Fruchte und Gemuse

Fruchte und Gemuse
(маленькая выборка из моей обширной литературной флоры)

______ Читатель, околачиваешь груши?
______ Оставь свои постыдные привычки.
______ Смотри и слушай! Коль имеешь уши,
______ прочисть их или вытащи затычки.
______ Отливом золота сияет нива,
______ сады распухли беленьким наливом.
______ Природе удались они на диво
______ благодаря прополкам и поливам.
______ (Семён Г., «Пятый сон Веры Павловны»)

Уже 44 месяца я нахожусь в вынужденной эмиграции. (Догадайтесь, в какой стране.) Не бедствую, питание очень хорошее, но, вполне вероятно, систематически уменьшает приток литературных идей в мой мозговой загашник...
Сидел я как-то за своим рабочим местом писателя (кухонным столом) и печально грыз отнюдь не дешёвый, но безвкусный немецкий Apfel. Конечно, не совсем безвкусный, но, скажем, с роскошным украинским «беленьким наливом» его даже сравнивать безнравственно. А печально, поскольку давеча выяснилось, что вышеуказанный загашник пуст. А не сочинять худлит в моём возрасте вредно для здоровья. И всё-таки я экономно обгрыз вышеуказанный Frucht до черенка, который и навёл меня на так себе мыслишку, вынесенную в заголовок. Да, я опять буду брать за рога своё ранее сочинённое, выдёргивать из них (из рогов юмористического изобилия) фрагментики, по-шулерски (то бишь мастерски) тасовать их и ставить на подходящие места! А в жалкое оправдание этого худлит извращения напомню (тем, кто подзабыл) о своём «принципе литературной экономии»… Итак, завершив неотъемлемую преамбулу, приступаю.

1. Apfel (из текста «Стихийное бедствие, или Чудо словесного творчества»).

Сенька рискнул повесить своих эмоциональных «зверей» на школьном сайте в разделе «Измышления» и получил два незаурядных отклика.
Первый был от Коли Ежова (9 лет, 8 месяцев, 7 дней): «Могу свернуться маленьким клубком, люблю питаться яблоком, грибком. Колючки? Это гордость для ежа! Вот чем я отличаюсь от... ерша».
Второй — от Пети Ершова (7 лет, 8 месяцев, 9 дней): «Невмочь свернуться мне клубком, люблю питаться червяком. Колючек мало у ерша — «вот в чём отличье от»... ежа.
Этими откликами Сенька остался очень доволен, а Санька — не знаю.
Конец первого (но не последнего!) стихийного наваждения.

2. Другие Apfel (из текста «О любви к яблоне и другим особам»).

______ Я яблоню очень люблю.
______ За это яблоню и тереблю.
______ (Олег Григорьев)

Я старую Яблоню очень люблю —
За яблоки, что продаю по рублю.
И Грушу-девчонку я тоже люблю —
Незрелый товар быстро снять подсоблю.
Но больше меня привлекает Айва —
Поспевшую... деву всяк купит. За два!

3. Азиатская (японская) Birne (из текста «Аннотация и Выходные данные»).

«Яблоко-груша раздора» — шикарная геометрическая повесть для средних и старших школьников о сексуально одарённой девушке Груше, прихотливо разлёгшейся в основании равнобедренного любовного треугольника. Кто из Яблоковых — сиамских близнецов-братьев — опустит неизбежный перпендикуляр из общей точки их жуткого инцеста в самую середину женского естества, разрубив пополам тупой гордиев угол однополой любви? С ответом. С непредсказуемым ответом!!
Гарнитура Times New Roman.
С цветными иллюстрациями и гигиеническим сертификатом.

4. Pflaumen (из текста «Анализируя Г.»).

На кухонном столе, умело сработанном из чёрного дерева, вызывающе контрастно стояла белая тарелка. На тарелке вызывающе лежали две сливы. Обе крупные. Первая — сорта «мечта», вторая — «ренклод». Замечтавшись, Г. подошёл к ним (к столу, к тарелке и к сливам) и, подобно знаменитому толстовскому мальчику, не удержавшись и совершая нравственный поступок, реализовал (съел) мечту. А затем, опять не удержавшись и увеличивая вдвое тяжесть поступка, съел все остальные. Затем он посмотрел на пустую тарелку. Посмотрел не вызывающе, а с нескрываемым сожалением. Он сожалел, что на тарелке изначально было только две сливы.

5. Другие Pflaumen (из текста «Косточки на тарелке»).

Крепостные принесли матери слив, и ей пришла в голову странная мысль — дать их детям после обеда. Они (сливы — прим. редакции) спокойно лежали на тарелке. Лёвушка никогда не ел слив (потому что в этой семье кормили детей лишь трюфелями и ананасами — прим. главного редактора) и всё нюхал их. Очень хотелось съесть. Он всё ходил мимо слив. Когда никого не было в обеденной зале, он не удержался, схватил одну сливу и съел, а затем, замечтавшись, съел (одну за другой — прим. автора) и все остальные сливы. А мечталось Лёвушке о том, как вырастет он и наделает дел, а именно: привяжет городового к медведю и отправит их в совместное плавание по Неве, а затем ранит на дуэли какого-то Долохова (и, в завершение, женится на троюродной сестрице Наташке из Ростова... — прим. Лёвушки).

6. Avocado (из текста «Расчленительное словотворчество»).

Через год Семён Г. случайно узнал о «брюквобрюках» Якова К. И очень огорчился. И добровольно взвалил на себя обязательство.

Обязательство обгрызчика (2009)

На век опоздал мой брюквенный трюк...
Я брюкву... продам, возьмусь за урюк.
Но если народу урюка не надо,
Без всяких проблем обгрызу... авокадо.

Свое твёрдое, как сырая брюква, слово юморист крепко сдержал в очередном году.

Расчленение авокадо (2010)

На словесном Эльдорадо закупил я а-в-о-к-ад-о...

Понятно, что зрелому мастеру обрезаний не составило труда «отчленить» последовательно предлог, существительное, предлог, предлог и предлог. С оставшимся союзом «а» Семён Г. расправился политически:

Уничтожим букву «а» — гниль Союза на века.

Кстати, отчленение «существительного» он реализовал в двух атеистических версиях:

1) Атеист безумно рад наказанью слова «ад».
2) Обрезанью слова «ад» всяк безбожник будет рад.

Стремясь сделать глубокоуважаемым читателям приятное, словатор оставляет им все предлоги на самостоятельное растерзание. Не сомневаюсь, что каждый — талантливый! — читатель легко обглодает предлож(ен)ные остатки заморского фрукта «до корней, до основанья».

7. Melone (из текста «Колоду слов легко тасуя»).

Купцов крикливых караваны
плелись печальною пустыней,
чтоб лечь двустишьем на диваны
со сладкой непорочной дыней.

8. Erdbeeren (из текста «Вспоминаем алфавит, или Все были заняты благовидными делами»).

Ласточки тайно любили клубнику,
Мидии прятали в море улику.

9. Trauben (из текста «Алфавитные стихи для всяких детей (Саша Ч. vs Семёна Г.)»).

Саша Чёрный: «Гусь шагает, как солдат. Груша зреет — Гриша рад».
Семён Г.: «Гусь не топчет виноград. Галя зреет, Гена рад».

10. Orangen (из текста «Баран и Конституция»).

Один Баран хорошо разбирался в апельсинах и плохо во всём остальном. Это его огорчало, и он решил расширить сферу своей компетентности. Взял да и написал проект новой Конституции Фауны. И передал её на обсуждение... Кротам и Рыбам.

11. В моём литературном наследии имеются ещё... «абрикокосы» (из текста «Самая умная лошадь»). Эта умная лошадь (УЛ) отважно решила состязаться с самой известной глупой лошадью Вадима Левина.):
«Умная лошадь оделась в Versace [Версаче — прим. УЛ.]
Да! Чтоб поехать с ребенком на дачу.
Там, исходя из желёз и секреций,
Плод получить на основе селекций.
Да! Мир в восторге от абрикокосов. [Абрикос + кокос — прим. И. Мичурина.]
Можно ли ими кормить эскимосов?
Можно! Но только за час до обеда.
Шепчет подсказку новатор: «Победа»».

12. Завершу увесистую дюжину «развесистой клюквой» из текста («Алфавитные стихи для всяких детей (Самуил М. vs Семёна Г.)»).

Самуил М.: «Ягод нет кислее клюквы. Я на память знаю буквы».
Семён Г.: «Ягод нет, а был Ягода. Память помнит — враг народа».

Плавно перехожу к анонсированным Gem;se. Без разнообразных овощей пожилому телу не обойтись. Но ограничусь лишь чесноком, брюквой и репой.

13. Knoblauch (из текста «Алфавитные стихи для всяких детей (Самуил М. vs Семёна Г.)»).

Самуил М.: «Гриб растёт среди дорожки, голова на тонкой ножке».
Семён Г.: «Грипп растёт средь населенья — кушайте чеснок, соленья...»

14. Kohlruben (из текста «Расчленительное словотворчество»).

Много десятилетий назад крупному хирургу слова поэту Якову Козловскому удалось неповторимо расчленить один плод (брюквы) на две неравные части, благодаря чему и брюква, и её расчленитель навсегда попали в литературную историю:
«Вместо рубахи не носите брюк вы,
Вместо арбуза не просите брюквы».
Конечно, «его пример другим наука». В смысле: его родительнопадежная брюква стала одним из краеугольных камней науки литературного расчленения и положительным примером для подражания.
И вот, почти десять лет назад, словатор Семён Г., ни сном, ни духом не ведая о классическом опыте распила указанного овоща, в рифму обкорнал брюкву побуквенно, причём аморально действуя с обоих концов. Более того, когда после четырёх обрезаний ритуальным поэтическим ножом от некогда мощных пятибуквенных плодов остался жалкий огрызок в виде буквы «ю», экономный словатор не выбросил его (огрызок) на литературную помойку, а уложил её (букву) в кастрюлю, надеясь сварганить похлёбку...

Кулинарное обрезание (2008)

Наметил роман я о супе из БРЮКВ,
Но мне не хватило нескольких букв.
Придумал рассказ о костюме без БРЮК,
Но вновь не удался мой буквенный трюк.
А принтер, не медля, сломался на «БРЮ»,
Лишь строчку стишка написал к октябрю.
Тогда я в Японию съездил за «РЮ»,
Но вдруг осознал, что «негласно» творю.
Осталась от брюквы лишь буковка «Ю»...
Из этой я гласной похлебку сварю.

15. Ruben (из текста «Репка в ассортименте, или Карлу Ивановичу, на небеса»).

И тут намедни мой внучек, глубокоуважаемый младенец В., двух месяцев от роду, дедушке знак подаёт: коли нет хода — ходи с бубей, а если бубна пополам, то хватайся за репку и тащи. Я ему возражаю: да ведь этот литературно затасканный овощ уж кто только не садил, не тащил и по-разному по его мотивам не самовыражался. А внучек мне по-Наполеонски: «Главное в бой ввязаться и кого-нибудь посадить, а там, эх, зелёная, сама пойдёт, сама пойдёт. В рост пойдёт, и ты, дедуля, куда-нибудь да вырулишь». Ну что же, устами младенца... Подёрнем, подёрнем, да ухнем. Полный вперёд!
Посадил первый дед (тот, что по отцовской линии) репку. Репка росла, росла и выросла. В большого художника — Репина Илью Ефимовича. Узнал про это второй дед (тот, что материнской линии) и посадил кепку. Кепка росла, росла и выросла. Очень большая, как аэродром. Её у второго деда один грузин купил. Увёз он кепку в Тбилиси и важничает там. Потом первый дед посадил скрепку. Скрепка росла, росла и выросла. В большую скрепу выросла. Федеративного масштаба. А второй дед, узнав про это, посадил монетку. В банк посадил, из хорошего расчёта — десять процентов годовых. Монетка росла, росла, но не выросла — банк лопнул, а второй дед прогорел. А затем посадил первый дед нимфетку. Нимфетка росла, росла и выросла. Когда ей исполнилось четырнадцать лет, первый дед признался ей, что зовут его — Гумберт. От досады посадил второй дед одно конопляное семечко, а выросла из него не Дюймовочка, а двойня — Мари и Хуан. Когда они поспели, подтащился к ним закон о лекарственной травке. А третий дед — он не по нашим линиям, внучек — как-то сразу четырёх музыкантов посадил. Но первоначальная посадка ему не понравилась. Выкопал он музыкантов и иначе посадил. Опять не понравилось. И так он музыкантов садил, и этак. А вырастал каждый раз — квартет (не то Гварнери, не то Битлз).

N. B.
А Pilze??! Запрашиваю модный Искусственный Интеллект. Он поясняет: «Нет, грибы — это не овощи, а самостоятельное царство живой природы. С биологической точки зрения, они занимают особое положение, имея некоторые признаки как растений, так и животных. На практике же в кулинарии грибы часто относят к овощам из-за их химического состава и низкого содержания калорий, называя иногда «белыми овощами» или «растительным мясом»». 
Ну, коли так, вмонтирую ещё одну страничку о… «О грибах и любви».

За окном январь. Самая пора вспомнить о грибах. Давайте ненадолго закроем глаза и представим себе август и одну сибирскую рощу.
В этой роще есть несколько белых грибов. Они, как далекие самодостаточные европейцы, вольготно расположились здесь. И живут себе, припеваючи, без оглядки на Brexit и другие континентальные проблемы. У них крепкие толстые ноги и добротные меховые шляпки коричневого цвета, хорошо защищающие голову от почти круглогодичных местных морозов.
А подберёзовиков в этой роще нет. Ни одного! И ни одной берёзы нет. Зато в ней полно осин и цыган. Они, погостив в Бессарабии, шумным табором передвижного военного лагеря — как это принято у чехов, венгров и других этносов — намедни расположились здесь же. Особенно симпатичны молоденькие цыганки. Они, как в танце, ловко кружатся на ещё тонких ножках между осинами и европейцами, фасонисто надвинув на лицо тёмные шапочки с интригующими прорезями для глаз. А на смуглых плечах у них яркие шали. За ними — за умело вибрирующими плечами — стараются поспеть состарившиеся мужчины, которые своими дряблыми шляпками и страстными песнями под гитару не могут увлечь собирателя грибов.
Да, я люблю собирать грибы! И кушать их в разных видах: отварные и сушёные (в супе), засоленные и маринованные. И в этом я не одинок. Могу сослаться на Володю Солоухина и Виталика Бианки, но не буду.
А ещё я люблю цыган. Например, Будулая. И цыганок тоже. Хотя и особою любовью, на безопасном концертном расстоянии.
Пожалуй, пора открыть глаза.