Интересный эпизод. А. Хвыля и не только

(Из книги «Две жизни. Воспоминания», написанной А.Пархоменко по воспоминанием его отца)

…Вспоминаются оригинальные, если не изменяет память, немецкие открытки, подаренные мне в Москве в 1951 году талантливым артистом театра и кино А.Хвылей (Брессемом) – другом детства моего отца в период, когда они проживали в г. Синельниково. Подарок был сделан мне до достижения 6-летнего возраста. Отчетливо запомнил надпись на одной из открыток: «Маленькому Вовчику от дяди Хвыли» и размашистую подпись артиста.
Содержание двух из них напоминало современные «произведения искусства» с садистским уклоном и особенно запомнилось. На одной из открыток изображался в ярких красках зал парикмахерской. В кресле перед зеркалом сидел, уныло повесив голову с жалостными заплаканными глазами, поросенок. У него был отрезан нос. Кровь лилась из раны, а сам окровавленный, отрезанный нос, валялся в тазике. Другой поросенок, весело и задорно улыбаясь, зажав в копытцах огромную, тоже окровавленную бритву, правил ее на широченном ремне, подвешенном к стене и оттягиваемом другим копытцем. Весь вид этого поросенка показывал, что несчастье, случившееся по его вине с клиентом, самому парикмахеру глубоко «до лампочки», и он, не моргнув глазом, может отрезать своему сородичу и уши после того, как бритва будет готова. Понимая всю несуразность картинки и отрицательные эмоции, которые она не может не вызвать у маленького ребенка, отец в своих разъяснениях пытался сгладить трагизм произошедшего:
– Ты не бойся, ему не больно, – говорил он мне, указывая на пострадавшего. – Это только картинка, ее Художник нарисовал понарошку. На самом деле такого случая не было.
Поросенка мне все равно было очень жалко, и я полностью разделял позиции мамы, негодующей по этому поводу:
– Дураки! Это ж надо, такое для детей нарисовать. Чему такая картина научить может?! Давайте ее порвем.
Но об этом не могло быть и речи. Красочные открытки и почтовые карточки в то время встречались не так уж и часто, а открытки, подаренные знаменитостью, вообще представляли собой большую ценность.
На второй открытке изображались два медвежонка. Трагические события здесь только назревали. Один медвежонок безмятежно спал, засунув лапу в рот и свернувшись пушистым клубочком. Другой сидел рядом, держа в руке большой будильник, стрелки которого показывали без пяти минут семь (цифры и часы в возрасте шести лет я освоил достаточно хорошо). В другой лапе он держал бечевку, привязанную к находившейся под потолком комнаты наклонной дощечке, на краю которой стояла двухпудовая гиря, едва-едва удерживая состояние равновесия. Чуть дерни за бечевку – гиря упадет прямо на голову спящему медвежонку. Лицо дежурного выражало готовность разбудить спящего товарища именно таким образом, что спать, да и вообще жить ему оставалось всего пять минут.
Долго и бережно хранимые открытки в последствии исчезли бесследно. Судьба других предметов, связанных с именем А.Хвыли, сложилась более определенно. Долгое время в нашей семье хранилась подаренная им отцу неплохая, по мнению знающих музыкантов, скрипка. На ней даже пытались, правда безуспешно, научить меня играть в целях поддержания семейной традиции. Инструмент этот на время я просто возненавидел на генетическом уровне и порвать на нем струны было моей затаенной, но несбывшейся мечтой. По праздникам, когда собирались гости, на скрипке иногда играли. Причем, как отмечалось ранее, отец на слух играл почти все популярные в то время мелодии без всякой подготовки, не требуя просить себя об этом дважды. Комментарии матери по поводу игры всегда были однозначны:
– Как тебе не стыдно позорить инструмент, это же настоящая халтура!
Что такое халтура я узнал намного позже. Сама мать редко соглашалась играть и то после долгих уговоров. Играла всегда что-нибудь сложное, классическое, потом сбивалась, краснела и говорила, что никогда больше не возьмет в руки скрипку. Но все равно все восхищалась, а отец каждый раз предавался воспоминаниям о том, как прекрасно играла Ксенечка на выпускном концерте в музыкальном училище. Со временем за ненадобностью и в связи с нехваткой средств к существованию, скрипка была продана.
Неоднократно отец рассказывал, что им как-то с Сашей (Хвылей) посчастливилось найти (по-видимому, украсть) в отряде Махно, остановившемся в Синельниково, маузер и ERN–освскую опасную бритву. Расстреляв все патроны на кургане, маузер они выбросили (эту часть рассказа я всегда слушал с большим сожалением), а бритва сохранилась и до сих пор находится у меня. (Теперь у меня Алесандра Пархоменко).
Соранились и две фотографии с дарственными надписями, на которых запечатлен Хвыля в роли капитана Гуля из к/ф «Пятнадцатилетний капитан» с женой и дочкой (на заставке этого рассказа), и отдельный снимок его дочери Инессы.
Последняя встреча отца со своим другом детства, свидетелем которой я был, состоялась в Москве на Садово-Кудринской, в квартире Мельниковых, куда мы приехали в 1951 году в гости. Дядя Хвыля (иначе я его и не называл) замечательно пел за столом арию Кармелюка. Перед отъездом в Москву из Синельникова мы с отцом пошли за переездной мост, и я сфотографировал подаренным мне накануне «Любителем» домик, где прошло детство Хвыли. Очень хотел подарить ему фотокарточку, но мама запротестовала:
– Нужна ему эта фотокарточка, ему может быть даже неприятно смотреть будет на эту развалюху и вспоминать о своей жизни в глухомани. Не хочет же он вспоминать свою настоящую фамилию.
До сих пор не знаю права ли была она, но всегда с живым интересом смотрел и смотрю многочисленные малые роли и эпизоды из кинофильмов в исполнении А.Хвыли. Главная роль из кинофильма «Александр Пархоменко», сделавшая Александра Хвылю Сталинским лауреатом и популярнейшим артистом, была его не повторимым звездным часом.
В 1951 году мне впервые довелось побывать в Москве. Быть в Москве и не посетить Мавзолей В.И.Ленина представлялось почти невозможным. Отстояв громадную очередь вдоль Кремлевской стены в Александровском саду, мы вошли в Мавзолей. Отец нес меня на руках, чтобы лучше было видно. Запомнился неестественно розовый цвет лица усопшего, прохлада, траурная музыка и торжественность момента.
В этом же году мы с отцом в составе колонны жителей Сталинского района столицы, участвовали в первомайской демонстрации. По Красной площади я «проезжал» на плечах отца и видел всех вождей, стоящих на трибуне Мавзолея. Был глубоко разочарован тем, что великий Сталин не возвышался над своими соратниками. На широко известной картине «Они видели Сталина» изображены восторженные участники первомайской демонстрации на Красной площади. Мною от этого события овладело в большей степени чувство огромной усталости, а не восторга. Может быть это и не здорово, но что взять с ребенка. Во всяком случае могу констатировать что в 1951 году я видел В.И.Ленина в гробу, а И.В.Сталина на трибуне Мавзолея.