Открой окно

- Петька, ты опять? – обреченно прошептала уставшая женщина, сев на стул и закрыв руками лицо.
Чайник вторил её внутреннему вою, свистя на всю квартиру протяжным, громким свистом. Петька шаткой походкой, подойдя к газовой плите, издавая нечленораздельные звуки, повернул ручку и противный вой чайника постепенно начал ослабевать, вскоре и вовсе прекратившись. В комнате воцарилась тишина, среди которой, как бой набата, стучала капающая из крана вода. Мужчина неслышно качался, стоя возле газовой плиты, пытаясь найти опору. Женщина беззвучно плакала. Её хрупкие плечи содрогались от неслышных рыданий. Странно, она настолько привыкла не говорить о своих потребностях, чтобы не дай Бог не помешать жизни других людей, что даже сейчас пыталась плакать тихо, не нарушая идиллию гнетущей тишины.
- Надь, я устал. Я пойду, - услышала она голос своего благоверного.
«Да, иди» - тихо сказала она с облегчением. Убрав ладони от лица, она, ощущая горький комок досады и обиды в горле, наблюдала, как её лысеющий Петька, качаясь и держась за стены, пытался не слышно дойти до спальни, и с надеждой ждала, что он накинет пальто и уйдет навсегда из её жизни. Но этого не произошло. Мечта и сегодня так и осталась несбыточной. Он, чудесным образом, не распластавшись посреди коридора, шумно шаркая тапочками по полу, зашел в комнату и затих.
Женщина, перестав плакать, улыбнулась. Вот теперь стало хорошо. Вот так бы всегда. Вот так бы всегда было тихо. Она поднялась и, подойдя к окну, приоткрыла его, ощутив свежий поток вечернего, осеннего воздуха. Ей в который раз казалось, что она сможет выветрить все несчастья из своего дома. Её взгляд неожиданно упал на мятые, грязные занавески, когда-то бывшие красивым оформлением кухонного окна. Когда она их стирала? В прошлом месяце? Нет. Это было гораздо раньше. Надя, внезапно переключилась на вопрос, почему-то не дающий ей покоя, и усердно пыталась вспомнить, когда приводила в порядок свой дом. В её мыслях всплыли воспоминания, как в марте, года четыре назад, они с Петькой выбирали эти занавески в одном из элитных магазинов, как, смеясь, спорили какой именно оттенок подойдет к их новому кухонному гарнитуру. Новому гарнитуру? Женщина тут же окинула взглядом шкафы некогда модной кухни и вздрогнула, с ужасом поняв, что и мебель стала неприглядной и грязной. Надя неожиданно отчаянно расхохоталась. Звуки, которые она издавала, совершенно не походили на радостный смех, а больше напоминали пугающие, безнадежные выкрики.
Из спальни, будто вторя нечеловеческому хохоту, послышался противный, громкий храп, а это значило, что теперь она совсем не уснет. Хотя, кто установил такие правила? Женщина, рассердившись и мгновенно перестав хохотать, стремительно направилась в сторону спальни, повалив оказавшийся на её пути стул, который тут же с грохотом упал на мраморный пол, задев при падении большой горшок с погибающим цветком. По полу рассыпались комки сухой земли. Разъяренная женщина забежала в спальню и застыла. В комнате разило терпким алкоголем. Петька в заляпанных штанах, в тапке, свисающем с его ступни, лежал поперек кровати и громко храпел, даже не подозревая, что задумала его Надя.
Женщина и сама опасалась признаться себе в том, что задумала. Странное ощущение момента невозвратности овладело ею на миг, оставляя острое послевкусие страха. Надя, закрыла глаза, чтобы не видеть ненавистного мужа, сжала кулаки и медленно начала считать.
- Десять, девять, восемь, семь…
Нет, это не помогало. Восхваленный психологами метод, который должен был успокоить её, еще больше усугублял её состояние.
- Пять тысяч тринадцать, пять тысяч двенадцать, пять тысяч одиннадцать…
В висках всё также пульсировала кровь, ногти больно вонзались в сжатые ладони. Шанса отказаться от задуманного не оставалось.
- Тридцать восемь умножить на сто пятьдесят шесть. Неудобно…, наоборот сто пятьдесят шесть на тридцать восемь. Восемь на шесть – сорок восемь, восемь пишем, четыре в уме, восемь на пять - сорок, ноль пишем. Прибавляем пять. Почему пять? Сколько было в уме? Не помню. Надо сначала. Шесть умножаем на четыре или на семь? Забыла! Какие были числа?
- Чего тебе? – недовольно буркнул проснувшийся мужчина.
Надя открыла глаза. Мужчина, громко чихнув, перевернулся на бок и продолжил раздражающе храпеть.
- Я ненавижу тебя, - тихо прошептала ослабевшая от напряжения женщина, пораженно смотря на то, что осталось от её некогда успешного мужа.
Кулаки женщины медленно разжались. Плотно прикрыв дверь в спальню, она вернулась на кухню и, о чем-то глубоко задумавшись, машинально достала из-за двери потрепанный веник, смела землю в совок и села на стул.
Да, теперь её муж не Петр Васильевич в отглаженном костюме, при виде которого все заискивающе улыбались и краснели от гордости нахождения рядом с ним, а просто Петька, просто пьяный Петька. Женщина сосредоточенно, как будто пересматривая фильм их совместной жизни, отматывала пленку назад, чтобы добраться до момента, с которого всё началось.
С улицы донеслись радостные крики и громкие хлопки залпов разноцветного салюта, отвлекая её от грустных воспоминаний. У кого-то праздник. Наверное, свадьба.
- У меня дочь! - через открытое окно донесся счастливый, протяжный крик. – Люди! У меня дочь! – продолжал кричать новоиспеченный папаша, непременно желающий поделиться своей радостью со всем миром. Синие и красные брызги праздничного салюта осветили заплаканное лицо женщины.
Надя вскочила со стула и яростно захлопнула окно. Послышался характерный звук рвущейся ткани. Занавеска зацепилась за ручку окна, застряв в проеме, и порвалась. Без счастливых выкриков с улицы на кухне вновь настала унылая тишина.
- Глупый! Чему радуешься?! – зло сквозь зубы процедила она, наблюдая за чудаком на улице, который, широко раскинув руки, беззвучно раскрывал рот, видимо продолжая кричать о своём счастье.
Женщина со злостью смотрела на веселого парня, заметив, что напротив, в окне соседнего дома, за происходящим наблюдает белобрысая девочка лет шести. Она восторженно смотрела на разлетающиеся в темном небе брызги фейверка и восхищенно улыбалась беззубым ртом.
- Глупая. Чему радуешься? – пробормотала она, глядя на нее. – Это всё мишура, короткое мгновение! Вот она настоящая жизнь, - зло добавила она, с отчаянием махнув головой в сторону спальни, откуда вновь послышался громкий храп. – Вырастешь, узнаешь.
Вскоре залпы салюта прекратились, а девочка с надеждой продолжала смотреть на темное небо, ожидая новых, волшебных огней. Женщина жалостливо посмотрела на неё, качая головой.
- Вот видишь. Праздник закончился, - грустно прошептала она, обращаясь к девочке. - А этот еще и не понял, - сказала женщина, глядя, как счастливый парень продолжал размахивать руками.
Раздражающий храп стал еще громче. Надя вновь открыла окно. Восторженные крики ликующего парня опять заполнили пространство мрачной кухни. На лице женщины внезапно заиграла улыбка - гораздо приятнее было слышать счастливые возгласы, чем опостылевший храп пьяного мужа.
- Ленка! Я самый счастливый! – кричал парень на улице, запрокинув вверх голову.
- Смешной, - еще шире заулыбалась Надя и, поежившись от холодного воздуха, закрыла окно.
Оставшись в гнетущей тишине, которую иногда нарушал противный храп и грустная мелодия капель из ржавого крана, она включила чайник. Неожиданно о чем-то подумав, она медленно подошла к окну и вновь открыла его.
- Я люблю тебя! Люблю! – кричал парень на улице.
Женщина аккуратно закрыла окно, а потом с сумасшедшим блеском в глазах принялась неистово открывать и закрывать его. Её лицо изменилось до неузнаваемости. Казалось, что во всем мире нет ничего важнее этого окна. Она внимательно прислушивалась к появляющимся и пропадающим звукам, оказываясь то в тягостной тишине, то в сладких объятиях радостных криков счастливого парня.
- Так просто? – удивленно бормотала она. – Просто открыть окно и впустить счастливое новое…, - шептала она, срывая с окна порванные занавески.
Потом женщина схватила кусок обоев, отклеивающийся от стены, и резким движением оторвала его. Не замечая, как проходят часы этой судьбоносной ночи, не чувствуя усталости, она продолжала с неистовой силой срывать выцветшие обои, открыв окно и впустив в свою жизнь ласковые солнечные лучи наступившего рассвета.