Марафон Жизни, детство, продолжение

Волшебная страна моего детства, полная загадок, чудес, тайн, приключений, торжественных клятв и помпезных обещаний, где дни наполнены солнцем и небом, смеющимися облаками и подмигивающими звездами, где лето не заканчивается никогда, где маленькие радости ловятся ладошками, где жизнь раскрывается мириадами новых неведомых граней, объемов, вариаций, значений, сплетений.
Детский мозг не адаптирован к трагедиям, злоключениям, сомнениям и печалям, смешной, сияющий, звенящий мир в моих ладонях, обрывки растрепанных облаков.
Я бегу по цветному полотну своей жизни, любуюсь сменой красок окружающего бытия, хватаю руками танцующую радугу, стряхиваю хрустальную росу счастья с полевых цветов, нет ощущения времени, словно всё застыло в своей первозданной девственной красоте.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 6, глава 5
Время, молниеносное в своем беге, разит как острие вражеского клинка.
Неудержимое и непостижимое, оно отсекает от нас всё, к чему мы привязаны.
Не зависящее от воли смертных, оно перемалывает в своих жерновах предметы, движущиеся и неподвижные.
 
Желтые капельки счастья и лета, взгляд за горизонт, граничащий с бесконечностью, волшебная память детства видит, чувствует, слышит, запоминает мир ярким, сказочным, волшебным, невероятным.
Время — лицо жизни, проявленное во множестве больших и маленьких образов.
Медное лето звенит и переливается в дрожащем спектре солнечных лучей, город Саратов, 1971 год, мне 12 лет, я с удочками иду на Волгу ловить рыбу.
Переходя улицу Вторую Садовую, я засматриваюсь на проезжие машины и не замечаю едущий на меня трамвай.
Улица делает крутой поворот, скорость трамвая небольшая, девушка-водитель вовремя сбрасывает решетку, меня сбивает, но не затягивает под передний мост.
Трамвай волоком протаскивает меня несколько метров по булыжной мостовой, я не теряю сознание, оцепенение, шок, звон в ушах, предметы расплываются в моих глазах, краски блекнут и исчезают, яркий разноцветный мир превращается в черно-белый.
Вокруг меня десятки людей, слипшиеся в один бесформенный комок серого цвета, их глаза, их лица, их взгляды, их прерывистое горячее дыхание на моем лице,
они расталкивают друг друга, машут руками над моим лицом, что-то кричат, словно кто-то включил невидимую дрель и вставил ее мне в ухо.
Я лежу на мостовой, боли нет, но тело не двигается, оно вывернуто неестественным образом, время растягивается в вечность, страшный сон, серый вязкий туман.
Подъезжает скорая, и меня куда-то несут на носилках.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 8, глава 21
Смертному никак не одолеть Всемогущего распорядителя наших радостей и печалей.
Он посылает нам жизнь, Он же и отнимает ее в должный срок.
Время — Его могучая, неудержимая десница, вечное, оно не может быть всегда другом смертному.
Одолеть время, наперсника Божьего, невозможно ни силою, ни умом, ни хитростью, ни молитвою.
Пред Ним бессильны воины, вельможи, ученые, философы, аскеты, советчики.
Оно не слушает заклинаний и лекарей.
Время сокрушает крепость тела и имения.
 
Лето 1971 года, я в больнице в коридоре, в палатах мест нет.
Прошло 10–15 дней, я пытаюсь как-то встать, доползти до туалета, опираясь на раковину, я смотрю на себя в зеркало: изможденное лицо в заживающих ссадинах, порезах, мелких ранах и кровоподтеках,
грязные спутанные волосы, тело, обмотанное кровавыми слипшимися бинтами, раздробленные пальцы на правой руке, нижняя часть моего тела в гипсе.
Лето в больнице, осень, школа, я хромой, нога обреченно волочится, у меня дистрофия, сил совсем нет, мой вес чуть более 35 кг, меня освобождают от уроков физкультуры.
Я самый маленький в классе, меня бьют, унижают, оскорбляют, на перемене двое задорных одноклассников веселясь засовывают пионерский галстук мне в рот.
Я не могу сопротивляться, мне очень больно, не физически, я не знаю, как жить дальше, как выбраться из состояния безысходности.
В это время я впервые думаю о смерти.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 30
В каком бы теле ни воплотилась душа, ей уже отмерена ее доля наслаждений.
И в короткие мгновения радости она не будет сожалеть, что заключена в темнице лживой действительности.
Дом, друзья, дети, скот и имущество удерживают душу в плену обмана, создавая у несчастной образ благополучия.
Дабы защитить накопленное и обеспечить пропитанием ненасытную родню, усердный стяжатель вершит самые неблаговидные поступки и всю жизнь тешит себя надеждами, которым не суждено сбыться.
Сердце свое он отдает в распоряжение женщине, которая пленит его любовными словами и ласками.
И в ее клятвах верности он находит вдохновение от тревог и умиляется невинным лепетом своих отпрысков.
Добывая средства к существованию, смертный принужден творить зло, и, терпя лишения ради близких, отказывая себе в житейских радостях, он мостит себе дорогу в ад, порою так и не отведав сладких плодов своих усилий!
 
Лето 1972 года, город Оренбург.
Папа, мама, я и мой младший брат Андрей приехали к папиному старшему брату, дяде Славе, на реку Сакмару ловить рыбу.
Дядя Слава профессор, ученый, заведующий какой-то кафедрой в медицинском институте, они с папой очень похожи, высокие, широкоплечие, крепкие, с кудрявыми черными волосами.
Дядя Слава уже в 32 года защитил диссертацию и стал профессором, а мой папа — физик-математик.
Отпуск заканчивается, мы счастливо прожили в палатках на берегу удивительной реки целый месяц и уже завтра возвращаемся домой.
Папа и дядя Слава сидят в комнате и что-то активно обсуждают, а я тихонечко притаился в углу и внимательно их слушаю.
Дядя Слава говорит папе: «Эдик, мне тут через обком партии предложили новую „Волгу“ за пять тысяч рублей, две с половиной у меня есть, а еще две с половиной я могу легко занять.
Но какой смысл мне покупать „Волгу“, если через несколько лет будет коммунизм?»
Я смотрю на них из своего угла и думаю: «А ведь они оба большие дураки!»
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 31
Вкусив все предназначенные ей плоды, душа покидает распадающееся тело, чтобы родиться в новом и пожинать новый урожай.
Слепота есть неспособность глаза различать цвета,
Глухота — неспособность уха различать звуки,
Смерть — неспособность пяти чувств воспринимать предметы внешнего мира.
Однако с прекращением деятельности чувств душа не умирает, а ждет той поры, когда чувства оживут в новом теле.
Только плоть боится смерти, для души смерть есть возможность осознать свое бессмертие!