Поживём - увидим-4

03.06.25г. — Привет, как дела? — спросил я соседа по даче. — Да какие теперь дела, Саш… Всё как всегда… Правда, Валерка Дергачёв весной умер… Ты, наверное, слышал? — Дергач? Да ты что?! Я только с ним разговаривал! И тут я осёкся, вспомнив, что последний раз видел его прошлым летом. Он шёл из леса спокойный, довольный, выглядел удивительно молодо. Я тогда подумал, что нужно чаще бывать за городом, чтобы оставаться таким же здоровым. А он, кажется, просто прогуливался или ходил по грибы. Я позвал его к себе, усадил на скамейку рядом с калиткой. Всегда один и тот же предлог — поболтать, узнать новости. На дачу я в последнее время почти не езжу, сижу в городе за мольбертом, как мне кажется, впустую. Только время провожу, чтобы тоска не одолела. А если уж она заползает в душу, пиши пропало. Мы с ним вспоминали детство, как резались в футбол с утра до ночи — улица на улицу. Какой был азарт! Не обошли тему быстротечности жизни — вот она прошла, и не заметили. Кто тогда думал, что весной он уйдёт? Теперь спрашивай, как дела… Лучше не спрашивать больше ни о чём. Стараться не встречаться ни с кем, так будет лучше. Вот те на: приехал на дачу, полежал на диване, отдохнул. А теперь ноги в руки и обратно в город, пока сорока очередную новость не принесла.

15.06.25г.  Ещё один день моей жизни прошёл. Один из семи дней этой недели, один из тридцати за месяц, один из трёхсот шестидесяти пяти за год — я уже не говорю о том, какой он по счёту относительно всей моей жизни. Ну и что с того? Он прошёл, как и все остальные. Завтра я с трудом буду вспоминать, что произошло сегодня.

Я уже и сейчас с трудом могу вспомнить, что же произошло. Вроде бы я что-то делал: убирался в доме, кому-то звонил (звонки были совершенно ненужные). Конечно, мы что-то не поделили с женой — это уже стало привычкой. Хорошо, что в этот раз я решил не уходить из дома, гордо хлопнув дверью. На ходу я обязательно давал наставления дочери, чем вызывал у неё очередной приступ негодования.

Я тупо смотрел в компьютер, подспудно ожидая, что вот-вот объявят о моей Нобелевской премии в области литературы. Но тщетно. Я лазил на «Почту» с ощущением, что именно сегодня мне должен написать Владимир Владимирович.

И вот наступил вечер. Я сижу в своём любимом кресле и думаю: неужели в этом и заключается моя жизнь? То, что было сегодня, в точности повторится завтра, а там, как в «Дне сурка», повторится «сегодня», без малейшего изменения. Надо что-то делать? Но что? Я не знаю. Но мои мысли предательски направляют меня в сторону холодильника.

 30.06.25г.  Как же хорошо жить на свете! Разве ты не согласен? Снова чем-то недоволен. Жена беспокоит. На работе неприятности – хотят уволить. И правильно, зачем держать? Себе в убыток. Тридцать лет в профессии, а толку? От тебя как от козла молока.

Когда-то ты был молодым, энергичным, активным. За собой весь коллектив мог повести. Все женщины на тебя засматривались. А теперь ты наслаждаешься своими прошлыми заслугами. Но пьедестал, на котором ты стоишь, уже начинает разрушаться. Склеить его можно только своими силами, но надолго ли их хватит?

А жену свою ты совсем забросил, и толку оттого, что вы сорок с лишним лет вместе. У тебя в чести только даты одни отмечать, себя обманывая. А ты давно её обнимал? Я не говорю уже о поцелуях. Ты хотя бы ей доброе слово сказал, легче бы стало, а то, как мумия старая, только по комнатам пустым ходить можешь и ныть о том, как тебя депрессия замучила, а спросить, почему? Потому что тебе всё плохо…

На дворе пик лета во всей красе. Уже половина года проскочила, а ты даже на улицу не выходишь, боишься, что в голову солнце напечёт. Хотя бы на балкон выйди мир посмотреть, да и тебя, дурака, кто увидит и признают наконец.

Почему мольберт пустой? На нём холста уже год как не было. А красок сколько набрал за свою жизнь, а кистей сколько – можно маленький салон открыть, а холсты? Нетронутые кистью холсты стоят вдоль стены, обречённо ожидая окончательного приговора. Ну возьми хоть что-то попиши, уже легче станет. Откуда ты взял, что это никому не нужно? Это тебе так кажется. Начни дарить свои картины, не жадничай. Посмотри, у тебя одних родственников сколько, не говоря о знакомых. Каждый из них мечтает получить хотя бы одну твою работу в подарок.

Ты посмотри, как же хорошо жить на белом свете. И тебе это доподлинно известно. Ты часто по жизни повторял эти слова, начиная с детства. Вспомни, как ты один, лет десять тебе было, на плоту самодельном по пруду катался. Нога соскользнула с бревна и попала в расселину между ними, застряв там, а плот перевернулся вместе с тобой. Всё, нет тебя, одна нога только торчит меж брёвен, словно перископ у подводной лодки. Хорошо, в это время сосед ваш, дядя Тихон, из леса с грибами возвращался. Так он тебя и спас. Какими глазами ты на мир смотрел после этого – словно вновь родился!..

А после очередного перепоя с друзьями? Вы любили повеселиться! Тебя еле откачали, думали, что ты концы отдашь. Повезло тебе, что ты в себя пришёл, и то — на второй день. Тебе же пить нельзя, с похмелья умираешь каждый раз. Да, именно тогда ты и зарёкся — в рот больше ни капли!..

А когда ты на повороте в обгон по встречке полез. Впереди тебя две фуры шли, и одна другую тоже обгонять шла, а ты уже в третий ряд выскочил. Ты помнишь глаза того, что в лоб тебе летел, только он отвернуть успел, а не ты... И ему в кювете валяться пришлось, а тебя только через километр «гаишники» накрыли. Как ты славил Бога, отдавая все деньги, которые у тебя были, понимая, что минуту назад смерть тебе в глаза смотрела. Ведь так хорошо жить на белом свете?!

Так чего сейчас такой понурый? Жизнь не мила? Люди обижают? Пенсия маленькая... Ты, конечно, большей достоин. А тебе не хочется порадоваться тому, что вообще ещё жив и под себя не ходишь... Даже зубы свои, а не челюсть вставная. Так радуйся! Посмотри, тебя что окружает! И тополь за окном, что листочки первые выбросил, и машины на стоянке, они не просто стоят, они тебя приветствовать приехали. Ты слышишь, как у них повсеместно сигнализация срабатывает. И пускай солнце закрыто соседним зданием. Поверь, оно обязательно выйдет и осветит твою комнату, а разве этого мало. Ты задумывался когда-нибудь, что будет, если оно светить перестанет... Встань, выйди на балкон, раскрой объятья солнцу и скажи: «Господи, помилуй меня грешного! Как же я счастлив, что жив ещё!»

Как же хорошо хоть изредка себя так пропесочивать, а то застой в мозгах образуется. Клизму придётся ставить — мозги промывать. А каково ребятам на передовой на подступах к Красноармейску? А ты тут в тёплом кресле в центре Москвы. Вдали собор Василия Блаженного просматривается…

05.07.25г.  Каждый приезд на дачу я стараюсь помыть машину сам. И не потому, что я скупердяй и не могу 600 руб. потратить... Просто я дорожу ею, как раньше дорожил своей лошадью добрый хозяин – она была для него первая помощница в домашних делах. И поэтому, когда я её мою, всегда разговариваю с ней, как с живым существом. Произношу вслух самые добрые и ласковые слова. Я знаю – она слышит меня и радуется, что хозяин соизволил уделить ей хоть какое-то внимание...

Дом мой стоит как раз у дороги, ведущей в лес, а проходящий за грибами знакомый всегда рад приветствовать меня. И я рад с живой душой перекинуться новостями, что за это время понабрались. Бывает, целую зиму не видимся. Мало ли что случится за это время. Конечно, хочется выведать: что да как?

Вот только начнёшь у машины очередную деталь отмывать, а по дороге уже новый человек движется... Смотрю, не Людка ли Васильева? Ничего себе «Людка» – женщине под семьдесят будет, а для меня они по-прежнему – «Людки», «Петьки», «Васьки». Так, наверное, до конца и останутся.

Издали как будто и не изменилась совсем — такая же молодуха, а подошла ближе — мешки под глазами, взгляд потухший, да и улыбка натянута, словно бельё на просушку... Обменялись дежурными фразами. Так бы и прошла в лес, на меня не глядя. Но я сам влез с расспросами: о детях, муже её... Вижу, заинтересовалась. Испытующе на меня смотрит, хочет понять, нужны ли мне её излияния или я так — ради приличия только... Ведь как у нас часто бывает: спросим: «Как дела?», а сами дальше бежим, знаем, что вдогонку: «Нормально!» — последует... а то не ровен час встречный остановится и начнёт душу тебе свою излагать, что наболело на ней рассказывать, а ты стой потом и жди, когда это всё закончится?..

– Саша, знаешь, я тут сильно болела, – начала Людмила, глядя на меня так, будто проверяла, заметны ли изменения на её лице. Я сразу заметил их, но научился скрывать эмоции и отводил взгляд, делая вид, что ничего не происходит.

– Что с тобой случилось? Расскажи! – насторожился я.

– В прошлом году я ездила в паломничество на Святую Землю, чтобы помолиться. Была в Храме Гроба Господня и других святых местах. Молилась за своего сына Вову. Ты же знаешь, по какому пути он пошёл?

Я молчал, хотя ничего об этом не знал. Как человек, который проводит пять дней в году на даче, я не мог быть в курсе всего и вся.

– Так вот, – продолжала Людмила, – я стояла в храме перед иконой Богородицы и молила её о пощаде. Я просила её заступиться за меня перед сыном. Не знаю, что толкнуло меня на это, но я сказала: «Спасительница, молю тебя, отведи напасти от моего сына, избавь его от пагубного пристрастия. Переведи все беды на меня, но освободи Владимира, раба Божьего. Я тебе всё отдам. Возьми мою почку или что-то ещё, что посчитаешь нужным».

Людмила замолчала, опустив глаза. Я стоял, чувствуя, как внутри всё сжимается. Я знал, что такие вещи происходят часто, и сам через это прошёл. Хорошо, что отделался легко – остался жив и даже стал немного мудрее.
На всё воля Божья! И у него ничего купить нельзя. Его воля — дать, его же — взять, и не нам об этом просить. Наше дело — в грехах каяться, да и то — в своих только... Это единственное, что мы делать можем.

Саш, ну ты слушаешь меня?! — допытывалась у меня Людмила, видно заметив во мне некоторое смущение.

— Ну что ты, продолжай, я внимательно тебя слушаю.

— Приехав домой, я ничего не замечала первое время, а потом спина побаливать стала. Но болит и болит, сам знаешь, у женщин в таком возрасте чего только не болит?.. А потом ночью так схватило... Скорая, правда, сразу приехала... Отвезли в больницу. Там УЗИ... Смотрят, а в правой почке киста огромная — резать надо. И не кисту вынимать, а почку удалять, — «поезд ушёл», раньше надо было думать... Так что я сейчас с одной почкой хожу. Ничего, справляюсь. Уже привыкать стала...

Я видел, что она хорохорилась старалась казаться здоровой и довольной жизнью. Но получалось у неё плохо, наигранно. Как у актрисы провинциального театра, которую позвали в Москву на один спектакль, а она не знает, как себя вести.

Вдруг подошёл Володька, сын Людмилы. По нему и не скажешь, что он баловался наркотиками — это в карман не спрячешь.

— Ма, я тебя везде ищу. Ты уже была в лесу? Наши давно накрыли стол, тебя ждут, праздник же.

Сын взял мать под руку, и она, не попрощавшись, согнутая, как старушонка, пошла к дому. Я ещё долго смотрел им вслед. В голове мешались слова из Писания. То одно приходило на ум, то другое. Но одно я вспомнил хорошо: «Не клянитесь ни перед Богом, ни перед людьми, а ваше да должно быть «да», а нет — «нет». Потом вдруг ясно увидел глаза апостола Петра, который услышал, как в третий раз пропел петух над утренним Иерусалимом…

                (продолжение следует)