Мелочь всякая

С появлением поилки в нашем саду возникла новая экологическая ниша. Собственно, колибри мы видели и раньше. Раз может быть по десять за сезон. Стремительные серые тени с растворенными в воздухе крыльями зависали на полсекунды над цветами и мгновенно исчезали в никуда. Хотелось рассмотреть их повнимательнее.

Ярко-красная полупрозрачная пластиковая урна расширялась книзу в летающую тарелку. Три дырочки-иллюминатора в ней были оформлены аляповатыми цветочками желтого пластика. Мы залили в урну раствор фруктозы и подвесили ее с балконной перекладины над клумбой. Слегка перестарались. Сладость сочилась через дырочки и капала вниз на флоксы и настурции. Там-то ее поначалу маленькие осы и обнаружили.

Рой заклубился среди засахаренной травы, затем нашел источник. Осы вылизали дно летающей тарелки, по липким следам добрались до дырочек и расположились лагерем. Когда фруктоза сочиться перестала, осы полезли внутрь. Сначала по-плечи, затем глубже. Им, наверное, казалось, что их будущее обеспечено навсегда.

На их несчастье у поилки появилась большая черная оса. Нет, желтый цвет в ее раскрасе присутствовал тоже. Но не превалировал. Сегменты ее тела выглядели как две микроскопические нефтеналивные цистерны, соединенные невидимой сцепкой. Задний сегмент болтался под невозможными углами, но оставался пристегнут к переднему. Зачем-то он был ей нужен.

На клумбе черная оса держала масть.

Если поилка была занята, она хватала ближайшую маленькую осу за задницу, выковыривала ее из дырочки и, в борцовском захвате, падала с ней в траву. Чуть позже она поднималась. Уже одна. Засовывала в дырочку голову, но каким-то образом умудрялась отслеживать ситуацию вокруг поилки. 

Колибри, из-за которых все и было затеяно, оставались ни с чем. Стоило одной приблизиться, как черная оса неумолимым снарядом вылетала навстречу. Колибри останавливалась в воздухе, разворачивалась и позорно удирала.

Мне показалось это несправедливым. Не только альтруизм, но и понятие о том, что “делиться надо”, в мозгах черной осы отсутствовали. Я занял выжидательную позицию у поилки со свернутой в трубочку газетой в руках.

Черная оса была гениальна. Три раза я поднимал газету. Три раза черная оса немедленно ретировалась. Попалась она на четверый раз. После хлопка ее тушка свалилась вниз, в траву.

Колибри появились вскорости. Оказалось, они разные. У одной, побольше, помимо изумрудной спинки был рубиновый фартук. Засунув длинный тонкий клюв в дырочку пластикового цветка, она висела в воздухе, не забывая отслеживать меня внимательным черным глазом. Ну, мало ли, что мне в голову взбредет. Может я суп из колибриных язычков по воскресеньям кушаю. Крылышки Рубиновой Шейки сливались в пепельный ореол и казались нематериальными. Вот только трава под поилкой прогибалась под вертикальным вертолетным ветром. Ей хватило десяти секунд чтобы насытиться, потом ей как будто выстрелили. Так быстро она исчезла.

Вторая колибри оказалась у поилки через минуту после первой. У нее была белая грудка. Я тут же залез в интернет, и выяснил, что это самочка. Первая была, соответственно, самцом, которого пришлось перекрестить Рубиновым Шейхом. Белогрудка исчезла через те же десять секунд, и поилка осталась на откуп маленьким осам.

Но мне было жалко убитую мной черную.  Она не делала ничего, что не было заложено в нее природой. Может быть где-то в корнях травы у нее была норка, а в ней личинки, о которых она заботилась.  А какая храбрая; колибри для нее  –  расфуфыренные  гиганты из “Аватара”, но ведь летела же им навстречу как камикадзе на авианосец.  Как… Сравнения не подобрать.  Без страха и упрека.   

Расстроился, короче.

К своему громадному облегчению следующим утром обнаружил черную осу на своем рекетирском рабочем месте. Та ли самая оклемалась, новая ли обнаружила пустующую нишу и быстренько заняла, не знаю. Не очень понимаю, есть ли у ос индивидуальность, и имеет ли она значение. Обрадовался, в любом случае.

С тех пор у поилки установилось динамическое равновесие. Днем, под жарким солнцем, маленькие осы редко оставляли питательные дырочки свободными добровольно. Черная оса поддерживала суровый феодальный порядок. Колибри лишь изредка могли улучшить момент и прильнуть к поилке на несколько секунд. Напротив, деловитые пчелы и буржуазные шмели на халяву вообще внимания не обращали. Они ползали по меняющимся в течение лета цветам, собирая свои крохотные взятки и между делом демонстрируя свое моральное превосходство над окружающими. Нечастые бабочки демонстрировали ломкие разноцветные крылышки и гнутые хоботки. Они ни во что не вмешивались.

Сразу после рассвета и ближе к закату правила игры менялись. Бескровные насекомые прятались от холода, и колибри вступали во владение поилкой. Рубиновый Шейх летел к ней прямиком. Напившись досыта, он устраивался на кончике сухой веточки сирени неподалеку, сидел на ней нахохлившись как микро-орел. Время от времени он какал. Прокакавшись –  обычно трех раз хватало – он снова летел к поилке.

Белогрудка была позастенчивей. Сначала, показывая какая она правильная девочка, Белогрудка одаривала своим мимолетным вниманием с полдюжины подходящих цветков. Затем, отбросив церемонии, устремлялась к поилке.

И тут выяснялось, что Рубиновый Шейх далеко не джентльмен. Хотя все кроме одной дырочки были свободны, он срывался со своего насеста и пикировал на Белогрудку. Она в последний момент уворачивалась, и в воздухе начинался опасный балет на таких скоростях, что рассмотреть детали было трудно.

Ясно было, что Рубиновый Шейх нападает, а Белогрудка удирает. Но она не собиралась удаляться от поилки, а начинала изображать истребитель второй мировой в схватке с превосходящим противником. Выписывала стремительные виражи, лавировала между стойками балкона и ветвями сирени. Я тоже представлялся ей удобной защитой от преследователя, а  выписывание траекторий вокруг моей головы прекрасным способом от него избавиться. Уследить за колибри глазами сблизи было трудно, а ухо с запозданием фиксировало треск разорванного воздуха.

А то вдруг они зависнут в воздухе в десяти сантиметрах клюв от клюва прямо перед моим носом. Их еле слышное пулеметное ти-ти-ти-ти было понятно без перевода: “ты кто такой”, “а ты кто такая”, “что ты привязался”, “не лезь в мою кормушку”, “не твоя, а наша”, “пошла вон”.  Белогрудка долго не выдерживала и, в развороте, исчезала. Шейх устремлялся за ней, возобновляя погоню. А я был благодарен надежным стеклам моих очков. Без них, взбреди что-нибудь непотребное в крохотные головы с мозгом разметом в рисинку, выколоть на лету мой глаз не затруднило бы колибри ни на мгновение.

Земля, между тем, продолжала свой путь вокруг Солнца, попутно наклоняя свою ось. Время между рассветом и закатом сокращалось; в обиде на недостаток дневного света температура  ползла вниз, флоксы с настурциями пооблетели, ромашки продержались дольше, но завяли и они, зато расцвели дикие осенние октябринки с изобилием крохотных сине-серых цветочков. Могучие по сравнению пчелы и громадные шмели умудрялись выдоить свою малую толику из того, что оставалось, но осы –  и мелкие, и черная – пропали несмотря на нескончаемый нектар из поилки. Последняя стала принадлежать исключительно колибри.

В их поведении ничего качественно не изменилось. Шейх, похоже, вообще на сирени поселился, чтобы зря далеко не летать. Днем он все так же со своего насеста сторожил поилку, вот только самочек неожиданно оказалось две; Белогрудка Большая и Белогрудка маленькая. Шейх гонял их обеих, по одной и вместе. Он заметно растолстел, набирая лишний грамм жира перед перелетом в свою родную Мексику.  Когда он, наконец, пропал, уже Большая Белогрудка взгромоздилась на заветную веточку, в явном подражании своему сопернику. Но Маленькую Белогрудку она не гоняла, дозволяя той напиваться досыта.

Через несколько дней Рубиновый Шейх неожиданно появился снова. А, может быть, это был не Шейх, а просто какой-то другой залетный самец. Устремившись к поилке из дальних кустов, он разогнал дам, напился вволю и исчез уже окончательно. Самочки продержались еще с неделю, прежде чем без прощания избавить нас и поилку от своего присутствия.

Тут мы заметили, что клены обрели редкие пока красно-золотые пряди, октябринки доцветают,  пчелы еле двигаются и не держат направления в полете, мертвые шмели лежат там и сям на досках балкона, по утрам из под сирени тянет прелым листом и грибами, а  вечерами приходится надевать куртки. Короче, наступила осень.

В интернете пишут, что у колибри замечательная память и они обязательно возвращаются туда, где им было хорошо. Там же, впрочем, мы почерпнули, что до трети из них гибнет во время миграции. Похоже, есть некоторый шанс увидеть Рубинового Шейха и Белогрудок снова.   Поилка и веточка сирени ждут.

Мы тоже.