
– И кто из нас хоть раз держал его в руках? – ответил с горькой усмешкой Йом-тов. – Даже будь мы опытными воинами, недолго бы продержались против такой толпы.
– Есть ещё один выход, – сказал помощник банкира, толстый мужчина с клочковатой бородой, – мы можем принять христианство. Король Ричард в своё время позволил покойному ныне Бенедикту вернуться обратно в иудаизм, и, может, Иоанн позволит нам.
– Ты и правда веришь, что нас оставят в живых? – ещё горче усмехнулся Йом-тов. – Стоит нам выйти, и мы окажемся в руках назаретян, жаждущих нашей крови. Нет, нам остаётся лишь одно.

Тем временем Эсфирь, страшно напуганная, но не подававшая виду, потому что мама сказала ей быть храброй девочкой, бродила по замку. Она увидела в стене нишу, достаточно большую, чтобы там поместиться, и решила, что это отличное место, чтобы спрятаться. Но ниша была слишком высоко, и залезть туда Эсфирь не могла. Тогда она подкатила пустую бочку из-под воды, залезла на неё, высоко подпрыгнула, вцепилась руками в край ниши, подтянулась и забралась внутрь. Из этой ниши она с ужасом увидела, как мужчины начали убивать своих женщин и детей. Она закрыла глаза и не открывала их, пока не стихли крики. Из всех евреев живых остались лишь несколько человек, включая толстого помощника банкира. Они открыли ворота и были убиты ворвавшейся толпой. Эсфирь долго сидела, не шевелясь, в своей нише. Лишь когда все тела унесли и в замке никого не осталось, спрыгнула она вниз и пошла по скользкому полу. Ворота замка были открыты, и она побрела по ночному городу, пока её не встретил стражник. Он спросил у девочки, кто она такая, но та ничего не ответила и долго ещё не произносила ни слова.

Банкир Ицхак из Уинчестера слушал новости с каменным лицом, сидевшая рядом жена содрогалась от рыданий. Ицхак был переполнен гневом, но, быстро взяв себя в руки, вернул свои мысли в деловое русло.
– Надо заменить Баруха, но кем? – сказал он, обращаясь в первую очередь сам к себе. –Самуил слишком стар, Натан и Дан решили уехать на континент, мол, в Англии сейчас небезопасно, как будто где-то есть безопасное место для сынов Израиля. Похоже, придётся взяться за обучение твоего племянника, надеюсь, из него выйдет толк.

Давид оставил надоевшие до одури овощи, кастрюли, сковородки и прочие кухонные атрибуты и погрузился в сложный мир банковского дела. С утра до ночи он заполнял толстенные пергаменты множеством записей о долгах, процентах, расходах и прибыли. Огромного труда стоило ему не путаться в переплетении множества имён и чисел. Ицхак строго спрашивал с него за малейшую ошибку. Голова его постоянно болела от переутомления, и поначалу Давида даже посещали мимолетные мысли, что на кухне было не так уж и плохо. Он таскал за банкиром тяжёлые кипы документов, сопровождал в поездках и принимал посетителей, недостаточно важных для того, чтобы их принял сам Ицхак. Со временем он привык к новой своей работе и показывал себя в ней весьма недурно: с самого детства математика ему давалась хорошо. Банкир был ужасно им доволен, хотя показывал это крайне редко, практически не изменяя своему холодному, сварливому характеру.