По пустой дороге

Жена заранее подсуетилась, хотя до праздника осталось несколько дней. Осчастливила  новогодней открыткой, но  вместо текста изобразила заветный номер.
- Чей-то телефон? - спросил я.
- Твоего  покровителя, - заявила она.
Показалось, что Дед Мороз встряхнул мешок с подарками, там заскрипела какая-то  утварь.
Или такой  голос у моей благоверной.
Чтобы  запомнил и осознал.
Вроде бы привык, но все же содрогнулся.
Дед Мороз осудил и погрозил  укоризненным пальцем.
- Непременно воспользуйся, - приказала женщина.
- Зачем? - попытался я отказаться.
Даже в школе отличался примерным поведением, но иногда  перечил наставникам.
Так спешила, что не выбрала подходящую картинку. Например, могла огорошить чертями на  адской кухне. Когда те швыряют в котел с кипящим маслом очередного грешника.
Если приглядеться, то можно опознать жертву.
Иногда по ночам приходят подобные  видения.
Я  грешен.
Когда мы попадем на страшный суд, то Судья обвинит не только за содеянное, но и за бездействие.
Мог, но не сделал.
В школе я более всего любил  выдумывать и фантазировать.
Учительница литературы боязливо изучала мои сочинения.
Я не знал, что Власть уничтожила ее родственников, и в дальнейшем она   не смогла избавиться от привычной осторожности.
- Больше никому не показывай, - обычно предупреждала меня  пожилая женщина.
Но одноклассник, тогда еще вроде бы обыкновенный мальчишка, читал и удивлялся.
- Как у тебя получается? –  пожелал выведать.
- Не знаю, -  признался я.
Иногда под действием воображения оживали образы и подобия, а читатели превращались в зрителей и участников.
Наверное, в моем роду были ведьмы и колдуны, и мне досталась частица их могущества.
- Научи меня! – потребовал одноклассник.
Я попробовал объяснить.
(Настырный парень всегда хотел докопаться до некой сущности. А докопавшись, изменить ее для своей выгоды. Иногда у него получалось. И если не всегда удавалось доказать, что белое равно черному, то в дальнейшем находил более весомые аргументы.
Мне было интересно наблюдать за его потугами.
Все люди  интересны.)
- Надо отыскать  заброшенное строение, - придумал я.
Мне почудилось, что набрел на старое кладбище.
Стены склепа наполовину развалились, но на некоторых кирпичах еще можно было различить латинский вензель.
Вокруг, если приглядеться, угадывались могильные холмики.
Я боязливо заглянул в усыпальницу.
- Такое увидел, - рассказал ему.
- Что? – выдохнул он.
- Мертвецы  ожили. И протягивают к нам костлявые руки, - задохнулся я от трупного запаха.
Мальчишка закашлялся.
- Нет, лучше я выйду в поле, -   наконец смог отдышаться
- Прах засыпал окрестные поля.
- И распахнутыми руками обхвачу свою землю! – попытался он отбиться.
- Боль каждого погибшего стала нашей болью, - не сразу удалось мне избавиться  от видения.
- Я покажу  твое последнее гибельное сочинение  своим ребятам, - неожиданно решил он.
Я не сумел отказать просителю.
- Тоже напишу, пусть они сравнят. И в луже надо увидеть отражение звезд, сказал какой-то деятель, - вспомнил он.
- Что ж, попробуй  их растревожить, -  милостиво разрешил я.
Кажется, Иван – исконно русское это имя тоже способствовало дальнейшему его возвышению – был не последним деятелем в районной молодежной организации.
Через несколько дней со мной познакомилась девушка, что руководила этим объединением.
- Всерьез заинтересовалась, - так необычно представилась она.
Я вгляделся.
У женщин трудно определить возраст, но вероятнее всего, она была наставницей.
Когда мы общались, то одну руку прижимала к груди, приглашая  войти в эту дверь, другой поглаживала висок, чтобы скрыть морщины у внешнего уголка глаза. Второй глаз закрывали растрепавшиеся волосы.
- Мы  на равнине, а ты утес, нет, неприступная скала - нашла интересное сравнение.
- А он, мой завистник? – заинтересовался я.
- Лишь ровная поверхность.
- А вы? – попытался выяснить.
- Ты, - поправила меня. Потом объяснила. – Пытаюсь вскарабкаться.
Я помог совершить восхождение.
Поздним вечером в ее кабинетике, когда все  разошлись по домам.
Она выключила свет. Достигнув определенного возраста, женщины предпочитают  полутьму.
И была прекрасна при скудном уличном освещении.
Я уже был мужчиной, но то торопливое совокупление, когда боишься каждого шороха, не шло ни в какое сравнение с нашим свиданием.
Ветер раскачивал фонарь, тени  метались, но мы не замечали этого мельтешения.
Ничего не замечали.
Бесшумно работали камеры.
Или преследователь с биноклем и с прибором ночного видения устроился на чердаке соседнего дома.
Огни фотовспышки были  подобны блеску праздничного салюта.
А потом Иван предъявил куратору обличительные материалы.
Сначала Надежда  отказалась.
- Ничего не было, теперь не сложно соорудить любую фальшивку.
Не сдержавшись, стряхнула с одежды налипшую на нее грязь.
Столько грязи, что та могла затопить пыточную  камеру, хозяин со своим креслом отодвинулся от письменного стола.
Но простил ее, на то и существуют заместители и уборщицы, чтобы выметать останки.
Не только стряхнула, но  раздавила паразита.
Экзекутор услышал, как треснул хитиновый панцирь.
Не стол, показалось женщине, но колода для разделки мяса. И умелый мясник готов перерубить шею.
Губы ее дернулись, бесшумно взмолилась.
Чиновник прошел суровую школу жизни, и научился читать по губам.
Разобрал проклятие.
За это следует ответить.
- Эксперты доказали,  - обвинил он.
Ей бы покаяться, а она вспомнила о том свидании и не пожелала повиниться.
- Моя личная жизнь неподсудна! – вступила в неравную борьбу.
- Ты наставница молодежи!
- Да они лучше меня  умеют! – Обменялись они короткими репликами.
(Здесь она ошиблась,  лишь с ней я полностью   познал.)
. Когда ее мучили и пытали, затаился в коридоре, и готов был ворваться в камеру и сокрушить врага.
- С кем сошлась! – вспомнил он обо мне.
Я насторожился.
- Смотри, что твой написал!
Листы выпорхнули из его рук и взлетели.
Не снежинки, но сход лавины.
И можно погибнуть под снежными заносами.
В дальнейшем мне удалось ознакомиться с этим сочинением.
У каждого свой талант, Иван научился мастерски подделывать  почерк.
Настолько развил свои способности, что была бессильна экспертиза.
Достаточно  безобидную прокламацию дополнить крамольными предложениями, как она превратится в призыв к беспорядкам и свержению.
Такое нелепое обвинение, что я растерялся.
Поэтому не ворвался в кабинет, не сокрушил палача и не освободил узницу.
Поддерживая друг друга, изможденные, избитые, но все же выжившие, выбрались за тюремные ворота.
Стражники  кричали и улюлюкали вслед.
Я переехал к моей избраннице, у нее была однокомнатная квартира.
Надежда устроилась приемщицей на станцию технического обслуживания, ей запретили работать с молодежью.
Иван – до меня изредка доходили слухи о его жизни и карьере – сначала работал с молодежью, потом пошел на повышение.
Кажется, его перевели в столицу.
На это ушло несколько лет.
Непростые года поисков и разочарований.
Я до изнеможения просиживал перед монитором. Так долго и усердно печатал, что стерлись обозначения на некоторых клавишах. 
Если с моими героями случалась беда,  тоже страдал и мучился.
Один из них помог соседям разгрузить машину. Не удержал груз, от удара потерял сознание.
У меня на затылке вспухла шишка, и под глазом образовался синяк.
Или человек заблудился в лесу, а я среди однотипных домов и не мог отыскать свой.
С рассказами осаждал редакции,  они лишь изредка снисходили до ответа.
- Теперь требуется другой герой, готовый повести нас к очередным свершениям, - объяснил мне доброжелатель.
Он заведовал отделом прозы в одном из журналов, его предшественник уехал в недружественную страну, главный редактор вместо беглеца подобрал надежного человека.
Поэтому тот общался со мной на улице, при этом тревожно оглядывался, вдруг нас увидят.
Мой бывший одноклассник запугал.
Или постарался  большой начальник, которого неосторожно оскорбила Надежда.
Если всех прощать и не наказывать, то они  сядут на шею.
Гонители  сговорились, наверняка  разослали указ.
Строго запрещено публиковать мои произведения.
Я не могу поменять тематику, мне не удастся выбелить  и разукрасить жизнь.
- Не получится, - отказал  доброжелателю.
- Ты поднатужься,  другие справляются, - не поверил он.
Я постарался. Зажмурился и попытался попасть на цветущий луг. Но оказался опять в склепе.
Но не задохнулся; собеседник увидел надзирателя  и поспешил оправдаться.
- Случайно встретились! – Бегом покинул простреливаемое пространство.
Было от чего загрустить и отчаяться.
Тем более что-то непонятное творилось с Надеждой.
Если поначалу торопилась вернуться после работы, и мы  забывали задернуть шторы – пусть ослепнут и обезумеют соглядатаи, -  и я не видел, как она меняется, то постепенно стал замечать.
Груди  обвисли,  живот потерял былую упругость, на ногах набухли вены.
Ни щеки мелкой сеточкой легли морщины, потемнели подглазья, и все больше становилось седых волос.
Привыкла и умела общаться с молодежью, я не мог заменить ей тот коллектив, зачахла на нелюбимой работе.
И теперь, встречая ее, я заранее выключал свет, достаточно было ночника около кровати.
Потом перегорела и эта крохотная лампочка, а шторы были  плотными и непроницаемыми.
Невозможно жить в кромешной мгле, прежде чем добраться до постели, я натыкался на стулья и набивал шишки.
А пальцы, когда  все же нащупывал тело, увязали в  квашне.
Отчаялись мои герои.
Их отчаяние подкосило автора.
Мне показалось, что если раньше брел  лесом, то теперь очутился на вырубке.
Но рано или поздно  оживает даже  сведенная под корень растительность. И пеньки покрываются зеленой порослью.
Гонители  перестарались, слишком усердно убеждали публику в моей неполноценности, или  сотрудники журнала проговорились.
Мной заинтересовалась любознательная девушка.
- А ты можешь? – подступила ко мне с нелепым предложением.
- Раньше мог, - отбился я.
По ночам приходилось себя уговаривать.
Молодая и желанная, твердил себе.
Задыхался, как некогда в склепе, который обнаружил на кладбище.
Еще бы, она была гораздо старше меня. На руках не хватит пальцев,  сосчитать разделяющие нас годы.
Тем более, что Вера – так звали новую мою знакомую – доходчиво объяснила.
Я поделился с ней своей болью.
-  Та только для себя, - определила она.
Я испуганно огляделся. Меня заключили в клетку. Напрасно я попытался выломать штыри ограды, они не поддались моим усилиям.
- Ты – человек мира, а она держит тебя на коротком поводке, ты ее раб и собственность, -  различила девушка.
Не только клетка, но тщательно спланированная интрига, разгадал я.
После того, как мои произведения попадали в редакцию, моя бывшая подруга тоже появлялась там.
И объясняла, чем издателям грозит эта нежелательная публикация.
В свое время общалась с начальством. И беззастенчиво ссылалась на тех деятелей.
Не желала делиться своим достоянием. Или пыталась выслужиться и опять руководить.
Устремилась за уходящим составом.
Но помчалась по обочине. Заросли не только порвали одежду, но изувечили лицо.
Чтобы спасти ее, остановить эту бездумную и бесполезную гонку, надо отойти в сторону.
И тогда, может быть, угомонится  преследователь.
Я попытался помочь ей.
По-разному  это делается.
Если сразу высказать, то  можно погубить человека.
Но англичане придумали уходить бесшумно и незаметно.
Мудрая нация, не зря в свое время они покорили полмира.
Выбрался поздним вечером, когда  временная попутчица забылась, снотворное подействовало почти мгновенно.
Босиком спустился по лестнице, и только на улице обулся.
А потом на цыпочках прокрался по ночному городу.
Когда укрылся, то не только запахнул дверь, но тряпкой заложил щели, теперь преследователи не проникнут.
- Ты действительно желанная! – познакомился с женщиной.
- Станешь самым известным писателем! – откликнулась она.
Я вгляделся.
Кожа разгладилась, морщины пропали. Упругим и крепким стало тело.
- Я сделаю тебя великим!  - обещала обольстительница.
Нельзя два раза войти в одну реку, но можно вернуться к истокам, и снова попытаться.
Я поверил.
И если раньше мои ночные упражнения были не более, чем обыденностью, то все  изменилось – попал в другой, более полноводный поток. Такой бурный, что сокрушал скалы. Стремительное течение перекатывало по руслу огромные камни.
Несмотря на наш союз, на клятву, которую мы закрепили кровью, мир не стал краше и порядочней.
Или город наш – об этом не единожды заявляли летописцы – построен на костях, и мертвецы отчаянно взывают из  небытия.
Я услышал их зов, увидел их мучения.
Вечером бывал настолько обессиленным, что Вере – я считал ее своим ангелом-хранителем – не сразу удавалось утешить меня.
Я делился с ней своими видениями.
- Стало легче? – спросила она после очередной моей исповеди.
- Конечно, - не стал я ее расстраивать.
С такой силой прижался к ней, что  груди ее расплющились.
Она не отстранилась.
- Будет еще легче, когда со всеми поделишься.
После этого обещания слился с возлюбленной.
Или впал в беспамятство, и в полночном бреду увидел трон на высоком постаменте.
Подданные распластались у его подножия.
Попытался различить лицо царицы.
Но женщина не позволила: рукой заслонила глаза.
- И я с тобой вознесусь, -  нашептала той ночью.
С моими рукописями ходила по редакциям.
Как до этого другая, что предала и умоляла покарать, даже демонстрировала приспособления, которые применяли в древности. Бревно, что приторачивали к ногам, подвешенного за вывернутые руки преступника. Деревянную кобылу с шипами на крупе. Они вонзались в безумной скачке. Воронку, через которую бочонками вливали воду. Дощечки, чтобы расплющивать кости.
Редакторы, конечно, с негодованием отвергали эти примитивные орудия.
А  неумелая помощница  уверяла их  в моей избранности.
Но они помнили о предупреждении и не желали рисковать.
- Даже в момент близости… - заявила она самому строптивому.
- Это как? – заинтересовался он.
Ушки его встопорщились.
На всякий случай вывел из стойла  шипастую кобылу и приготовил воронку.
- Может перенестись в иной мир, - призналась женщина.
Пришпорил кобылу,  она откликнулась возмущенным ржаньем. Шипы беспощадно вонзились.
( Ночью редактор вспомнил о том разговоре.
- Давай, - предложил жене.
- Я тебе все отдала, - откликнулась та.
- Чтобы как в юности, пламенная страсть!
- Старый дуралей, - охладила супружница его пыл.)
В других редакциях тоже снисходительно отнеслись к ее предложениям.
Где-то даже воспользовались воронкой. Влили ей в горло отравленное зелье.
И если раньше голос ее был сродни колокольчику, то постепенно  растрескался.
Иногда звон перемежевался скрипом.
- Прах не запорошил поля, - однажды заявила она.
Я не ответил.
- Помнишь сказку, где все ходили в розовых очках? – спросила она.
- Мне их надеть?
- Хотя бы понарошку, - взмолилась неверная подруга.
Я впервые различил скрежет.
Он усилился, когда продолжила уговаривать.
- Вся земля состоит из костей предшественников. Нельзя жить только распадом и гибелью.
А когда и это заявление не помогло (голос уже стал едким и резким), прибегла к самому действенному средству.
Ночью перебралась в другую комнату.
От бабушки ей досталась огромная  квартира. И когда мне не спалось, а она после очередного свершения безмятежно засыпала, то бродил по  комнатам. И если снисходило вдохновение, то присаживался и записывал.
Но закрылась в камере, и напрасно я ломился в запертую дверь.
Пришлось поддаться ее уговорам.
Жизнь прекрасна, согласился  с вымогательницей. Когда восходит солнце, оживает  природа. Каждая травинка тянется к теплу и свету. Если навзничь рухнуть на весеннем лугу, можно приобщиться к вечности.
Не знаю, как удалось ей пристроить это жизнерадостную картинку.
Наверное, на коленях умоляла редактора.
Когда произведение  было напечатано, мы отметили это знаменательное событие.
Но она уже не мечтала, что благодаря мне приобщиться к вечности, и праздник получился тусклым и обыденным, а рассказ затерялся среди подобных, и журнал этот был издан малым тиражом.
Зато ночью я был допущен к  телу.
  И если раньше считал себя злым гением семейной жизни, моя былая подруга стремительно увядала, то, видимо,  не напрасно укорял себя. Вера не увяла, но обзавелась шипами.
И даже, мне показалось, с наслаждением их вонзила.
Боль была невыносимой.
А когда утром устроился за компьютером, то разбередил раны.
На клавишах  стерлись обозначения, но уже давно выучил расположение букв.
А теперь забыл.
И нажимал наугад.
Даже обезьяна, заключил некий шутник, может случайно создать шедевр, пусть на это уйдет тысяча лет; я был бездарнее ее, да и не было в запасе столько времени.
Дни сложились  в пустые недели.
Но женщина не отчаялась.
Пусть не удалось стать царицей, но можно хоть как-то приподняться над другими.
( Заранее все выведала, я наивно поведал  о своей жизни.)
Она насторожилась, когда в город прислали нового начальника.
Самого молодого за все годы существования, сообщила Власть.
Я долго и напряженно вглядывался в снимок.
Если дракон поглотит человека, то на месте гибели должен остаться  какой-то след.
Надпись на стене камеры, крик страдания, что будет отражаться долгим эхом.
Или отблеск печали, который изредка еще можно заметить на лице.
Но не увидел, не услышал, не различил.
- Случайное совпадение, - заметил жене. - У нас множество таких фамилий, а еще больше подобных имен.
- Несомненно, - согласилась она.
Но не поверила, ищейкой устремилась по следу.
Есть общедоступный номер телефона, по которому можно связаться с чиновником низшего ранга. А тот, если сочтет необходимым, потревожит  начальника. И, может быть, удастся дозвониться до секретаря.
Это самое большее, что дано рядовому гражданину.
Есть правительственная связь, она находится под надежной защитой.
Наконец существует заветный номер, доступный для  родных и близких
- Я раздобуду его! – поклялась ищейка.
- У него не осталось никого; чтобы вскарабкаться на вершину, надо отказаться от родственных связей, - разъяснил ей.
- Старые друзья? – не угомонилась она.
- На вершине не бывает друзей.
Женщина наказала меня, ночью опять заперлась в камере.
Но я уже притерпелся к наказанию.
Более никогда и ни с кем не поделюсь своими чаяниями.
Ночью долго сидел около открытого окна.
Когда-то по улице ходили трамваи, но несколько лет назад сняли рельсы. Но оставили их на перекрестке,  образовалась небольшая асфальтовая горушка.
И когда грузовики преодолевали ее, громыхала подвеска.
Четное или нечетное число, подсчитывал я с закрытыми глазами.
Жить или не жить, словно обрывал лепестки ромашки.
Выходило по-разному.
Этот подсчет заменил былые фантазии.
И напрасно женщина измышляла, как еще  досадить мне.
Бесполезные потуги, но она не отступила.
Не знаю, каких усилий стоило ей раздобыть заветный номер, чем и как расплатилась за эти сведения.
- Не было ничего, - наотрез отказался я. – Не было у меня никакого друга, ты же знаешь, какой я никудышный фантазер.
Дед Мороз, которого она привлекла в помощники, не только погрозил  пальцем, но нахмурился.
Оказывается, я еще не разучился выдумывать; игрушечный человек ожил и угрожающе надвинулся.
- Если не позвонишь… - предупредила женщина.
- Убьешь? - прохрипел я.
- Собрала все твои рукописи, бумага хорошо горит.
Я  увидел, как раздулся мешок.
Пусть уничтожит, мысленно согласился.
Но возмутилась незримая сущность, что таилась во мне, и с которой вроде бы удалось договориться.
Только показалось.
Рука была как чужая, дотянулся до телефонной трубки чужой рукой.
Пластмасса раскалилась и обожгла, я притерпелся к боли.
Надо поздравить друга и одноклассника с Новым Годом.
- Не забыл? – послал ему мысленный сигнал.
Женщина удовлетворенно кивнула.
Хотел напомнить, как мальчишками забрались на крышу пристройки. Окна банного отделения были замазаны белой краской. Но предшественники проскребли дырочку. Он приник к ней. Там такая знатная баба, сообщил мне. Слюни упали и прожгли крышу.
- Я пришлю за тобой машину, тебе помогут излечиться, - услышал он.
Трубка оглушала надсадными гудками отбоя.
- Поможет? – спросила вымогательница.
- Торжественное возвращение к истокам, - откликнулся я.
Пальцы свело судорогой, не сразу удалось распрямить их.
Машина пришла через несколько минут.
Я был настолько измучен, что когда устроился на мягком сиденье,  то  мгновенно забылся.
Поэтому не знаю, в какой выгрузили пустыне, и можно ли набрести на оазис.
Все же побрел, почти ни на что не надеясь.
Когда обессилел и повалился на раскаленный песок, то слетелись падальщики.
Что ж, я не заслужил иной участи.
…………………….
Г.В. Октябрь 25.