Демонология, лекция I

Аудитория, носившая гордое и несколько претенциозное название «Аудиториум Арканум», как и всё, казалось, в Уитерхивене не была похожа на типичное место для лекций. Скорее, напоминала гибрид соборного склепа, алхимической лаборатории и обсерватории, выделанной сумасшедшим учёным в подземелье. Помещение было высечено в грушевидном своде из почти черного, отполированного временем и бесчисленными прикосновениями камня, поглощавшего свет и звук, создавая неестественную, давящую акустику. Воздух стоял густой, тяжелый и неподвижный, насыщенный ароматами старого дерева, пыли с вековым стажем, воска, ладана и чего-то еще — едва уловимого химически-сладковатого запаха, который невольно ассоциировался с забальзамированными тканями и озоном после мощного разряда.

Вдоль стен, уходящих в сумрачную высоту, тянулись дубовые стеллажи, доверху забитые фолиантами в потрескавшихся кожаных переплетах с тиснеными символами, не поддававшимися мгновенной расшифровке. Между ними, за толстыми стеклами витрин, в матовом сиянии жидкостей, покоились неясные, искаженные формы — те самые «учебные пособия», о природе которых первокурсникам предстояло лишь догадываться, а старшекурсники предпочитали не говорить вслух.

Атмосфера была мрачной и удушливой, но при этом неотвратимо притягательной, сродни обрыву над пропастью: страшно, но оторвать взгляд невозможно. Казалось, в этом диковинном месте сама материя истончалась, готовая порваться и явить взору то, что скрыто за завесой привычной реальности.

И в центре этого царства тишины и тайны, за массивной кафедрой из темного дерева, стоял Кристиан Уиллис. Высокий, сухопарый, с лицом аскета, на котором профессиональная апатия и глубокая, неизбывная усталость вытеснили все мимолетные эмоции. Двигался он без той мирской суеты, что часто встречается у простых людей, экономично и точно, как хирург или палач. Взгляд, тяжелый и пронзительный, под густыми белыми бровями фиксировал будто бы не внешние проявления студентов, а сразу считывал внутреннее содержание: страх, любопытство, тщеславие, глупость. Ему не требовалось привлекать внимание, и одет седовласый мужчина был строго, но просто: идеально чёрный костюм с какой-то серебряной брошью, распахнутая чуть на груди рубашка с небрежно приподнятым воротом, да классические мужские туфли. Простой, даже серый, он являлся той точкой, в которой сходились все силовые линии аудитории, ее естественным и неоспоримым центром. И взгляды проходящих к партам учеников сами цеплялись за его фигуру, примагниченные чем-то необъяснимым, что было сильнее их.

— Тишина. Полная.

В аудитории стояла кладбищенская тишь. Казалось, эти слова были сказаны не студентам, а какой-то неведомой, недоступной им силе, что занимала аудиторию наравне с ними.

Такая тишь — знак не пустой аудитории. Знак внимания. Задумчивого, выстраданного, выдавленного из себя страхом, любопытством, а может, и примитивным инстинктом самосохранения. Неважно. Тишина — инструмент. Первый и главный.

Уиллис стоял перед рядами застывших студентов, держа руки за спиной сцепленными в замок, словно дирижёр перед началом грандиозного концерта, и тишина в аудитории была столь густой и тяжёлой, что, казалось, её можно было резать ритуальным ножом и раскладывать по герметичным сосудам для будущих опытов. Он вдыхал эту тишь, эту благоговейную, слегка подслащенную страхом немоту, и его тонкие губы чуть тронула тень чего-то, отдаленно напоминающего эмоцию — насмешку. Ученики, казалось, ждали представление: вспышек огня и низких голосов из-за черных занавесей, высечения искр из воздуха, наглядного призыва демона в клубах серы или явления лика архангела в ослепительном сиянии. Жажда зрелища читалась на лицах у части большинства, другие же притаились, вслушиваясь в неслышимое. Величайшее представление уже началось, и каждый вздох, каждый стук сердца, каждый пробегающий по спине холодок — и есть часть ритуала. Ритуала познания.

Не дожидаясь, придет ли кто еще, не проводя перекличку перед началом, демонолог поднялся по ступенькам к доске. Сухие пальцы, длинные и узловатые, с аккуратными, но неухоженными синюшными ногтями, легли на макушку черепа, водружённого на кафедру задолго до начала занятия. Вместо пафоса и спецэффектов преподаватель принес им лишь старую кость и неоспоримый факт.

— Видите этого молчаливого джентльмена? — его голос прозвучал негромко, но отчеканил каждый слог так, что он долетел до самого дальнего угла, не нуждаясь в повышении тона. — Это – брат Ансельм. Когда-то он был монахом-цистерцианцем. Усердным, благочестивым, верующим, дневал и ночевал в своей келье над древними письменами. Он верил, что наша Вселенная – это книга, написанная рукой Творца, и он жаждал прочесть ее до конца. Пока не осознал одну простую и страшную аксиому: Бог и Дьявол суть два берега одной и той же реки, текущей в вечности. Два проявления единого Закона, Истины, которую мы все постигаем. Каждый – своим Путём. Тело своё Ансельм завещал науке. А это… Это было отдано мне. Почему?

Ансельм. Немой собеседник, добровольный пленник, самый наглядный учебный экспонат; кости, отполированные временем и позором. Череп того, кто слишком увлекся поисками истины на обочине магистрального пути, ища Бога в запретных текстах. А нашел нечто, что струилось сейчас сизым, живым туманом из пустых глазниц, лениво обволакивая пальцы пожилого демонолога, который казался застывшим во времени. Аномалией, вписанной в строгий порядок мира.

Уиллис сделал паузу, обвел аудиторию взглядом. И, похоже, та ответила ему скрипом, шуршащим, благоговейным почти шевелением извилин в юных головах, который послужил ему знаком. Он продолжил:

— Потому что демонология, вопреки расхожим мнениям, порожденным дешёвыми романами и трепетными сплетнями, есть не искусство вызывания, но строгая система знаний. Система, в которой даже смерть может служить проводником. Наука классификации. Ибо знаешь имя – владеешь сутью. Знаешь суть – повелеваешь силой.

Затем мягко отвёл руку; туман из черепа начал переливаться перламутром, какого не видывали даже моллюски. Студенты замерли бы ещё больше, если б это представлялось возможным: туман лениво заклубился, образуя призрачные буквы в воздухе: знаменитое крылатое выражение на латыни.

— «Знание – сила». Банально? Избито? Но это единственная валюта, что имеет вес в тех мирах, куда каждый экстрасенс, особенно юный, отчаянно рвётся. Демонология – не искусство призыва духов на дешёвых сеансах и не чернокнижие для обиженных на жизнь подростков. Это – наука. Жесткая, точная, беспристрастная. Наука, где даже смерть служит проводником; где ошибка, неточность, малейшая нетвердость воли или голоса… становится памятником этого. — Он коротко взглянул на череп. — Вечным спутником.

Туман из глазниц сгущался, следом краснея, словно бы немой участник лекции был в гневе. Кажется, Ансельм и впрямь не чествовал эти рассуждения, до сих пор считая случившееся с ним недоразумением, оплошностью, что обернулась фатальным роком.

— Мы начинаем с азов. С классификации. Вы должны научиться не бояться, а различать. Видеть разницу не между «добром» и «злом» – это детские ярлыки для тех, кто не способен подняться выше морали толпы; вы должны видеть разницу в природе, в источнике силы, в метаболизме энергии. Ангел, сжигающий грешника очищающим пламенем, использует ту же силу, что и демон, испепеляющий целые города. Но вектор… Он иной. И ваша задача – понять этот вектор. Предвидеть его – и направить.

Объект нашего изучения – бесплотные сущности. Ангелы, демоны, также и духи. И первое, что вы должны выбросить из своих юных голов – это ярлыки. Свет и Тьма равноправны. «Добро» и «зло» – лишь проекции человеческого страха. Архангел Самаэль из сферы Гебура карает грешников очищающим огнём с той же ревностной яростью, с какой демон Асмодей из клана Голохаб сеет раздор и панику. Их энергия едина, разнится что? Правильно, вектор. Демон Астарот, властитель Гашеклы, может даровать алхимику величайшие откровения, но лишь при условии, что тот обладает духом, способным выдержать чистоту его вибраций, не сломавшись. Запомните: самые опасные – не демоны. Демоны предсказуемы. У них есть иерархия, правила, свой, если хотите, кодекс. А вот духи…

Уиллис покачал головой, многозначительно и как-то даже печально.

— Духи, милые мои глупцы, куда опаснее. Нейтральные силы. Стихийные, астральные, посмертные. У них нет четкой структуры. Элементаль огня может исцелить рану. А дух замученного ребенка, которого вы призовете в порыве ложного сострадания, – выест вашу душу дочиста, оставив лишь сладкую иллюзию счастья. Брат Ансельм покоится здесь именно потому, что ошибся, приняв лярву-пожирателя душ за ангела утешения.

Мужчина коснулся пальцем зубчатого края теменной кости, и сизый туман на мгновение вспыхнул алым. По аудитории прокатился сдержанный вздох. Челюсть черепа с тихим скрежетом отпала, и внутри, в самой полости, замерцали, обнажаясь, два идеально выписанных миниатюрных символа: треугольник эвокации и зеркало инвокации.

— Методы. Основа основ. Метода всего два, — продолжил Уиллис, поведя указательным пальцем по первому символу. — Инвокация – от invocare – «взывать внутрь». Вселение сущности в объект, в кристалл, в… живой сосуд. В вас самих при необходимой подготовке. Требует круга защиты, начертанного мелом с толчёным алмазом, помещения объекта в пентаграмму и троекратной вибрации имени. Ошибка ведёт к одержимости. Эвокация – от evocare – «призывать вовне». Создание визуального или аудиального образа для диалога. Требует треугольника проявления, сигилл, чёрных свеч и благовоний, соответствующих планете-управителю. Ошибка ведёт к вызову астральных паразитов, коих подавляющее большинство неофитов и принимают за князей тьмы. Запомните: инвокация – для обретения силы. Эвокация – для обретения знаний. Никогда не путайте их. Ансельм спутал. И теперь он...

Под его флегматичным взглядом туман из черепа сгустился, складываясь в подобие скептической ухмылки: горькой, бесконечно уставшей.

— Вы будете составлять сигиллы. Изучать соответствия. Планетарные часы. Благовония. Вы будете зубрить имена и печати до тошноты. Потому что ошибка в одном штрихе, — Уиллис поднял вверх указательный палец с крупным перстнем-печаткой, потом щелкнул им по краю стола, привлекая внимание задних, вечно дремлющих, рядов, этим металлическим звоном, – это не «небольшая оплошность». Это приглашение... Для того, что с радостью войдет в вашу жизнь и перевернет ее. Как перевернуло жизнь Ансельма.

Затем Уиллис повернулся к доске, его движения были точны и экономичны. Начал чертить желтоватым мелом, продолжая держать одну руку за спиной, чинно прислоня к пояснице, прямо к пуговице на своем пиджаке цвета вороньего крыла, другую ладонь, слегка сомкнутую в расслабленном кулаке. Забелели на изумрудной глади доски круги инвокации и эвокации.

— Практика. Новичок вызывает «ангела света». Явленное существо требует крови. Ваши действия? — Он обернулся, обвёл аудиторию холодным, оценивающим взглядом. — Первое: истинный ангел никогда не потребует крови. Лишь молитву, либо соответствующее благовоние. Следовательно, это не ангел. Второе: возможно, это демон, маскирующийся под серафима – к примеру, Молох. Третье, и наиболее вероятное: это демоническая лярва, питающаяся страхом новичков. Решение: разорвать круг жезлом из ясеня, вибрировать имя архангела Кассиэля, сфера Сатурна – «CASSIEL! FISTIMUS MALEDICTUM!»* – и сжечь сигиллу паразита с ладаном.

Никто не решался задавать вопросы: либо побаивались встревать, впечатленные, либо слушали, но ничего не понимали. А может, и понимали. Тишина продолжала восприниматься Уиллисом как внимание. Он отложил мел и с почти отеческой нежностью взял череп в руки. Кость была холодна и идеально гладка. Казалось, череп не весил ни грамма. Легкий. Слишком легкий для той тяжести, что в нем заключена.

— Знание – сила, — безжизненно повторил Уиллис. — Но сила эта требует трёх вещей: уважения к сущностям – даже Сущность, так называемая лярва, есть часть мироздания; точности – ошибка в сигилле есть приглашение хаоса; и жертвы. Не кровавой. Жертвуете ваши иллюзии. Ваши наивные представления о чёрно-белом мире, с которыми вскоре расстанетесь.

Он поставил череп обратно на кафедру. Туман незаметно рассеялся еще когда Ансельм был в ладонях своего владельца.

— Ансельм не свободен. Он избрал путь – служить науке. Ваш нынешний удел – изучать. Помните: первый шаг в демонологии – не вызов, а классификация. Завтра разберём Древо Жизни и Древо Смерти. Принести чёрные свечи. Ваше домашнее задание – не просто полистать учебник. Это само собой разумеется. Вы должны ответить на вопрос: почему нейтральные духи опаснее демонов? Письменно. Тетради соберу в начале занятия. — Уиллис многозначительно воззрился на последний ряд исподлобья. — Кровью не писать. Кровь – табу до третьего курса. Нарушители… станут помощниками Ансельма. Уверяю, его общество вам не понравится.

Возвышающийся над рядами череп глядел пустыми глазницами на студентов. Где-то — сверху, снизу, справа и слева, — и вместе с тем нигде раздался короткий, сардонический смешок, похожий на скрип плохо смазанной петли. Двери были заперты наглухо.

— И, к слову, — Уиллис слегка наклонился к своей аудитории, понизив голос до доверительного, почти заговорщицкого шёпота, — брат Ансельм терпеть не может розмарин. Избегайте его в ритуалах. На сегодня всё.

Он кивнул, и тишина наконец рассыпалась, уступая место шороху закрываемых тетрадей и сдержанным перешёптываниям. Уиллис же остался стоять у кафедры, его неподвижная фигура была похожа на тёмный страж у врат в иной, куда более сложный и беспощадный мир, чем тот, что виделся студентам за стенами этой аудитории. Ученики выходили молча, по одному. Испуганные, ошеломленные, переполненные. Именно таким и должно быть первое знакомство с бездной. Сначала леденящий ужас, потом — жгучее любопытство. А там… А там уже будет не важно: бездна начнет смотреть в них в ответ.

______________________
примечания:
*CASSIEL! FISTIMUS MALEDICTUM! — Кассиэль! Святой дух!

[30.08.2025; 07.09.2025]