Служение Отечеству. Не свойственная войскам деятел

      


      В полку было прикухоное хозяйство, держали, свиней. Прикухоным оно называлось потому, что кормили свиней отходами от столовой, то есть от кухни, других кормов взять было негде. Из опыта следовало, что отходами от ста человек можно было кормить не более двух-трех голов. Мы от столовой могли содержать до двадцати голов. Старослужащие офицеры рассказывали, что раньше, в том числе и после войны, если хозяйственный и рачительный командир «заводил» поросёнка, то это было «ЧП» равное преступленью. Не принято было в войсках заниматься не свойственным им делом. В моё время, время тотального дефицита продуктов в стране, развитие прикухонного хозяйства в войсках было политикой Партии и Правительства. Иными словами, нас обязывали частично кормить самих себя. Прикухоным  хозяйством заниматься начпроду сам Бог велел. Помню, каким было хозяйство полка, когда я принимал дела и должность.
 
      Был мороз за тридцать градусов. Я пришел на свинарник, который располагался в задней части военного городка в приспособленной конюшне царских времен. Посреди двора стояли обледенелые конные сани с обледенелой в помоях бочкой. Дверь в свинарник плохо закрывалась. Узкие горизонтальные окна на верху были мало остеклены и покрыты сплошь ледяными наростами и сосульками. Меня встретил свинарь рядовой Боиров, бурят по национальности. Выглядел он угрюмо и флегматично. На нем были грязные резиновые сапоги, защитного цвета ватник, руки от мороза втянуты в рукава, уши шапки завязаны на подбородке. Я сказал: - «Ну, веди меня в свои «хоромы»!» Войти в ботинках в свинарник не удалось. На полу до самой двери было море вонючей жижи. Внизу плавал густой белый туман, через который не было видно ни клеток, ни  истошно орущих свиней.

      В первое же лето пребывания в должности я решил привести свинарник в порядок и начал с водопровода. В перспективе должно быть автономное водяное отопление, кормозапарник, клетки с автопоилками, выгребная канализация, отдельные помещения для маток, для молодняка, для откормочных, бытовое помещение для обслуживающего персонала. Потом мы все так и сделали, и наше прикухоное хозяйство стало лучшим в 14 Отдельной Армии ПВО. А пока я занялся водопроводом.

       Нужно было прокопать траншею глубиной три и длиной шестьдесят метров для прокладки водопроводных труб. Людей в роте всегда не хватало, чтобы обеспечивать самые необходимые вопросы служебной деятельности, и командир роты для моих целей людей выделять не мог. Я решил прокопать траншею силами проштрафившихся солдат. У меня было право применять к нарушителям дисциплины взыскание до пяти нарядов на работы, и я стал особенно придирчив к солдатам. Другого пути не было. Но я не мог одновременно наказать всю роту, чтобы одним приемом выкопать всю траншею, пока очередной дождь не залил и не обрушил её. Так не однажды и происходило: - пока очередные два-три солдата копают, дождевая вода уничтожает предыдущую работу.

      Тогда я решил применить технику, но экскаватор можно было найти только на гражданке.  В то время за водку и за закуску можно было сделать все. Продуктами я командовал сам, а «водку» взял у начальника службы ГСМ. Оказалось, что для моих холодильных установок было положено мизерное количество спирта. Я собрал этот мизер за все предыдущие годы и на несколько лет вперед. Набралась пятилитровая канистра. Можно было потирать руки. Я «поймал» за забором случайный экскаватор «Беларусь», договорились - ударили по рукам, и в субботу в ПХД (парково-хозяйственный день) начали копать траншею. Канистра была при мне и «стояла на финише», а к ней была хорошая закуска.  Работа продвигалась быстро. Вдруг, ко мне прибежал сержант с повязкой – помощник дежурного по части – и сообщил, что меня вызывает  командир полка. Я быстро пришел к командиру. Матёшка в привычной для него форме небрежно бросил:
- «Почему у тебя на «Старом Приёмном» «партизаны» собак едят?».
     Согласитесь, такой вопрос застанет любого врасплох, но я уже научился держать паузу – и в моих глазах был тоже вопрос.
- «Начальник политотдела только сейчас оттуда – доложил. Час тебе сроку, разобраться и  доложить!» - поставил задачу Матешка.
      Я попросил тракториста, чтобы он заканчивал работу без меня, показал где канистра, предупредил, чтоб до окончания работы он «Ни-ни-ни»! Ни в коем случае! Ни грамма! - и поехал на «Старый Приёмный» разбираться.
 
      На «Старом Приёмном» был наш свободный ранее хорошо оборудованный военный городок, там мы размещали склады боевой техники «НЗ» и вели переподготовку солдат и сержантов запаса – «партизан». Оказалось, что накануне, в пятницу после окончания занятий, перед тем, как убыть на выходные домой, они сходили в соседнюю деревню, набрали водки, попросили у повара положенных им продуктов и «расслабились» на природе. Лето, зелень, тепло - благодать! Закуску варили на костре, в небольшом чугунном казане. Здесь же крутилась небольшая дворняжка. За рюмкой водки кто-то сказал, что корейцы едят собачье мясо, другой сказал, что служил на востоке и сам ел собаку, третий не поверил – поспорили.
 
      После гулянки осталось кострище, опрокинутый казан, разбросанные десяток пустых бутылок в траве и на согнутой березке собачья шкура.

      Я возвращался в Управление полка с чувством горького сожаления не оттого, что «партизаны едят собак», а  оттого, что начальник политотдела разобрался, что «партизаны едят собак» с голодухи.
      Когда я вернулся на свинарник, я был поражен случившимся. Экскаватор лежал на боку, электрическая опора высоковольтной линии накренилась, один из проводов валялся на земле и на нем лежал труп самой большой свиноматки. Тракториста нигде не было. В сердцах я ругал себя за доверчивость, ругал Матешку за то, что он оторвал меня от дела по глупостям. Но это было моё «ЧП» - никуда не деться, и надо было докладывать командиру. Матёшка потом неоднократно припоминал мне этот случай – вот, де нач.прод взялся однажды сделать хорошее дело, и то свинью угробил.

      За пару последующих лет я все-таки претворил в жизнь свои планы. Мне повезло, что я нашел единомышленника в лице командира хозяйственного взвода старшего прапорщика Якова Михайловича Полтавского. Мы с ним жили в одном доме, в одном подъезде. Он был на тринадцать лет старше меня, - мои друзья по жизни почему-то всегда были старше меня, - имел высшее гражданское образование, был не суетлив, но организован. Тонкий психолог, о нем с уверенностью можно было сказать - умница, мудрый мужик. Солдаты его уважали, и пусть не все «расцветали» при общении с ним, но можно с уверенностью сказать, что таких, которые бы его не  любили, в его окружении не было. Несмотря на то, что проявляя требовательность и принципиальность, он мог назвать солдата «раздолбаем Покровским» - на самом деле говорил откровеннее, придавая словам нарочито грубоватые интонации. Но в том-то и дело, что в этой нарочитой грубоватости просматривался юмор, теплота, истинная забота и любовь; - только он мог так ласково матюгнуться, сказать солдату спокойно и не обидно, с неповторимой улыбкой и отеческими интонациями, что, казалось, солдат хотел услышать это о себе еще и еще.
 
      Однажды я стал свидетелем курьезного с ним случая. Яков Михайлович проводил строевой смотр личного состава хоз.взвода на хоз.дворе. Один солдат вовремя не прибыл на смотр. Желая его немедленно вызвать, Яков Михайлович зашел в расположенный рядом дивизионный гараж, взял телефонную трубку и попросил соединить роту:
– «Дневальный! Рядового такого-то к телефону!» - с хохлацким акцентом скомандовал он.
На другом конце провода дневальный ответил «Есть!», а через минуту сообщил:
- «Товарищ старший прапорщик, рядовой такой-то сказал, что подойдет к телефону минут через десять».
 – «Як, минут через десьять!?» - задохнулся от неожиданности Полтавский и употребил свои не передаваемые выраженья. Телефонистка на проводе случайно услышала это и вмешалась:
- «Что Вы ругаетесь? Я, вот, Вам Высовня соединю!».
      Тогда была еще дивизия, и полковник Высовень Василий Степанович, маленький смуглый мужичок, но умница, юморист и настоящий командир, был командиром дивизии.
      Яков Михайлович огрызнулся телефонистке, и она незаметно тут же сдержала угрозу. В трубке раздалось:
- «Слушаю…».
– «Ще – слухаю?! Отвечай, як положено!» - возмутился Полтавский.
– «Слушаю, Высовень» - повторили в трубке.
– «Який хрен Висовень!? Бегом до мэне на хоз. двор!». И бросил трубку.
И через пять минут запыхавшийся дежурный по Управлению дивизии подполковник Хандусенко прибежал на хоздвор. Смущенный Яков Михайлович заторопился к Высовню. Через несколько минут по возвращении я спросил его:
- «Ну, что Высовень?».
Он сконфуженно ответил:
- «Сказав, що наступного разу підвісить мэне за одне місце».
Этот случай потом еще долго был предметом шуток в разных интерпретациях.

      Совместная служба и общее дело сдружили нас. Я был генератором  идей и планов и обеспечивал средствами, а Яков Михайлович, имея людей, исполнителем. С нашим творческим подходом и энтузиазмом нам удалось сделать из свинарника картинку. В нем стало тепло, чисто, светло: – все, как было задумано. Солдаты в очередь просились служить свинарями. Мне самому было приятно туда зайти лишний раз. Полы были полностью забетонированы, а, чтобы легче было убирать нечистоты, вместо обычных сточных канавок в полы мы забетонировали стальные швеллеры. Животные отдыхали на чистых деревянных помостах. Корыта для кормов мы сделали из нержавейки, установили автопоилки. Клетки были стальными и не требовали частого ремонта. Даже будучи дежурным по части, я не мог отказать себе в удовольствии, чтобы ночью не зайти лишний раз и не полюбоваться. Сытые чистые животные лежали на помостах вповалку и блаженно сопели. Включая электрический выключатель, мне интересно было видеть, как после того, как стала первая, они друг за другом, по кругу, почти что строем, подходят к автопоилкам, пьют и опять ложатся. На ар-мейском конкурсе на лучшее прикухонное хозяйство мы неизменно занимали первое место, сдавая государству мяса по сорок и более тонн, тогда как полку было положено от государства порядка пятьдесят пять тонн на год. Это означало, что мы обеспечивали себя мясом примерно на 80 %. Значительное количество мяса и другой продукции шло на дополнительное питание личного состава. Наш свинарник снимали армейские корреспонденты на цветное фото и помещали в газету и на выставочные стенды.
      Трудно было с кормами, но мы решали и эту задачу через колхозы, через хозяйства, через друзей.

     Однажды мы с Яковом Михайловичем поехали в Пивовариху к директору Опытного Хозяйства  Александру Ивановичу Гринвальду. Пивовариха – небольшой поселок в десяти километрах от Иркутска, заселенный этническими немцами. Наверное, это были немцы, переселенные во время войны с Поволжья, я точно не знаю, но в отличие, например, от нашего Нагорновского Карла Фрибуса, у которого мы, пацаны, просили закурить, потому что он смешно отвечал: - «Та-а, на-а, сакури, што мне камна папроска шаль-ка!», они говорили на чистом русском языке, а немецкий существовал в семьях в быту. Известно, что немцев отличает организованность, дисциплина и трудолюбие, и Пивовариха отличалась ухоженностью и чистотой, а опытное хозяйство было передовым и богатым.
      Яков Михайлович вел машину в присущей ему плавной манере. Мы, озабоченные своими вопросами, обсуждали, как их нужно решать, болтали и на другие темы, рассказывали анекдоты.
Яков Михайлович рассказал анекдот про хохла:
   « - Скажи, дiду, ти бачишь сни?
   - Буває - бачу, буває - нi.
   - А, що, дiду, сни збуваються?
   - Буває - збуваються, буває - ні.
   - Ну, наприклад?
   - Першiм разом приснилося мені, колись, що я знайшов мішок грошей.   
     Пробуждаюся,  мац-мац – нема, не збулося!
   - Другiм разом приснилося мені, що я усрався. Пробуждаюся, мац-мац…
   – Збулося!!!»

   - Как ты думаешь? – спросил я Якова Михайловича – у нас сегодня в Пивоварихе 
     сбудется первый или второй хохлацкий сон?
     Мы от души посмеялись.

      Перед деревней дорогу перебежала кошка. Все знают, что в таких случаях плюют три раза через левое плечо, либо поворачивают головной убор задом наперед, чтобы цель поездки не сорвалась.  Яков Михайлович не то в шутку, не то всерьез повернул шапку. Я, уважая его за размеренную самостоятельность, тонкий психологизм и юмор, тоже собезьянничал, повернув шапку кокардой назад. Приехали. Гринвальд любил военных, принял нас сразу и усадил к приставному столу. Начали деловой разговор. Он как-то необычно поглядывал на нас. Заходившие к нему на минуту сотрудники извинялись и тоже бросали вопросительные взгляды. Мы решили вопрос, подписали нужные документы и довольные поехали восвояси. Подъехав к тому же месту, мы вспомнили про кошку, переглянулись и расхохотались: - вот так новая форма! – и нам стали понятны эти странные взгляды. Мы надели шапки как надо и веселые поехали дальше.